Девочка Коко

      Утро встречает Хаджиме так резко, будто ему по затылку прилетает пыльным мешком. Мужчина подскакивает на кровати и в первое мгновение не может понять, где находится. Спальня, определённо, не его, а Коконой не привык засыпать в незнакомых местах, да и от чужих матрасов всё тело ломит обычно. Вот только сейчас этого чувства разбитости и бесконечной усталости нет, наоборот — мужчина ощущает себя абсолютно отдохнувшим.       Рядом раздаётся копошение, и Хаджиме слегка дёргается в испуге, когда ему на живот опускается тонкая девичья рука, а затем банкир осознаёт весь ужас сложившейся ситуации: он, как больной придурок, прокрался ночью к Хатори, чтобы понаблюдать за ней — пора прекращать общаться с Харучиё, а то его замашки проступают в самых неожиданных местах, а затем вырубился рядом с соулмейтом.       Коконой боится вздохнуть лишний раз, потому что и без того слишком сильно пропитывается нежным ароматом грейпфрута и граната, а рука Иваты на теле — тяжёлая цепь, не позволяющая уйти немедленно куда глаза глядят. Хаджиме прикусывает щёку изнутри, чтобы отрезвить самого себя, и начинает осторожно выбираться из мягких просторов кровати. На Хатори не смотрит, потому что понимает — не может довериться сам себе.       К счастью для Коконоя, Ивата спит крепко, а потому не просыпается от тягомотных попыток мужчины выбраться из постели — его любой скрип или шорох заставляет замереть, будто он влез в чужой сад, чтобы украсть самый спелый фрукт, а теперь пытается незаметно улизнуть. Хаджиме создавшееся положение бесит чрезвычайно! Он солидный взрослый мужчина, банкир главной преступной организации Токио, а чувствует себя глупым юнцом, не сумевшим совладать с эгоистичными желаниями своего тела!       — Какое же унижение, — Коконой тихо закрывает за собой дверь в гостевую спальню и быстро идёт в свою комнату, мечтая скорее нырнуть в душ и смыть с себя нежный аромат Хатори; её запах, как плотная вуаль, оседает на волосах и коже. Хаджиме чувствует его при каждом движении — это бесконечная пытка, но хуже всего другое: мужчина никак не может вспомнить, как пахла Акане! Коконой в ужасе от того, с какой скоростью Ивата проникает в его сознание и вытесняет лелеямый образ старшей Инуи. — Блядство!       Мужчина заходит в душевую кабину с чёткой установкой — как только окажется в офисе, закинется таблетками, иначе эта безумная сильная связь с родственной душой заставит его забыть о главном: он преданно любит только одну женщину, даже если её кости давно сгнили в земле.       Через двадцать минут из душа выходит вновь собранный Хаджиме с трезвой головой. Он одевается в огромной гардеробной, укладывает волосы, а затем спешит на кухню, чтобы успеть сварить себе кофе до того, как проснётся Хатори и вновь разрушит его размеренное существование; мужчина её боится, как огня, но в то же время ощущает себя мотыльком, цель которого сгореть в этом жарком пламени.       Аромат свежемолотых зёрен оседает приятной плёнкой на вкусовых рецепторах, и Коконой медленно потягивает терпкий напиток с нотками ванили и орехов в составе. Сегодня он точно не готов находиться с Иватой ещё и в офисе, да и вообще — необходимо найти ей отдельное жильё, не смотря на его слова о заботе. Заботиться можно и на расстоянии, но жить с Хатори под одной крышей опасно для Хаджиме.       Он себя контролировать не может! И, если уж быть совсем честным с собой, не только из-за навязанной Вселенной связи! Ивата сама по себе сплошной сгусток соблазна; запретная территория, где правят чистые сильные эмоции, а Коконой не хочет с этим связываться. Он привык к своему тлену, окутавшему всю жизнь. Здесь всё привычно.       «А ночью ты так не думал, лицемер», — Хаджиме прикусывает себе язык от злости на ехидный голосок в голове. Сейчас, при лучах утреннего солнца, точно слепящие сканеры, мужчина испытывает стыд за свой ночной импульс.       Коконой оставляет на столешнице чёрную карту и записку, точно зная, что здесь Ивата их найдёт, а сам спешит ретироваться из собственной квартиры, потому что в лицо фантомно ударяет нежный аромат граната и грейпфрута, а в ладонях появляется зуд — так и тянет запустить пальцы в густую копну тёмных волос, чтобы тугие колечки сами наматывались на фаланги.       И стоит двери хлопнуть, как Хатори распахивает глаза, в первые мгновения отчаянно пугаясь: она теряется в безликом сером пространстве, но обоняния достигает обожаемый аромат апельсина, корицы и ванили, и девушка хмурится, потому что запах исходит от соседней подушки. Ивата зарывается в ткань лицом, жадно вдыхая эту сладостную симфонию, а у самой улыбка расцветает на лицо — Хаджиме был здесь ночью.       Ошибки быть не может!       Мужчина сам приходит к ней, хотя при свете дня всячески отбрыкивается от связи соулмейтов в том контексте, в котором его обозначает Ивата. Быть с Коконой словно брат и сестра? Смешно! Хатори не пытается бороться с волей Вселенной, она подстраивается под неё, а в голове сами собой рождаются мечты, как яркие кометы, летящие далеко за пределами планеты: их первый поцелуй, свидание, секс. Да даже банальные объятия — но обязательно сидя на коленях Хаджиме — кажутся чем-то невероятным и волнительным.       — И всё это я получу, — она улыбается, а затем раскидывается звездой на огромной кровати — никогда прежде в таких не спала; Ивате сейчас неприлично хорошо, потому что не надо никуда спешить, думать, как себя обеспечить или чем занять. Ещё вчера Коконой дал понять, что сегодняшний день она проведёт вне офиса, пока он будет улаживать проблемы с розыском и её устройством на работу. Мечта, а не мужчина.       Девушка выбирается из мягкого ложа, запускает пальцы в непослушные волосы и старается их слегка привести в порядок. Она снимает с запястья резинку и завязывает пышную гульку, но парочка вьющихся прядей всё равно вылезает из причёски и падает на лоб. Ивата одёргивает длинную футболку, а потом осторожно выглядывает в коридор, сразу же улавливая аромат кофе и своего соулмейта.       — Хаджиме? — голос Хатори разносится по шикарной квартире, но отклика не находит. Только какое-то гулкое эхо, будто в этом месте обитает призрак. Ивата хмурится от этой мысли. — Ты здесь?       Вновь молчание. Хатори выходит из комнаты, и звук её шагов — единственное, что нарушает тишину. Девушка заходит на кухню, но и здесь пусто, а значит Коконой уже ушел.       «Позорно сбежал», — уточняет про себя Ивата, но не расстраивается, потому что знает — мужчина вернётся. Себе Хаджиме может врать сколько угодно, но в конечном итоге девушка найдёт к нему подход.       На столешнице из красивого мрамора с яркими зелёными прожилками, Хатори замечает чёрную пластиковую карточку и небольшой лист бумаги, и сердце пронзает огненный импульс: это проявление заботы заставляет сходить с ума от желания повиснуть на Коконое, как на коала, и никуда не отпускать.       Девушка берёт в руки записку, и ей кажется, что через бумагу ощущается тепло кожи Хаджиме. И пускай там не ласковое пожелание хорошего дня или минимальный намёк на возрастающие чувства — «не потрать всё сразу, воробушек», Ивата готова до потолка подпрыгнуть от ощущения искристой эйфории — ей впервые оставляют что-то подобное, и это кажется волшебным.       А затем приходит осознание — она в квартире одна, а значит теперь сможет проникнуть в каждый уголок жилища своего соулмейта, чтобы узнать его лучше, а ещё попытаться выискать больше информации. Сам Коконой схлопывается, как моллюск в раковине, стоит только начать приставать с расспросами. Хатори усмехается и кладёт записку обратно на столешницу, намереваясь потом её запрятать куда-нибудь, чтобы иметь возможность перечитывать снова и снова.       Девушка наливает себе кофе и медленно пьёт, глядя в широкое панорамное окно кухни, выходящее на соседние здания — не такие высокие, так что можно разглядеть крыши домов вдалеке, движущиеся по дороге машины — будто мелкие разноцветные насекомые, огромные билборды с бесконечной рекламой, а над всем этим серо-голубое небо, затянутое дымкой из-за кипучего выхлопа мегаполиса.       Хатори возвращается в отведённую ей спальню и заходит в ванную, чтобы умыться, почистить зубы и дать себе время подготовиться к тому, что она может найти в этой шикарной квартире. Хаджиме — шкатулка с секретами, а Ивата любит разгадывать загадки. Она окатывает лицо прохладной водой, ощущает во рту свежий мятный вкус зубной пасты и закрывает глаза, давая себе время.       «Из-за чего ты можешь сопротивляться?» — девушка выходит из спальни и останавливается в коридоре, чтобы оглядеться. Семи пядей во лбу не нужно быть, чтобы понимать — если ты на вершине, то приходится думать наперёд, иначе тебя уничтожат. Все члены верхушки находятся под прицелом, а значит — в той или иной степени параноики. Хатори хватает пары секунд, чтобы увидеть камеры — маленькие и идеально вписывающиеся в интерьер, если не искать специально, то не заметишь. — «Значит, первым будет кабинет. Видео наверняка можно отключить оттуда.»       Дверь, предсказуемо, оказывается запертой, а замок на ней не обычный, открывающийся ключом, а кодовый.       — Параноик, — усмехается Хатори, но и здесь не приходится долго гадать, какая комбинация нужна — на панели отпечатки остаются. Коконой вряд ли предполагал, что кто-то будет в его же квартире пытаться тайком пролезть в кабинет.       Замок щёлкает, и Ивата заходит внутрь, не забыв весело махнуть рукой камере под потолком: если мужчина следит прямо сейчас, то наверняка взбесится, а если нет, то Хатори успеет стереть все записи до того момента, как Хаджиме решит проверить, чем занимается его взбалмошный соулмейт.       Как и вчера, убранство кабинета впечатляет, как и всё остальное впрочем. Приятные тёмно-зелёные обои разбавлены здесь светлыми деревянными панелями на той стене, что позади рабочего стола. Массивный стол из какого-то тёмного сорта дерева, шикарное мягкое рабочее кресло с высокой спинкой; стеллажи с книгами — здесь невероятная коллекция литературы на любой вкус; небольшой диван слева от стола, а около него торшер на изящной кованой ножке; и множество безделушек, явно стоящих целое состояние.       Сразу видно, что это место Хаджиме любит и проводит здесь очень много времени. В кабинете витает слабый аромат ванили, апельсина и корицы, и Хатори глубоко вдыхает его, а затем усаживается за стол, чтобы включить компьютер. На рабочем столе такой же строгий порядок, как и во всём доме; Ивата усмехается и щёлкает мышкой, открывая папки, пока просматривая их без особо интереса: большинство документов связано с «Бонтен» — конкретно то, что можно хранить вне сервера организации. Девушке это не кажется интересным, потому что и дураку ясно — денег там немерено, и всё богатство нажито с помощью чьей-то крови.       Хатори предсказуемо находит доступ к системе слежения, но видит, что Коконой не подключался к ней с мобильного — либо забыл, либо уповает на совесть своей родственной души. Ивата же недолго думая стирает запись, где отчётливо видно, как она заходит в кабинет, а ещё подключает систему к своему телефону, чтобы на будущее иметь возможность подчищать улики.       Скрытых папок на компьютере тоже нет, и Хатори хмыкает, а потом взгляд падает на ящики стола — тот, что прямо под столешницей, закрыт. Девушка хмурится, сразу же понимая необходимость влезть сюда. Она обыскивает кабинет в поисках ключа, умудряется сейф найти, чья дверца сливается с деревянной поверхностью стены, но нужного предмета нигде нет, а вскрывать замки Ивата не умеет настолько хорошо, чтобы не оставить следов.       — Ладно, значит пойду в спальню, — девушка оставляет дверь в кабинет открытой, чтобы лишний раз не использовать кодовый замок, и идёт к тёмным двойным дверям. Сюда Коконой её не пускал.       Хатори застывает на месте, когда створки распахиваются, и она оказывается в комнате Хаджиме. По телу проходит дрожь, потому что здесь аромат соулмейта максимально разлит по всему пространству, и девушка чувствует дрожь в ногах. Она ступает на мягкий пушистый ковёр — будто в тёплый песок на пляже, а сама вертит головой, разглядывая спальню. Мысли уносятся куда-то не в ту степь, когда Ивата видит огромную кровать, застеленную тёмно-изумрудным бельём. Она подходит ближе и касается подушки ладонью, отчётливо представляя, как яркое серебро волос Хаджиме рассыпано по ткани, будто морозные узоры на хвое — невероятно красиво.       Хатори не может побороть искушение и укладывается в постель мужчины, забывая начисто зачем вообще сюда пришла. Она хотела найти любую информацию о Хаджиме, а вместо этого вором крадётся по его спальне, представляя, что в кровати лежит не одна. Ивата закусывает губу, ощущая, как внизу живота скапливается тепло.       — Соберись, — шипит Хатори, сейчас не время мечтать. Она подскакивает с мягких простыней и первым же делом открывает ящики прикроватной тумбочки. — И бельё его тоже надо перерыть!       С губ срывается смешок, и девушка, не найдя ничего занимательного, кидается к дверям гардеробной, однако застывает на половине пути, вдруг замечая одну-единственную фотографию, стоящую на другой тумбочке; фото в изящной золотой рамке из множества листочков, пряталось за широкой ножкой лампы, поэтому девушка не заметила его сразу же. Не поверни она головы, так бы и ушла, не заметив очевидного.       Ивата чувствует, как её накрывает горячая волна, состоящая из ревности и злобы; мощь этих эмоций настолько сильна, что Хатори сжимает руки в кулаки, а короткие ногти больно впиваются в ладони. Она прекрасно видит, что на фотографии изображена девушка. Какая-то блондинка с лучезарной улыбкой, и яростный зверёк внутри Иваты хочет немедленно изорвать в клочья этот разноцветный кусок бумаги; Хатори не знает точно, кто эта незнакомка — пока не знает, — но уверена, что в жизни Хаджиме она занимает огромную часть, раз её фото он держит так близко к себе.       Девушка идёт обратно к кровати и берёт рамку с фото, крепко сжимая пальцами золотистые края — того и гляди помнёт тонкие ажурные листики. Застывшее лицо блондинки выглядит идеально фарфоровым, как у куколки, длинные ресницы обрамляют удивительные тёмно-зелёные глаза, по цвету напоминающие дорогой изумруд или малахит, а от нежной улыбки можно запросто захлебнуться, столько в ней приторной сладости.       Хатори поворачивает рамку и открывает крышку: и точно, там есть надпись — тем же изящным витиеватым почерком с крупными буквами, которыми написана записка для Иваты.       «Любить тебя вечно, Акане»       Взгляд мутнеет, и Хатори спешит оставить эту комнату. Она ставит рамку на место, плотно закрывает за собой двери и, наплевав на всё ещё открытый кабинет, бросается к серой спальне, чтобы привести мысли и чувства в порядок, но горячая пелена слёз застилает глаза намного раньше. Ивате банально жалко себя, потому что вся её жизнь — борьба, и даже с соулмейтом выходит та же битва.       Хатори изначально понимала, что легко не будет, потому что Коконой артачится, но чтобы всё было настолько плохо? Кто эта Акане? Да и вообще, она по виду ровесница Иваты, но уж никак не Хаджиме. И что за идиотская подпись на обороте фотографии?       Девушка не может сосредоточиться, она сворачивается калачиком на широкой кровати и, прижав колени к груди, тихо плачет. Умом понимает, что всё в порядке вещей — Коконой взрослый мужчина, у него была личная жизнь до неё, но увидеть прямое доказательство этому — слишком больно. Ивата чувствует себя эгоистичным ребёнком, упрямо заявляющим — «это моё»! Она не хочет делиться вниманием Хаджиме, а та блондинка Акане крадёт его.       Что за отношения у них были, раз Коконой так сильно противится связи родственных душ и продолжает любить какую-то девчонку? Хатори с этим мириться не хочет; она не согласна делить своего соулмейта с кем-то, кто был до неё. Ивата всё ещё плачет, медленно приходя в себя, потому что не была подготовлена к суровой реальности — это только у неё нет прошлых отношений, а вот Хаджиме целибат не держал.       — Ещё и блондинка, — рассерженным котёнком шипит Хатори, наматывая на палец тугое колечко тёмных волос. Она ненависти к представителям этого оттенка не испытывает, но вот к этой чёртовой Акане очень даже. Ивата её имя заносит мысленно ярко-красным цветов в тетрадь смертников. — Ведь есть же я! Вся твоя по первому щелчку!       Но жизнь — не сахарные фантазии, в которых связь скрепляется сразу же и до самой смерти. Ивата осознаёт это, словно горькую таблетку рассасывает, понимая — дальше будет лучше, но именно сейчас слишком больно. Ожидания вновь не становятся реальностью, и сознание реагирует моментально, заставляя разочаровываться и страдать, но первая волна отчаяния и обиды проходит, сменяясь жаждой победы.       Отдать своего соулмейта какой-то незнакомке с фотографии? Ни за что! Хатори готова вцепиться в Хаджиме настолько крепко, насколько может; к тому же, судя по тому, что он был в этой спальне, мужчину тянет к соулмейту точно так же, как и Ивату к нему. Значит не всё потеряно.       На мгновение становится стыдно за свои слёзы, но Хатори некогда думать об этом. Она возвращается в спальню Коконоя и, показав фотографии средний палец — ничего не может с собой поделать, заходит в гардеробную, чтобы попытаться найти ключ от стола или что-нибудь ещё, имеющее значение. Поиски успехом не увенчаются, но Ивате известно имя девушки, а это уже что-то.       Хатори аккуратно и трепетно касается шёлковых рубашек, чувствуя аромат Хаджиме, а затем прикрывает за собой двери и уходит из спальни соулмейта, твёрдо уверенная в том, что сюда вернётся на правах его единственной возлюбленной, а фотография в рамке полетит в мусорное ведро. Девушка закрывает кабинет — туда она ещё успеет влезть, и возвращается в свою комнату, чтобы достать ноутбук и самой заняться поисками этой святой Акане.       Алгоритм поиска по одному имени, конечно, то ещё приключение, но у Иваты неограниченный доступ ко всем ресурсам; плюс она просит своих теневых друзей о помощи, не за бесплатно, естественно. И вскоре перед её глазами оказывается весь список девушек и женщин с именем Акане, да ещё и с фотографиями. Хатори долго просматривает данные, отметая неподходящих кандидаток, но в диапазоне с её возрастом нет никого.       Ивата нервно наматывает локон на палец, понимая, что упускает что-то очень существенное во всём этом. Она закусывает губу, злясь на совершенно очевидную вещь — информации об её соулмейте — кот наплакал, нет даже даты рождения, а это несколько упростило бы поиск. А повода спросить лично Хаджиме как-то не представилось.       В мессенджер вдруг поступает уведомление о новом сообщении, и Хатори открывает диалоговое окно с Чумой — хакером из Осаки.

«Её зовут Акане Инуи, умерла в больнице от многочисленных ожогов, глянь, Оса!»

      Чума прилагает к сообщению файлы, и Хатори кликает на них, открывая больничную историю болезни, свидетельство о смерти и адрес кладбища, где покоится девушка уже больше десяти лет.       — Ты шутишь, наверное, — Ивата придвигает ноутбук ближе, глядя на экран. Акане Инуи мертва, а Хаджиме всё так же любит её? Это же бред какой-то! Как можно хранить верность девушке, которой и в живых-то уже нет?       Теперь, зная имя, Хатори без труда находит всё, что нужно об этой блондинке. Оказывается, она была старше Коконоя, а ещё у неё был младший брат — Сейшу. Ивата логично предполагает, что Хаджиме мог учиться с ним в школе, раз знаком со старшей сестрой. Так и выходит, но вот незадача — младший Инуи тоже мёртв: пару лет назад разбился на мотоцикле.       Зато осталась информация о том, что он был совладельцем автомастерской с неким Кеном Рюгуджи, и Хатори решает, что ей необходимо с ним увидеться. Из мёртвых не вытянешь много информации, зато из живых — вполне.       Ивата записывает нужный адрес и начинает собираться, потому что откладывать всё это в долгий ящик не планирует. Пора вырвать Коконоя из лап этой бесполезной угнетающей привязанности.