Сквозь мглу

Клуб Романтики: Песнь о Красном Ниле
Гет
В процессе
NC-17
Сквозь мглу
гамма
автор
бета
Описание
Эвтида привыкла жить в глуши, где происшествием считают побег кошки от безумной старушки. Но убийство школьной подруги рушит иллюзию спокойствия. Серьëзность ситуации Эва осознаёт, когда для расследования преступления из Вашингтона возвращается Амен Блэквуд — агент ФБР и старый знакомый девушки. Неизвестно, что принесёт больше бед: объявившийся в городе убийца или до дрожи вредный блондин по-соседству.
Примечания
Тг, где можно меня пинать по поводу проды: https://t.me/pdpfpvpv
Содержание Вперед

Глава 19. Когда и где?

Утро началось раньше, чем я планировала. Меня разбудил грохот двери и незнакомые голоса. Присев, я натянула одеяло на обнаженную грудь, поражаясь, что уснула голой. Подумать о прошедшей ночи хотелось безумно, но с первого этажа продолжали доноситься разговоры. Я заметила, что дверь в спальню приоткрыта и Амен не лежит рядом. Сердце боязливо заколотилось. Что, если сектанты? Что, если они уже что-то сделали с Блэквудом? Я подобрала с пола его футболку и постаралась успокоить дыхание. Искать, чем отбиваться, звонить Тизиану или прыгать в окно? Я терла бедра и кусала губы, пока не услышала знакомый голос. Амен внизу! Далее думать я уже не могла. Схватила со стола лампу и ринулась из комнаты. Энтузиазм отбиваться от сектантов испарился достаточно быстро, ведь уже на лестнице я увидела, как в гостиной Блэквуд спокойно о чем-то беседовал с двумя незнакомыми мне мужчинами. Оба в рубашках с галстуками. Тот, что пониже и помладше, держал в руках какой-то большой металлический чемодан. — Эва? — Амен обернулся на меня с непонимающе-недовольным взглядом. — Зачем тебе лампа? «Спасать твою надменную задницу», — хотела сказать, но стушевалась перед незнакомыми людьми. Я стояла на ступеньках в мужской футболке, под которой ничего не было, заспанная, напуганная, да еще и с настольной лампой в руке. Незнакомцы, по всей видимости, такой картине удивились и не переставали на меня с любопытством коситься. — Она сломалась, — нелепо улыбнувшись, соврала я. — Потом посмотрю. Иди в спальню, я скоро закончу. — С чем? Выжидающе смотря на Блэквуда, я начала спускаться. Он выглядел рассерженным. Складывалось ощущение, что причина во мне. Амен раза три кивнул в сторону лестницы, намекая, чтобы я ушла в комнату. Но почему я не могу узнать, кто и зачем находится в моем доме? — Доброе утро, — сказала я присутствующим, подобравшись ближе. — Я Эва, а вы… — Утро действительно доброе. Меня зовут… — начал мужчина помоложе, сверкая отбеленными зубами, но его перебил Амен: — Это специалисты, которые будут проводить экспертизу. За письмом приехали. Уже прощаемся. «Дружелюбие» Блэквуда было похоже на удар в челюсть. Боже, да что эти двое зануд успели ему сделать? — А ящик вам зачем? — спросила, когда Амен почти выпроводил мужчин в прихожую. — Для такой нестандартной улики нужны соответствующие условия. Кейс сохраняет необходимую температуру… — Извините мою жену, должно быть, она вас задерживает, — снова вклинился Амен, заставляя зануду помладше замолчать. — До свидания. Свяжитесь, как только получите результаты. Через минуту в прихожей никого, кроме меня, Блэквуда и моего шока, не осталось. — Жена? — повторила я, поднимая брови. — Так надежнее. Пошли завтракать, раз проснулась. — Нет, ты объясни свое странное поведение, — продолжила я уже на кухне, поглядывая на тарелку с омлетом и тостами с авокадо. Иногда мне кажется, что Блэквуд вообще не спит. Когда он успел это приготовить? Я обязательно его расцелую, но чуть позже, когда разберусь, что с ним стряслось. — А ты объясни, какого хера перед левыми мужиками в таком виде расхаживаешь? — вопреки сказанному, голос Амена звучал достаточно спокойно. Передумала, целовать не буду. — Что не так в моем виде? — скрестив руки, спросила я. — Отсутствие трусов, к примеру. Я поперхнулась тостом, одернула футболку и поспешила возмутиться: — Так не видно же! — Но я же знаю, — вскользь ответил Амен, что-то печатая в телефоне. — И? — Эва, закрыли тему. Просто в следующий раз будь внимательнее. Амен уплетал завтрак и переписывался, будто не вел себя минутой ранее, как кретин последний. Я пыталась найти этому объяснение, а когда нашла, вскочила, чуть не повалив стул. — Ты приревновал! Да? — с какой-то чрезмерной радостью я подлетела к Блэквуду, чтобы тот наконец отвлекся от телефона. — Эва, не мешай, я договариваюсь по поводу установки камер. Отступать мне не хотелось, и я пролезла между Аменом и столом, сев на него. — Камеры подождут, — вспомнив, что Блэквуд собрался весь дом напичкать видеонаблюдением, сказала я. — Отвечай. Судя по сомкнутой челюсти, он определенно не желал сознаваться. Тогда я поставила ноги на стул между его бедер и наклонилась ближе. — Приревновал, — ладони Амена легли на мои колени. — Ты видела, как этот болтливый мелкий гад на твою грудь смотрел? — А-а-амен, — потянула я, сдерживая смех. — Ничего я, кроме твоего хамства, не заметила. — Я очень вежливо ему не врезал. — Боже, Блэквуд, ты правда считаешь, что после тебя я хотя бы подумать могу о ком-то другом? — Нет, — самодовольно ответил он, проводя руками вниз и сжимая икры. — Просто меня вымораживает, что кто-то может допускать мысли о тебе. Хотелось сказать, какая это все глупость, но не получилось. Я только приблизилась, мазнула по его губам своими, и сердце пропустило пару-тройку ударов от осознания — у нас всё хорошо. А потом заговорил Амен: — Мне показалось, или ты намеревалась той лампой кому-нибудь череп размозжить? — насмешливо спросил Блэквуд, проводя носом по моей щеке. — Не показалось, — помявшись, сказала я. — Испугалась, что ты не рядом и внизу голоса. — Моя маленькая защитница, — Амен тепло усмехнулся, но потом добавил более серьезно. — На будущее: если заметишь что-то подозрительное, оставайся в комнате и запри дверь. Кажется, все вокруг поблекло. Очередное напоминание: мы окружены гребаными сектантами, которые в любую минуту могут разрушить крохотный мирок с нелепой ревностью, мягкими поцелуями и пробегающими по моим ногам пальцами. Я слезла со стола и отошла в сторону. За окном боязливо показывалось солнце. Метель прошла, но не знак ли это, что нас ждет нечто пострашнее? — Как долго это будет длиться… — прошептала я и начала тереть лицо. — Мой гундеж? Полагаю, вечность, — Амен оказался рядом, поспешив мягко перехватить руки. — Нет. Неизвестность эта. Когда я проснусь, не увижу тебя и решу, что ты завтрак готовишь, а не лежишь в луже крови? Я смотрела на него с надеждой. В этих синеватых безднах столько всего живет, может, и настолько нужный мне ответ? — Так, валяться в крови в планы не входит, это во-первых, — вкрадчиво начал Блэквуд, успокаивающе проходясь руками по моим плечам. — Во-вторых, закончится, как только у нас появятся исчерпывающие доказательства вины поехавших оккультистов. Скоро у нас будет заключение экспертизы, завтра поедем и побеседуем с бабкой, которая откуда-то знает имена жертв. Еще Кëрли в участке вроде как зашевелился. Есть ощущение, что он реально хочет понять, кто убил шерифа. Казалось, Амен действительно верит в сказанное. Ну конечно, мой излишне самоуверенный агент ФБР не может сомневаться в своей победе. Я успокаивала дыхание, успевшее нехило напрячь бедные легкие. Не сомневайся в нем, Эва. Всё обязательно закончится. Я прокручивала зависшие в воздухе слова и зацепилась за один момент: — Значит, Тизиана можно вычеркивать из списка сектантов? — с надеждой спросила я. — Я присматриваюсь. — К Дие тоже нужно присмотреться! — Не начинай, Эва, — жестко ответил Блэквуд, сжимая мои плечи. — Она украла твой паспорт. Взмахнув указательным пальцем, я тщетно искала, что ответить и как оправдать подругу. Кроме уверенности в Дие, аргументов не было, и я закрыла рот. Эта тема не дает мне покоя. Кëрли — кто угодно, но не предательница. Болтушка, не упускающая ни одной сплетни. Кокетка, которая до появления Ливия цеплялась за каждого парня, если его рост превышал шесть футов. Подруга. Настоящая и единственная. Я лоб себе расшибу, но докажу это. Просто осталось придумать, как. Оправдание Кëрли отложилось на неопределенный срок. Вскоре мастера по установке видеонаблюдения оккупировали наш несчастный дом, который сотрясался от каждого захода дрели. Чтобы не оглохнуть, я свалила к отцу. Обещала же ему, что прокатимся на Вольве, как только погода успокоится. За руль пускать Томаса я сначала не хотела. Вряд ли десяток лет брожения в алкоголе благотворно сказывается на мозге и его реакции. Однако умирающий отец так жалобно посматривал на руль, что я дала ему поводить, когда оказались за городом. Томас расцвел, с любовью прикасаясь к коробке передач. С любовью, которой так недоставало нам с мамой. Пока катались, он вспоминал прошлое. Точнее, те редкие его обрывки, когда он не брюзжал что-то в пьяном угаре. Походы к реке, субботние посиделки в кафе-мороженом, поездки в Грейт-Фолз. Папа помнил даже то, что выиграл мне в тире розового зайца. Я не стала уточнять, что разорвала плюшевого бедолагу в клочья во время очередного бухого припадка отца. Мы вернулись домой к вечеру. Я предложила папе поужинать, но тот отказался, сославшись на усталость, а мне отчего-то стало грустно. Переступив порог, я придирчиво осмотрела прихожую. — Что ищешь? — поинтересовался Амен, появившийся в дверном проеме. — Ну, такие огромные бандуры с объективами. — Вон одна из них, — Амен приобнял меня и указал пальцем под потолок, где едва виднелась маленькая черная точка. Я заставила Блэквуда показать остальные камеры, а потом он установил на мой телефон приложение, которое транслировало происходящее в доме. Было не по себе, но Амену так спокойнее: теперь он может уезжать в участок и не написывать мне каждые полчаса.

***

— Амен, может, нам стоит… — как только мы оказались в постели, запинаясь, начала я, — ну, как-то помочь Томасу. — Он отказался, когда ты предлагала, — напомнил Блэквуд. — Вдруг стесняется? Черт, да какое мне дело, — злясь на себя, бубнила я. — Я с ним поговорю. Сначала я отнекивалась, так как отец — сугубо моя проблема, но Блэквуд уже решил, что разберется. Проронив «спасибо», я полезла к нему обниматься. Мы долго лежали, болтая ни о чем. — Кстати, пока тебя не было, курьер приезжал и всучил мне два пакета тряпок, — сказал Амен, кивая в сторону кресла. Прищурившись, я вспомнила, что это за «тряпки». Те самые необходимые, по мнению Дии, красиво-пошлые комплекты нижнего белья. Заказала их, пока бездельничала во время метели. Накатывающая сонливость растворилась в любопытстве. Я переползла через Амена и почти побежала к белым матовым пакетам, заглядывая в них. — Ну, показывай, — с оживлением произнес Блэквуд. — Зачем? — слишком быстро ответила я, сжимая в руках пакет. Почему-то стало неловко, нет, кошмар, как неловко. — Ты наконец что-то себе купила. Мне интересно. — Наконец? По-твоему, я плохо одеваюсь? Я говорила быстро и чуть отошла назад, когда Блэквуд приблизился. Да чтоб тебя! — Не придумывай. Просто рад, что ты занялась обычной девчачьей херней, а не… — Амен запнулся, видимо не желая добавлять «а не сектанскими убийствами». — В общем, показывай. — Да там… — мои глаза стремительно убегали от выжидающего взгляда. — Не совсем одежда. — А что? — усмехнулся он, поигрывая бровями. — Черт, Блэквуд, да белье! — вспылила я. — Зачем ты во все лезешь? — Почему нет? — Амен тщетно сдерживал улыбку, наклоняясь ко мне. — Тем более показывай. На себе. Хотелось врезать нам обоим: ему, чтобы прекратил меня смущать, себе, чтобы перестала поддаваться. Такая глупость. Будто он ни разу меня без одежды не видел. Несмотря на абсурдность ситуации, я сказала, что переоденусь в ванной, а, выходя из комнаты, кинула Амену небольшой сверток в крафтовой бумаге: — Это тебе. Подарок небольшой. — Пижама? — тут же порвав упаковку, удивился Блэквуд. — Да. Возражений не принимаю, надевай. — Ладно, спасибо. Хмыкнув, он стал рассматривать огромную клетчатую рубашку бежевого цвета и такие же штаны. Я улыбнулась — даже препираться не стал. В ванной принялась перебирать содержимое пакетов. Руки подрагивали, прикасаясь к мягким нежным тканям. Это действительно красиво, даже слишком красиво для меня. Тремор сменился восхищением, когда справилась с застежкой пастельно-голубого бра и посмотрела в зеркало. Крупные вышитые цветы так идеально обрамляли грудь, а легкие кружева будто слились с кожей. Мне вдруг захотелось сделать нормальную прическу, нарисовать стрелки, хотя… было в моей легкой небрежности что-то привлекательное. Глаза будто ярче стали, а лицо от румянца обрело живость. — А ты очень даже ничего, — тихо и довольно проговаривала я, вертясь перед зеркалом и рассматривая однотонные трусики на завышенной талии. — Да ты чертова красотка! Я справилась с небольшим поясом, к которому крепились чулки в мелкую белую сетку, и чуть не подпрыгнула от восхищения. И ожидания. Блэквуд определенно улетит от моего вида. Он действительно улетел, но не от восторга. На входе в спальню я столкнулась с проносящимся мимо Аменом, который держал разрывающийся от громкого рингтона телефон. — Что такое? — недоуменно спросила я и посмотрела на часы. Полночь. Кому надо трезвонить в такой час? — По работе. Спи. Он небрежно погладил меня по плечу и ушел. Спи? Серьезно? В этом? Я осмотрела себя и чертыхнулась. Амен даже бровью не повел, увидев меня. Значит, звонок действительно важный. Кто ему может по работе набрать? Тизиан? Нет, он бы ответил прямо, что нарушает наш покой Кëрли. Неужели кто-то из Вашингтона? Разница в часовых поясах объясняет настолько поздний звонок. Я опустилась на кровать, куда тут же прыгнул Волчонок. — Подслушивать ведь нехорошо, верно? — почесав пушистое ухо, спросила я. — Однако сдохнуть от любопытства тоже паршиво. Рассуждая вслух, я поглядывала на дверь. Отсюда совершенно ничего не слышно. Боже, Эва, отключи уже свое круглосуточное беспокойство. Амен же сказал, что с отцом Шерил больше нет проблем. Значит, в телефонном разговоре не может быть ничего страшного. Или может? Поерзав на кровати минут пять в белье, ставшем неудобным, я натянула сверху толстовку Блэквуда и медленно подошла к двери. В коридоре всë так же тихо. Я спускалась по лестнице, стараясь перебирать ногами бесшумно, но застыла на последних ступенях и сжала руками перила. — …Спасибо за информацию, Маркус. От тона Амена у меня похолодели руки. Он будто был на пределе, будто хотел задушить собеседника своей благодарностью. Я вскрикнула и сбежала вниз, когда услышала звук разбивающегося стекла. Амен сидел на диване, сжав пальцами волосы. На стене было пятно от воды, внизу — осколки стакана. Блэквуд не шевельнулся, когда я подкралась к нему и аккуратно села рядом. Локти упирались в колени, а лицо закрыли светлые пряди. — Амен, — слабо прошептала я и коснулась его предплечья, мышцы на котором готовы были взорваться от напряжения. — Что случилось? Он потер ладонями лицо и уставился в стену, куда недавно запустил стакан. Я видела, как ходят жевалки на его челюсти. Пальцы сплелись в замок. От напряжения густел воздух. — Я больше не работаю в ФБР, — процедил Амен, клацнув зубами. — Коллега набрал. Он столкнулся с Ньюманом в управлении. Тот уточнил, как мне живется после увольнения по собственному желанию. — То есть как по собственному? Ты же… — растерянно начала я. — Не изъявлял такого желания, — злобно продолжил Блэквуд. — Уверен, Освальд считает, что поступил благородно. В последнюю нашу встречу он грозил мне статьей. — Ты же говорил, что всё решил с отцом Шерил, — глупо добавила я, словно не желая верить, что Амен мне соврал. — Говорил, — кивая, повторил он. — Можешь начинать возмущаться. Блэквуд повернулся ко мне. Клянусь, если бы на его месте был любой другой мужчина, я бы тут же вскочила и убежала как можно дальше. Гнев словно проник ему под кожу, захватив каждый миллиметр лица, а в глазах застыло что-то поникшее, мертвое, холодное. Я выдохнула, понимая, что напротив всё тот же, мой Амен. Он никогда не причинит мне вреда. — Я не собиралась тебя в чем-то обвинять, — мой полушепот вышел хриплым. — Кажется, всё не так плохо? За тобой не гоняются федералы, и ты можешь спокойно устроиться на другую работу. Я потянула руки к его лицу, но он отпрянул и поднялся. Сделал несколько шагов в одну сторону, в другую. Выругался, нервно потирая шею. — Иди спать. Я проветрюсь и вернусь. Он говорил сдержанно, но сдержанность эта походила на последнюю преграду, на хлипкий засов поперек двери, который сорвется в любую минуту. Я подскочила и перегородила ему дорогу. — Пожалуйста, останься. Не хочу, чтобы ты был один сейчас, — мягко, умоляюще проговорила я. — Хочешь, чтобы я на тебе срывался за свои неудачи? — гаркнул Амен и отшатнулся, будто останавливая себя. — Это не просто увольнение, Эва. Он вытер об меня ноги в своих гребаных туфлях из крокодиловой кожи. — Ну и черт бы с этим Освальдом, — торопливо ответила я. — Пусть подавится своими туфлями. Главное, что ты жив и здоров, что он не предпринял более радикальных действий. Амен задрал голову, словно я порола несусветную чушь. Но он же сам объяснял, насколько опасен и влиятелен Ньюман. Мне казалось, увольнение — самое меньшее, что тот мог вытворить. — Я десять лет в бюро просидел. Десять сраных лет. У меня в башке было только то, как подняться повыше, туда, где я действительно должен находиться. Я это сделал, и что теперь? Какой-то старик одной бумажкой меня оттуда выгреб из-за… — Амен поморщился, до красноты растирая скулу рукой, — из-за своей безмозглой дочурки или из-за того, что я сказал ему, насколько он ничтожен. Черт его знает… Амен отвернулся и сжал руками спинку кресла, нависнув над ним с прикрытыми глазами. На самом деле все его заслуги полетели в пропасть из-за того, что там, в Вашингтоне, он выбрал меня. Не стал договариваться с Освальдом, а улетел, потому что оценил меня выше всего прочего. Теперь поплатился. Жалеет он? Наверняка да, ведь в Кемфилде я справилась без его помощи. Я подошла и обняла его со спины, боязливо, едва касаясь. Он не реагировал, продолжая стоять в оцепенении. Мне было страшно говорить, что сожалею. Сейчас это не имело никакого смысла. Я просто хотела как-то его поддержать, подарить хотя бы сотую долю того, что он давал мне в трудные минуты. — Давай напьемся? — предложила я. — Странно это слышать после того, как напротив поселился твой отец, — усмехнулся Амен и наконец-то повернулся ко мне. — Я остыну, и всё будет нормально. Не стоит… — Стоит, — категорично заявила я. — От одного раза не сопьемся, зато голову твою разгрузим. В закоулках кухонных шкафов нашелся только бренди. Амен бубнил, что это кастрированный коньяк, который настаивают в три раза меньше или избегают данной процедуры вовсе, но за окном давно стояла ночь и купить вариант «поприличнее» возможности не было. Из бокалов у меня нашлись лишь те, которые предназначены для вина, потому горячительный напиток оказался в двух керамических кружках. Разливая бренди Амен пару раз отставлял мою подальше, но я пододвигала ее обратно. В морозилке Блэквуд нашел лед и несколько повеселел, надеясь исправить им «теплое пойло». На вкус напиток был реально отвратительным. На первом глотке я шикнула и поморщилась. Амен же выглядел так, будто пьет чай, от которого слегка вязало горло. Блэквуд осушал бутылку достаточно быстро, а пьянела от этого почему-то я. Отвлеченный разговор в один момент довел Амена до работы, и я напрягла расслабленные мышцы: — Знаешь, я привык, что агент ФБР и я — это… цельное что-то, одно. Как черта характера. В последние годы я с преступлениями больше на бумаге разбирался, но всегда знал, что хватает мозгов и навыков приступить к делу лично. Амен говорил спокойно и слегка крутил в руках кружку. Смотрел куда-то сквозь, далеко, размыто. Кажется, гнев осел под натиском тусклого света и довольно нелепой, но домашней обстановки. Вид самого Блэквуда «одомашнивала» рубашка в клетку, пуговицы которой он не удосужился застегнуть. Мои колени прижимались к груди и так и норовили соскользнуть с небольшого стула. — Что именно ты любил в своей работе? — спросила я, справляясь с тяжелыми от алкоголя буквами. — Любил? — Амен вздернул бровями. — Ну, от чего прям тащился? — я поиграла плечами, окончательно переставая контролировать телодвижения и интонацию. — Я… — его голос сохранял трезвость, но слова давались тяжело. Блэквуд действительно задумывался над моими вопросами, — находился на своем месте. У меня были цели. Перебирать звания, добиваться хороших показателей отдела, ну и… найти того, кто убил мою мать. — Так, званий ты получил предостаточно, показатели, так понимаю, при тебе были на уровне, — я загибала пальцы один за другим, — твоя мама стала жертвой… моего деда. Получается, целей ты своих достиг. — Да, но мне всë еще нужно разобраться с сектантами, — Амен размял шею и откинулся на спинку стула. — Не говори никому об увольнении. Ни Дие, ни Тизиану. Никому. Так хоть будет доступ к участку. — Мне кажется, или это незаконно? — Как и приносить людей в жертву, — с усмешкой ответил он. — Табельное сдам задним числом, когда уедем, прослежу, чтобы в местных отчетах мое имя не фигурировало, и всё. Доказательства продолжим собирать. В ФБР остался Маркус. Он в курсе происходящего и должен помочь засадить этих уебков за решетку. Я хотела возразить, однако поняла, что звание агента ФБР нам действительно пригодится. Да и спорить с Аменом сейчас, когда он выглядит, как только что успокоившийся гейзер, я не хотела. Я видела, что Блэквуд старается отвлечься, мигом вернуть себе непоколебимость, раскидать дальнейший план действий. Он просто не мог принять, что на его пути возникла преграда. — Ладно, как скажешь. Поднявшись, планировала подойти и обнять его, но вестибулярный аппарат подвел: я качнулась и приземлилась к Амену на колени. Тихо засмеялась, надеясь услышать и его хриплый смех. Блэквуд же лишь усадил меня поудобнее и налил в свою кружку еще алкоголя, который тут же выпил. Он был будто не со мной, закрывался, уходил взглядом куда-то далеко. — Ты сказал, что в бюро было твое место, — собравшись, начала я. — Тебе хотелось справедливости, да? Чтобы зло было наказано? Но всё плохое ведь не искоренишь, оно всегда будет. Ты сделал огромный вклад, чтобы его стало меньше, и продолжаешь делать прямо сейчас, спасая наш захудалый городок. Так может, пора пожить для себя? Найти что-то новое. Удивительно, но мне удалось ни разу не икнуть. Я так хотела достучаться до Амена, что заговорила достаточно складно и уверенно. — Ты слишком хорошего обо мне мнения, маленькая, — голос Амен наконец смягчился, породнел, а он сам стал держать меня более участливо, поглаживая рукой бедро. — В последний раз я всерьез хотел улучшить этот мир, когда учился в Академии. На работе быстро понял, что альтруизма во мне нет от слова «совсем». Я хотел лишь хорошей жизни для себя и спать спокойно, зная, что убийца моей матери не на свободе. Всё делал исключительно для себя. Чтобы стабильность была и не грызло ничего. — Ты ошибаешься, — я скрестила руки и посмотрела на него с укором. — Тебя не только собственное благополучие волнует. Вспомни, как донимал меня, чтобы дверь закрывала на ключ. С первых дней знакомства. Я тогда никем для тебя была, а ты всё равно беспокоился. Да, ты мог очерстветь в бюро, но это же нормально. Это же как у врачей: они тоже не пропускают через себя чужое горе, с ума сойдут просто, если будут так делать. — Я о тебе заботился, потому что влюбился. — Прям так сразу, — съязвила я. — Вероятно, — ладонь Амена плавно водила по сетке чулок. — Меня тянуло к тебе, просто я не сразу это принял. — Тяну-у-уло? — мой голос стал ниже, а пальцы покрались по краю расстегнутой рубашки, мимолетно касаясь торса. — Как именно? — На комплименты нарываешься? — Амен нагнулся к моему лицу. — Разве мало распинался, как сильно мне нужна? — Разве распинался, а не показывал чувства? Я смотрела на него по-пьяному хитро, понимая, что возбуждаюсь от одного только голоса. Серьезность разговора давно покоилась на дне бутылки. Мы хотели друг друга, но отчего-то тянули, провоцировали взглядами. — Полагаю, без слов я их показываю лучше. Улыбка тянулась по пухлым губам, пока Амен усаживал меня на себя поудобнее. Толстовка полетела вниз, оставляя меня в белье, от которого горела кожа и глаза Блэквуда. — Нет, я все же скажу, — хрипло продолжил он. — Ты пиздец какая красивая. Поцелуй разрывал нервные окончания. Глубокий и грубый, он лишал кислорода и воли, но мне хотелось растянуть момент. — Не торопись, — прошептала я, кусая его нижнюю губу. — Придумай хоть одну причину, чтобы я не трахнул тебя на столе прямо сейчас, — тяжело дыша, отозвался Амен. — Блэквуд, я натягивала это на себя минут двадцать. Хоть полюбуйся немного, — ответила и провела рукой по бюстгальтеру. — Как пожелаешь, — в его голосе послышалось что-то рычащее. Блэквуд рывком усадил меня на стол. Голова чуть кружилась, но это не помешало развести ноги и прогнуться в спине. Я играла с его нетерпеливым взглядом, поправляла волосы, проводила ладонями по талии, спускаясь к бедрам. Он хотел меня до ужаса — я видела это и упивалась. Придумывая, что бы вытворить, я потянулась к бутылке бренди. Нарочно пила неаккуратно. Капли змеями стекали к подбородку. Амен откинулся на спинку стула, пытаясь изобразить хладнокровие. Я начала извиваться, покусывать губы. Сгорала от собственных действий, от пояса, впивающегося в талию, и от пламенеющей синевы в глазах напротив. Далее руки действовали сами: одна выливала бренди на грудь, другая размазывала его по белью и коже. — Наигралась? — последнее, что спросил Амен перед тем, как оказался совсем рядом. Он съедал каждый участок, куда добрался бренди. Моя кожа липла к его губам. Амен спустил бра вниз, освобождая грудь, к которой тут же припал. Кусал, вылизывал, оставлял засосы. Казалось, на коже проступают ожоги последней степени, но не потому, что было больно. Нет, просто пламя, рождаемое между нами, подчиняло себе. Хотелось слиться с ним полностью и въесться пеплом в шершавые ладони. Я царапала напряженную спину, сбросив рубашку в сторону, тянула жесткие волосы у корней. Блэквуд сгреб на пол лежащую на столе посуду. Что-то точно разбилось, но это не имело никакого значения. Мое положение изменилось стремительно — теперь я лежала на животе. Его член оказался в моем рту так быстро и глубоко, что глаза заслезились. Я помогала себе руками, пока губы поднимались и опускались вдоль набухших вен. Блэквуд держал мои волосы на затылке, задавая бешенный ритм. Я терлась грудью о столешницу и натурально съезжала с катушек, когда поднимала глаза вверх. Голод. Вот, что я видела в его взгляде. Стоны глохли во рту, челюсть сводило от напряжения, но мне совсем не хотелось останавливаться. Только бы продолжал смотреть на меня так. — Подними бедра, — властный голос пробился сквозь хлюпанье, но я физически не могла управлять ничем, кроме губ. Шлепок по ягодице. По второй. Еще. Еще. Хлесткие и громкие, такие, что завыла бы от удовольствия, если бы его член не трахал мой рот настолько старательно. Оперевшись на локти, я все же прогнулась, кошмарно пошло выпячивая ягодицы. Амен отодвинул белье и вошел пальцами. Чувство заполненности сразу в двух местах сжигало заживо. На чертовом электрическом стуле разряды слабее тех, что бегут от низа живота прямиком к глотке. Хватка на затылке ослабла, и онемевший рот больше не мог двигаться самостоятельно. Тогда Блэквуд поднял меня к себе и сжал щеки, продолжив стимулировать внизу: — Ты такая довольная, — почти мурчал Амен в мои сжатые губы. — С-се… Себя-то… видел? — задыхаясь, выговаривала я. Нам определенно хотелось продолжения. Грязного, пьяного и долгого. Амен положил меня на бок. Матерясь, расстегнул застежки на чулках и стянул белье. Я почувствовала его внутри. Сердце мгновенно утонуло в любви и алкоголе. Меня потряхивало от рьяных движений. От горячей руки чуть ниже талии. От того, что мы не можем насытиться сколько бы ни старались и что бы ни произошло. Амена уволили, лишили того, что столько лет было его смыслом, но ему конкретно плевать прямо сейчас. Он забывается во мне, и это лучшее чувство на Земле — быть той, кто нелепым флиртом способен свернуть шею всем его проблемам. Их не существует в этот момент ровно так же, как и не существуют сектантов, желающих меня прикончить. Есть Амен, я и запредельно громкие удары тел друг о друга. Я не думала, что градус может сделать секс лучше, но он и не делает. Лишь притупляет мое стеснение. Остальное — мы. Наша чертова любовь, от которой слезятся глаза и воздух камнями забивает горло. Она слишком сильная, запредельная. Мои стоны прерывистые, на вскрике. В них все чаще слышится его имя. Я просто люблю его гребаное имя ровно так же, как и его самого. Кусаю губы, на которых остался его вкус, когда Амен замедляется и наклоняется с мокрым поцелуем к моему уху. — Стонешь ты сейчас, как последняя шлюха, — сбивчивый шепот обволакивает барабанные перепонки. — И, черт возьми, как же мне это нравится. Секундная передышка, и Амен продолжает выбивать меня из меня. Остается только он. Я цепляюсь обеими руками за край стола, окружение плывет, а тело содрогается снова и снова. — Ам-… Ам-мен, ст-… стол, — мычу я, уловив громкий скрип дерева. — Что? — остановившись, спрашивает он. — М-мы его так… сломаем… Он подхватывает меня под бедра, сминает губы, пока идет. Мир кружится даже с закрытыми глазами. Моя спина врезается в дверной косяк, и Амен шикает. Я представляю, какой путь придется преодолеть до постели, и говорю: — Давай на полу? Амен смеется мне в рот, отпускает. Ложится на пол, тянет за собой. Я сижу на нем, упираясь ладонями в мышцы груди. Глаза у него, будто за дурмановой дымкой, которая сгущается, когда я начинаю опускаться. Больше руки Блэквуда не командуют моим телом. Оно само насаживается на его член. Плавно, постепенно, прогибаясь сильнее с каждым сантиметром. Я не думаю, как двигаться, только подчиняюсь странному желанию делать это грациозно, красиво. Чуть покачиваюсь, приподнимаюсь. Большие ладони бродят по бедрам, цепляют чулки, втирая их в кожу. Добираются до пояса. Они держат его, как какие-то вожжи, которым невозможно не подчиниться. Мы становимся быстрее, развязнее, глубже. Руки устают, и я ложусь на Блэквуда. Мои волосы падают на его лицо, путаются на языке, которым Амен облизывает сухие губы. Он подтягивает меня, как ему удобно, сжимает ягодицы, направляя. Мои глаза медленно водят по плывущей комнате. Разбитые кружки, опрокинутая бутылка, валяющаяся рядом скатерть. Улыбаюсь. Да, это именно то, что было нужно нам обоим. Точка невозврата приближается. Меж ребер сочится лава. Я целую Амена, беспорядочно и сладко бегаю губами по лицу, подбираюсь ко рту. Последний протяжный стон дарю ему, чтобы в горло забился, пробежал по венам и окутал сердце. Мое любимое сердце. Я млею в судорогах, проваливаюсь в него, обнимаю. Тепло разливается внутри. — Прикройся. Заболеешь, — через какое-то время говорит Блэквуд и протягивает мне свою рубашку.

***

К обеду следующего дня мы доехали до дома престарелых, который носил имя Святого Иосифа. Видимо, по этой причине около мрачной коробки здания стояла покосившаяся часовня. Атмосфера была, мягко говоря, гнетущая: заросший пруд, превратившийся в болото, облезлые гигантские деревья и железный забор, огораживающий территорию от… Понятия не имею, от чего, ведь на милю вокруг раскинулась пустошь. Внутри Амен показал дежурным свой значок ФБР, на котором, к счастью, не было написано, что тот является липой. К загадочной Бонни Беннет нас вела слишком уж милая рыжая медсестра с огромными губами, которыми, не переставая, лыбилась Блэквуду. — Так, говорите, к миссис Беннет никто не приходил за время вашей работы? — елейно переспросил Амен эту флиртующую тараторку. — Сколько это лет примерно? — Ой, ну что же вы так сразу. Неприлично у девушек спрашивать про их возраст, — пропищала швабра, поправляла лохмотья на голове. — Вообще-то агент Блэквуд интересуется делом, а не вами, — спокойно, как мне показалось, ответила я. — Извините, а вы… тоже из ФБР? Она посмотрела на меня, как на кипу использованных уток. Интересно, Амен будет долго ругаться, если я устрою здесь драку? — Да. Стажер мой, пока не может освоить профессиональную этику, — ответил за меня Блэквуд, а швабра понимающе закивала. Я покажу ему профессиональную этику, когда мы вдвоем останемся. — И сколько же Беннет не навещают? — спросил Амен, сверкая своими пока еще целыми зубами. — Пять лет точно. По слухам, она сидит здесь уже десятый год. Сама приехала, а родственники так и не появились, хотя есть же, представляете? В карточке записан телефон внучки, я даже звонила ей. Сами понимаете, сложно оставаться равнодушной… — Понимаю, — наконец-то грубо перебил Блэквуд. — Как по характеру? Коммуникабельная? Может, общается с соседями по палате или персоналом? — Ой, да с ней пообщаешься, конечно. Сварливая старуха, ужас просто. Чуть что, сразу: «Оставьте меня», «Прочь!», — противно передразнивала швабра бабулю. Ну и лгунья! Не звонила она никакой внучке, просто перед Блэквудом выделывалась. — Не представляю, как вы с ней говорить будете. Может, с вами остаться? — продолжила тараторить медсестра. — Да и зачем вам она? — Тайна следствия, — ядовито улыбнувшись, пропела я и прошмыгнула в заветную дверь, где должна была находиться бабуля. — Кто из нас еще ревнивый, — закатывая глаза, сказал Амен, когда захлопнул дверь. — Мне просто стало противно, что она тебе чуть ли в рот не заглядывает, а ты только рад. — Я прояснял ситуацию, Эва. — Да пожалуйста. Знаешь, для этого не обязательно свои тестестероновые чары подключать. Я выговорилась и махнула рукой, чтобы он не отвечал. Прекрасно понимаю, что Блэквуд просто хотел узнать побольше о Бонни. Сейчас понимаю, когда этот рыжий полесос вне поля моего зрения. Теперь я вижу другое. Длиннющая комната с деревянными квадратными окнами, по которым от сквозняка бьют тошнотно-желтые занавески. Ряды пустующих столов и скамеек. Плесенью покрытый потолок. Шипящий белым шумом пузатый телек, около которого криво стоят диваны и кресло-качалка. Жутко, реально жутко, особенно, когда замечаю за самым дальним столом маленькую сгорбленную афроамериканку. Амен подталкивает меня вперед. Приходится приближаться к силуэту, от которого леденеет кровь. У Бонни пучок седых волос на голове и очень сухие, в венах, руки, которыми она перебирает без остановки карты. Она не смотрит на нас, даже когда подбираемся вплотную и садимся напротив. — Добрый день, Бонни, — спокойно начинает Блэквуд, пока я жмусь к нему боком. Боже, да это самая натуральная ведьма из любого сериала про мистику. Та самая, которая посмотрит на тебя не так, а ты умрешь через неделю. Бонни поднимает голову. Обычное лицо. Морщинистое, с большим приплюснутым носом. Глаза уставшие и совсем не намереваются испепелить меня заживо. Я немного расслабляюсь. — Не добрый, Амен, совсем не добрый, — отвечает бабуля слабым голосом. Какого черта? Откуда она знает имя Блэквуда? — Откуда вы знаете мое имя? — озвучивает Амен мои мысли. — Белесый ты. Как твоя мать, как твой дед. Кто ты, если не Моррис? Так, ведьма знает фамилию его матери и саму мать. И деда. Я кошусь на Амена, пристально наблюдающего за старухой. — Откуда ты их знаешь? — Если вы пришли сюда, значит, прекрасно понимаете, — Бонни резко перевела взгляд на меня, а я захотела выпрыгнуть в ближайшее окно. — На вопрос ответь, — напряженно продолжил Амен. — Твой дед меня во все это втянул, — с грустью проронила старуха. — Он всех нас втянул… — Во что? — В ошибку, которая будет стоить жизни нашему континенту, а может, и всему человечеству. Бонни не выглядела, будто хочет запугать, но именно так и выходило. За моей спиной словно уже примостилась смерть, затачивая свою косу. — Говори прямо, — процедил Блэквуд. Я взяла его за руку, останавливая. Вдруг почувствовала, что с Бонни нужно говорить на ее языке. — Дед Амена много лет назад захотел призвать Сета? — аккуратно спросила я, и она тяжело закивала головой. — Почему вы поверили? — Я… — Бонни со стыдом покосилась на Блэквуда, — любила его. Думала, помогу с его небылицами и он наконец уйдет из семьи. Идеи Микаэля тогда казались сущим бредом. Он верил, что легенда об основании Кемфилда — реальность. — Про волшебников, которых сожгли люди? — уточнила я, пока Амен недовольно вздыхал. — Да, она проклятая. Микаэль раскопал где-то египетский свиток. Он вообще постоянно мотался по стране и собирал диковинные вещицы, связанные с Египтом. Тогда мода такая была… — Ну и? — вклинился со своим скепсисом Блэквуд, которого я пихнула локтем. — Микаэль перевел написанное и понял, что это пророчество. Сетх явится на новые земли, в место, которые основали его прислужники. — Что за прислужники? — уточнила я, не отрываясь от темных проницательных глаз. — Те самые волшебники из старой городской сказки. Семьи-основатели. Наши с вами предки… Бонни улыбнулась, вглядываясь в мое испуганное лицо. Откуда ведьма знает, что я тоже одна из потомков психопатов? — Сетх владеет душами своих подданных, которые взамен получают толику его силы… — Владеет душами? Беннет, ты не путаешь его с дьяволом? — не унимался Амен. — Ты можешь нам не мешать? — шикнула я ему на ухо, пока Бонни принялась перебирать колоду, похожую рисунками на таро. — Эва, она над нами издевается. Мы пришли узнать о доске, а не о бреднях столетней старухи, — раздраженным шепотом ответил он. — Миссис Беннет, — мой голос сам по себе сделался ласковым, — что было дальше? — Он еще не готов, — разочарованно ответила бабуля, указывая костлявым пальцем на Блэквуда. — Может, выйдешь? — Не сдвинусь, пока ты не начнешь говорить по делу, — съязвил он. — Пожалуйста, Бонни, — искренне просила я. — Нам нужно знать все. — Нужно, иначе не справитесь, — ведьма замолчала, разглядывая вытянутую карту. — Незадолго до второго ритуала я поняла, что Сетх жаждет мертвых, а не живых. Мне являлся Дуат в видениях. Сотни истощенных душ, которыми он питался, в один голос кричали: «Не давайте, не давайте ему новой крови! Он обретет плоть, и возродится Хаос!» — Бонни вскрикнула не своим голосом, ударяя руками по столу. Мне показалось, что за окном резко стемнело. — Микаэль считал, что мы все возвысимся, что жертвы восстанут, что для слуг Сетха Кемфилд станет Раем на Земле. Убеждал: мы будем править людьми, обретем богатство, магию, бессмертие. Искал союзников среди обычных жителей, не потомков основателей. Читал им проповеди о лучшей жизни, в которую сам верил, а на самом деле ступал на порог Преисподней, уводя за собой нас. По моей спине бежал холодный пот. Бонни видела египетский загробный мир, говорила с усопшими. Слишком уж похоже… на меня. Я обеими руками сжимала ладонь Блэквуда, который вскоре сказал почти скучающе: — Перед вторым ритуалом к тебе озарение пришло, значит? Перед убийством Исмана Скотта? — старуха кивнула. — А за двадцать лет до этого тебя ничего не смущало? Гребаный маленький мальчик, которого вы убили, во снах не приходил? — Ты явился за ответами или за покаянием? — Бонни встряхнула головой. — Не надо взывать к совести, она давно меня сгрызла. Я сижу здесь только для того, чтобы культ не пользовался моим даром, большего сделать не могу. — Можешь, к примеру, дать показания, назвать всех причастных. — Ты всерьез считаешь, что, посадив всех, решишь проблему? Это древнее зло, Амен, едва не древнее мироздания. И оно идет сюда. — Как его остановить? — спросила я подрагивающим голосом. — Убить, как явится, — вместе с её словами створки окон забились в истерике от бушующего снаружи ветра. — Убить… бога? — вырвался из меня вопрос. — Как? — Огонь и сокол, мальчик мой. — старуха обратилась к Амену. — Твой дед смог это начать, и только ты сможешь закончить. — Мне поймать сокола и сжечь его? — едва не смеялся Блэквуд. — Просто скажи, кто приказал тебе исписать доску именами убитых? — Я ничего на ней не писала. Бонни смеялась. Громко и скрипуче. Я заткнула уши, бешенными глазами бегая от Амена, который что-то грозно говорил ведьме, к ней самой. Беннет выглядела сошедшей с ума, она скребла ногтями по столу, закатывая глаза. Мне казалось, это никогда не закончится, но в какой-то момент Блэквуд взял меня под локоть и потащил к выходу, а я не могла перестать оборачиваться. Внезапно Бонни сорвалась и нагнала нас: — Убеди его. Убеди! — шептала она, пытаясь ухватить меня за руку, но Блэквуд вышел вперед. — Я не могу говорить прямо. Помни: огонь и сокол. Освободите жертв, это поможет. — Да пошла ты, — выплюнул Блэквуд. — Если хочешь помочь, то скажи, где и когда они собираются заканчивать свой сраный ритуал, а не сказки рассказывай. — Ты додумался, что она, — Бонни вскинула руку в мою сторону, — будет последней? Девчушку не просто убьют, ее оставят для Повелителя. Любишь ее, да? — Не твое собачье дело. — Лю-ю-юбишь, — вязко потянула Беннет. — Твой дед никогда на меня не смотрел так, как ты на нее. Спасти хочешь? — Хочу, — рявкнул Амен. — Где и когда, Бонни? — Еще не все потеряно, — затряслась ведьма, срывая с шеи цепочку и протягивая ее Блэквуду. — Вот, открой дверь у всех на виду и скрытую от пытливых глаз. Я не сразу заметила ключ, маятником болтающийся на цепочке. Амен схватил его в момент, когда в помещение ворвались несколько санитаров со знакомой медсестрой: — Что здесь происходит? Вы что с ней сделали? — запищала рыжая. Санитары мгновенно подскочили к сопротивляющейся старухе, вкалывая что-то в худощавую руку. — Когда и где? — шипел Блэквуд, не обращая внимание на гнев персонала. — В месте, где все однажды закончилось, в день, когда все однажды началось, — последнее, что мы услышали от успокаивающейся ведьмы.

***

Под бухтение медсестры мы покинули дом престарелых. Всю обратную дорогу я ругалась с Блэквудом: — Если бы ты не встревал, мы бы узнали больше. — Больше чего, Эва? Чуши? Эта старая сука ничего стоящего не сказала. Голос Амена смешивался с перманентным стучанием мелких камушков по лобовому. По округе гулял настоящий ураган. — А как же слова про твоего деда? — Да, теперь знаем, что это начало мое семейство. Нам это не помогает. Дед лет двадцать в могиле. Кожа на руле в руках Амена жалобно скрипела. Теперь мне ясно, от чего он взбесился с первых минут беседы с Бонни. Блэквуду просто не хотелось верить, что у истоков стоял его предок, который, к тому же, обрек на смерть собственную дочь. — Ладно, это уже не важно, — продолжила я, уходя от неприятной темы. — Зато у нас есть ключ. — От чего он, Эва? От ее почтового ящика? Амен закипал все больше, и я могла его понять. В мой изнуренный загадками мозг не помещалась новая информация. Волшебники из легенды про появление Кемфилда — наши предки. Их успех потомки захотели повторить в середине прошлого века, начали проводить ритуалы, убивать своих же родственников. А вдруг правда, правда существует древнеегипетское божество, которое услышит своих последователей и явится сюда? При чем здесь огонь и сокол? — Ты говорил, что у Бонни была антикварная лавка, где работает ее внучка. Вдруг там есть та дверь, которая нам нужна? На виду и скрытая от… — Хватит! Хватит повторять за полоумной бабкой, — громко и грубо перебил Блэквуд. Я вскрикнула от глухого звука. Удар. В салоне стало темнее. По центру лобового расползлось темно-красное пятно. Перья, мясо, кишки. Авто затормозило. У меня не получалось собраться, я только сидела, сжавшись, и тупо смотрела вперед. Опять ворон. Как только он стекло не пробил… Как только мы не разбились… За время моего ступора Амен успел выйти и принялся отбрасывать останки птицы на дорогу. — Не похоже на совпадение, — пробубнила я, подходя к Амену. — Не начинай. — Амен, но как? — мой растерянный голос едва слышался из-за ветра. — Мы поговорили с Бонни, и за окном чуть ли не ураган начался, а теперь на лобовом мертвая птица, такая же, как те, которые не так давно посыпались на город. Ты не видишь связи? — Вижу только то, что мы в сраном тупике. Включив дворники, Амен оперся ладонями на крышу машины и склонил голову. Он слегка покачивался, будто не понимая, куда выплеснуть свою ярость. Я смотрела, как на стекле бледнеет кровь, смывается грязь. Туда и обратно, туда и обратно. Почему нельзя и в жизни так? Взять и стереть все, что мешает. — Послушай, нам стоит подумать над шифрами Бонни, в них должен быть смысл, — сказала я, подбираясь к мужчине. Хотела добавить, что призраки со мной тоже загадками говорили, но не стала. — Смысл есть в одном, — Амен поднял голову к серому небу, — ты точно нужна сектантам, старуха подтвердила. Я не знаю, когда и где они решат тебя забрать, не знаю, куда идти и что делать, чтобы упечь их на пожизненное… Нет ни одного веского доказательства их вины. Ни одного! Ни одного! Блэквуд перешел на крик, его ладони с грохотом ударяли по крыше, оставляя вмятины на темном металле. Он боялся, боялся ровно так же беспорядочно и злобно, как я все это время. С силой сжав его ладони, я повернула Амена к себе. — Найдем. Мы вместе, и мы это сделаем, слышишь меня? Его громкое дыхание меня сбивало. Амен уводил глаза и кривил губы, будто раз за разом получал удары по ребрам. Он не желает меня слушать, но я заставлю. Заставлю поверить в нас, как это делает сам Блэквуд на протяжении всех наших отношений. — Значит так, — я обхватила его лицо, наклоняя к себе, — ты выглядишь так, будто уже похоронил меня. Рано, Блэквуд, нас ждет чертово «долго и счастливо», а ты сворачиваешь с финишной прямой. Давай поедем в эту дурацкую антикварную лавку и перевернем там все, давай еще раз попробуем разговорить Бонни через день-другой. Или тебя напугали безумные фанатики? Тебя, Амен? — Нет, не напугали. Он не сводил с меня меняющихся глаз. В них уверенность растаптывала сомнения, так же быстро и рьяно, как его губы через пару секунд съедали мои. Мы питались поцелуем, пока ветер метал пыль по безлюдной дороге. Мне казалось, что каждый всполох холодного воздуха — мертвое дыхание ослабшего бога или душ его жертв. Но оно не пробирало страхом до костей, потому что я находилась в руках Амена. В надежных, сильных и тех, что ни за что не отпустят. Время терялось в порывах ветра. Блэквуд оторвался от моих губ и достал пачку сигарет, молчаливо спрашивая разрешения. Я кивнула. Терпкий дым мгновенно улетал в сторону. — Прости, я просто вспомнил, как потерял мать, — озлобленно, будто стыдясь, объяснял Блэквуд. — Слишком хорошо помню, что эти мрази с ней сделали. Оказывается, всё по милости моего проклятого деда. — Амен, мой предок не лучше, — обнимая его сбоку, тихо начала я. — Они все были теми еще психопатами, но мы с тобой в этом не виноваты, так ведь? — Так. Я жалась к нему и вспоминала слова Бонни. Один человек уверовал и повел за собой десятки других. Микаэль уже в могиле, а его учение живет. Какое-то коллективное помешательство или действительно древние силы, способные возродиться? Как же они достали. Неужели людям так нужно, чтобы сбылось какое-то древнее пророчество и изменило их жизнь? Вместо того, чтобы делать наш проклятый мир лучше, они убивают своих же, устраивают шабаши, спят и видят, как божество наградит их за труды. Рука потянулась к тлеющей в пальцах Амена сигарете. — Ты чего? — с беспокойством поинтересовался Блэквуд. Я глупо повела плечами, не зная ответа. Видимо, из его рук я готова принять даже то, что много лет назад оставило на мне непроходящие ожоги. Только вот Амен не позволил, вмиг растоптав ботинком окурок. Мы безмолвно грелись друг другом, пока вокруг оседала пыль, а потом Амен прижал меня крепче, проговаривая уверенным шепотом: — Нет, нет, тебя никто не отберет. Я не позволю, нет… Никогда не отдам. — Я знаю… Слезы холодили уголки глаз. Его пальцы старательно убирали соленые полосы, пока я думала, как же тяжело Блэквуду. Сектанты забрали его мать, а теперь нацелились на меня. Неудивительно, что страх застилает ему глаза. Но я правда не умру, не умру хотя бы потому, что не позволю Амену пережить потерю снова. — Поехали, — беспрекословно сказал он. — Найдем сраную дверь.

***

В тот день лавка Беннет уже была закрыта. На следующий мы все же оказались в крохотной комнате, заваленной хламом, но найти что-либо не вышло. Внучка Бонни — крайне мнительная и сварливая женщина. Как только заподозрила, что мы не выискиваем себе безвкусную картину по дешевке, засыпала нас вопросами. Разговор она закончила, чуть ли не в истерике: «Какое мне дело, что ты — агент ФБР? Выметайтесь и приходите с ордером на обыск! Я свои права знаю!». Уже на улице Амен сказал: — Беннет-младшая все время топталась на одном месте, а причитать начала, когда я стал осматривать ковер под ее ногами. Он по краям к полу гвоздями прибит. — Что? — переспросила я, стараясь выгнать из легких затхлый воздух. — Там вход в подвал. — Который открывается нашим ключом? — я чуть не прыгнула от предвкушения. — Нам нужен ордер! Звони Тизу! — Тише, — шикнул Амен. — Обойдемся без него. — Как? — Как самые обычные грабители, — легко ответил Блэквуд, и встретился с моими выпученными глазами. — Что? Я уже не служитель закона. Могу себе позволить. — Да ты чокнулся? Почему мы просто не можем попросить Тизиана сделать ордер? Он же шериф. — Потому что я все еще не уверен, что он собственными руками не убил своего отца. Не бери в голову, я продумаю детали и наведаюсь ночью в эту лавку. — Да конечно! Так я тебя одного и отпустила. Мы спорили всю оставшуюся дорогу до дома, и в итоге Амен сдался, потому что понял — я все равно увяжусь следом. Мне не нравилась идея нарушать закон, но убедить Блэквуда в том, что Тизиану можно верить, не выходило. Его паранойя обретала непробиваемые масштабы. В следующие несколько дней я только и делала, что убеждалась в этом. Амен обложился листами, исписанными известной нам информацией, и какими-то полицейскими отчетами, который он явно взял из участка без спроса. Нашел охранника антикварной лавки и очевидно обманным путем выудил у него ключи. Нарисовал план улицы, пометил, в каких зданиях есть камеры видеонаблюдения. Наше положение и нервозность Амена усугубило одно обстоятельство — известие о смерти Бонни Беннет. Когда Блэквуд звонил в дом престарелых, уточняя часы посещения, знакомая нам швабра сообщила, что старушка скончалась от сердечного приступа. Амен видел в этом проделки кого-то из сектантов, я — новый роковой знак. Мне правда начало казаться, что скоро все вокруг обратится пустыней, по которой пройдет Сет со свитой призраков. Я все читала и читала легенды про него в интернете и понимала — если не перестану, то точно свихнусь. Чтобы сохранить хоть каплю адекватности, я решила дать себе передышку и не лезть в то, что стремится откопать Амен. Несколько суток без пугающих размышлений — вот, в чем я нуждалась, но не получила. — Знаешь, из тебя бы вышел отменный преступник, — сказала я, вернувшись домой от отца. Гостиная была ужасно прокурена, на столике стояли несколько до краев заполненных пепельниц. — Я понял, что имела в виду старуха, — стремительно поднимаясь с дивана, заваленного бумагами, сказал Блэквуд. — День, когда все началось. Праздник в честь отцов-основателей… — …до которого осталось чуть больше недели, — договорила я за Амена, пока сердце приколачивалось к позвоночнику. — Да. Так, место, в котором все закончилось. Помнишь, в легенде про основание города говорилось, что… — Амен осекся, хватая со столика ноутбук, и прочел с него: — «в миг, когда тело последнего колдуна поглотило пламя, священное место озарила багровая луна, небо заплакало кровавыми слезами»… да-да, не то… «следом их могилы погребли горы, в тот же час выросшие из-под земли, и на место кровавой жатвы лег водопад, скрывающий пещеру с останками колдунов». Блэквуд закончил читать сказку об основании города и уставился на меня. Лопнувшие капилляры оплетали бледные радужки, а под глазами пролегли мешки. Он выглядел слегка помешанным, и потому я не могла не сказать: — Амен, нам следует поспать. Уже поздно, давай продолжим завтра… — Нет, дослушай, — более жестко ответил Блэквуд. — Помнишь, где я предложил тебе встречаться? Разум вмиг перенес меня в горы, где мы задержались на базе отдыха дольше положенного. Где гуляли по безумно красивым местам и добрались до… — Водопад, — тихо проронила я. — Водопад, окруженный горами. — Именно. Если верить Беннет, там и пройдет последний ритуал. Ритуал — мое убийство. Через неделю в горах. Так странно знать место и время своей предполагаемой смерти… Я поежилась, потирая плечи. — Так, ты теперь веришь в Сета? — Что? Естественно, нет. Верят сектанты. Вполне логично, что они верны байке, с которой все началось. — Понятно, — проронила я, присаживаясь на подлокотник кресла и стягивая шапку. — Эй, чего ты? — Амен поднял мой подбородок. — Теперь есть больше вводных данных. — Всë хорошо, не переживай, — врала я. — Спать хочу. Идем. — Иди. Я чуть позже присоединюсь. Проворочавшись около сорока минут, поняла, что Амен вернется не скоро. Я лежала в обнимку с Волчонком и поглядывала на часы. Стрелки неумолимо бежали вперед, приближая день, когда все закончится…

***

— Что за шум? — сонно бурчала я, спускаясь в гостиную. Было около семи утра, а у меня уже звенело в ушах от жутчайшего грохота. Сонливость исчезла, как только в поле зрения оказался Амен, разбирающий здоровую спортивную сумку на диване. Он был в той же одежде, что и вчера, и держал в руках начатую бутылку виски, временами к ней прикладываясь. Но поразило меня не это — на полу, подле его ног, лежала огромная винтовка, которая, по всей видимости, упала и вызвала шум. На столике рядом были разложены пистолеты. Сраное оружие всех возможных размеров, упаковки патронов и еще бог знает что для их работы. — Это что такое? — практически закричала я. — У меня есть лицензия, все в порядке. Съездил и купил немного… — Немного херни, которая может убить! — перебила я, всплеснув руками. — Эва, не верещи, — поморщился Амен и поднялся. — А ты не сходи с ума! Зачем? Зачем нам все это? — Так спокойнее, — Амен потянулся к моей руке, но я отпрянула. — Кому? Я не собираюсь спать в доме, набитом пушками! Это же, мать твою, опасно! Вдруг одна из них неисправна и выстрелит? — Эва, это бред, — отмахнулся он и снова приложился к бутылке, которую я выхватила и бросила в сторону. — Какого… — Такого! Нашел время бухать! Может, ты в обнимку с виски и до оружейного магазина ехал? — Что ты несешь? — возмутился Блэквуд, наступая вперед. — Я? Я поражаюсь твоему поведению. — Что с ним не так? — Всë, Блэквуд! Ты не спишь, помешавшись на сектантах, а теперь приносишь домой сумку, набитую оружием. Мои руки заходились в треморе, а горло пересохло от крика. Амен был в неадекватном состоянии, я не могла объяснить его поступки, и это пугало больше, чем всë, происходящее в Кемфилде. — Я просто защищаю тебя! — теперь и Блэквуд говорил громко. В его голосе хрипота смешивалась с алкоголем, заставляя меня отходить всë дальше и дальше к стене. — Одна неделя осталась, а у меня нет нихрена! Разобраться законным путем не выходит, значит, я просто отстреляю всех, кто осмелится к тебе подойти. — Что ты сделаешь? — с диким испугом спросила я, спиной врезавшись в стену. — Убью их, Эва. Не вижу других вариантов. Я не могла дышать. Внутри что-то колыхалось и переворачивалось с каждым его шагом. Амен подошел в упор, и я совершенно его не узнавала. Дикая всепоглощающая ненависть, ничего другого не было. — Неужели ты на это способен? — не веря, прошептала я. — Это же люди, Амен! Безумные, но люди. — Это гниль, Эва, — у меня задрожали губы, когда он коснулся моего лица. — Так ты останешься жива. Остальное не имеет значения. — А ты? Тебя же посадят, — жмурясь, выговаривала я. — Вероятно, будет возможность списать все на самооборону. — Да не ври же мне! — Выхода другого нет, как ты не поймешь! — крикнул Блэквуд и ударил ладонью по стене недалеко от моего лица. — Бюро не вмешается без веских оснований, а за неделю я их не найду. Увозить тебя куда-то небезопасно, не могу быть уверен, что эти суки не найдут в другом городе и стране. Я все обдумал. — Обдумал и даже не спросил меня, — ответила я, не в силах сдерживать рыдания. — Мне не нужно твое согласие, чтобы сохранить тебе жизнь. Хочешь или нет, будет так, — холодно и жестко констатировал Блэквуд. Я метнулась в сторону, закрывая лицо руками. Не достучусь до него, он просто не оставил такой возможности. Сказал — сделал. Захотел — выстрелил в человека. В спальне я наспех переоделась и натянула поводок на Волчонка. Мне нужно было срочно уйти отсюда. — Куда ты? — Амен застал меня в прихожей. — Подальше от тебя! — Нет, — рыкнул он, хватая меня за руку. — Если ты хоть каплю меня уважаешь, то отпустишь и дашь возможность немного подумать и побыть одной, — прошипела я. Молчаливая перебранка глазами. Я не хотела озвучивать, что еще немного и буду готова выстрелить себе в лоб одним из пистолетов, заполонивших гостиную. Видимо, об этом кричало моё сумасшедшее лицо, на которое, не отрываясь, смотрел Блэквуд. — У тебя час, — его пальцы разжались, и я вылетела вместе с псом на крыльцо.

***

Я бездумно бродила по улицам, иногда останавливалась, чтобы Волчонок принюхался к новой местности. Сама не поняла, как мы оказались в кофейне, куда пускали с животными. Ковыряя ложкой чизкейк, я буквально порубила его на мелкие кусочки. Мысли неустанно возвращались из светлого помещения с барахлящим музыкальными автоматами на столиках домой. К Амену. Его явно подкосило увольнение. Может, он чувствует себя беспомощным и от того идет на крайние меры? Но это же правда неправильно — решать проблемы пулями. Амен не станет или… Я не знаю. Вспоминаю бездушный взгляд и не знаю, как в нем отыскать то, что люблю. Черт, или я не права. Возможно, у нас правда нет иного выхода. Сектанты убивают больше полувека, остановит ли их что-то, помимо смерти? Блэквуд выбрал радикальное решение, но и действительность — не дурацкая кофейня с плакатами из восьмидесятых на стенах. Вокруг те, кто жаждет стать всесильными. Превосходство, власть, богатство — то, что им обещали бредни деда Амена, то, во что верят десятилетиями, то, что передается от сына к отцу. Вряд ли за неделю мы придумаем, как остановить чудовище, поселившееся в умах каждого из них. Но что будет с Аменом, вероятно, за массовое убийство? Бега, смена имен и фамилий, извечная паранойя, отсутствие постоянного дома… Я не хочу такой жизни, но при этом хочу жить! С Блэквудом и никак иначе. Даже если на его руках будет кровь десятка человек? Да, глупо отрицать. Я приму его любым, но… Это же все из-за меня. Он готов пойти на убийство из-за меня. Мне надо мириться не с решением Амена, а с тем, что принимает он его, потому что я в опасности. Потому что моя жалкая душонка какого-то черта так важна сектантам. Я определенно порчу ему жизнь. Стою ли того, чтобы Блэквуд взял на себя такой тяжкий грех? Или тюрьма, или бега. Я не могу толкнуть единственного дорогого мне человека на такое. Нет. Лучше умру, чем обреку его на страдания. Он должен служить закону, а не преступать его. Блэквуд уже схлопотал увольнение по моей вине, но пока есть шанс вернуться. Не в ФБР, так в полицию. Амен честный и правильный. Он сам себя сожрет за убийство, пусть и сейчас думает иначе. Моя мама говорила: любовь — всегда жертва. Никогда с ней не соглашалась, а теперь ее слова едва на коже не выжигаются. Видимо, мы действительно любим, ведь наперебой спешим чем-то пожертвовать во благо другого. И я понимаю, что опережу Амена, когда вижу, как у входа тормозит красная машина с откидным верхом. Аш. Я запросто могу нагнать его и сдаться по собственной воле. Похоже, сама судьба одобряет мой выбор...
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.