«В объятиях тишины».

***

Германская Империя пришёл в ярость, узнав о похождениях своего сына. Об этом ему рассказал знакомый, который как-то видел Рейха вместе с его другом. «Отвратительно, как он мог меня ослушаться?!» – гневные мысли заполняли больную голову Империи, внутри проснулось желание поставить младшего на место, показать ему, что будет, если не слушаться отца. Желание доказать своё доминирование – вот что управляло им. Он со странной улыбкой на лице направился к Третьему. — Рейх, ничего не хочешь мне объяснить? — Германская Империя стоит у входа в комнату младшего, слегка улыбаясь, строгим взглядом осматривая мальчика. — Ты о чём, отец? — Рейх испуганно смотрит, перебирая в мыслях все свои проступки, о которых мог узнать отец. Такое выражение лица всегда означало, что ему сейчас очень не поздоровится. — Я о том, что ты вместо того, чтобы заняться полезным делом, разгуливаешь по улицам с этим русским отродьем! — перешёл на крик Империя. — Это просто немыслимо, он плохо влияет на тебя! Тебе ведь было запрещено с ним видеться! — Отец, нет! Он хороший... Я... я могу всё объяснить! — глаза заблестели от подступающих слёз, Третий понимал, что родитель навряд ли станет его слушать и его ждёт лишь одно. — Раз ты позволил себе меня ослушаться, то я покажу тебе, щенок, где твоё место, — его голос звучал грубо и всё больше ужасал маленького немца. С его штанов слетел ремень и железная пряжка противно зазвенела. Немец забился в угол, но с каждым шагом понимал, что ему это не поможет. Будет всё также больно. Первый звонкий шлепок ремня, и по дому раздался визг, затем последовал ещё один, за ним следующий и так, казалось, до бесконечности. — Папа, не надо! — отчаянно умолял младший немец отца, но тот не желал его слышать. Отца абсолютно не трогали слова, эмоции, слёзы. Он бил сына не глядя, пряжка попадала и в лицо, и на спину, и на бёдра, оставляя после себя ноющие покраснения. В какой-то момент ГИ настолько сильно разошёлся, что железный конец ремня рассёк младшему кожу в области поясницы. Выступили первые алые капли крови. Жгучая боль разошлась по телу пуще прежнего. На этом месте в будущем явно останется след. Затем орудие пыток со звонким лязгом упало на пол. Крепкими руками он поднял немца над собой и сдавил ему горло. Душил, пока тот не покраснел от нехватки воздуха. Пока не начал терять сознание. Земля уходила из-под ног Третьего, он медленно проваливался в пустоту. И только тогда, когда Рейх почти перестал слёзно вырываться из его мёртвой хватки, теряя сознание, Империя решил прекратить, удовлетворившись результатом. — Надеюсь, урок был усвоен, — безразлично произнёс тот и удалился из комнаты, возвращая ремень на место. Измученный маленький мальчик ещё пару минут валялся на полу, в глазах было темно. Еле дойдя до кровати, он долго откашливался, прижимая колени к груди. Из уст то и дело вырывались болезненные стоны. Потоки дождя за окном сливались с его слезами. Мало того, что было больно, так ещё и обидно. Ну почему ему запрещают общаться с его единственный хорошим другом? Почему он просто не может быть самым обычным ребёнком, который не знает, что такое побои. Увы, это было невозможно, по крайней мере, в его семье. Гром на улице раздавался грозным протяжным стоном, и иногда казалось, что это гнев самого отца, который продолжал ругаться. Рейх закрыл глаза, стараясь прогнать тревожные мысли. Сердце его сжималось от боли и страха. Вдруг дверь снова приоткрылась, и в комнату вошёл Веймар, держа в руках медицинскую аптечку. Из соседней комнаты всё было прекрасно слышно. Младший посмотрел на него испуганными глазами, думая, что вновь вошёл отец, но это был брат. Старший подошёл и крепко обнял его, с виноватым видом осматривая Третьего. — Он сам узнал, это не я, правда. Я бы никогда тебя не выдал, — шептал тот, припав к его плечу. — Сильно всё болит? — Угу... Тот достал нужные препараты из аптечки и осторожно стал обрабатывать раны. Когда очень щипало, он дул, чтобы ослабить боль, и вытирал слёзы младшего. Позаботиться о нём с такой осторожностью было особенно важно в этот момент. — Я не думал, что он узнает об этом... — Всё нормально, — шмыгая носом, Рейх попытался успокоить волнующегося брата. Он чувствовал, как ему с каждой минутой становится легче. Старший умел успокоить. Порой даже просто своим присутствием. Веймар заменил ему родную мать, да и отца тоже, хотя тот, к сожалению, был ещё жив. Рейха сейчас посещала только одна мысль: «Когда же мы вырастем, и это всё закончится?» Хотелось, чтобы это произошло быстрее, чем есть на самом деле, но это были всего лишь грёзы маленького мальчика, не познавшего любви и понимания. Веймар продолжал тихо шептать утешения, но его собственный голос казался ему немым в этой мрачной атмосфере. Несмотря на мягкие касания рук брата, Рейх чувствовал, что эта забота лишь усиливает его смятение. Он не хотел быть слабым, не хотел давить на Веймара своими слезами, но в глубине души понимал, что именно это ему и было необходимо. Иногда нам нужно совсем немного – просто иметь человека, с которым можно дать волю своим чувствам, верно? — Мы должны быть сильнее, понимаешь? — наконец, сквозь давящую тишину произнёс Веймар, отстраняясь из объятий и встречая задумчивый взгляд Рейха. — Когда-нибудь это всё закончится, и мы справимся с этим вместе. Рейх кивнул, хотя внутри него всё ещё текло чувство несправедливости и гнева на отца. Затем он ощутил на своей голове теплые касания рук, которые поглаживающими движениями перебирали его волосы. Вдруг гром ударил так сильно, что Третий вздрогнул. Рейх глубоко вздохнул, стараясь прогнать нарастающее волнение. Его мысли метались, как птицы в клетке. Веймар, заметив изменения в выражении лица брата, подсел ближе, и его глаза светились теплом, которое напоминало о более уютных временах. — Тебе получше? — поинтересовался старший. — Да, — промолвил Рейх, почувствовав облегчение в области груди, а ком в горле постепенно начал исчезать, переставая сводить судорогой горло. Это была бессонная ночь, где они оба сидели и разглядывали звёзды. Тихие пошмыгивания носом, поблескивающий на лунном свете взгляд. Рейх был благодарен своему брату за то, что тот никогда не бросал его в трудном положении. Иногда даже защищал от отца, прикрывая собой, за что тоже получал побои.

***