Принц, который всех спасет (The Prince to Save Them All)

***

      Эйгона разбудил не слишком мягкий пинок под ребра, и он рывком перевернулся, распахнув глаза: в них боролись гнев и страх — гнев за то, что кто-то так грубо будит его, короля, и страх, потому что именно так поступал его дед, когда он был моложе.       Но над ним нависал не дед с выражением злобы и отвращения на лице. Нет, это был крепкого телосложения мужчина с короткими светлыми волосами и свирепым оскалом на лице.       — Вставай, тезка, — прошипел он, скрестив мощные руки на широкой груди.       Совершенно сбитый с толку Эйгон вскочил на ноги. Не только потому, что незнакомый человек назвал его тезкой, но и потому, что у него ничего не болело, из-за ожогов и ран, полученных им во время войны.       Он осмотрел себя сверху вниз, поражаясь отсутствию ожогов, молодому, здоровому телу, которого он не видел уже много лет. Эйгон сжал руки в кулаки и восхитился гладкой кожей, не болевшими суставами.       Как…? Он не знал, где находится и как оказался в тронном зале. Насколько он помнил, он находился в своей повозке по пути в Септу…       — Ты мертв, — резко сказал мужчина, и Эйгон вскинул голову.       — Что? — спросил он, пораженный и сбитый с толку.       — Тебя отравили, — невозмутимо продолжал мужчина. — Скорее всего, Ларис Стронг. Он всегда был змеей.       Эйгон уставился на мужчину, мысли вихрем проносились в его голове. Его отравил Ларис Стронг? Один из ближайших советников и сторонников его матери?       Мужчина смотрел на него, скрестив руки и не впечатленый. Эйгон выпрямился.       — Кто вы?       — Эйгон Таргариен, — просто ответил мужчина, приподняв бровь.       — Эйгон Завоеватель? — спросил он, в его голосе прозвучало недоверие.       — Да, — кивнул его предок. — Я попросил встретить тебя, чтобы я мог это сделать. — Мужчина грубо ударил его по голове, и на его суровом лице появилась глубокая усмешка. — Что с тобой, черт возьми, не так, мальчик?       Эйгон отступил назад.       — Что со мной не так? Что я тебе сделал?!       — Дал твоей поганой матери и дедушке Хайтауэрам набить тебе голову ложью и разрушить дом Таргариенов, — прорычал Завоеватель, приходя в ярость.       Эйгон побледнел.       — Я пытался спасти наш дом от того, чтобы он не рухнул по вине моей сестры! Она позволила бы принцу-изгою стать Мейгором или даже хуже, и убила бы меня, моих родных братьев и детей!       Эйгон Завоеватель насмешливо хмыкнул.       — Ты идиот. Рейнира никогда бы не позволила Деймону управлять ни ею, ни королевством, даже если бы он был так настроен! Она не причинила бы вреда ни тебе, ни твоим родным братьям, ни племянникам и племянницам.       Эйгон уставился на мужчину: здравый смысл боролся в его голове с голосом, до ужаса похожим на голос его матери.       — Деймон убил моего сына, и он убил Эймонда!       — Потому что Эймонд убил Люцериса, — резко ответил старший Эйгон. — И, если ты не забыл, предательство Алисенты и потеря сына и отца привели Рейниру к потере дочери.       Эйгон вздрогнул. Он вспомнил, как услышал о смерти Люка и Висеньи. Он почти пожалел, что позволил Колю короновать его, но потом его дед пробормотал что-то о том, что это война, а мать…       — Теперь ты начинаешь понимать, — сказал Эйгон, на этот раз более мягко. — Ты всю жизнь позволял матери и деду настраивать тебя против рода Таргариенов, не давал себе узнать Рейниру, твоих кузенов и дядей ближе, чем на первый взгляд… ты позволил их ядовитой лжи превратить тебя в параноика.       — Рейнира, — сбивчиво начал Эйгон, голос его звучал нервно. — Она не убила бы никого из нас?       — Нет, — сурово и холодно сказал Завоеватель. — Она всегда хотела лучше узнать тебя, Хелейну, Эймонда и Дейрона, но Алисента и Отто преграждали ей путь на каждом шагу. Она часто сетовала на то, что не может сблизиться с вами.       Эйгон почувствовал себя так, словно ему дали по лицу и ударили по кишкам.       — Я убил ее, — сказал он, и желчь поднялась у него по горлу. — Я заставил Эйгона смотреть, боги…       — Интересно, почему ты это сделал, не так ли? — сурово спросил мужчина, приподняв бледную бровь.       — Я — проклятый убийца родственников, — прошептал он, побледнев лицом.       — Да, — пробормотал старший Эйгон, кивая. — Всю жизнь тобой манипулировали, мальчик, но это делали те, у кого амбиций и планов было больше, чем мозгов. Хотя, в конце концов, они победили. В будущем дом Таргариенов будет узурпирован лордом Баратеоном.       Эйгон в ужасе уставился на своего тезку.       — Как? С драконами…       Завоеватель фыркнул.       — Твой преемник, Эйгон Младший, с радостью позволит драконам вымереть, ненавидя этих существ за то, как умерла его мать. Из-за того, как умер Джоффри.       — Что же я сделал? — сетовал Эйгон, уткнувшись лицом в руки.       — Ничего такого, что боги не позволили бы тебе исправить, — усмехнулся старший Эйгон, и он с ошеломленным недоверием посмотрел на своего предка. — Именно поэтому я здесь, Эйгон. Чтобы сообщить тебе, что ты должен сделать все по-другому, чтобы Рейнира стала королевой, а Дом Дракона не только выжил, но и процветал.       — И что же я смогу сделать? — спросил Эйгон, недоумевая.       — Тебя отправят обратно в твое двухлетнее тело, в день твоих именин, с воспоминаниями о будущем, — серьезно объяснил Эйгон, а Эйгон II внимательно слушал. — Будучи малышом, ты не сможешь сделать многого, но можешь начать с того, что сблизишься с Рейнирой.       Эйгон кивнул, представив, как он двухлетний малыш подбегает к ней и требует, чтобы его взяли на руки, и на его лице появилась небольшая улыбка. Сколько раз он сам мечтал быть ближе к своей сводной сестре? Разрушить стены, которые, как он думал, она возвела между ними? Умолять ее пощадить его, и братьев и сестру и практически бросить ей Железный трон?       Но против своей воли он был настроен против нее. Он никогда не хотел короны, но когда, Юстас, Коль и мать заявили, что Рейнира убьет его, его родных братьев и детей, повергло его в ужас.       — Она воспримет мои попытки сблизиться с ней? — спросил Эйгон у Завоевателя.       Тот кивнул.       — Рейнира долгое время была единственным ребенком и всегда мечтала о родных братьях и сестрах. Когда она потеряла мать и Бейлона, она потеряла всякую надежду узнать, каково это — иметь брата или сестру. Предательство твоей матери, вышедшей замуж за Визериса, разозлило Рейниру, но она никогда не винила ни тебя, ни твоих братьев.       Эйгон слабо улыбнулся, злясь и страдая от того, что он упустил. Но теперь у него был шанс получить это; чтобы гарантировать, что его мать и отец не разрушат возможность его отношений с Рейнирой и ее будущими детьми, а также отношений его родных братьев и сестры.       Он встретил взгляд своего тезки и кивнул.       — Я готов сделать все, что потребуется, чтобы дом Таргариенов выжил.       Мрачное выражение лица старшего Эйгона озарилось гордостью и триумфом.       — Молодец, — сказал он, хлопнув Эйгона по плечу огромной рукой. — Будут события, которые ты не сможешь изменить, будучи еще малышом, но ты должен сделать все, что в твоих силах, чтобы вновь объединить род Таргариенов. Я верю, что тебе это удастся, Эйгон.       Эйгон подавил желание расплакаться, как малыш. Никто еще не выражал такой гордости и веры в него, и еще большее значение имело то, что выражал ее Эйгон Завоеватель.       Он встретил его взгляд и поднес пальцы ко лбу.       — Удачи, тезка. Она тебе пригодится.       И с этими словами Эйгон погрузился в бессознательное состояние.

***

      Он очнулся в объятиях няньки, яростно моргая, а в голове проносились воспоминания о прошлой жизни. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сориентироваться, но когда он это сделал, Эйгону захотелось закричать от триумфа: все получилось, и он снова стал двухлетним малышом.       Но потом он скривился. От его няньки пахло сыром, и он вспомнил, что мать редко занималась им и другими детьми, когда они были маленькими; она всегда передавала их служанкам или нянькам, как и подобает благородной женщине, предоставляя другим воспитывать своих детей.       Хелейна так не делала. Она всегда была хорошей и внимательной матерью, несмотря на то, что была несколько простодушной. А после Джейхейриса… они оба стали ужасными родителями и людьми после того, как их сына убили.       Но на этот раз он не допустит этого. Он не погрузится в свои чашки, чтобы утопить свои эмоции и боль от эмоционального, а иногда и физического насилия матери и деда. В этот раз он будет сильнее и встретит свои проблемы лицом к лицу.       На пир он попал в сопровождении няньки, которая детским голосом рассказывала о пире в его честь, а затем об охоте. Он подавил желание сказать женщине, чтобы она заткнулась, зная, что в двухлетнем возрасте он едва может связать два понятных слова, не говоря уже о раздраженной тираде.       Эйгона передали отцу — здоровому, целому и счастливому — и он вознес хвалу до небес. Его мать, сильно беременная, натянула на лицо скупую улыбку, она потирала живот, глаза ее были стеклянными и пустыми. Она тоже стала жертвой собственного отца. Эйгон знал это, но это не оправдывало ее поступков в дальнейшем.       Он надеялся, что сможет спасти ее, но знал, что не должен быть идиотом в этом вопросе. Возможно, для его матери было уже слишком поздно: восемнадцать лет она провела под властью Отто, и он помнил, как она с удовольствием плясала под дедовскую дудку.       При упоминании Рейниры Эйгон начал суетиться и разыгрывать представление всей своей жизни: он потянулся к матери и заплакал; она неохотно взяла его с собой, и он внутренне развеселился, когда они закончили пир и вошли в богорощу, где читала Рейнира в одежде для полетов, а бард играл.       Эйгон суетился в объятиях матери, у него свело кишки, когда она чуть не уронила его, но он внутренне ликовал, когда его благополучно поставили на землю. Он повернулся и, спотыкаясь о корни чардрева, направился к Рейнире.       Она смотрела на него расширенными глазами, когда он улыбнулся ей.       — Ни’ва, — сказал он, нарочито коверкая ее имя, как это сделал бы любой нормальный двухлетний ребенок.       — Привет, Эйгон, — нерешительно сказала она, отбросив книгу и взяв его на руки.       Он взглянул на мать, заметив, что она немного побледнела, поскольку наблюдала за ними как ястреб, а затем снова обратил внимание на Рейниру, положив свои пухлые ладони ей на щеки и сжав их, изображая очаровательного безмозглого малыша.       Сиреневые глаза Рейниры светились весельем и болью.       — С днем именин, братишка, — пробормотала она, и он захихикал.       — Паибо, — пробормотал он, как можно нежнее похлопывая ее по щекам.       Рейнира улыбнулась и крепко обняла его, глядя на Алисенту, у которой все тело напряглось. Неужели его мать думала, что сестра будет бить его головой о чардрево и при этом безумно гоготать?       Что, во имя богов ей сказал Отто, чтобы она так опасалась свою бывшую лучшую подругу?       — Я могу взять его, — поспешно сказала мать и потянулась к нему.       Эйгон суетился и прижимался к Рейнире, обнимая ее за шею. Они оставили попытки разнять их и, обменявшись напряженными, фальшивыми улыбками, и отправились на пир.       Отец был вне себя от радости, увидев Рейниру и Эйгона вместе, и сиял, как гордый отец, которым он и был. Отто же выглядел готовым выхватить Эйгона из рук Рейниры и бежать.       — Мой наследник и мой сын, — тепло приветствовал Визерис, целуя их в щеки.       Рейнира улыбнулась искренне, хотя и слабо, и Эйгон прислонился головой к ее плечу.       — Наследник, наследник, наследник, — пробормотал он, поглаживая Рейниру по щеке.       Визерис хихикнул, приподняв Эйгону подбородок. Даже Рейнира выглядела повеселевшей, хотя и слегка удивленной.       — Ты любишь свою старшую сестру, не так ли, сын мой?       — Да, — кивнул Эйгон. — Люблю сестренку.       Эйгон почувствовал, как Рейнира растаяла, и внутренне развеселился, даже когда увидел обеспокоенные взгляды Отто и Хоберта.       Мать, однако, постепенно расслабилась и неуверенно улыбнулась.

***

      Что бы другие ни предполагали, Рейнира не ненавидела своего брата. Эйгон был невиновен в предательстве Алисенты и их отца, и он был довольно милым. Она хотела ненавидеть его, оставаться отстраненной и незаинтересованной, но когда она увидела, как он подполз к ней в богороще и так мило произнес ее имя, а потом прижимался к ней и суетился, когда кто-то пытался их разлучить, — что ж. Рейнира не возражала. Она держала его на коленях во время всего путешествия по Королевскому лесу, развлекая деревянным драконом, вырезанным для него, пока их карета грохотала по ухабистой дороге.       — У тебя родится сын, рано или поздно, — сказал Визерис, гордо улыбнувшись им.       Рейнира встретила взгляд отца, и любовь и привязанность в нем немного смягчили ее. Похоже, Эйгон создал прецедент того, что сегодня она станет мягче ко всем мужчинам в своей семье.       — Да, — тихо сказала она, проводя пальцами по бледным волосам Эйгона. Он повернулся к ней и улыбнулся, и она улыбнулась в ответ. — Он очень спокойный, как для малыша.       — О, он действительно капризничает, — заметила Алисента, потирая свой огромный живот. — Но сегодня он вел себя хорошо.       Рейнира посмотрела на свою бывшую подругу, и сердце ее болезненно сжалось.       — Стоит ли тебе путешествовать в таком состоянии?       Алисента удивилась ее заботе, а Рейнира подавила чувство вины, которое терзало ее. Не она разрушила их дружбу. Она ни в чем не виновата.       — Мейстеры говорят, что я должна ходить, что свежий воздух будет полезен мне и малышу.       — Сисси, — буркнул Эйгон.       Рейнира обратила на него свой взгляд:       — Да, валонкар?       Эйгон потянулся к Алисенте.       — Нет, сисси. — Он указал на ее живот, невинно улыбаясь.       Визерис уставился на него.       — Ты думаешь, что малыш — сестра, Эйгон?       — Да, сестренка, — пробормотал Эйгон и кивнул.       Рейнира посмотрела на Алисенту, которая слегка улыбнулась. Затем она встретилась взглядом с отцом и отметила его взгляд. Думал ли он, что Эйгон чувствует, что малыш — девочка, или ему это приснилось? Возможно, в ее младшем брате было больше, чем они предполагали.       — Ни’ва сисси, Хель сисси, — пробормотал Эйгон и решительно кивнул.        — Хель? — весело спросила Рейнира. — Хелейна?       Эйгон радостно кивнул, поднимая своего игрушечного дракона.       — Си’вакс! — радостно воскликнул он.       Рейнира посмотрела на отца и Алисенту, оба были потрясены. Эйгон никогда не встречал Сиракс, и он никогда раньше не слышал ее имени.

***

      Эйгон радовался растерянности и шоку родителей и сестры, пока он произносил имя Хелейны — коверкая его, как это делают многие двухлетние дети, — и имя дракона Рейниры. Он знал, что отец верит в драконьи сны, а Завоеватель рассказывал ему о своем собственном пророческом сне, который привел его к завоеванию Семи Королевств.       В прошлой жизни Хелейна обладала неким подобием предвидения, и Эйгон решил создать свое собственное. Он действительно обладал предвидением, но не благодаря снам или какой-либо магии, а чтобы отец и сестра его слушались. Они верили в сны.       Эйгон тоже верил.       Первый день охоты прошел как нельзя лучше, несмотря на то что Рейнира и отец ссорились из-за ужасной попытки сватовства Джейсона Ланнистера; она уехала на лошади с Кристоном Колем и больше не появлялась, так что Эйгон играл роль суетливого двухлетнего ребенка, у которого исчез новый любимый человек       — Сисси найди оеня, — лепетал он Визерису, переползая на королевский помост.       Визерис поднял его на колени, отказавшись от вина — к счастью.       — Что ты имеешь в виду, сын мой?       — Ни’ва найдет белого оеня, — проворчал он, возившийся с пуговицами на тунике отца.       Визерис уставился на него, слегка приоткрыв рот.       — Она найдет?       — Да, — хмыкнул Эйгон, прислонившись к груди Визериса. — Ни’ва кололева.       Эйгон поборол желание хохотать, когда он услышал, как его дед поперхнулся вином. Визерис, однако, улыбнулся ему и похлопал по спине.       На следующее утро Рейнира и Коль явились в лагерь с убитым кабаном и белым оленем. Эйгон ликовал, сидя на руках у матери и глядя на Рейниру.       Завоеватель рассказал ему, что Рейнира отпустила оленя в их первой жизни, но заверил, что на этот раз она будет… настойчивее, доказывая в то же время всем сомневающимся лордам и леди, что она законная наследница.       — Ни’ва! — крикнул он, потянувшись к ней. Мать пыталась остановить его, ведь на волосах и одежде сестры была кровь, но он боролся до тех пор, пока его не передали Рейнире.       — Валонкар, — улыбнувшись, сказала она на валирийском.       — Ты получила оеня, — радостно сказал он, — Я видел.       Рейнира пристально посмотрела ему в глаза.       — Ты видел, да? — тихо прошептала она.       — Ни’ва кололева, — серьезно ответил он, в его сердце зародилось чувство привязанности, которого он был лишен в прошлой жизни.       Рейнира улыбнулась и поцеловала его в лоб, ничего не говоря, и сердце Эйгона заныло от любви и вины.

***

      Визерис и Рейнира стали смотреть на Эйгона по-новому после рождения Хелейны. Он не только «предсказал» захват Белого Оленя Рейнирой, но и рождение своей младшей сестры. Даже мать стала внимательнее прислушиваться к его бредням, которые для любого другого были бы чепухой, но для Таргариенов оказались пророческими.       По скромному мнению Эйгона, это был гениальный поступок с его стороны, который сблизил его, отца и Рейниру.       — Кабовый человек похой, — объявил Эйгон отцу и матери во время трапезы через неделю после рождения Хелейны.       Визерис уронил вилку.       — Эйгон?       Он поднял глаза от своего тщательно перемешанного завтрака.       — Кабовый человек похой, — повторил он. — Красный дракон победил похого каболова.       Визерис уставился на него.       — Я должен послать весть на Ступени. Лорд Тайланд сообщил мне, что силы Корлиса и Деймона истощены, а их запасы провизии тревожно уменьшаются.       — Пошли помощь, муж, — сказала мать, отводя взгляд от Эйгона. Она все еще смотрела на него странно, как будто не узнавая; он знал, что она никогда не примет его «предчувствия».       — Или больше драконьих всадников, — сказала Рейнира.       — Рейнира, ты наследница, — терпеливо сказал Визерис и, подойдя к столу в своих покоях, торопливо нацарапал письмо для Деймона. — Я не могу отправить тебя в зону боевых действий.       Рейнира раздраженно поджала губы, но сдержалась. Эйгон запихнул в рот несколько фруктов. Он заверил Визериса и Рейниру, что Деймон одержит победу над Триархией, так что в этом отношении его работа была окончена.       Рейнира и он становились все ближе; она доказала, что способна на подвиги, когда убила кабана и оленя, а Коль утверждал, что она сама убила обоих зверей, всем, кто слушал его; Визерис заверил ее, что она остается наследницей и имеет право выбрать себе мужа. «Теперь, — мысленно вздохнул Эйгон, — я должен как-то убедить отца аннулировать брак Деймона и Реи и обручить Рейниру с его братом. Какое счастье».

***

      Когда было объявлено о туре Рейниры для поиска мужа, Эйгон, признаться, слегка запаниковал. Он знал, что его ждет, Эйгон рассказал ему обо всем, что он пропустил в первый раз; но он знал, что должен как-то убедить отца выдать Рейниру замуж за Деймона и предложить договор о помолвке между их первенцем и первенцем Лейны Веларион.       Быть малышом и пытаться спасти свою семью было чертовски мучительно, но Эйгон был полон решимости заставить Завоевателя и богов гордиться собой.       Когда настал день, когда Рейнира должна была уехать, Эйгон прижался к ней и постарался не плакать. Может, он и взрослый мужчина в теле малыша, но эмоциональные инстинкты и диапазон чувств у него были такими, как у младенца; за прошедшие несколько лун они с Рейнирой очень сблизились, и она положительно относилась к нему и Хелейне.       — Мне пора, Валонкар, — пробормотала она, успокаивающе поглаживая его по спине.       Эйгон фыркнул и прислонился к спинке кресла, недовольно потирая глаза.       — Не хочу, чтобы Ни’ва уходила.       Отец и Алисента с нежностью смотрели на него, а Рейнира растаяла и расцеловала его в щеки.       — Я должна, Валонкар. Я должна найти себе мужа.       — Нет! — запротестовал Эйгон. — Ни’ва аммуж класный дракон. Ясно.       Рейнира испуганно посмотрела на отца, который выглядел так, словно его ударили по голове. Они знали, что «красный дракон» означает Деймона, и то, что он объявил, будто «видел» их свадьбу, несомненно, шокировало и сбило их с толку.       — Принц Деймон уже женат, Эйгон, — хмуро ответила мать. Она никогда не была согласна с «традициями» Таргариенов… конечно, пока дело не дошло до его женитьбы на сестре, чтобы укрепить его притязания на трон, который по закону ему не принадлежал.       — Не, бвонзе леди уйдет, — пробормотал он, заставляя себя не коверкать слова. — Она уйдет. Он педатель.       Рея Ройс давно умерла к моменту смерти Эйгона, но её дядя забрал ее земли и титулы и в прошлой жизни работал на него, ненавидя Таргариенов из-за плутовских выходок Деймона. Герольд Ройс обвинил Деймона в смерти Реи, хотя тот был в Ступенях, когда она погибла на охоте.       Вероятно, Герольд сам убил ее, чтобы завладеть ее титулами и местом.       Визерис уставился на него, быстро моргая.       — Попрощайся с Рейнирой, Эйгон; ее ждет корабль.       Эйгон вздохнул и небрежно поцеловал Рейниру в щеку.       — Пока, сестренка, — пробормотал он, позволяя отцу увести себя.       Как только Рейниру благополучно проводили из Капитолия вместе с ее, пока верным, гвардейцем Колем, Эйгона отнесли в комнаты отца, а мать отправилась проведать Хелейну.       — Что ты имел в виду, говоря, что Ройсы — предатели, сын мой? — мягко спросил Визерис.       — Мужчина убил женщину, — рассеянно ответил он, разглядывая модель старой Валирии, изображая легко отвлекающегося малыша. — Леди Бвонзе не любит красного дракона; красный дракон любит Ни’ву!       Отец уставился на него, пораженный.       — Деймон любит Рейниру?       — Ага. — Он кивнул, хихикая. — Ни’ва любит Да’муна.       Отец тихонько вздохнул и обнял его, усадив у макета.       — Похоже, Эймма была права… как обычно.       Эйгон потянулся к одной из моделей драконов. Отец крепко обнял его и передал ему, поцеловав в голову. Вошла мать с Хелейной, и Эйгон засиял. Возможно, он никогда не любил Хелейну так, как должен был бы, но теперь у него был шанс сделать это.       — Как ты думаешь, Рейнира любит Деймона? Она хочет выйти за него замуж? — спросил отец у матери.       Мать сидела напротив них с Хелейной на руках. На мгновение она выглядела растерянной.       — Рейнира всегда очень любила Деймона. Я не знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать, любит ли он ее больше, чем племянницу…       Отец слабо рассмеялся.       — Он всегда обожал и был внимателен к ней, с тех пор как взял ее на руки, когда она была еще малышкой. Эймма всегда утверждала, что Деймон будет любить только одну женщину в своей жизни: Рейниру.       При упоминании покойной королевы Эйммы матушке стало не по себе, но она поспешила скрыть это.       — Возможно, она была права, муж. Но репутация Деймона…       — Да, я знаю, — пробормотал отец, покачивая ногой, на которой сидел Эйгон. — Эймма всегда говорила, что Деймону нужно только мое внимание и одобрение, а последнее он получал только тогда, когда вел себя хорошо.       — Ага, — сказал Эйгон и похлопал отца по щетинистой щеке. — Да’мун любит папу.       Отец улыбнулся, хотя в его глазах затаилась боль.       — Он всегда ходил за мной по пятам, как утенок. — Мать улыбнулась, ее неловкость была слабо заметна. Эйгон не мог представить себе принца Разбойника, бегающего за старшим братом, но воображать это было забавно. — Умолял играть и сражаться, но меня постоянно заваливали политикой и моими обязанностями.       — Может быть, когда война за Ступени закончится, ты пригласишь его ко двору… уладить ваши разногласия? — нерешительно предложила мать, оправляя платье Хелейны.       Отец хмыкнул, рассеянно кивнув, а Эйгон молча играл на коленях отца, с теплотой взирая на эту домашнюю сцену.

***

      С отъездом Рейниры время шло то слишком быстро, то раздражающе медленно, и Эйгон обнаружил, что искренне скучает по старшей сестре. Хелейна росла с каждым днем, но была еще слишком мала, для чего-то большего. Короче говоря, ему было скучно; хотя он и проводил дни, иногда проговаривая что-то, что вызывало настороженность и удивление его родителей, это было не так уж весело.       Потом, конечно, вылупился Солнечный огонь. Яйцо с его любимым драконом положили в колыбель когда он был младенцем — как и многим другим Таргариенов, — но вылупился он нескоро. В тот день, когда он появился на свет, Эйгон едва не разнес замок в пух и прах.       Солнечный огонь был таким, каким он его помнил, — золотым и сверкающим, и в целях безопасности его быстро перенесли в Драконью яму. Он был расстроен, но понимал, что это к лучшему. На этот раз он не будет использовать своего дракона для убийства сестры, это уж точно.       Проходили недели после появления Солнечного огня, и Эйгон старался не закатывать истерик, когда скука становилась слишком сильной, и почти хвалил мать, когда через две луны после начала тура Рейниры начались его уроки. Он знал, что она вернется на три месяца раньше, слава богам, но до этого оставалось еще три недели.       А пока Эйгон сидел на уроках и учил буквы, цифры, цвета и прочую ерунду. Его учили читать книги, карты и определять время по солнцу, и мейстер был терпелив — он опасался серую крысу, хотя в его голове эхом отдавались предупреждения Завоевателя о Цитадели и Вере, — и нежен с ним.       Больше глупостей он лепетал отцу, который записывал все, что говорил Эйгон, и наблюдал за ним, когда не был занят государственными делами.       Дед тоже проводил с ним время, Эйгон нарочито сторонился и не одобрительно взвизгивал, когда тот пытался до него дотронуться. Он даже спорил с Отто, когда тот вскользь упомянул, что мать сделает его королем.       — Нет, — решительно настаивал он. — Ни’ва — королева!       Отто снисходительно улыбнулся, погладил его по голове — Эйгон поборол желание укусить его, — после чего бросил на Алисенту взгляд и ушел.       — Я не хочу быть королем, — сказал он матери вслед, поджав губы. Он действительно не хотел. — Я не король, мама.       Мать крепко, тепло обняла его и поцеловала в макушку. Она ничего не сказала, просто уставилась в пустоту.       После этого дед не раз намекал им с матерью, что готовит его к роли короля, и Эйгон каждый раз спорил, плача и настаивая на том, что королевой будет Рейнира, пока однажды мать не возразила, хотя и нерешительно.       — Рейнира будет хорошей королевой, — неуверенно сказала мать, прижимая к себе плачущего Эйгона. — И она любит Эйгона, она не причинит ему вреда.       Дед был в ярости, он нетерпеливо вышел из детской с напутственными словами, заставившими мать вздрогнуть.       — Его столь любящая сестра убьет его и Хелейну, если она унаследует трон, дочь; не обманывай себя! Королевство будет истекать кровью, когда на троне окажется женщина.       Эйгон покачал головой и заявил, что «его Ни’ва» не причинит вреда ни ему, ни Хелейне, и мать тихо согласилась, поцеловав Эйгона в лоб.       Отношение матери к отцу и Рейнире постепенно менялось, хотя она все еще была неуверенной и обычно тревожной. Он не знал, верит ли она словам отца, но заметил, как она раздражается, когда Отто упоминает о подготовке Эйгона к роли короля.       Возможно, для нее еще была надежда       Эйгон старался не быть самодовольным, но он таким был.

***

      Эйгон успел достаточно пошуметь, чтобы мать взяла его ко двору в тот день, когда Рейнира и Деймон должны были вернуться, и он стоял рядом с матерью прямой и гордый, одетый как принц Таргариенов; он выбрал черный дублет со знаменем Таргариенов, вышитым на груди, и красный плащ, отбросив зеленое чудовище, которое мать хотела, чтобы он носил, на пол, нахмурившись.       Деймон был гораздо моложе, чем в прошлый раз, когда Эйгон видел его, волосы стали короче, но выражение лица было таким же плутовским, как всегда. Он также носил корону из коряги, которую с готовностью и радостью отдал Визерису, который принял ее с улыбкой и объятиями.       Эйгон увидел в толпе Рейниру и, нарушив почти удушающее напряжение, выкрикнул ее имя и поспешил к ней.       — Ни’ва! — прокричал он, заставив придворных рассмеяться, и бросился к ней, столкнувшись с ее ногами. Он ухмыльнулся, глядя на нее.       Рейнира рассмеялась, заключила его в объятия и поцеловала в щеку.       — Валонкар, я тоже по тебе скучала!       Эйгон хихикнул и обнял ее, искренне радуясь встрече.       — Пинц Да’мун тоже вернулся, Ни’ва!       Отец, мать и принц подошли к выходящим придворным — все они были очарованы и восхищены им и его любовью к старшей сестре.       — Я вижу, — весело сказала Рейнира, сажая его на бедро.       Деймон уставился на него, и он поприветствовал его и помахал рукой.       — Привет, ядя принц Да’мун.       Отец ухмыльнулся и рассмеялся, а мать выразила чистую симпатию к нему. Губы Деймона подергивались от удовольствия, бровь вздергивалась.       — Принц Эйгон, я рад знакомству с тобой, — формально поприветствовал он.       Эйгон засиял.       — Я тоже рад вашему знакомству, принц ядя.       Деймон рассмеялся, искренне забавляясь.       — Хорошая попытка, маленький принц, — проворчал он, переведя взгляд на Рейниру. — Принцесса.       — Дядя принц, — поприветствовала она, поджав губы.       Мать выглядела крайне неуютно в присутствии Деймона, но сумела улыбнуться вежливо и напряженно.       — Добро пожаловать домой, принц Деймон.       Деймон несколько чопорно склонил голову.       — Благодарю вас, Ваша милость. Поздравляю с рождением сына и дочери.       Мать улыбнулась.       — Спасибо.       Вскоре они переместились во двор, Рейнира все еще держала его на руках, пока шла к одному из фуршетных столов, украдкой угощая его долькой засахаренного апельсина, озорно улыбнувшись.       — Не говори маме, валонкар, — прошептала она, и он, хихикая, кивнул. — Хороший мальчик.       Они присоединились к остальным членам семьи, Деймон и Визерис непринужденно болтали о войне на Ступенях и о том, как разобрались с кормильцем крабов.       — Могу я поговорить с тобой, Рейнира? — тихо спросила матушка с напряженным выражением лица.       Рейнира смущенно кивнула, и ее увели с Эйгоном на руках. Они остановились у одной из дверей, и матушка с тревогой сжала руки, прежде чем заговорить, и слова почти отчаянно сорвались с ее губ.       — Прости меня, Рейнира, — пролепетала мать. Рейнира уставилась на нее; Эйгон тоже. — Я никогда не хотела, чтобы между нами возникла эта пропасть, уверяю тебя, и я не хочу, чтобы она существовала впредь. Отец заставил меня утешать короля, а я не могла…       — Алисента, — вмешалась Рейнира, положив схватив руку его матери. Глаза Эйгона расширились. — Я много думала во время своей процессии и теперь знаю, что ты не смогла бы бросить вызов своему отцу… или мне.       В глазах матери заблестели слезы.       — О, Рейнира. Спасибо тебе. Видя, как Эйгон, Хелейна и ты стали так близки… я поняла, что, какими бы нетрадиционными ни были наши отношения, мы теперь семья. Я не хочу, чтобы мы враждовали друг с другом.       Рейнира улыбнулась и полуобняла Алисенту, и Эйгон внутренне обрадовался.       — Я тоже не хочу враждовать, Алисента. Я была зла… но, пожалуй, больше предана. Я думала, мы все друг другу рассказывали…       — Мне очень жаль, Рейнира, — мягко сказала Мать. Она прислонилась к ней и взяла Рейниру за руку, та слегка напряглась. — Надеюсь, мы сможем оставить это в прошлом и жить дальше.       Рейнира посмотрела на него и мягко улыбнулась, хотя глаза ее были напряжены.       — Я тоже, — пробормотала она, украдкой оглядываясь по сторонам: Отто стоял с придворными лордами, изредка поглядывая на них; отец и дядя Деймон хихикали вместе, хотя взгляд Деймона часто обращался к Рейнире.       Алисента тяжело вздохнула, но выражение ее лица слегка просветлело.       Эйгон наклонил голову, заметив подозрительный блеск в глазах матери. Что она задумала? продолжение следует…