«В объятиях тишины».

***

Раннее утро выдалось жарким и душным. На часах было всего семь, но уже стояла лютая жара, которая, казалось, не собиралась отступать. На улицу выходить совершенно не хотелось. Рейх и не торопился – сгореть на солнце не было никакого желания. Особенно с утра, когда солнечные лучи были особенно жгучими. Поэтому он проводил время дома, как всегда рисуя что-то в своей тетрадке. Это было его любимое занятие, и ему действительно хорошо удавалось рисовать. Немец мечтал стать великим художником, хотя знал, что это вряд ли когда-нибудь случится. За это время он намалевал много рисунков: двор, полный жары; своего верного пса, лающего под окнами; себя вместе с братом и... его. Союза, если быть точнее. В последние дни он всё чаще вспоминал русского. Уже почти месяц они не виделись, и Рейх ужасно соскучился по другу. Семья русских уехала в другой город ненадолго. Рейх не знал подробностей. Но приехать, как он обещал в письмах, которые частенько писал Третьему, чтобы тот не ощущал себя слишком одиноким, должен был на днях. Немец, приложив все усилия, аккуратно выводил каждую линию своим хорошо заточенным карандашом, вырисовывая изображение своего друга. Он начал с черт лица, мягких и детских, и с янтарно-зелёных глаз, которые на свете солнца словно загорались. Затем он изобразил его в любимой им молочно-белой, местами мятой рубашке, которую Совет часто носил на встречи с немцем. И мятой она становилась именно после их прогулок, но время они явно проводили хорошо. Чёрные шорты, которых у Союза было немерено, дополняли его образ. И вот рисунок уже красуется в его маленьком блокноте. Конечно же, это не портрет, но выглядит похоже. Возможно, Союзу было бы любопытно взглянуть на нарисованное изображение себя, и может даже понравилось бы, вот только Рейх стеснялся показывать свои рисунки. Закончив рисовать, Третий взял тетрадку в руки и поднял вверх, рассматривая своё творение. Что-то в грудной клетке забилось сильнее от нетерпения и желания поскорее увидеть своего друга вживую, и может даже показать ему этот рисунок. Но внезапно в голове всплыли беспокойные мысли: а что, если Союз не придёт? Что, если его планы изменились и теперь он больше не захочет общаться с немцем? Сердце болезненно сжалось, а сам Рейх решил вырвать лист с рисунком Союза, сложить и положить к себе в карман: мало ли, пригодится. Затем опустил свой погрустневший взгляд в пол. От этих мыслей Тройка начал чувствовать себя беспомощным и одиноким. Но, решив не унывать раньше времени, стал успокаивать себя тем, что Союз вовсе не такой и не может вот так просто... бросить его. Он обязательно вернётся, и всё будет как раньше, верно? Определённо, по-другому и быть не может. Третий решил подождать ещё немного, пока не придет время их встречи. Пока русский вновь украдкой не постучится в окно, чтобы Германская Империя не заметил, пока они не заговорят снова, даже не важно о чём, о всяком разном. Да с ним даже молчать было есть о чём! Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.

***

Часы уже показывали полдень. Рейх все ещё сидел у окна в ожидании своего друга, вдруг он вот-вот вернётся? Но его всё никак не было видно. Беспокойство и разочарование овладели им; немец начал переживать, что что-то случилось. Хоть и понимал, что, возможно, русский вернётся в другой день, завтра или послезавтра, но тревожные мысли лезли в голову, перебивая здравый смысл. Вдруг сквозь открытое окно слышится чьё-то шуршание по траве, и Рейх, вдруг оживившись, с надеждой бросает заинтересованый взгляд к нему. Вскоре появляется знакомая фигура, и немец видит своего друга, на лице которого сияет улыбка. Его улыбку узнаешь из тысячи. Радость охватила Третьего, и он открывает окно нараспашку, начиная разговор: — Я уж думал, не придёшь, — немного с обидой произнёс немец. — Ты что! Я всю дорогу думал, как бы быстрее вернуться сюда, к тебе, дурик! — заверил тот и по-доброму рассмеялся. Рейх подобрел, а русский продолжил. — Отец дома? — Нет. Как всегда, ушёл – надолго, наверное, — задумываясь, предположил Рейх. — Ясно, тогда пойдём прогуляемся? Я соскучился, — предложил Совет. — Спрашиваешь ещё. Они выходят на улицу, наслаждаясь лёгким ветерком и тёплыми лучами солнца. — А ты... часто теперь будешь уезжать? — начал немец, полной грудью вдохнув свежий воздух. Хорошо, что уже было не так душно, хотя всё ещё жарко. — Знаешь, мне тебя так не хватало... — признался тот. — Не знаю, но думаю, что нет, — русский отвёл задумчивый взгляд, но всё так же внимательно слушал своего собеседника. Затем он решил прикоснуться к руке немца, а после – полноценно крепко сжать её и по возможности не отпускать. На это немец слегка вздрогнул, что ввело Совета в недоумение. — Что-то не так? — Нет-нет, всё gut. — Ну я же вижу, что что-то не так, — схватился за кофту Третьего и полностью оголил его руку, увидев следы побоев. — Это он тебя так? За что?! — Угу, — промычал тот, не горя желанием мусолить эту тему. — Он просто узнал, что мы с тобой до сих пор общаемся. — Вот мразь! — возмущённо выругался себе под нос русский. — Да ладно, жить буду, всё хорошо, — промолвил тот, успокаивая друга. — Пойдём, куда собирались? — Да. Они уходят всё дальше от столь нелюбимого Рейхом дома. Союз предложил дойти до одного места, но, решив сократить путь, они забрели совсем не туда, куда изначально планировали. Пустая, ничем не примечательный луг, который они, к своему удивлению, впервые видели, а недалеко от неё находился негустой лес. И конечно же, нашего превеликого Союза потянуло туда. Любил он такие места – тихие, но безумно красивые, словно из сказки. И саму природу очень любил. В самом деле, это много о чём говорило. Например, о его богатом внутреннем мире, и мальчик он был вовсе не промах. И вот они уже бродят по чаще леса, углубляясь всё дальше и дальше, особо не пытаясь сходить с пути, чтобы не забыть, откуда пришли. Погода в этот день была огонь, в прямом смысле, ибо жара стояла невыносимая. В лесу хоть и было много тени, но в нём также было много оводов и комаров, которые так и стремились высосать из них всю кровь, поэтому останавливаться точно не стоило. Зайдя куда-то в самые заросли, Совет остановился, оглядывая пространство перед собой. Теперь их окружали сплошные деревья, и не было видно пути назад. Это заставило русского немного понервничать, но тут его отвлёк Третий, размахивая какой-то палкой, подобранной с земли, изобразив из себя рыцаря. «Я вызывать тебя на дуэль, сражайся, глупый русский!» – в шутку произнёс немец, попутно хихикая со своих же слов. Редко видя столь энергичного друга, Союз также быстро подобрал палку с земли, отряхнул её и пошёл в атаку. Пару взмахов палочкой – и Третий уже сидел на попе ровно, «поражённый» своим противником, и хохотал. Но тем не менее, несмотря на это, надо было идти дальше, да вот только куда? Пока русский был занят исследованием неизведанной им территории, Рейх тоже решил осмотреться и забрёл ещё дальше. Деревья располагались всё плотнее, едва заметная тропа исчезла. На этом моменте уже можно было идти назад, вот только любопытство взяло верх. Раздвинув плотные ветки, Рейх наткнулся на небольшую, но наполненную замечательными и вкусно пахнущими цветами поляну. Присев на траву, принялся плести из них венок. Совет же, не обнаружив немца на прежнем месте, заволновался. Всё-таки потерять единственного друга в лесу было плохой идеей, поэтому он стал в темпе искать его. Услышав какие-то шорохи, тот вновь окликнул Рейха, после того, как он отозвался, русский также вышел на поляну, посреди которой сидел его друг. — Я испугался, блин! Ты издеваешься, что ли? — стал ругаться Совет, так как боялся, что тот мог влезть в неприятности – совсем же не знал леса. — Мм? О, ты тоже тут; смотри, как здесь красиво! — улыбнулся Третий. — Красиво-красиво, только ты больше не уходи так, держись рядом со мной, хорошо? — Gut, извини, — тот понял, что Союз волнуется, и решил ему не перечить. — Я, кстати, венок сделал. Наконец-то научился их плести! — поделился радостью немец и надел его на себя. — Что думаешь? Мне идёт? — Конечно, тебе всё идёт, — расплывшись в улыбке, усмехнулся русский и сел рядом с ним. — А вот мне кажется, что кое-кому больше подходит, — хитро начал тот, будто бы что-то задумал. — И кому же? — поинтересовался Союз. — Тебе! — тот ловко нацепил венок на него. — Так-то лучше. — Ну раз лучше, значит, пускай остаётся на мне, — напоследок рассмеялся русский, после чего они ушли оттуда. По дороге домой начался дождь. К счастью, тёплый; скорее всего, грибной. Мальчикам наверняка не хотелось мало того, что промокнуть под ливнем, так ещё и сильно замёрзнуть после этого. Под дождём было особенно уютно, друзья смеялись и шалили, как очень маленькие беззаботные дети. Наконец, уставшие, они решили ненадолго прилечь в поле и отдохнуть, хотя страх попасться перед отцом Рейха ещё давал о себе знать. Усталось взяла верх, они улеглись на подмятую ими же пшеницу и выдохнули от облегчения. — Фу-у-ух, наконец-то прилегли, мы сегодня с тобой столько всего сделали! — положив руки под голову, воодушевленно сказал Совет. — Ja, хорошо погуляли, — ответил немец, позабыв обо всём рядом с ним. Сумерки уже начали сгущаться, но это не мешало им наслаждаться временем, проведённым вместе. Союз говорил, насколько приятно было здесь по сравнению с другими городами. Рейху это очень понравилось. Эти тёплые эмоции, которые испытывал Рейх, заставили его задуматься о своих чувствах к Союзу. Он не мог удержать в себе странное тепло, что заливало его сердце, и ощущал, что это нечто большее, чем обычная дружба. Но не знал, как выразить это словами, и медленно отвёл взгляд в сторону, пытаясь скрыть свои мысли. Союз тоже чувствовал странное напряжение в воздухе. Он был безумно рад видеть Рейха и провести с ним целый день, но сердце сжалось от мысли, что эта могла быть их последняя встреча. Он боялся будущего и предчувствовал, что перемены скоро наступят. Только вот говорить о них не хотелось, точно не сейчас. По отцу Союза нельзя было не заметить – он был взволнован и как-то странно себя вёл. Он собирал что-то и постоянно озирался по сторонам, словно ожидая чего-то важного. Вспоминания о том, как отец подготавливал их к встрече, всплывали в памяти Союза, и он испытывал некий не пойми откуда взявшийся страх. Рейх вдруг вспомнил о портрете, нарисованном для Союза. Немец протянул его ему, а русский с удовольствием начал рассматривать каждую деталь. — Это мне? Как мило, — Союз был зачарован и благодарил Рейха за такой замечательный подарок. — Да, мне было нечем заняться, ну и я решил нарисовать тебя, чтобы ты порадоваться, — Рейх чувствовал себя счастливо, но в глазах Союза заметил тревогу. Однако не стал придавать этому особое значение. А вечер был настолько тихим и спокойным, что даже звёзды начали мерцать на небе, словно подмигивая друзьям. Рейх и Союз лежали на траве, глядя на небесный свод и слушая тихий шёпот природы вокруг. Всё было так мирно и гармонично, словно время замедлило своё течение, чтобы они могли насладиться этим моментом вместе. Они уже никуда не спешили. Рейх понимал, что ему влетит, но сейчас было не до этого. Под влиянием ночной атмосферы они стали говорить о том, что им хотелось бы сделать в будущем, о своих мечтах и планах на жизнь. Рейх говорил о своём желании покорить новые горизонты и исследовать мир, а Союз рассказывал о своём стремлении помогать и поддерживать других. Ах, если бы они только знали, что всё сложится не так хорошо. Под тяжестью раздумий в голову начали лезть странные мысли: «Что, если это была наша последняя встреча? Что, если нам предстоит расстаться, причём надолго?» И у этих мыслей было основание. Отец ведёт себя странно, упаковывает вещи, часто говорит о другом городе и нередко туда ездит. Возможно, их ждёт переезд. Но Союзу уж очень не хотелось расставаться с другом... Как и делиться своими переживаниями по поводу этого. Не хотел расстраивать раньше времени. Постепенно, утомлённые длительным беседами, они заметили, что уже совсем недалеко до рассвета. И несмотря на то, что обоих по приходу домой ожидает сильный нагоняй от родителей, они уже не особо волновались, ведь сейчас можно побыть вместе. А также кое-кого ждал домашний арест на две недели, но об этом в другой раз.

***