Девочка Коко

      «Это какое-то сумасшествие», — Хаджиме хочется нервно рассмеяться, и он отчаянно мечтает, чтобы всё происходящее оказалось сном, однако реальность не собирается быть к нему благосклонной. Она бьёт наотмашь, прямо под дых, так что у банкира внутренности узлом завязываются. Мужчина нервно касается пуговиц на своём пиджаке, чтобы хоть чем-то занять руки, а рядом с ним, как ни в чём не бывало идёт Хатори. — «Как у тебя это выходит, воробушек?»       Девушка — воплощение спокойствия и расслабленности; она ведёт себя так, будто не происходит ничего из ряда вон, а Коконой готов взвыть от ощущения надвигающейся катастрофы. В который раз он задаётся вопросом, зачем вселенная подкидывает ему соулмейта, да ещё такого взбалмошного и непокорного?       — Чего застыл-то? — а Ивата даже не скрывает своего ехидства. Хаджиме поднимает голову, прекращая созерцать блестящие носы своих туфель, и встречается взглядом с блестящими тёмно-зелёными глазами. Хатори смотрит прямо, испытывающе, легко вытаскивая наружу все страхи Коконоя. — Не переживай, я много места не займу.       Изо рта против воли вырывается нервный смешок. И не только потому, что девушка сама по себе миниатюрная и хрупкая, по сравнению с Хаджиме уж точно, но ещё и потому, что его квартира действительно огромна. Мужчина и сам не знает для чего ему столько места, если свои нечастые вечера дома он предпочитает проводить в одиночестве. Среди многочисленных комнат можно запросто потеряться, и Коконой внезапно испытывает беспокойство за Ивату: не будет ли ей неуютно в этом огромном пустом месте?       — Да чтоб тебя, — шипит он сквозь зубы, чтобы девушка не могла услышать, а затем выходит вслед за ней из лифта, и они топают к машине мужчины, а их шаги — единственные звуки в большом подземном гараже, где сейчас яблоку негде упасть из-за обилия автомобилей остальных сотрудников. Хаджиме впервые уходит с работы раньше полуночи. И то — его насильно выставляет Мия, заверяя, что и без него справятся, а Хатори необходимо как следует выспаться. — Пойдём уже.       — Что-то ты совсем не весел, брат, — ехидством в её голосе можно запросто стёкла резать, а это обращение «брат», как заточенный шип с ядом на остром кончике, впивается в сердце и отравляет против воли хозяина. — Злишься?       — Не привык делить с кем-то жилплощадь, — мужчина нажимает на кнопку на брелке, и машина приветливо мигает фарами, отпирая двери. — Ты, думаю, тоже.       — Ой, ну я смирюсь с такими сложностями, — Хатори сладко улыбается, глядя в лисьи глаза своего соулмейта. Да, она специально выводит его из себя, потому что бесится неимоверно с его упрямства и нежелания объяснять свою позицию. — В конце концов, ты же заботишься обо мне, а это надо принимать с благодарностью.       «А так тебе и надо, идиот», — возникает в голове ехидный внутренний голос, и Коконой не спешит его затыкать, потому что где-то в глубине души знает — это правда. — «Мог бы давно отпустить эту больную любовь, приводящую в тупик, и стать наконец-то счастливым!»       — Пристегнись, — коротко говорит Хаджиме и садится за руль. Он врубает зажигание, и автомобиль плавно приходит в движение, выезжая с парковки. В салоне витает ненавязчивый аромат граната и грейпфрута, и Коконой понимает, что ему это нравится, хотя обычно он весьма чувствителен к любым запахам посторонних людей. Или это такая защитная реакция организма, которую Хаджиме создаёт сам, как оправдание самому себе — не могу ни с кем сойтись, сразу блевать тянет.       Коконой вливается в бесконечный поток машин и впервые радуется вечным пробкам в мегаполисе, потому что всё ещё не смог смириться с мыслью, что Ивата получит доступ туда, куда хода нет никому. Ни один из верхушки «Бонтен» не был в квартире Хаджиме, потому что мужчина не хотел никого пускать на свою территорию. Таким же чокнутым в этом плане был только Харучиё, но там клиника на лицо.       — Ты там хранишь трупы убитых проституток?       — Что? — Коконой выныривает из своих мыслей и поворачивает голову к Хатори, кажущейся необыкновенно маленькой и эфемерной на фоне широкой кожаной спинки приятного кремового цвета.       — Ты так напряжён, как будто у тебя дома какие-то жуткие тайны спрятаны, вот я и предполагаю, что там может быть, — она пожимает плечами, а мужчина фыркает.       — Нет там ничего такого, — Хаджиме стискивает руль длинными пальцами, не видя, как Хатори задерживает взгляд на его руках, и на мгновение её глаза наполняются мечтательным золотистым свечением. Сколько бы проблем решилось разом, если бы Коконой мог отпустить от себя призрак Акане. — Я, знаешь ли, не привык приводить домой девочек, кидающихся мне под колёса.       — А что, их было много? — улыбается Ивата, продолжая дразнить мужчину; но внутри горит небольшой огонёк чего-то, что доселе девушке было неизвестно: ревность. Какая из женщин не поведётся на Хаджиме? Он хоть и строит из себя ледяную неприступную крепость, всё равно манит к себе женские взгляды. Хатори сегодня смогла воочию убедиться в этом, когда вечером они спускались на парковку: Коконоя многие из сотрудниц провожали взглядом.       — На моё счастье, ты первая и, надеюсь, последняя, — мужчина и сам раздражается от своего ворчания, но он слишком привык к одиночеству. — Ты не боишься высоты?       Хатори фыркает, вспоминая, как удирала от полиции, когда они явились за ней. Высота совершенно точно не то, чего боится девушка. Теперь все её страхи концентрируются в одном единственном человеке, который не хочет отвечать взаимностью на связь соулмейтов так, как того требует сама природа.       «Брат как же, держи карман шире», — думает про себя Ивата. Она полный профан во всём, что касается любви и романтики, но это не означает, что ей неинтересно. На первый взгляд кажется, что они с Коконоем абсолютно разные, но подсознательно Хатори чувствует — нет. Ему, как и ей, больше всего на свете нужна любовь.       — Не боюсь.       — Хорошо, — звучит в ответ, а Хатори отворачивается к окну и с удивлением разглядывает район, по которому они едут. Естественно, разве банкир самой известной и опасной организации в Японии мог выбрать для проживания скромный спальный район? Нет, здесь в глаза сразу бросает то, что местные жители не знают отказа ни в чём, а сама Ивата — белая ворона на фоне этой роскоши.       Автомобиль заезжает на территорию, раскиданную вокруг небоскрёба, отделанного снаружи чёрным матовым стеклом: но с улицы невозможно разглядеть то, что происходит внутри, зато ты сам, как на ладони. Хаджиме паркует машину, а Хатори успевает заметить, что на табличке значится совсем другое имя       — У тебя паранойя или ты места перепутал? — спрашивает девушка, а Коконой снова фыркает и выходит из авто, чтобы, как истинный джентельмен, подать Ивате руку.       — В Токио нет имущества, записанного на моё имя. Слишком опасно для жизни, — мужчина блокирует автомобиль, и они поднимаются по широким ступеням к тяжелым стеклянным дверям с массивными ручками, покрытыми золотой краской. — Прошу, воробушек.       — Какая галантность.       — Сама же просила показать, как надо, — Хаджиме хочется глаза закатить от этого фарса. В принципе он всегда был обходителен и вежлив с женщинами, но никогда это не выходило за рамки рабочего процесса. А теперь ощущается слишком наигранно. — Лифт в той стороне.       Роскошный холл был устлан мягкими персидскими коврами и уютными диванчиками, очевидно для тех, кто приходил в гости и ожидал здесь, пока охрана проверит личность приглашённого. На стенах висят изысканные полотна с пейзажами, и у Хатори появляется детское желание подойти и хорошенько рассмотреть эту красоту, но она сдерживает свой порыв, потому что впереди ждёт кое-что поинтереснее — квартира самого Хаджиме Коконоя.       Её соулмейта, старательно извращающего их связь до уровня родственных.       — Вот уж не думала, что когда-нибудь буду жить на столь широкую ногу, — слева слышится смешок, и девушка не может сдержать улыбки, которую всё равно прячет за завесой густых тёмных волос. — Так и привыкнуть можно.       Коконой не отвечает, потому что сейчас язык не поворачивается сказать, что и не стоит привыкать, потому что Ивата здесь ненадолго. Она поймёт вскоре, что с ним не построишь никаких отношений, да и открывать Хатори то, что происходит на душе, Хаджиме тоже не собирается. Сейчас он чувствует за неё ответственность, но как только Ивата сможет заботиться о себе самостоятельно, они разойдутся.       Мужчина мягко берёт Хатори за локоть и ведёт за собой, когда лифт останавливается на последнем этаже. Здесь всего две квартиры, двери которых располагаются в противоположных концах длинного коридора, устланного светло-пастельным ковром. Над головой горит яркий свет от хрустальных люстр, и Ивата ловит взглядом каждый цветовой блик, пока они идут вперёд.       Хаджиме набирает код на панели и прикладывает большой палец к тепловому датчику, сканирующему рисунок его кровеносных сосудов. Звучит щелчок, и Коконой открывает дверь в тёмную квартиру, пропуская Хатори вперёд. Сердце на миг замирает, когда густая копна волос мягко мажет по мужскому подбородку, а на коже остаётся аромат грейпфрута и граната.       — Здесь так много места, — первое, что говорит Ивата, привыкшая жить в тесной квартирке, где уже вдвоём было бы неудобно существовать. В квартире Хаджиме можно было запросто на роликах кататься: и это только огромный коридор с множеством дверей. — И не скучно одному?       «Когда привык — нет выбора, воробушек», — мысленно отвечает Коконой, а сам отрицательно машет головой и захлопывает за собой дверь. Хатори смотрится здесь аномально, как яркое солнце в сумраке ночи, и Хаджиме испытывает дискомфорт, потому что в свой «пыльный истлевший» храм воспоминаний впускает кого-то столь живого и яркого.       — Пойдём, покажу, где будешь спать, — зачем ему гостевая спальня, Коконой и сам не знает, ведь никого не собирался впускать в свой закрытый мирок, однако сейчас радуется наличию ещё одного спального места — не придётся уступать свою кровать, а мужчина, к своему вящему неудовольствию, понимает, что Хатори уступил бы её без всяких споров. — Блядская связь.       — Что ты сказал? — Ивате кажется, что она попадает в волшебное королевство, наполненное неповторимой энергетикой Хаджиме, поэтому не слышит последнюю сказанную фразу. Здесь в каждом предмете чувствуется касание Коконоя, как будто он является продолжением своего жилища. Это вовсе не безликое мёртвое пространство — здесь есть своеобразный уют и порядок. Стены выкрашены в глубокий тёмно-изумрудный цвет, а большинство мебели сделано из сорта какого-то тёмного дерева. Как пещера дракона, который со всей тщательностью охраняет свои сокровища.       Они проходят мимо двойных дверей с цветными квадратиками стёкол, что наверняка дают красивое освещение, когда на них попадают лучи солнца, и девушка успевает заметить в щель большие мягкие диваны всё того же изумрудного оттенка — богатого и очень красивого. Так и тянет утонуть в многочисленных подушках, что кажутся яркими пазлами на тёмном полотне.       — Твой любимый цвет зелёный? — по тому, как напрягаются его плечи, Хатори решает, что этот обычный вопрос кроет какую-то подоплёку.       «Как её глаза», — ехидничает внутренний голос, снова напоминая мужчине о том, что он никак не может расстаться с призраком давно умершей девушки.       — Да, — коротко бросает Хаджиме и сворачивает вправо, где находится тёмная дверь, ведущая в гостевую спальню. — Твоя комната.       Мужчина пропускает девушку вперёд, и она входит в красивую, но действительно мёртвую комнату. Вряд ли эту спальню вообще собирались использовать, потому что здесь властвует преимущество безликий серый цвет, начиная от стен и заканчивая постельным бельём. Да, сюда Коконой точно душу не вкладывал.       «Да и плевать, исправлю под себя», — сразу же решает Хатори, радуясь тому, что всё это пространство будет только её. Да и потом, девушка не собирается оставаться здесь навсегда, потому что твёрдо намерена спать в кровати Хаджиме. Вместе с ним.       — Это все твои вещи? — раздаётся позади голос, и Ивата вздрагивает, потому что Коконой стоит слишком близко. На неё обрушивается его аромат — ваниль, корица и апельсин, — и хочется буквально задохнуться от наслаждения. Хаджиме во всём прекрасен, как изысканное утончённое украшение.       — Все.       Он чертыхается, испытывая жуткое непреодолимое желание проявить максимум заботы о своём непутёвом соулмейте. Больше того, что сделал уже, позволяя нарушать жёсткие границы в своей жизни. Мужчина хмурится, глядя на лохматый темноволосый затылок, а затем сжимает руку в кулак, гася в себе идиотский порыв запустить в эту копну пальцы.       — Ладно, оставлю тебе свою карту. Надеюсь, хакер знает, как пользоваться онлайн-магазинами?       — На какой адрес делать заказ? — сразу же уточняет девушка, и Коконой против воли чувствует к ней уважение, потому что она быстро сложила в уме два плюс два и не хочет выдавать его местоположение, понимая как Хаджиме относится к месту своего жительства.       — Адрес организации, — говорит мужчина, и Хатори поворачивается к нему, вдруг реально понимая насколько близко они стоят друг к другу. Коконой сразу же делает шаг назад, пугаясь дикой волны влечения, прокатившейся по его телу. — Ванна вон там, если ты голодна, то я буду на кухне.       — А она?.. — Ивату его реакция откровенно смешит: такое рьяное сопротивление их обоюдному желанию просто смехотворно, но Хаджиме продолжает упрямиться.       — Пройдёшь обратно до входной двери и от неё сверни налево, — мужчина спешит ретироваться подальше от Хатори, потому что ему кажется, что лёгкие будут навсегда окутаны плотной вуалью, состоящей из запаха грейпфрута и граната. Он исчезает за поворотом, чтобы тут же спрятаться за двойными дверьми своей спальни, откуда открывается прекрасный вид на небоскрёбы вдали и небольшой парк, раскинутый около высотки, где живёт мужчина.       Хаджиме проходит в свою гардеробную, где каждая вещь находится на своём месте, да и вообще царит идеальный порядок, и снимает с себя пиджак. Распускает удавку галстука и избавляется от жилетки, а потом укладывает бриллиантовые запонки в их бархатное ложе, оборудованное в верхнем ящике комода под прочным стеклом, где соседствует не менее дорогие цацки и коллекция часов.       Когда можешь купить всё на свете, волей неволей начинаешь собирать что-то красивое и эстетичное. Или это такой способ заполнить пустоту в душе?       Хаджиме усаживается на банкетку посреди гардеробной, что обшита мягким велюром нежного кремового цвета, и тяжело вздыхает. Ему неуютно от того, что он впускает на свою территорию кого-то чужого, потому что здесь практически каждая поверхность пропитана Акане. Даже цвет стен — дань её удивительным глазам. Разве нахождение Хатори в этой квартире — не предательство по отношению к той, что прочно прикипает к его душе и сердцу?       — Ты жалок, — тихо произносит Коконой, потому что начинает ненавидеть себя за желание обладать Иватой. Его рациональность и тоскующее сердце против этой связи, но тело сопротивляется, а если не подчиняется что-то одно, то за ним и всё остальное покатится в пропасть этой обжигающей страсти. — Блядь, ну почему я?       Он переодевается, злясь, что всегда привычные вещи сегодня не оказывают такого же успокаивающего действия, как и обычно, а затем выходит прочь из спальни, крадясь словно вор в собственной квартире. Однако замирает около приоткрытых дверей в гостиную, где видит Ивату, что плавно и осторожно двигается среди огромных диванов, чтобы суметь коснуться каждой безделушки, вазы или статуэтки, расставленных на всех горизонтальных поверхностях.       Почему-то за грудной клеткой начинает тянуть от того, как нежно и бережно тонкие пальцы касаются всех этих предметов, хотя они здесь стоят лишь потому, что подобное любила Акане. Очередная дань её памяти, и внезапно становится противно от этого. Хатори наполнена искренностью и наивностью, ей хочется выведать всё о своём соулмейте, а он жалеет, что не может подарить девушке своё сердце.       Как подаришь то, чего нет? Мёртвый холодный кусок плоти вряд ли придётся по вкусу юной девушке.       Хаджиме поджимает губу и тихо идёт дальше, не находя в себе сил попросить Ивату ничего здесь не трогать. Он свято верит в то, что девушка здесь совсем ненадолго; главное, дать Хатори понять, что все её надежды бесполезны, а себе самому выстроить чёткую установку — нельзя поддаваться влечению, навязанному Вселенной. В этот раз произошла ужасная ошибка!

***

      Хатори лежит в безликой серой спальне и смотрит на то, как тусклый свет с улицы играет на потолке. Удивительно, что даже на такой высоте нет ощущения свободы от городской суеты: она добирается даже до такой дали. Девушка поворачивается на бок, думая насколько же напряжённо прошёл ужин. Напряжение Хаджиме можно было руками потрогать, и он постоянно дёргался, стоило Ивате сделать малейшее движение.       Очевидно, что для Коконоя нахождение Хатори здесь, как какое-то стихийное бедствие, и он всеми силами пытается минимизировать разрушения. Вот только девушка твёрдо намерена сломать всё привычное для мужчины, чтобы вытащить на свет все его тайны. Она разрушит до основания всё, что мешает их сближению. Разумеется, слова о том, как должны правильно выглядеть отношения — всего лишь предлог, и понимают это оба.       — А раз не прогнал, значит и сам ждёшь чуда, верно, Хаджиме? — его имя сладким ядом прокатывается по языку; словно ешь шоколад с холодной мятой. Хатори закрывает глаза, рисуя перед собой образ Коконоя в простой домашней одежде. Без этого лоска дорогого сноба, мужчина выглядит намного очаровательнее и притягательнее. Так и тянуло коснуться его талии и прижаться сзади, обвивая руками торс. — Всё равно будешь моим.       Девушка крепко задумывается о том, что ей необходимо серьёзно подойти к решению своей первоочерёдной проблемы. Она обязана соблазнить Хаджиме, раз он так отчаянно сопротивляется, не собираясь объяснять никаких причин этого поведения. А ещё разузнать всё о прошлом банкира «Бонтен», что наверняка даст ответы на большинство вопросов.       Время было давно за полночь, но девушка чувствует: её соулмейт всё ещё не спит, а скорее всего сидит в шикарном кабинете, что с обстоятельностью обустроил здесь для себя. Ивата со знанием дела оглядывала удобный стол и кресло, на котором стоял компьютер последней модели. Семи пядей во лбу не надо быть, что понять — «железо» там навороченное: пальцы так и чесались коснуться клавиатуры, чтобы попробовать машину в действии, но Хаджиме не позволил, уводя из своего логова.       — Всё равно будешь моим, — упрямо шепчет девушка, чувствуя, как сон наваливается на неё, а тело расслабляется на удобном матрасе, в окружении мягких подушек и уютного тяжёлого одеяла. — Моим…       Последняя мысль, мелькнувшая в сознание, каково это — целовать Хаджиме?       Он выжидает несколько часов, а затем — снова вором — просачивается в гостевую спальню, чтобы моментально задохнуться от нежного аромата Хатори. Слишком быстро девушка завоевала эту территорию, и это пугает до нервной дрожи. Коконой тихо подходит к постели и садится рядом со спящей Иватой.       Рука сама тянется к растрёпанным густым волосам, что крупными кольцами лежат на подушке. Они на ощупь, как нежнейший шёлк, и Хаджиме хочет зарыться в них обеими руками. Он не спешит останавливать свои мысли и желания, будто ночь спрячет все постыдные тайны, а образ Акане не сможет пристыдить.       На самом деле, счастье так близко, но каких сил стоит опуститься сейчас рядом с Хатори и притянуть к себе, давая девушке чувство абсолютного единения? Для Коконоя — всех, что есть. Он мучается от двойственности собственных чувств, разрывающих изнутри, но отрицать влечение к этой угловатой девчонке-воробью не может. Пускай в этом и виновата вселенная.       — А ты бы на зелёном смотрелась лучше, — тихо говорит Хаджиме и, наплевав на всё, осторожно касается лба девушки губами, оставляя ей целомудренный поцелуй. — Спи, воробушек, ты в безопасности.