Сквозь мглу

Я неотрывно смотрела на забинтованную руку. Ливий? Это он был в лесу? Это он повалил меня на землю, лишая последнего шанса выбраться? Нет же, я знаю Пеллийского. Слегка чудной, помешанный на своей работе и моей подруге парень. Никак не верящий в сказки о египетском боге сектант. Ливий в любой разговор пихает науку, не может он верить в такую чушь! Или может? К тому же тот лесной утырок был точно выше и тяжелее. Или мне показалось? Это тысяча процентов не Ливий, он же только что сам возмущался и хотел обо всем рассказать полиции. Или играл роль обеспокоенного друга? Я могу быть уверена в одном: на меня напал мужчина, на руке которого должен был остаться укус. Ливий явно не женщина, и ладонь его повреждена. Все мои доводы в его защиту связаны с впечатлением, которое он производит и которое может быть обманчиво. Какой вывод? Я снова в полнейшем дерьме! Как так получилось, что я бежала от сектантов и снова оказалась в кабинете одного из них? Или двух? Стеклянные глаза метнулись к Дие, которая сидела рядом, обрабатывая ватку йодом. Нет, это уже полная ахинея! Нельзя сомневаться в человеке, которого знаешь едва ли не с пеленок. Я думаю так ровно до того момента, пока не вспоминаю Итана. Совершенно нормальный парень на вид, он умеет сострадать, он вошел в мое положение по итогу, но всё равно состоит в этой херне. Потому что боится за семью. Что если Дия тоже? А еще призрак матери Амена говорил, что предатель рядом со мной. Куда ближе, чем Дия? — Что с ногами?! — ахнула Дия, бросив взгляд вниз. — Ты всё это время босиком была? Эва, почему молчала, вдруг обморожение? Подруга засуетилась, а вместе с ней — и мои мысли. Нельзя сейчас подавать вид, что кого-то из них подозреваю. Бежать некуда, да и не смогу в таком состоянии. А еще я всё это могла надумать, потому что паранойя после пережитого — едва ли не обязательный пункт. Стоит дождаться Амена. Осталось немного. Он скажет, что делать, пусть сначала и обматерит всё и всех. Представляю его злющее лицо, когда узнает, что я за каким-то чертом поперлась в лес посреди ночи. В данный момент это придает сил, ведь я так кошмарно соскучилась по его чрезмерной, почти маниакальной заботе. Я очень нуждаюсь в ней прямо сейчас. В нем нуждаюсь! Из-за мыслей о Блэквуде не замечаю, как Дия и Ливий встают, чтобы отвести меня в процедурную. Мне страшно оттого, что они берут меня под руки. Вдруг они такие же, как те, в горах? Нельзя, Эва! Нельзя об этом думать! Стиснув зубы, я перебираю потяжелевшими ногами и оказываюсь в помещении с осязаемой химией в воздухе. Меня бы точно вырвало, если бы в желудке было хоть что-то. Отвращение скребет внутренности с каждым вздохом. Ненавижу этот запах со времен болезни мамы. Дия постепенно отогревает мои ноги в тазике с теплой водой, подливая более горячую. Хочу помочь, но руки не слушаются. Неловко, что она так со мной носится. Это же моя лучшая подруга. Дия заботится обо мне. Не может она быть с ними заодно. — Ливий, можешь выйти? — спрашивает Дия, упорно стреляя глазами в парня. Кажется, он недоволен. Не хочет, чтобы мы секретничали? Настораживает абсолютно всё: скрещенные руки, выжидающий взгляд, медленные шаги в сторону двери. Когда Ливий наконец выходит, я облегченно вздыхаю. С этими подозрениями вкрай свихнуться можно. — Эва, скажи честно, они делали с тобой что-то ещё, — я хмурюсь, не понимая вопроса. — Ну, в сексуальном плане. Второй раз благодарю судьбу за то, что не ела сутки. От ее вопроса становится мерзко. Если бы кто-то из них ко мне приставал, я бы точно умерла в ту же секунду. — Нет, нет. Ничего такого, — быстро отвечаю я. Она правда волнуется или хочет отвести от себя подозрения? Лицо подруги после моих слов заметно расслабляется. Как я смею ей не доверять?! Это откровенный бред. Я в доме Кëрли полдетства провела, мы даже Рождество вместе справляли. Если бы Дия знала, что мне угрожает опасность, она бы предупредила, ведь так? Противно от собственных мыслей. Настолько боюсь за свою шкуру, что готова самую близкую подругу обвинять. — Как там Волчонок? — спрашиваю, чтобы отвлечься. — Дрыхнет на моей кровати, наверное. Не переживай, дома с него все пылинки сдувают. Отец даже командам каким-то пытался обучить. Дия продолжила рассказ про моего хищника, и на душе стало спокойнее. Я представляла его довольную мордочку, переспрашивала о питании и прогулках. Незаметно глаза начали слипаться. Усталость обрушилась так резко, что я едва доковыляла до палаты вместе с подругой. — Не хочу спать, — говорила я, проглатывая зевки. — Нужно дождаться Амена. Принеси кофе, пожалуйста… В ответ подруга кивала, помогая мне снять уродливое грязное платье. Оказавшись в своей футболке и пижамных штанах, я почувствовала себя лучше. Жесткий хлопок больше не стирал кожу. Потом я прилегла на минуту, надеясь согреться бодрящим напитком. И уснула.

***

Под утро в больничном холле стояла привычная тишина. Лишь тиканье старых часов, стрелки которых подползали к отметке «десять», разбавляло стерильное молчание. Пожилая медсестра, дремавшая за ресепшеном, резко распахнула глаза, услышав лязг стеклянных дверей. Блэквуд пронесся мимо нее, в упор игнорируя возмущения старушки. На протяжении шестичасового перелета Амен не переставал изводить себя мыслями об Эве. Каждый раз, когда закрывал глаза, видел изувеченное женское тело. В обычной жизни он редко поддавался панике. Однако страх за любимую не позволял думать рационально. Несколько раз Амен на полном серьезе порывался встать и добраться до кабины пилота, чтобы поторопить того. Он чувствовал себя беспомощным, бесполезным. Секунды превращались в минуты ужасно медленно и мучительно, ведь в любую из них с Эвой могло произойти нечто страшное. Как только посадка завершилась, Блэквуд увидел несколько сообщений от Дии. Он стер холодный пот со лба. Его Эва в порядке. В телефонном разговоре подруга девушки подробностей не рассказала, но Амену было достаточно и этого. «Живая», — прошептал он. Тем не менее водителя такси, который благодаря поездке до Кемфилда заработал на несколько недель вперед, Амен поторапливал каждые десять минут. Больничный коридор казался агенту бесконечным. Время становилось вязким, Амен утопал в нем, как в самом настоящем болоте, но вытащил себя из него, как только увидел заветную дверь. К нему сразу же подбежала Дия, тихо запищав: — Спокойно, Амен. С ней всё хорошо! Блэквуд подлетел к больничной койке, на которой свернулась Эва, прижимая к груди одеяло. Рука мужчины сразу же легла на теплую щеку. Амену нужно было убедиться, что он не бредит на борту самолета, что перед ним реальность, что под тонкой кожей в нитях сосудов бежит кровь. — Разбудишь! — шикнула Дия, но замолчала, как только к ней обернулся агент. — Кого мне первым придушить? Тебя или Пеллийского?! — шепотом прокричал мужчина и подскочил к девушке, которая пятилась назад. — Где она была? Как смогла выйти из вашей ебучей больницы незамеченной? — Давай Эва сама тебе объяснит? — умоляюще лепетала Дия. — Это слишком долгая и странная история. — Теперь я никуда не спешу. — Ну, ей что-то приснилось прошлой ночью, и она пошла в лес, а там… — Как вы этого не заметили?! — заорал он, забываясь от гнева. — Что такое? — послышался слабый голос Эвы. Блэквуд тут же забыл о существовании Дии и вернулся к постели. Он сел на самый край, внимательно наблюдая, как хмурится сонная девушка. Она едва успела проморгаться, оказываясь в крепком замке рук. — Пронесло, — облегченно вздохнула Дия и прошмыгнула за дверь. Амен не давал девушке пошевелиться. Одной рукой он уткнул ее голову в свою грудь, второй — обхватил ребра. Ему показалось, что Эва за сутки стала еще худее, еще меньше. Такая хрупкая, будто вот-вот сломается, развеется, исчезнет. От беззащитности девушки у Амена что-то надрывно изнывало в районе солнечного сплетения. Он боялся спрашивать о ее пропаже, ведь вина пожирала его и без подробностей. — Что произошло? — через пару минут решился узнать Амен. Эве не хотелось разговаривать. Ее всецело захватил родной запах. Гранатовые зерна в сигаретной дымке, отголоски древесины. Совсем не тех полусгнивших деревьев, в которых она бродила в попытках сбежать. Нет, Амен пах безопасностью, комфортом, домом. Он и был ее домом. Последним оплотом смысла, счастья и любви. — В каком-то полубредовом состоянии прошлой ночью я добралась до леса, — глухо проговаривала Эва и терлась щекой о мягкую ткань мужской рубашки. — Там было много людей в плащах. Лиц не видела, но голоса Бладли и Доусона услышала. Они говорили о том, что скоро всё изменится, и прочий сектантский бред. Плохо помню. Потом меня заметили. Пыталась убежать, но не получилось… Эва замерла, вспоминая тот момент. Дыхание Амена стало тяжелее. — Когда отбивалась, я укусила одного из них за руку, — быстрее заговорила девушка. — А теперь у Ливия перевязана рука… Амен, неужели он мог… Это же парень Дии. Как он может быть с ними заодно? Ее начинало потряхивать. Мужчина позволил ей отпрянуть, чтобы посмотреть друг на друга. Эва цеплялась за его глаза, как за последнюю надежду, ведь важнее и честнее них ничего не существовало. Амен был спокоен, изо всех сдерживая лавину агрессии внутри. Пеллийский? Как этот докторишка посмел ее тронуть? — Всë возможно. Если это не совпадение, и он был в ту ночь в лесу, то я с него живого не слезу, — отвечал Амен, сжимая челюсть. — Что дальше? Произошедшее в горах Эва сначала описывала коротко. Назвала имена и фамилии, упомянула о подвале. К концу рассказа девушка оживилась и заерзала, достаточно красочно передавая, как справлялась с управлением чужой машиной на горной дороге. Она даже улыбаться начала, не замечая, как бледнеет лицо Амена. Вскочив с места, девушка принялась ходить по палате и размахивать руками. Избыток негативных эмоций крайне быстро конвертировался в радость. — В общем, до гонщика формулы один мне не так уж далеко, — засмеялась Эва в конце своего рассказа. Амена окончательно довела эта ее легкомысленность. Возможно, если бы мужчина поспал хоть час, то не был бы таким взвинченным и заметил, что состояние Эвы ничего общего с весельем не имеет. Это вспышка, резкая и неконтролируемая, нужная психике, чтобы продолжить хоть как-то функционировать. — Ты рехнулась?! — рявкнул мужчина и схватил ее за плечи. — От чего тебе смешно? Что сдохнуть могла в любую минуту? Ты повела себя наитупейшим образом. Куда рванула от этой бабки, когда не знала, сколько человек в доме? Тебя приложили бы один раз, и всё, нет Эвы! А потом… Как ты додумалась на парня того с ножом бросаться? Ты хоть понимаешь, что одно неверное движение, и он глотку бы тебе перерезал?! На дороге что устроила? Не водила херову тучу лет, а тут погнала, куда глаза глядят! Ты разбиться могла, в пропасть улететь, да что, блять, угодно произойти могло! — Не смей на меня орать! — взъелась она, пихая Амена в грудь. — Какого черта ты меня отчитываешь, Блэквуд? Это реально то, что ты хочешь делать после того, как я спасла себе жизнь? Мне нужно было сидеть и ждать, пока ты пролетишь полстраны и найдешь меня? Очень вероятно, что ты увидел бы меня в сраном гробу! Зато не рисковала бы и не ошибалась. — Этого бы не случилось, останься ты в больнице. Что в лесу забыла? Призраки опять позвали? Куда тебя упечь, чтобы на месте сидела? В дурдом? — Туда тебе нужно! Вместо того, чтобы радоваться, что у меня хватило смелости выбраться, ты вопишь, как ненормальный! — Ненормальная здесь только ты! — Амен вцепился одной рукой в ее подбородок, а второй сжал запястья. — Будто специально лезешь в самый пиздец. Тебе мало наркоты было, мало дома Бладли? Зачем ты в лесу шлялась, Эва?! — Не знаю я! Не знаю! Не знаю! — завопила она, дергаясь всем телом. — Очередная паранормальная хрень, в которую ты, естественно, не поверишь. Давай, продолжай говорить, какая я дура. Может, я нужна тебе, только чтобы спасать меня, всю такую бедную и несчастную? А тут не дала в очередной раз потешить самолюбие, и ты от этого бесишься? Амен вмиг остыл, увидев блеск в глазах и мокрые дрожащие ресницы. «Кретин, что же ты несешь?», — подумал про себя он и вспомнил, сколько ласковых слов вертелось на его несчастном языке минут десять назад, когда обнимал девушку. — Я просто… — Просто уверен, что ни на что без тебя не способна. Я тоже так считала до этой ночи. Но нет, Амен, я не совсем беспомощная, понял?! Ее голос пропитался отчаянием. Эва была похожа на обиженного ребенка, который хочет услышать похвалу. Амену стало мерзко от самого себя. «Взрослый же мужик, а язык за зубами держать так и не научился. Снова довел, будто она мало настрадалась», — прикрыв глаза, прокручивал агент. Раньше ему было тяжело признавать собственные ошибки. В абсолютном большинстве случаев Амен не испытывал ничего, если срывался на крик и грубость из-за жены, знакомых или коллег. А с Эвой оставаться равнодушным просто не получалось. Минутная вспышка гнева грызла, выкручивала, съедала. Жаль, что рядом не было никого, кто мог бы хорошенько дать ему в челюсть. Амен был бы рад такому исходу. Но было, другое, гораздо более болезненное — ее глаза. Разорванные ниточки капиляров, окутавшие белки, и посветлевшие от слез радужки. Зеленые стекла с острыми краями. Они резали грудную клетку, обнажая совесть. Ту самую, которую, по словам Шерил, Блэквуд никогда не имел. Его бывшая сильно ошибалась, ведь прямо сейчас именно совесть ревела внутри так громко, что хотелось упасть на колени. — Прости, — сказал Амен и поморщился, понимая, насколько глупо прозвучал. — Совсем другое хотел сказать. Я себя ругал только что, Эва. Себя, не тебя… — Ага, я слышала, — нахмурившись, ответила девушка. — Не понимаю я. Сначала говоришь, как дорога тебе, на руках во всех смыслах носишь, а потом… Эва дрогнула, заметив, как мужские ладони, держащие ее, ослабили хватку. Они нежно водили по лицу и рукам — извинялись за своего хозяина. Извинялись губы, которые беззвучно двигались. Легкие извинялись, выгоняя наружу короткие взволнованные выдохи. И Эва приняла это, внимая каждому ответу языка тела. «Он испугался не меньше меня, вот и взъелся. Это же Блэквуд, он не умеет иначе», — подметила девушка, расслабляясь от касаний любимых ладоней. Вскоре они переместились в небольшое кресло у окна. Амен держал девушку у себя на коленях, опустив голову к миниатюрной груди. Прислушивался, что же выстукивает ее сердце, будто то могло подсказать, как вести себя дальше. — Я хотела, чтобы ты мной гордился, — хмыкнула Эва, перебирая пепельные пряди. — Горжусь, конечно, маленькая, — тепло отозвался он и поднял голову, коснувшись кончика ее носа своим. — Мне просто нужно было время, чтобы это осознать. — И поорать, — с долей язвительности подметила девушка. — Именно. И поорать, — на выдохе ответил Амен, а после положил руку на ее затылок, приближая к себе. — Мы будем жить по-другому, обещаю. Без всей этой кемфилдской херни, без криков. Уедем, как только всех пересажаю… — Амен, с Бладли и Доусоном ты ничего не сделаешь, только проблем себе наживешь. Я уверена, что эту шайку возглавляют именно они. И у них слишком много власти, денег и возможностей. — Вероятно, я бы мог отступить, если бы они тебя не трогали, но они тронули, — говорил мужчина, все больше растворяясь в своих мыслях, каждая из которых рождала густую и тяжелую ненависть. — Они причастны к убийству моей матери, еще нескольких человек и точно останавливаться не собираются. Вчера мне стало на это плевать. Я понял, что для меня главнее твоей безопасности ничего нет. Ни чувства мести, ни долга службы. По дороге сюда был уверен, что сразу потащу тебя в машину и уеду как можно дальше. Но теперь мне необходимо их устранить. Неважно, какими способами. Я спать спокойно не смогу, зная, что у них есть хотя бы мизерная возможность до тебя добраться. Их лбы коснулись друг друга. Эва не знала, что ответить. С одной стороны, внутри всё трепетало. Она понимала, что Амен искал убийц матери очень долго, он буквально жил желанием их покарать. А теперь, когда так близко подобрался к своей цели, готов забыть о ней ради Эвы. Не это ли высшая степень преданности — заткнуть все свои стремления из-за любимой? Может показаться, что Амен просто сменил одну идею фикс на другую. В каком-то смысле так и есть: он променял месть на любовь, одну зависимость на другую, не зная полумер, границ и компромиссов. Но Эву это не пугало, ведь зависимость та была взаимной. Однако была и другая сторона, более рациональная и темная. Девушка не верила, что зло можно победить, если оно владеет большей половиной города. Она опасалась, что Бладли, Доусон и их последователи навредят Амену. Напрягала девушку и его фраза: «Устранить. Неважно, какими способами». Эва была уверена, что закон, которому мужчина служил не один год, он не переступит. Тем не менее переспросить не решилась. Сам Блэквуд в это время обдумывал план действий: «Олухов, что ее похитили брать нужно сейчас. Вероятно, они еще в горах. Ждать смысла нет. На примере Реммао ясно, что верхушка этого гребаного оккульт-кружка от следов избавляется быстро. Пока буду организовывать слежку, трахая мозг из-за бестолочей в полицейском участке, никого уже в живых не останется, как и доказательств причастности к тому Бладли или Доусона. Потому действовать нужно сейчас. Только куда деть Эву? Не тащить же ее на задержание, я за ней просто не услежу. Дома без меня небезопасно. Сидеть в больнице, откуда она уже однажды благополучно свалила, тоже не вариант. Остаются Кёрли. Только перед этим стоит переговорить с ухажером Дии». Понимая, что потерял достаточно времени, мужчина увел девушку к подруге в ординаторскую, сказал, чтобы с места двигаться не думали, и отправился искать Пеллийского. В кабинете главврача у Амена не осталось терпения церемониться: — Что с рукой, — хлопая дверью, спросил он. Ливий замер, удивляясь такому своеобразному приветствию. Указывать на бестактность он и не подумал, ведь Блэквуд выглядел еще агрессивнее, чем обычно. — Э-эм, Дия кофе пролила, когда… — Ливий замялся, вспоминая, как в ночь пропажи Эвы его любимая медсестра предложила американо, а потом и себя. — Неважно, в общем. В чем дело? Ты был у Эвтиды? Она рассказала о тех безумцах? — Показывай, — нетерпеливо бросил Амен, наступая на растерянного врача. — Что?.. А-а-а, — взглянув на забинтованную руку, протянул Пеллийский. — Зачем? — Чтобы я тебе ее не сломал. Ливий хотел посмеяться, но не стал, замечая, насколько взвинчен агент ФБР. Он и раньше дружелюбным не выглядел, а сейчас подавно. Потому Пеллийский принялся развязывать марлевую повязку, размышляя, как бы невзначай посоветовать Амену попить пустырник или что-нибудь посильнее. Как только бинт освободил ладонь, в нее вцепился Блэквуд, ища следы от зубов, однако заметил лишь небольшое покраснение. — И зачем ты ее замотал? От ожога одно название. — Не слишком ли много беспокойства за мое здоровье? — съязвил Пеллийский, замечая, что от агента стало исходить меньше агрессии. — Поврежденный участок кожи лучше подержать некоторое время изолированно, чтобы избежать возможное попадание инфекции или… — Ладно, — махнул рукой Амен и поспешил к выходу. — Это всё? А Эва? Сектанты или кто они там? Что с ними будет теперь? — Не слишком ли много вопросов для обычного врача? — медленно произнёс агент и обернулся, чуть прищурившись. Взглядом Амен вскользь прошелся по Пеллийскому. Тот излишне резко встряхнул волосами и спрятал руки в карманы халата, выпрямляясь. «Вопрос был прямой и неожиданный, мог застать врасплох. Докторишка раздражен, но не напуган», — он мысленно отодвинул Ливия чуть дальше от компании сектантов. — Я главный в этой клинике, не забывай. И одна из моих пациенток попала в руки неизвестно к кому. — Зря ты это начал, — процедил Амен. — Обязательно во всех подробностях разузнаю, с каких чертей из твоей клиники пропадают люди. Тебе повезло, что я спешу. Ливий поднял руки в примирительном жесте и тихо выругался, когда дверь в его кабинет едва не слетела с петель от силы, с которой ее захлопнул агент. В коридоре он набрал Тизиана, поручая тому отвезти сестру и Эву домой и оставаться с ними. Следом оповестил об этом девушек. Дия сразу же полетела разговаривать с Ливием, и подарила паре несколько минут для прощания. Обнимая явно нервничающую Эву, агент шепнул ей: — Ливий на тебя не нападал, его подружка твоя покалечила. Увидев облегченную и ужасно красивую улыбку на ее лице, Амен поспешил добавить: — Это не значит, что он вовсе не причастен, как и Кëрли. Не расслабляйся особо, будь на связи. Если кто-то из них будет странно себя вести — звони сразу. — Но Ливия же не было в лесу… Уставшие глаза жалобно забегали по мужскому лицу. Больше всего Амену хотелось, чтобы в них мерцала радость, спокойствие и всё то, что заслужила их обладательница. Но ситуация вынуждала оттягивать одну за другой струны нервов, чтобы те громко и противно резонировали внутри девушки. — Это не отменяет того, что он может перед сном молиться сраному египетскому божку. Кто угодно может, Эва. Мы не знаем, сколько их. — Но Кëрли… Я их с детства знаю, как и ты, между прочим. — Меня смущают некоторые поступки шерифа, — честно ответил Амен. — Не хочу его с семьей обвинять, но присмотреться стоит. — Да это кошмар какой-то! Я ночью извелась вся, подозревая Ливия с Дией. Нельзя так. Они же наши друзья… Наивность девушки врезалась ему меж ребер, мешая спокойно дышать. «Доверчивая такая, чистая. Столько пережила и до сих пор не поняла, что любой способен предать». Амен смотрел на нее с сожалением, но продолжал с жесткими нотами в голосе: — Мы не можем быть уверены, что они не причастны. Ты сама сказала, в лесу было много человек, в том числе и женщины, — Эва хотела возразить, но указательный палец агента коснулся ее губ. — Маленькая, я не говорю, что твоя подруга, мой друг детства или их отец съехали с катушек. Но и отрицать со стопроцентной вероятностью не могу. Просто прошу тебя быть внимательной и при малейшей… Слышишь, Эва? При малейшей подозрительной херне звонить мне. Хорошо? — Угу, — побледнев еще сильнее, пробурчала она. Расставшись на крыльце больницы, каждый из них продолжал вариться в подозрениях. Амен прибыл в полицейский участок и на всякого встречающегося копа примерял темную накидку и хопеш. «Любой из этих бездарей может быть под крылом Бладли и Доусона, ведь кто-то из них допустил убийство Реммао», — сканировал Амен знакомые лица. Шериф, к удивлению агента, участливо выслушал историю о произошедшем с Эвой. Он не стал спорить с тем, что в округе орудует шайка психопатов и отправил с Аменом на задержание дежурный наряд из четырех человек. Ближе к полудню три полицейских автомобиля обступили дом почившего Ларсона. Каждый из присутствующих определенно запомнит этот случай, как самый странный в своей карьере. Изначально Амен дал указание обступить дом с разных сторон, дабы отрезать преступникам пути к отступлению. Заглядывая в замызганные окна, стражи закона не замечали никакого движения. Главный вход оказался заперт. Можно было подумать, что внутри никого нет, однако трухлявая машина около дома говорила об обратном. Вламываться в жилище не пришлось — дверь, ведущая на задний двор, была распахнута настежь. Первым пошел Амен, сжимая в руке пистолет. — Что за… — шокированный голос позади заставил агента обернуться. Амен уже хотел сказать пару ласковых белобрысому парню, которого, если Блэквуду не изменяла память, звали Мэт, но осекся, проследив за взглядом молодого сержанта. Слева от них, за сваленными в кучу стульями лежало окровавленное тело. Амен беззвучно указал отступившим назад полицейским, чтобы осмотрели его, а сам прошел дальше. В коридоре, как и в гостиной, горели тусклые лампочки, распиханные по светильникам. За диваном агент обнаружил посиневшего мужчину. Крупного, с бритой головой, такого, который подходил под описание «уголовник», данное Эвой. Окоченевший рот был вымазан кровью, как и его лицо, тело и ковер, на котором тот лежал. Амен пригляделся к раскиданным в разные стороны рукам. На них не доставало одной важной детали — пальцев. Небольшие косточки торчали из ладоней. Обрубки выглядели коряво, будто от пальцев уголовника избавляли тупым ножом, который не отсекал их сразу, а застревал в костях. Подумав об этом, Амен почувствовал удовлетворение: «Так тебе, гниль, и надо. Надеюсь, подыхал ты долго». Блэквуд пихнул труп ногой, чтобы на того попадало больше света, и заметил новую странность. Изо рта убитого на пол сполз кровавый ошметок, в котором Амен признал язык. — Агент Блэквуд, там в спальне… Старуха… — запинался один из полицейских. — С отрубленным языком и пальцами? — раздраженно усмехнулся Амен. Молодой коп закивал, приложил руку ко рту и выбежал на улицу, где выблевал на крыльцо недавно съеденный завтрак. — Сукины дети! — выкрикнул агент и принялся мерить шагами комнату, нервно встряхивая рукой волосы. Жалости к убитым не было абсолютно, однако их смерть лишала Амена возможности выбить хоть какую-то информацию о секте во время допросов. Вместо этого агент последующие пару часов обыскивал жилище и дожидался судебного эксперта. «Даже если старуха Ларсон хранила здесь инструкцию по жертвоприношениям, ее убийцы уничтожили любой намек на секту». В старом тряпье Амен нашел одну из чудны́х пижам Эвы. На ней были следы от травы и грязи. Одежда подействовала на него хуже, чем красная тряпка на быка. Он начал вспоминать рассказы девушки о произошедшем в этом доме. «Эти мрази слишком легко отделались», — скрипя зубами, думал Амен. Параноидальные мысли о том, что его Эве угрожает опасность, выскребали мозг агента слишком громко и быстро. Он не стал дожидаться эксперта, потому что был уверен — прямых доказательств вины Доусона или Бладли в этом доме нет. Даже если тот обнаружит отпечатки, следы ДНК или орудие убийства, они будут указывать на кого-то другого. На очередную пешку, которую отправили наказывать не уследивших за Эвой членов секты. Сами бы они марать руки точно не стали. Пересекая горный серпантин, на котором заносило даже опытного водителя, Амен с ужасом и восхищением представлял, как Эва ночью, на чужой развалюхе, в изможденном состоянии преодолевала этот же путь. — Моя несносная девочка, — со слабой улыбкой произнес он. Когда Амен собирался позвонить ей, на телефон пришло сообщение: Маленькая. Мы живы и относительно здоровы) *1 вложение* На отправленном фото недовольная и уставшая Эва обнимала пса. На фоне неоново-розовой спальни Дии девушка смотрелась по меньшей мере странно. Однако Амену увиденное нравилось. Он сам не понял, почему и зачем, но поставил изображение на экран блокировки. Амен. Я люблю тебя даже с этой чертовой собакой.

***

Несколькими часами ранее. Дом Кëрли

— Тиз, в этом свитере ты похож на клоуна, — я не уставала издеваться над парнем, который вырядился в цветастое нечто с ужасно длинными рукавами. — Завидуй молча, мне его бабушка связала. Тизиан показательно покривлялся в практически сарафане с психоделически яркими полосками и свалил с кухни. — Напомни, он всегда такой вредный или только когда болеет? — обратилась я к Дие, мешающей тесто для имбирных печений. Аманда Кëрли, мама Дии и Тиза, а по совместительству и самая дельная женщина из всех, что я знаю, всегда находила, чем занять себя и окружающих. Вот и сейчас, только завидев меня на пороге, она решила, что рождественских сладостей не избежать. Зачем делать их в ноябре, я спросить не решилась, потому что миссис Кëрли в своем желании меня откормить выглядела действительно угрожающе. «Дорогая, это что еще такое?! Почему в тебе не хватает двадцати фунтов ? Марш на кухню!» — возмущалась копия Джулии Робертс в лучшие ее годы и почти за шиворот тащила нас с Дией за стол. После лазаньи и какого-то невероятного количества салатов набитый желудок не давал мне встать со стула. Потому я, тяжело дыша, наблюдала, как мать с дочерью суетятся за кухонным островком. — Эвочка, поверь, нет ничего в мире страшнее и вреднее больного мужчины, — с хитринкой в голосе подметила миссис Кëрли. — Кстати говоря, Амен еще не хандрил при тебе? Я покосилась на вазу со спелыми яблоками, прикидывая, настолько же я красная от ее вопроса или нет? Почувствовала, будто мне тринадцать и мама спрашивает, кто провожал меня из школы. Как-то неловко, что женщина, рядом с которой я чувствую себя ребенком, спрашивает о таком. — Нет, — глупо улыбнувшись, я опустила голову. — Думаю, с этим проблем не будет. — Возможно, Амен ведь рано стал самостоятельным. Раньше смотрела на него и думала: неужели он ровесник моего обалдуя? Тизиан, будто почуявший своей пятой точкой разговор о нем, появился в дверном проеме со страдальческим лицом. Как я поняла, он простыл пару дней назад на дежурстве и теперь не знает, как с этим жить. — Не хватает только твоей фотографии в рамке и с черной ленточкой в углу, — закатив глаза, сказала Дия, а ее брат громко закашлялся. — Я воспитал самую бессердечную сестру на свете, — прохрипел Тиз. — Кого ты там воспитал? — сощурилась подруга. — Всë детство только и делал, что тырил мои конфеты. — Вот только не надо врать! Эва, скажи ей. Сколько я с вами мелкими бегал. Я стоически сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но не выдержала и оглушила всех присутствующих. Благо, приступ смеха оказался штукой заразительной. — Ты — наш ангел Хранитель, Тиз, — отдышавшись, ответила я. — Но вырядился ты, конечно… Боже… Дия подхватила мою волну дизайнерских упреков, и через пару минут оскорбленный и униженный Тизиан ретировался в свою комнату вместе с сиропом от кашля. К печеньям в итоге я так и не притронулась, потому что Аманда отлучилась по своим делам, а ее дочь решила не насиловать мой желудок. Вскоре мы переместились в спальню Дии, где я, укутавшись розовым пледом, душила в объятиях Волчонка. Только теперь поняла, насколько по нему соскучилась. — Амен не писал, как задержание проходит? — спросила разместившаяся рядом Дия. В этот момент неонововая подсветка под потолком остановилась на красном цвете, делая всё в комнате будто окровавленным. Мысли о причастности кого-то из Кëрли к секте вновь накрыли меня. Амен тоже хорош! Вот зачем он подпитывает мои подозрения? Как же хорошо было двадцать минут назад. Я напрочь забыла о произошедшем в уютной семейной атмосфере. Дело в том, что Аманда не в курсе о моем несостоявшемся лечении и о похищении. Для нее я просто решила навесить подругу. Подругу ли? Для чего она спросила об Амене? Почему грызет ногти? Черт, Эва, просто заткни свои ужасные мысли! Дия интересуется, потому что сама в шоке, а ногти она грызет с тех пор, как встречалась с капитаном бейсбольной команды в старшей школе. — Нет, только спрашивал, покормили ли вы меня. — Надеюсь, ты сфоткала свой обед, а то он нас всех повесит, — нервно посмеялась Дия. — Честно, когда ты пропала, я игнорила его звонки. Не знала, как он отреагирует, точнее, думала, что придушит меня прям из Вашингтона. Протянет свои ручищи и… Дальше я не слушала. Вашингтон. Сраный Вашингтон, где Амена поджидал сраный отец Шерил, который может разрушить его сраную жизнь! А Блэквуд улетел ко мне. Суток не прошло, он точно не успел разобраться с этим Освальдом. Идиотка, ты даже не вспомнила об этом, когда Амена увидела! Обнималась, ругалась, обнималась, а про мистера я-всем-зад-надеру-за-дочь забыла. — …С тобой всё нормально? Глаза, как будто Тизиана голым увидела. Голос Дии я стала различать, только когда та потрясла меня за плечо. Внутри всё похолодело. Я никак не могла избавиться от чувства, что мир рушится. Такого не было даже в логове сектантов. Там я боялась за свою жизнь, и это ничто в сравнении со страхом за Амена. Его или посадят, или покалечат, или вообще убьют из-за проклятой Шерил! Нет, не из-за нее. Блэквуд меня искать вернулся! На себя наплевал и… Черт, вот же придурок! Мой любимый придурок, который по моей же вине разучился думать. — Только не слезы! Нет, нет, нет. Эва, всё хорошо будет. Посадят этих сумасшедших, и заживем, как раньше! Дия взяла на себя роль аниматора. Она что только ни делала, чтобы я не сдохла от чувства вины прямо у нее на руках. В ход пошли наши старые фотки, древнейшая приставка, которую мы лет десять назад выпросили у Тизиана, и импровизированный показ мод. Постепенно я расслаблялась, цепляясь пальцами за густую шерсть Волчонка, который стал невольным свидетелем сумасшествия Дии. На самом деле я была ей благодарна, потому что уже на полном серьезе начала продумывать план, как незаконно пересечь границу и закинуть Амена куда-нибудь в Южную Америку. — А это чудо я отхватила всего за двадцать баксов на Амазоне, — гордо приговаривала подруга, натягивая на себя очередное пайеточное безумие. — Ну, как тебе? У меня в глазах рябило от топа, делающего из подруги диско-шар, но я лишь подняла палец вверх. — Может, на нижнем белье у тебя энтузиазма прибавится? — Дия поиграла бровями и метнулась к намертво забитому комоду. — Оно тоже блестит всё и переливается? Ты спроси у Ливия, на всякий случай, нет ли у него эпилепсии. — Очень смешно, но в этом деле я склонна к классике, — пропела девушка и кинула в меня кружевной клубок. — Надеюсь, ты это еще не носила, — брезгливо поднимая багровую тряпку, ответила я. Вкус у нас с Дией, мягко говоря, разный. У меня — нормальный, а у нее… Что можно выдумать пошлее, чем красные кружева? — Что ты морщишься? Ливий в восторге. — Так ты это уже надевала?! — воскликнула я и отбросила стринги подальше от себя. — Ой, какие мы невинные! Сама-то в чем ходишь? — В том, что не стремится исполосовать мою… — я показательно постучала себя по ягодицам. — Боже, моя подруга носит панталоны, — Дия схватилась за подбородок, округляя глаза. — Теперь ясно, почему Блэквуд такой злой. — Эй, не перебарщивай. — Нет уж, описывай топ-пять своих трусиков. Я взяла подушку и накрыла ей лицо, всем своим видом показывая, что продолжать разговор не хочу. Однако это не помогло — Дия снова и снова жалила меня вопросами, которые меня смущали. — Ладно, — сдалась я, страдальчески садясь на кровать. — Черные, белые, бежевые. Удобные. Довольна? — Я в бешенстве! — шикнула девушка. — Вы только начали встречаться, а ты расхаживаешь перед ним в каком-то хлопковом недоразумении. — Ну и? По-моему Амену важнее не белье, а то, что под ним, — я устало потерла глаза, понимая, что Дия от меня не отстанет. — Дело не в этом, — подруга поморщилась и принялась размахивать указательным пальцем. — Это залог твоей уверенности, понимаешь? Когда смотришь в зеркало и видишь, как на теле играют чулки, портупея или красивый бра, ты чувствуешь себя иначе, иначе двигаешься, да даже просто стоишь. Амен заметит это, а не новые тряпки. Хотя, кто знает, может он фанат всяких украшений на женщинах. Сама не замечая, я задумалась о ее словах. Видимо, напрочь загрызенные стрессом участки мозга были рады переключиться на подобную чушь. Или не чушь вовсе. Почему бы не прикупить парочку симпатичных комплектов? Вдруг и Амену, и мне действительно такое понравится. — Ладно-ладно, звезда Playboy, я тебя услышала. — Так, первый шаг в сторону твоего раскрепощения сделан. Неплохо. Я скину тебе несколько ссылок на интересные товары, — Дия победно постучала по своим бедрам. — Я так понимаю, про интим фото твои нежные ушки еще не готовы слушать? — Правильно понимаешь. — Зря, очень зря. Добавляет перчинки в отношения, — пролепетала она с таким видом, будто теорему мне объясняет. — Готова поспорить, ты и обычные селфи ему не отправляешь. — Дия, мы вместе почти круглосуточно. Думаешь, он успевает за пару часов забыть, как выглядит мое лицо? — У тебя слишком давно не было парня, а у меня — повода тебя поучить. Неважно, сколько вы не виделись, Амен всегда будет рад посмотреть на твою моську. Вот сейчас он занят, испытывает стресс. Заглянет в телефон и увидит свою девушку. Думаешь, это не заставит его улыбнуться? — На задержании? — усмехнулась я. — Дия, давай уже сменим тему. На сегодня советов достаточно. Волчонок, ткнувший меня носом в бок, видимо был не согласен. Я принялась тискать разбойника, пока Дия резко меня не окликнула. — Не смей, — нахмурившись, возразила я подруге, которая направляла на нас камеру телефона. — Выгляжу, как чучело. — Очень серьезное чучело, — добавила она, и я услышала несколько щелчков. — Выбирай и отправляй, или это сделаю я. Поворчав, я всё же скинула Амену наименее дурацкую фотку и быстро получила ответ: Шкаф из ФБР. Я люблю тебя даже с этой чертовой собакой. — Люби-и-ит, — потянула я и показала Дие сообщение. — М-да, до романтиков вам обоим далеко…

***

Где-то через час полусонную меня Амен забрал домой. Как только я села в его машину, сразу же забыла о методичных стараниях Дии усыпить мою панику. — Что с Вашингтоном? — выпалила я и вцепилась глазами в мужчину за рулем. — Стоит, — пожав плечами, ответил Амен. — Блэквуд! Ты понимаешь, о чем я. Тебя уже объявили в федеральный розыск или у нас еще есть время? — Эва, не говори глупостей. С отцом Шерил всё улажено, больше не думай об этом. Если бы Амен не вел машину, я бы точно на него залезла, заставляя смотреть в глаза. Почему-то кажется, что так бы я поняла, лжет он или нет. — Ты в Вашингтоне был полдня. Не верю, что успел хоть что-то сделать. — А должна верить, — резко и четко произнес Блэквуд. — Закрыли тему, Эва. Еле сдержалась, чтобы не передразнить этого упертого индюка. Всë равно не расскажет, хоть пытай его. Мне остается надеяться, что отец Шерил — адекватный человек, и Амену действительно хватило простого разговора. Возможно, эта стерва приемная. — Ты можешь гарантировать, что к нам домой посреди ночи не вломятся сотрудники ФБР и не заберут тебя? — Да, Эва, никто меня не заберет, — Амен повернулся, и уверенность в синих глазах не дала мне продолжить сомневаться. — Освальд знает, что я ни в чем не виноват. — Правда? Он так и сказал? — оживилась я. — Не расслышала? Вопрос закрыт. Я сжала зубы так сильно, что они готовы были начать крошиться. Спокойно, Эва, ты знала, с кем связалась. Амена не переспорить. В целом всё не так плохо. Если бы ему действительно угрожала опасность, он бы не остался в Кемфилде. Значит, каким-то чудесным образом он всë-таки уладил конфликт с Освальдом. — Ладно, а что с сектантами, которые меня похитили? Ты подозрительно рано освободился. Они просто взяли и во всем сознались? — Они мертвы, — коротко и спокойно ответил Блэквуд. — Что? Как? — К счастью, достаточно болезненным и унизительным способом. Я секунд двадцать сидела с выпученными глазами и смотрела на дорогу. Солнечный день, наледь на невысоких крышах, счастливые люди на центральной площади. И смерть. Опять она. Казалось, мы проезжаем мимо картонных декораций мирного провинциального городка, за которыми скрываются толпы сектантов. Это и есть настоящий Кемфилд? Я всматривалась в лица прохожих. Они такие же? — Что за способ? — неуверенно спросила я. По-настоящему мне жаль было только Итана. Наверное, это неправильно, но лично для меня поехавшая бабулька и уголовник заслуживали смерти. Потому что они реально верили, что ради какого-то мифологического создания имеют право лишать жизни других. Это уже не люди в полной мере этого слова. Если им было не жаль меня, почему я должна им сострадать? — Сородичи лишили их пальцев и языков, оставив умирать от болевого шока, — буднично рассказывал Амен. — Оу, — я поморщилась, зачем-то представляя отрубленные части тела. — К чему такая кровожадность? Почему просто не убить? После сказанного я вспомнила, что эти животные подвешивают людей с распоротыми туловищами. Теперь отрезанные пальцы и языки не казались чем-то странным. — Полагаю, устроили что-то вроде мести за то, что ты сбежала. Возможно, в Древнем Египте подобное практиковали. Многие народы склонны ко всяческим пыткам. По сути, не имеет значения их мотивация. — Почему? Вдруг это даст какие-то подсказки. — Мне нужны не подсказки, а доказательства, что к этому причастен наш чертов мэр и лесоруб. — Я уже говорила, ты против них ничего не сделаешь, — начинала злиться я. — Сделаю. Закатив глаза, я отвернулась к окну. Мы уже подъезжали к нашему дому. Чувствовала себя, будто в лабиринт попала, который меняется с каждым поворотом и отдаляет меня от финиша. Вроде столько всего произошло, а выхода не видно. Лишь новые стены, все выше и выше. Нужно запоминать предыдущие ходы, учиться ориентироваться. Только бы не встретить на финише Минотавра, который нас с Аменом благополучно сожрет. — Нам нужна доска, как в фильмах про детективов, — выпалила я, когда мы переступили порог дома. — Ну, такая, с фотографиями жертв и подозреваемых, с красными нитками на гвоздиках. Чтобы увидеть полную картину. — И поле для дартса с фотками Бладли и Доусона, — ухмыльнулся Амен. — Сейчас мы идем спать. Я вторые сутки на ногах, а ты в шаге от новой истерики. Естественно, мы сделали, как хочет Амен, а не мой полуздравый смысл. Только вот я заснуть так и не смогла, перебирая в голове все, что связано с сектой. Предупреждения моих призраков, разговоры похитителей, пространные речи Нила Бладли. Нужно это собрать воедино, записать, соотнести друг с другом, иначе моя ненадежная память всё смешает. Когда за окном красное солнце окончательно провалилось за пики гор, спящий Амен соизволил немного разжать тиски своих рук. Он безумно красив во сне, но мне пришлось перестать любоваться и выбраться из кровати. Блэквуд зашевелился, и я подтолкнула лежащего в ногах Волчонка, чтобы тот придвинулся к мужчине. Теперь рука Амена покоилась на собачьей холке. Милое зрелище, но ровно до тех пор, пока Блэквуд не проснется и не начнет ругаться, что я снова пустила пса в постель. На цыпочках покинув комнату, я стала думать, как осуществить свой план. Лет в пятнадцать мы с Дией слепили коллаж с нашими фотками и вырезками из журналов на огромной доске, из-за которой я испортила стену в своей комнате гвоздями. Куда я могла ее деть? Или в мусорный бак запихнуть, или на чердак пристроить. Надеясь на второй вариант, я прошмыгнула в конец коридора, встала на стул и начала давить на потолок. Раза с третьего получилось спустить лестницу, которая жалобно трещала каждый раз, когда я на нее наступала. Чердак в моем доме представляет собой именно чердак. Это не уютно обставленная комната с маленьким диваном и проектором, о котором я всегда мечтала. Скорее, склад поломанных вещей, игрушек двадцатилетней давности и пауков. Ходить на нем приходится в полусогнутом состоянии и постоянно прислушиваться к скрипучим половицам, чтобы те не проломились подо мной. Фонариком на телефоне я освещала наваленный хлам и летающую над ним пыль. Нужного предмета не наблюдала ни через десять, ни через двадцать минут. Я буквально закопала себя в старых куртках, переставляя коробки из одного угла в другой. Они временами опрокидывались на пол. Так я нашла радиоприёмник, сломанную вафельницу и пару альбомов с гербариями. Хорошо, что Амен здесь не бывал. Он бы с ума от бардака сошел. Через какое-то время я перестала раздражаться из-за того, что не могу найти коллаж. Здесь столько воспоминаний. Радиоприёмник отец выторговал на чьей-то гаражной распродаже за пару центов. Он хотел поиграться с радиоволнами и поймать переговоры копов. Зачем, я не знаю. Его идеи никогда логикой не отличались, особенно после пары банок пива. Вафельницу сломала я, когда хотела субботним утром впечатлить родителей. В пять лет я считала, что вафли можно сделать из всего чего угодно. Вот и залила несчастный прибор молоком, сверху положив несколько ягод. А гербарии… Я их никогда не делала, потому что листья и цветы рвались в моих руках. Поэтому просто с завистью наблюдала, как Дия и Агния лепят их в альбомы. Мне хотелось обнять воспоминания. Забавные, нелепые, грустные. В них столько жизни и совсем нет того ужаса, который теперь преследует меня в каждом новом дне. Потерев лицо, я смахнула с него несвоевременную ностальгию вместе с крупными пылинками. Решила, что кинематографичность мне не так уж и нужна. Просто запишу всё, что знаю, в блокноте. Разворачиваясь в горе хлама, я споткнулась, и колени приземлились на что-то упругое. Небольшой кожаный дипломат с облезшей ручкой. Даже в потрепанном состоянии он выглядел подозрительно презентабельно. Очевидно, с такими ходят мужчины. Очевидно, не такие, как мой папаша. Он предпочитал всё свое имущество складировать в карманах. В обнимку с портфелем я спустилась вниз. Тот был достаточно тяжелым, и у меня руки чесались узнать, что же у него внутри. Мой энтузиазм потух, как только я спустилась с чердака. В коридоре стоял заспанно-злой Амен, позади которого Волчонок виновато махал хвостом. Похоже, я их разбудила… — Что ты там забыла? — строго спросил Амен. — Искала доску, чтобы налепить на нее всë известное мне о секте, — невинно улыбаясь, ответила я и поджала губы. Блэквуд устало потер лоб, будто услышал какую-то глупость. Вероятно, так и было, но сидеть сложа руки я больше не могла. Пусть мои действия ни к чему не приведут, однако попробовать я обязана. — Эва, не заигрывайся. Мы разберемся с тем, что знаем, но без этой киношной лабуды и только с восходом солнца. А теперь — в кровать. — Мы? А как же «Эва, не смей лезть в расследование»? — передразнила я Амена с довольным видом. — Ты уже в него по уши залезла, — глухо цокнул он. — В ближайшее время не планирую отходить от тебя дальше, чем на несколько десятков футов, потому в любом случае придется держать тебя в курсе. Думаю, так безопаснее. — Ну наконец-то! — воскликнула я, из-за чего Амен поморщился. — Да-да, пошли уже, — пробубнил Блэквуд. — Это еще что? Он подошел ближе и выдернул из моих рук дипломат, который тут же приземлился на пол и открылся. — Сейчас узнаем. Я пожала плечами и опустилась на корточки. Внутри портфеля ничего, кроме стопки пожелтевших писем и какого-то угольно-черного прямоугольника, не было. — Если сама в кровать не пойдешь, я тебя унесу, — рявкнул Блэквуд. — Подожди ты. Я не понимаю, чье это. Разведя руками, я принялась перебирать конверты. Чернила на них расплылись, не давая узнать ни отправителя, ни получателя. Я услышала самый взбешенный из всех возможных вздох со стороны Амена. После он присел рядом, недовольно оглядывая содержимое портфеля. — Кого-то из твоих родственников. Какая вообще разница? — Большая, — говорила я себе под нос. — У родителей не было ничего подобного. Пока я пыталась разглядеть в синих закорючках хоть что-то, Амен вытянул со дна дипломата тот странный плоский прямоугольник. На эту штуку был надет бархатных чехол, который Блэквуд небрежно стянул. Я видела его действия боковым зрением и не предавала особого значения, потому что письма интересовали меня куда больше. Но Амен перестал возмущаться, что заставило меня повернуться к нему. Блэквуд выглядел слишком сосредоточенно. Я опустила глаза на предмет в его руках. Покрытая лаком дощечка, размером с бумажный лист, на которой в хаотичном порядке были выжжены какие-то слова. Тусклая люстра над нами не давала мне рассмотреть написанное. А после Амен резко поднялся и двинулся в сторону нашей спальни. Я почти бежала за ним, кидая в спину вопросы о происходящем, которые он успешно игнорировал. — Да зачем так нестись? — задыхаясь, спросила я и упала в кресло. — Глянь. Он схватил настольную лампу и чудом не вырвал ее провод вместе с розеткой. Передо мной оказалась та самая дощечка, теперь уже нормально освещенная. — Это же… — начала я, проводя пальцами по знакомым символам. — Очередные египетские письмена, — продолжил Амен. — Понимаешь что-нибудь? Фыркнув на каракули, которые совсем ни о чем мне не говорили, я подошла к столу и выудила из ящика гору листов. Они были исписаны десятками иероглифов, которые я перебирала, когда пыталась перевести послание с мест убийств. На телефоне открыла фото полного текста, найденного в кабинете Реммао. — Нас ждет увлекательная ночка, — вздохнув, констатировала я. Пока Амен перебирал письма, пытаясь выяснить, кому принадлежал таинственный дипломат, я методично сравнивала выжженные на доске символы с теми, что были в послании. Совпадений было немного, но они встречались. На древесине иероглифы были разбросаны крайне странно: на четырех строках и с большими интервалами. Над каждой строкой в центре были какие-то палки и дуги, которые на фоне других закорючек выглядели слишком просто. — Во всех конвертах пустые листы. Я обернулась и увидела сидящего на кровати Блэквуда, вокруг которого всё было усыпано желтой бумагой. — Чернила стерлись. Пожав плечами, я вернулась к своей головоломке. Я соотносила совпавшие символы с переводом, подставляя на их место слова, слоги и отдельные буквы. — Нет, они просто чистые, — возразил Амен. — От чернил бы остались следы, как на конвертах. — Значит, какие-то идиоты обменивались по почте бумагой. — И один из них, по всей видимости, твой отец. — Амен, ну я же говорю тебе, не было у него таких дорогих вещей. Он работал на лесопилке и вещи свои носил, в лучшем случае, в бумажном пакете, — раздраженно повторила я то, что объясняла около часа назад. — К тому же ему не сто лет, чтобы переписываться таким древним способом. — Ладно. Что насчет твоего деда? — Что? — Ты ведь хотела попасть к Бладли, чтобы что-то о нем выведать. Я задумалась, вспоминая про давнюю дружбу Стэна и мэра. Дед еще и маленького Билли знал. Я озвучила свои мысли, не обращая внимания на скептический взгляд Амена, который всё еще призраков всерьез не воспринимал. — Думаю, он тоже имел отношение ко всей этой сектанской шизофрении. Но его вещей в нашем доме просто не может быть. Дед никогда здесь не появлялся, — заключила я. — Осмотри портфель повнимательнее. Вдруг там инициалы есть или что-то в этом роде. — Уже, — ответил Амен и поднял вверх дипломат с разорванной обивкой внутри. — Варвар, — хмыкнула я. — Давай к вычислению владельца позже вернемся. Лучше посмотри, что у меня получилось. Подманив к себе Амена, я положила перед ним лист, на который перенесла предполагаемые куски слов. В первой части доски я ничего не разгадала, зато ниже обнаружила характерные символы. — Твой почерк сложнее иероглифов, — прищурившись, сказал Блэквуд. — Прочитай. — Я спешила, вообще-то. Во второй строке есть «-ман», чуть ниже написано «-мор», а в самом низу два раза повторяется «-сон». Что скажешь? — Что понятия не имею, как это связать, — устало произнес Амен, но продолжал водить глазами по написанному. — Хотя… «-мор», «-сон»… На части фамилий похоже. — Какие фамилии в Древнем Египте? — цокнув, я вгляделась в доску в сотый раз и принялась размышлять вслух. — Четыре строки, иероглифов в каждой от шести до восьми, не считая последнюю, в ней больше. Слишком мало для какой-нибудь молитвы. Еще и палки эти сверху. — Может, это цифры? По типу римских. Мои глаза округлились и уставились в телефон, который я тут же достала. Залезла в поисковик и встретила знакомые обозначения. — Первый, двадцатый, сороковой, шестидесятый. Это чертовы числительные, ты прав! — радостно хлопнув ладонями по столу, я записала перевод уже не таких загадочных символов. — Осталось понять, что это значит. — Когда там умерли твои призраки? — неожиданно спросил Амен. — Билли в шестьдесят первом, а Исман в начале восьмидесятых. — Моя мать в две тысячи первом, Ларсон и Доусон сейчас. — В двадцать первом году, — продолжила я. — Разница ровно в двадцать лет, как и на этой доске. — Попробуй подставить известные нам имена и фамилии. Блэквуд подвинул к столу кресло, из которого нетерпеливо наблюдал за тем, как мои дрожащие руки писали около срисованных иероглифов имена. Всё складывалось до ужаса ровно, будто и правда какая-то старая доска запечатлела в себе жертв, которые отдавали свои жизни на протяжении шестидесяти лет. Я старалась не думать о том, кто выжег эти имена, потому что догадки натурально плавили мозги. У меня в целом всё горело от волнения. В какой-то момент показалось, что и доска, когда я к ней притрагивалась, обжигала подушечки пальцев. Вскоре перед нами был список из семи имен с двумя прочерками. — Так, «первый» у нас Билли Купер, «двадцатый» Исман и неизвестный, «сороковой» твоя мама и еще один неизвестный, «шестидесятый» Агния Доусон и Джордж Ларсон. — Фермера, которого убили в один год с моей матерью, звали Том Беннет. — Беннет?! — вскрикнула я. — Как уголовника? Почему ты раньше не сказал? — Раньше тебе была не нужна эта информация, — спокойно ответил Амен. — Правда? Ты всё еще считаешь, что в праве скрывать от меня что-либо? — Да. Говорю, сколько необходимо. На тебя неблагоприятно влияют рассказы о трупах. Они потом к тебе в гости захаживают. — Посмотри сюда, — я буквально в нос Амену тыкнула листом с именами. — Здесь два трупа, о которых ты понятия не имел. Зато я о них знала, потому что видела призраков. — И ела конфеты с наркотой, — упрекнул меня Блэквуд. — Ты что-то когда-то слышала об этих людях, с Агнией и вовсе дружила. Вот воображение тебе их и подкинуло. А я не хочу, чтобы это продолжалось, поэтому информацию буду давать тебе дозированно и по необходимости. — Клянусь, тресну тебя этой доской, если еще раз скажешь, что я сама выдумала приведений. Они говорили слишком много того, чего я знать не могла. — Например? — нехотя спросил Амен, который, кажется, бесился от одной мысли, что я каким-либо образом причастна к расследованию. — Например, что жертв убивают хопешом, — ответила я, вспоминая разговор с матерью Амена. — Или то, что меня тоже прикончат, но последней. Блэквуд дернулся, будто мои слова ударили его в челюсть, и сжал подлокотники кресла. Понимаю, что ему неприятно слышать, что меня хочет прибить компания психопатов. Саму от этой мысли потряхивает. Но мы же этого не допустим, теперь мы рядом и со всем справимся. В голове вспышками мелькает произошедшее в лесу. Кучка людей, уверовавших, что, убивая, они обретут что-то вроде милости несуществующего бога. Голос Бладли, как гипнотический дурман, убеждает его последователей, что они вершат историю. Вспоминаю его монолог дословно и ужасаюсь. — Бладли с-сказал, что послезавтра закончится какой-то там этап. Это было почти двое суток назад. Значит, они хотели… убить м-меня сегодня? Я беспокойно озираюсь на окно, за которым полумесяц мерцает в розоватом оттенке, будто отражает пролитую где-то на земле кровь. Дышу чаще, представляя, как у входной двери бродит человек в темной мантии. — Они не сделают это ни сегодня, ни когда-либо еще, — уверенно произносит Амен и берет меня за руку. — Я их сам убью, если попробуют. — Амен… — Я серьезно. Он правда говорил серьезно, и это пугало. Я посмотрела на него и встретила в глазах живой гнев. Передо мной был не агент ФБР, а человек, который ставил меня выше закона и морали. В таком состоянии он действительно мог бы решиться на что угодно. — Ладно, не будем об этом, — скомканно сказала я. — Давай к доске вернемся. Мы просидели за письменным столом до четырех утра, иногда прерываясь на чай и кофе. Амен ворчал, что нужно спать, но недолго. Видимо, мне удалось донести, что, лишь занимаясь делом, мозг не рисует образы, в которых мне выпускают кишки. Успокаивало одно — сектантам нужен был конкретный день для моего убийства. И я провела его с Аменом, дома. Значит ли это, что они забросят свои планы? Очевидно, нет. Мы с Блэквудом сравнили даты известных нам убийств. Никакой последовательности, будто бы случайные числа октября и ноября. Я думала на полнолуния, но Интернет уверил, что в эти дни луна была в совершенно непримечательных фазах. Была и другая странность — количество жертв в разные годы. В шестидесятых убили одного мальчика, в восьмидесятых и двухтысячных — по двое человек. В настоящем уже есть два трупа, я была бы третьей. Какие-то нерегулярные жертвоприношения выходят. С чем это связано — не ясно. Ближе к трем утра Блэквуд нагуглил причину странных числительных на доске. Дело в том, что в Древнем Египте летоисчисление начиналось заново, когда на престол восходил новый фараон. Получается, что сектанты отсчитывают годы не от Рождества Христова, а от момента убийства Билли Куппера. Кстати о Билли. Амену понадобилось буквально полчаса, чтобы убедиться в его существовании. Оказывается, он окончательно затюкал копов своей дотошностью, заставив тех оцифровать дела в полицейском архиве. В нем недавно случился пожар, поэтому переводить в электронный вид пришлось не так много. По этой причине дела, расследовавшиеся с восьмидесятых до двухтысячных, в базе отсутствуют. Теперь мы уверены, что это не случайность. Кто-то из сектантов решил замести следы. Только вот про Билли забыли. Или решили, что «растерзанного диким животным» мальчишку с жертвоприношениями никто не свяжет. Амен никак не прокомментировал тот факт, что мой маленький призрак — реально убитый в прошлом ребенок. Уверена, мозг Блэквуда занят поиском рациональных причин. Я же в это время пыталась разгадать последний набор символов, за которым крылась еще одна жертва, которую убили в восьмидесятых. Через несколько часов я была уверена, что ее звали Сара, но иероглифы, обозначающие фамилию, так и остались загадкой. Подобные встречались в послании, но всегда означали разное. — Всё, Эва, достаточно. Ты переписываешь одно и то же раз в тридцатый, — сказал Амен и перевернул доску. — Спать. Я хотела возмутиться, но забыла об этом, когда взглянула на оборотную сторону доски. — Бонни Беннет, — прочла я надпись на английском. — Ты еще кто такая? — По всей видимости, женщина, которая сделала эту деревяшку. Амен с силой растирал закрытые глаза пальцами, будто хотел их выдавить, чтобы больше не видеть всей этой сектанской ереси. Я бы тоже не отказалась ослепнуть. И оглохнуть. И перестать чувствовать перманентное напряжение. Однако реальность заставляла говорить об ином: — Нам нужна эта Бонни. — Нужна, — на вздохе ответил он. — Завтра днем этим займусь, а сейчас… — Сон, я поняла. Когда голова коснулась подушки, а потом — груди Амена, на которую он меня перетащил, я продолжала думать о том, что все вокруг сошли с ума. Причем сошли так путанно, что разобраться в этом до конца кажется нереальным. Я будто смотрю на мутную воду и ожидаю, что она станет прозрачной. Что найдется логическое объяснение происходящему. — Они убивают членов своих же семей, — так и не сумев успокоиться, тихо начала я. — Из разговора с Итаном, — я сжала губы, представляя еще недавно живого парня в луже собственной крови, — мне стало понятно, что они верят в воскрешение своих родственников. Что с ними будет, когда этого не произойдет? Когда они поймут, что их близкие умерли просто так? — Ты жалеешь этих животных? С ними со всеми будет одно — пожизненный срок. — Я понимаю. Но все же, кто и как может настолько сильно забить головы людям, чтобы те согласились на смерть родных? Зачем? Зачем им это, Амен? Прилипшая к телу дрожь понемногу исчезала в горячих объятиях. Но я всё равно злилась. Злилась, потому что в жизни и так дерьма хватает. Каждый день тысячи людей погибают из-за несчастных случаев, болезней и вороха других причин. Мы, как гребаные вазы из тончайшего стекла. Одно неверное движение, и всё. Человека нет. С мамой было так. Если бы мы вовремя начали лечение, возможно, она бы справилась. Но нет, небольшое промедление спустило ее на два метра под землю. И так происходит со многими другими. Череда случайностей, несоблюдение правил дорожного движения или сильное течение в глубокой реке. Любая херня может стать сигналом для старухи с косой. А тут люди по собственной воле лишают себя близких. — Зачем в Джонстауне в конце семидесятых почти тысяча человек совершили самоубийство? — спросил Амен с долей издевки. — У сектантов одна правда, и она звучит из уст их лидера. У них больше ничего нет. За них думают, решают и говорят другие. Это не люди, Эва. Это стадо, которое следует за своим пастухом куда угодно, хоть в пропасть. — И кто ведет их в пропасть? Бладли? Доусон? Или какая-нибудь Бонни, которая откуда-то знает имена всех жертв. Её сраная доска неведомым образом оказалась в моем доме. Здесь кто-то был и подбросил проклятый портфель. Что мешает ему пробраться к нам снова и… Я говорила так быстро, что не хватало воздуха. Стало страшно моргать. Вдруг в следующий раз, когда открою глаза, перед ними сверкнет лезвие хопеша. — Я мешаю, — целуя в висок, произнес Амен. — Ты в безопасности, маленькая. Я любого за тебя порву. В прямом смысле, — в подтверждение своих слов он прижал меня к себе сильнее. — Веришь? — Угу, — промычала я, не в силах оторвать губы от его груди.

***

Беспокойный вязкий сон слезал с меня постепенно. Слышала тихий, но тяжелый голос Амена вдалеке. Я подбиралась к нему всё ближе, пока не услышала четкое: — Буду через сорок минут. — Кто звонил? — пробормотала я, натягивая одеяло к шее. — Тизиан. — Настолько разболелся, что просит приехать? — лениво уточнила я. — Шериф мертв. Сонливость исчезла по щелчку. Я резко села и увидела, как Амен перебирает сложенные в шкафу кофты. — Это шутка? Слова «шериф» и «мертв» никак не связывались между собой. Это же мистер Кëрли, с ним просто не могло ничего случиться. — Я похож на шутника? Амен обернулся, и у меня пересохло в горле. Он был… растерян? Покусывал нижнюю губу, перебирал пальцами джемпер. — Как? — проморгавшись, спросила я. — Как Шон… Что с ним случилось? — То же, что и с другими жертвами. — Этого не может быть, — я нервно усмехнулась и вскочила на ноги. — Нет, нет, нет, это какая-то ошибка! — Эва, он висит с выпущенными кишками у себя в кабинете. — Нет… Я вертела головой и пыталась сформулировать, почему это невозможно. Отец Дии и Тиза, старый друг моей матери и просто смешной добродушный мужчина убит? Не убит, а принесен в жертву. Значит ли это, что… — Кëрли тоже с ними? — не веря своим же словам, спросила я. — Вероятно, — с досадой ответил Амен. — Ты едешь со мной в участок, здесь тебя не могу одну оставить. С Тизианом и Дией поменьше болтай. Я не могла попасть ногами в штанины джинсов и в целом функционировала очень криво. Заговаривала и замолкала, спотыкалась, не справлялась с дрожащими руками. Гнала мысли о причастности Кëрли к секте, но они возвращались. Поэтому уже в машине назвала главный свой аргумент: — Твоя мама тоже оказалась их жертвой. Они хотели прикончить и меня. Но мы же с тобой не сектанты. Может, никто из Кëрли тоже не в курсе. Этой секте больше полувека. Видимо, наши предки имели к ней отношение. Или же сектанты убивают не только своих. Мы не знаем специфики их ритуалов, потому обвинять кого-то из Кëрли… — Логично, — продолжил Амен, набирая скорость. — Шериф вел себя странно, мешал мне расследовать дело. Изначально я списывал это на банальную лень Шона и нежелание привлекать внимание к убийствам. Теперь у меня есть основания видеть в нем одного из сектантов, и я не могу это игнорировать. То же самое касается его детей и жены. — Амен, они потеряли отца и мужа. Они бы ни за что такого не допустили, если бы знали заранее о его убийстве. Кëрли — самая сплоченная и правильная семья из всех, что я видела. Они эталон, почти герои из рекламы зубной пасты. — Вот это аргумент, — хмыкнул Блэквуд, чем окончательно вывел меня. — Ты смеешься? Серьезно? Не стало человека, которого мы с тобой с детства знали! Он же всегда хорошо к тебе относился и ко мне тоже. Наверняка Шон препятствовал расследованию, потому что не мог поверить, что в его любимом городе царит такой ужас. Я и сама этого осознать до сих пор не могу. Мистер Кëрли никогда бы не поверил в бред про какого-то там Сета. И Дия, и Тизиан, и Аманда. Нет! Меня съедала обида. Я не хотела ничего слышать, потому что знала, Амен может убедить меня в чем угодно. Однако отвечать он не спешил, продолжая превышать скорость. Благодаря этому я поняла, что ему тоже не всё равно. Амен старался сохранить беспристрастность, смотреть на происходящее, как человек, который не знал убитого и его семью. Но я видела, как личное пробирается через его панцирь и напоминает, кто такие Кëрли. Они важны для него, я в этом уверена. — Приехали, — заключил Блэквуд, врезаясь в парковочное место. — Ты будешь сидеть в комнате отдыха, пока я не закончу. — И думать о том, что наши друзья — убийцы, — колко ответила я, выходя из машины, и хлопнула дверью. В участке было непривычно людно. Полицейские нервно расхаживали по всему зданию, и их маршруты казались абсолютно бесцельными. Сейчас два десятка молодых и не очень людей походили на детей, которых оставили без воспитателя. На лицах каждого запечатлелось непонимание. Свет плоских длинных ламп на потолке отдавал холодом и тоской. Само здание скорбело по шерифу. Деревянные стены потускнели, коридоры сузились, редкие комнатные растения потянулись к полу. Когда Амен завел меня в помещение со старенькой кофе-машиной и несколькими столами, у двери показался Тизиан. Боже. Я закрыла рот рукой, чтобы не заскулить. За ночь он будто постарел лет на десять. Болотного цвета свитер почти сливался с его лицом. Осунувшимся, усталым и пропитанным горем. — Тиз… Я шла к нему и не чувствовала пола под ногами. Он плыл, как и всё в этой холодной комнате. Сам Тизиан был похож на отражение в воде, покрытое рябью. Я обняла его, он не ответил. Длинные рукава свитера висели вдоль его туловища. Он дышал поверхностно и тихо, словно сил впускать воздух в легкие уже не было. — Всё нормально. Дождись Дию. Они с матерью скоро будут, — Тизиан посмотрел на меня с дрожащей улыбкой, отстранился и обратился к Амену. — Идем? Отец… еще там. Мужчины оставили меня, а я опустилась на твердый диван. «Отец… еще там», — эхом отдавалось в голове. Через несколько тонких стен, в своем кабинете, бездыханный. Кто теперь будет давать Тизиану подзатыльники, называть Дию сорокой за ее любовь к громоздким украшениям, собирать полгорода на барбекю? Слезы лились безостановочно, оставляя холодные линии на щеках. Пожалуй, я бы так не тосковала, даже если бы мой собственный отец скончался. Так нельзя думать, но я не могу себя обманывать. Помню, как Шон навещал меня вместе с Дией после смерти мамы. Тогда я сидела на кухне в темноте. Второй день или вторую неделю. Меня раздражало, что кто-то маячит рядом. Вообще-то я вела себя, как последняя сука. Огрызалась, прогоняла Дию и Тизиана, игнорировала звонки. В тот вечер у меня не было сил даже посмотреть на пришедших. Шон встряхнул меня за плечи, вынуждая встать, и сказал то, что впоследствии заставляло меня хоть как-то карабкаться в новые дни: — Человеческий век короток, дорогая. Хоть девяносто лет, хоть сорок — всё будет мало. Но люди успевают и за этот мизерный срок натворить дел, хороших и плохих. Я твою маму знал дольше, чем ты живешь на свете. И, веришь ли, лучше нее людей не встречал. Она всегда улыбалась. Не наигранно, как большинство, и не по глупости. Лорэн умела жить и учила этому тебя. Сделай так, чтобы ее уроки не прошли напрасно. После этого я убежала в свою комнату. Злилась, что Шон смеет меня поучать. Но всё же слова возымели небольшой, но эффект. Я, скорее бессознательно, к ним прислушалась. Мистер Кëрли очень ловко совмещал в себе роль заядлого шутника и мудрого человека. Он тоже умел жить и прививал этот навык окружающим. Без такого учителя нам всем будет тяжело. — Эва, может ты мне объяснишь, что здесь происходит? Голос влетевшей в комнату Дии бил меня в грудь, больно и резко. В дверях стояла Аманда, по лицу которой я поняла, что о смерти главы их семьи не знает только дочь. Я быстро стерла слезы и поднялась, не зная, куда себя деть. — Эвтида, ты не могла бы нас оставить? — горько попросила миссис Кëрли. — Да-да, конечно. — Зачем ты ее прогоняешь? — настороженно спросила Дия. — С самого утра ведете себя, как придурошные. Для чего Тиз в участок поскакал, если болеет? И почему я должна в свой выходной здесь торчать? — Чтобы я допросил тебя и твою мать, — жесткий голос Блэквуда раздался у входа. За Аменом прибежал Тизиан и закрыл дверь. Компания собралась не лучшая. Двое скорбящих людей, которые не решаются сказать правду третьему, агент ФБР, думающий только о деле, и я. Чувствуя, что Амен еще что-нибудь ляпнет, я отвела его в дальний угол, всем своим видом показывая, чтобы он помолчал. — Это из-за похищения Эвы? — подруга взволнованно оживилась. — Нет, сестренка, — ответил Тизиан, аккуратно подошел к ней и повел к дивану. — Что тогда? — вымученно спросила Дия. — Вокруг такая напряженка, будто умер кто-то. Что у вас с лицам у всех? Объясните уже. — Папа, он… — начал Тизиан, но запнулся. — Что «папа»? Семейный совет решил собрать в участке? — посмеялась подруга. — Допрос тоже по этому поводу? Будем выяснять, что старику в голову на этот раз взбрело? Я уже сказала, что на Рождество не поеду на лыжах кататься. — Дия! — взбесилась миссис Кëрли и нервно отошла к окну. — Послушай брата. — Да я слушаю, а он мнется. — Я просто… — снова заговорил Тизиан, но отвернулся от сестры, жмуря глаза. — Шон мертв, — голос Амена убил все остальные звуки. Я сжала его руку, то ли ругая за прямоту, то ли благодаря. С пухлых губ Дии постепенно сползала улыбка. Тишину разбил вой миссис Керли. Она рыдала, сгорбившись и хватаясь руками за подоконник. — Пойдем, — устало шепнул мне Амен и вывел в коридор. Когда мы выходили, Дия смотрела с непониманием, а сидящий рядом Тизиан закрыл лицо руками. — Мог бы быть помягче, — с упреком сказала я и уперлась спиной в стену. — Для чего тянуть? Амен встал напротив. Я пыталась отыскать сочувствие в его лице, но не выходило. — Да выключи ты агента ФБР хоть на пару минут! У людей горе. Я ведь видела, что тебе не всё равно утром. Хоть на минуту войди в их положение. — Эва, я на работе. Сопли Тизиану и его семье вытирать не могу. Мне нужно понять, действительно ли они не причастны, а потом уже выражать соболезнования. — У тебя всё еще есть сомнения? — возмущенно шептала я. — Ты видел их?! — Тихо, — процедил Амен и отвлекся на сообщение в телефоне. — Здесь стой. Ливия встречу, его дежурный не пускает. Я кивнула и осталась одна, но ненадолго. Через минуту дверь комнаты отдыха распахнулась и на меня налетела Дия. — Где он? Где мой отец, Эва? — кричала подруга и дергала меня за руки. — Я не знаю, — мялась я, стараясь не смотреть в опухшие и злые глаза. — Давай вернемся. — Мать и брат молчат! Мне нужно его увидеть! Вы все тут с ума посходили. Хватит мне врать, папа жив! — Это правда, Дия. Его больше нет. — Да что с тобой?! Зачем ты так говоришь? Зачем вы все меня обманываете? Мне физически больно было видеть ее такой. Дия совсем не готова принять реальность. Я понимаю ее, но как могу помочь? Ее мир сломался прямо сейчас, почернел, обратился Адом, в центре которого — огромнейшая дыра, и она никогда не затянется до конца. Теперь ей придется учиться жить заново, в опустевшей реальности, где не достает одной из главной составляющих. — Он там? — воскликнула Дия, когда в конце коридора открылась дверь в кабинет шерифа. — Прошу, не нужно… Я не успела схватить ее руку. Подруга побежала вперед, толкая проходящих мимо копов. Я догнала ее уже около дверного проема и попыталась оттащить подальше. Отсюда было видно всё: валяющиеся на полу рога оленя, отодвинутый стол и очень много красных пятен. Трупа внутри уже не было. Только кровавые разводы повсюду. На стене я сразу заметила и знакомую надпись, перевод которой уже въелся в сознание: «Услышь нас, Пороков отец и правды гонец!». Заключительная строка послания, ради которого умерли девять человек. Это конец? Теперь-то сектанты поняли, что никакого Сета не существует? Я отвлеклась, и выпустила Дию, которая подбежала к столу и упала на колени. Прямо в густую лужу крови. Крови ее отца. Подруга водила по ней руками, будто пытаясь собрать. Задирала голову и разглядывала стену, вверху которой было прибито два больших колышка. На них висели грязно-алые веревки. Я пыталась поднять Дию, тянула вверх, но она не прекращала вырываться и ругаться на меня. Когда руки уже онемели, я услышала рев Амена позади: — Живо отсюда! Ливий увел окровавленную Дию, а Блэквуд стал орать на меня, что нам нельзя было даже приближаться к месту преступления. Я молча выслушала и вернулась в комнату отдыха. Сюда периодически заглядывали потерянные копы и Кëрли. Я говорила им какие-то банальности, от которых саму тошнило. Видимо, Ливий вколол Дие успокоительное, потому что она больше ничего не говорила, не плакала и не пыталась что-либо делать. А может Дия просто закрылась где-то глубоко внутри себя. Амен всë же ее допросил, как и остальных. К вечеру мы разъехались по домам. — Его убили вместо меня, — ночью, лежа в постели, сказала я. — Надеюсь на это, — неожиданно ответил Блэквуд, который, как мне казалось, давно спал, отвернувшись в противоположную сторону. — Что? — В послании закончились строки. Возможно новые жертвы сектантам больше не нужны. — Шон умер, Амен! Из-за меня! — Во-первых, не из-за тебя. Во-вторых, хорошо, что это случилось с ним, а не с тобой. — Как ты можешь… — Как могу что, Эва? — громко рявкнул Амен и повернулся ко мне. — Любить тебя и радоваться, что с тобой всё в порядке? Это нормально. Морализаторство оставь для обычной жизни, где не орудует толпа оккультистов. Мне жаль Шона, но убиваться по нему у меня нет ни возможности, ни желания. Сейчас я должен заниматься другими вещами. — Какими? Сам же сказал, что это последняя жертва. — Возможно последняя. Надо оставаться начеку. А еще выяснить, кто именно убил каждую из жертв. Полагаю, так я найду доказательства причастности к этому Доусона, Бладли и остальных. — Мы найдем, — поправила я Амена. Мы лежали друг напротив друга, уставшие и дезориентированные. Реальность вокруг продолжала подбрасывать новые переменные, путая предыдущие. Закончили ли сектанты свои ритуалы? Что ими движило? Удастся ли их наказать за сделанное? Я не знаю ответ ни на один вопрос. Знаю только, что Амен не успокоится, пока не разберется. Значит, и мне придется.

***

Спустя три дня

За свою жизнь я была на похоронах трижды. В далеком детстве, когда на лесопилке трагически погиб папин знакомый; больше полугода назад, когда не стало мамы; и в начале октября, когда убили Агнию. Первый случай мне запомнился тем, что священник злобно зыркнул на меня, потому что я скучающе болтала ногами на лавке во время панихиды. Прощание с матерью практически не помню. Я не выступала с речью и даже к гробу не подходила. Всё время смотрела на свои ботинки и выслушивала соболезнования. На кончину Агнии, честно говоря, мне было плевать. Почему-то после того, как ее призрак чуть не вонзил в меня нож, я переживаю из-за ее смерти куда больше. Сейчас в церковь неподалеку от кладбища забился едва ли не весь город. Многие толпились у входа, потому что им не хватило мест. Я сидела между Тизом и Аменом во втором ряду. Старое черное платье жгло горло высоким воротником. Пожилой священник заканчивал рассказ об ином мире, где Шон точно обретет покой, а я вспоминала призраков. Несчастных и неупокоенных. Агния говорила, что без таблеток я их больше не увижу, но на мистера Кëрли взглянуть бы не отказалась. С большого портрета под стеклом на окружающих смотрел еще молодой Шон. Он улыбался, позади были горы. В таком виде, без седины и смешных усов, он приводил к нам в дом еще мелкую Дию, катал нас на пикапе по округе, несколько раз даже брал на рыбалку. Перестал, когда мы с подругой утопили жутко дорогую удочку. Как жаль, что ничего подобного больше не случится. Миссис Кëрли, говоря прощальную речь, держалась хорошо. Однако я видела, насколько ей страшно повернуть голову чуть вбок и увидеть лежащего в гробу мужа. Тизиан вышел к трибуне вслед за матерью и даже пошутил про то, что на небесах его отец сможет вдоволь наесться пончиков и не переживать за запредельный уровень холестерина в крови. Смеялись всё, потому что мистер Кëрли, следуя традициям фильмов про копов, пончики просто боготворил. Дия не сдержалась и расплакалась прямо у гроба отца. Она вцепилась в его руку и что-то шептала себе под нос, пока ее не посадили обратно. Далее больше часа знакомые и не очень мне лица делились теплыми воспоминаниями о шерифе. Большинство из них казались искренним. Так было до того момента, пока к трибуне не подобрался Бладли-старший. Эта восковая статуя с пропитанными муссом волосами изображала скорбь просто отвратительно. «Какая громадная потеря для всего Кемфилда! Старина Шон навсегда останется в наших сердцах». Просто плюнуть хотелось прямо в его бусиничные черные глаза. Ты же знал, мудак, ты же сам приложил к его убийству свою скукоженную руку! К месту захоронения отправилось меньше людей. Смерть смертью, но у всех своя жизнь. Дия к кладбищенским воротам не подошла по иной причине — у нее случилась очередная истерика, и Ливий увез ее к себе. В дни после смерти Шона с подругой часто происходило подобное. Я знаю это, потому что практически круглосуточно находилась рядом с ней. Амен со своими гребаными подозрениями не смог меня удержать. Я сказала, что слышать ничего не хочу о причастности семьи Кëрли к секте. Для меня всё было очевидно — они убиты горем и ничего более. Невозможно так притворяться, просто невозможно. Земля промерзла и скрипела тонкой коркой льда под ногами. В небе не было и намека на солнце. Ледяной свет ударялся о лакированный гроб, который неумолимо опускался под толщу земли. Вот так. Чуть больше десяти минут, и мистер Кëрли больше не живой человек, а небольшой холм, усыпанный цветами. Люди понемногу расходились. Миссис Кëрли сидела на корточках возле свежей могилы. В какой-то момент ее голова стала клониться всё ниже и ниже. Тогда Тизиан и Амен помогли ей подняться и повели к выходу. Я хотела последовать за ними, но в толпе увидела ядовито-красные волосы. Аш. Этот ублюдок смотрел на меня и улыбался своим кривым ртом. На полностью черном костюме висела красная бабочка. Вот бы она его удавила. И его папашу. И всех, кто имеет отношение к произошедшему. — Тебе безумно подходит черный цвет, красавица, — проскрипел его голос, когда Аш подполз ко мне. — Но вот красный… Ох, ты была бы просто богиней. Прикупи что-нибудь, порадуй своего агентика. Внутри смешались страх и отвращение. Белесая кожа натурально светилась, как и ее обладатель. Поверить не могу, что когда-то пустила Аша в свой дом. — Мне пора, — выдавила я, нервно оглядывалась. — Не спеши, — костлявые пальцы легли на мое запястье. — Я же просто пообщаться хотел. Мы так и не обсудили случившееся в моем доме. Меня пробило холодным потом от воспоминаний о его проклятом особняке. Я огляделась. Людей вокруг было достаточно. Вряд ли Бладли что-то сделает при таком количестве свидетелей. — Может лучше обсудим, как меня взаперти держали по указке твоего отца? — злобно глядя на него исподлобья, я вырвала руку из его хватки. — О чем речь? — издевательски спросил Бладли. — Мне кажется, у тебя слишком богатая фантазия. Аккуратнее, крошка, с таким часто в психиатрические лечебницы попадают. — А с такими замашками, как у вас, гниют в тюрьме. Аккуратнее, Аш. Гаркающий смех Бладли прервался так же резко, как и начался. Причину я узнала, когда на мое плечо легла тяжелая рука. Амен вернулся. — Исчезни. Еще раз к ней подойдешь — пожалеешь. Лицо Аша стало еще уродливее. Он боялся Блэквуда. Очень. Потому действительно исчез, растворяясь в толпе людей. — Что он сказал? — Амен взял меня под локоть и потащил к выходу. — Ничего особенного. Плевался желчью. Кажется, изначально хотел, эм, наладить контакт. — Я ему налажу, — практически прорычал Блэквуд, озираясь назад. — Успокойся, нам только драки на похоронах не хватало. Пытаясь отвлечься, я бродила глазами по надгробным плитам. Изначально я думала навестить маму, но теперь, после встречи с Бладли, мне хотелось лишь домой, подальше от этого места. Мы замедлились, и у меня появилась возможность читать имена усопших, годы жизни и эпитафии. Мне всегда нравилось высчитывать, сколько лет прожил человек, соотносить возраст с ассоциациями, возникающими с именем. Сейчас это даже успокаивает. Однако, когда третий по счету Джордж сменился более редким именем, спокойствие исчезло. Остановившись, я прочла вслух: — Исман Скотт. Годы жизни: с тысяча девятьсот пятьдесят шестого по восемьдесят первый. — Что? — Амен повернулся в мою сторону, и я сразу же потащила его к нужному памятнику у самой ограды кладбища. — Вот! Теперь у меня есть доказательство, что еще один мой призрак реален. — Ага, или ты когда-то слышала о его смерти и вспомнила об этом под дозой ибогаина, — ответил мне главный скептик Кемфилда. — Но ты молодец, внимательная. — Похвалил, так похвалил, — цокнула я и пошла обратно.

***

Несколько дней спустя

Неделя, начавшаяся смертью шерифа, никак не хотела заканчиваться. Дни тянулись ужасно тоскливо и медленно. Наверное потому, что проводила я их преимущественно в доме Кëрли в компании слез, уныния и безысходности. Вроде бы Дие от моего присутствия становилось немного легче, или я просто хотела в это верить. Амен отвозил меня каждое утро, скрипя зубами, и каждые полчаса требовал сообщение, в котором я бы писала, что всё в порядке. Он предлагал торчать с ним в участке, но я отказывалась. Я же не ребенок, которого нельзя оставить без присмотра. Страх после случая в горах поутих. Думаю, сектанты завершили свой зверский ритуал и теперь ждут, пока к ним явится Сет или весь Кемфилд превратится в пустыню и погребет всех, кроме них. В целом плевать я хотела на их ожидания. Главное, чтобы они все получили по заслугам, но с этим есть сложности. Блэквуд не особо охотно рассказывает о продвижении расследования, однако я настаиваю. Мне удалось выяснить, что вечером перед своей смертью Шон просто отпустил всех полицейских домой, даже дежурного. Так как копы — народ не особо трудолюбивый, никто из них начальству возражать и не подумал. Камеры в участке это подтверждают. А еще они говорят о том, что внутрь здания никто не входил. Разбитое окно в кабинете шерифа было открыто. Я думаю, это доказывает, что Шон не был готов к собственной смерти. В кабинете обнаружили и следы борьбы. На этом улики заканчиваются. Никаких подсказок о личности убийцы нет. Параллельно Амен ищет загадочную Бонни Беннет. Нашу пока что единственную надежду узнать правду. А я в это время выполняю функцию подушки, обнимая которую Дия плачет и ругается. Я не жалуюсь, нет, ее чувства мне слишком знакомы, потому я хочу лишь одного — чтобы подруга прожила этот этап как можно быстрее и с наименьшим вредом для собственной психики. Но сделать я ничего особо не могу. Только слушаю, изредка роняя слова поддержки. Мама Дии справляется лучше, по крайней мере, на первый взгляд. Я почти уверена, что Аманда переживает, но не при людях. Наверное, это правильно. У Дии должна быть мощная опора, которая не сломается даже из-за такого горя. Тизиан в доме практически не появляется. Пока полицейское управление не сделало официальное заявление о назначении нового шерифа, в кресло отца сел Тиз. Ему помогает Амен, потому что Кëрли-младшего копы не особо воспринимают всерьез. Но я уверена, что это временно. Тиз сможет собраться и поставить себя как подобает. Просто сейчас ему тяжело. Всей его семье тяжело. Ближе к полудню я получила сообщение от Амена, которое заставило мой глаз нервно дергаться: Шкаф из ФБР. Собирайся. Буду через пятнадцать минут. Конечно, зачем что-то объяснять, если можно просто приказать? Амен не ответил, куда мы поедем и зачем. Дию я отвела к миссис Кëрли, а сама заглянула в уборную, где умыла свое вечно замученное лицо. Одежда выглядела лучше меня самой. Сегодня солнечно, потому на ногах у меня колготки из темного капрона и достаточно короткая юбка. Удивительно, но я не испытываю желания стянуть это с себя и нырнуть в джинсы. Коричневый мягкий джемпер с высокой горловиной, по-моему, компенсирует достаточно открытый низ. Это же так работает: показываешь одну часть тела и скрываешь другую? Почему я вообще думаю об одежде? Наверное, пытаюсь делать так, как говорил мистер Кëрли. Просто жить. Уже в прихожей меня оглушил гудок машины. Похоже, я собиралась не пятнадцать минут, а шестнадцать с половиной, и Амена этот факт бесит. Пальто я надевать не стала, добежала с ним в руках до автомобиля, закинув его на заднее сиденье. — Свежо, — потирая успевшие покраснеть руки, отметила я. — Конечно, если в таком виде по морозу бегать, — с этим замечанием Амен тронулся с места. — Я вообще-то пытаюсь быть красивой. — Ты всегда красивая, — ответил он, вскользь меня оглядев. — Но колготки и правда симпатичные. Носи почаще, только в более теплую погоду. Сраная магия: Блэквуд невзначай бросает комплимент, и мои щеки моментально начинают гореть. — Хорошо, — проглатывая улыбку, сказала я. — Куда едем? — В дом престарелых. Я честно пыталась не рассмеяться, но провалилась. Успокоившись, я продолжила: — Блэквуд, брось, ты не настолько стар. С уходом за тобой сама пока справляюсь. — Лучше всего справляешься с доведением до сердечного приступа, — Амен слегка закатил глаза. — Ну серьезно. Где в Кемфилде дом престарелых, и что мы в нем забыли? — Он недалеко от Грейт-Фолса, и там уже лет десять живет Бонни Беннет. Теперь я заметила, что Блэквуд несется к выезду из города. На меня нахлынула радость, быстро сменившаяся разочарованием. Бонни жива и находится не так далеко. Но она явно в преклонных годах, что может нам помешать. — Оу, то есть она не в себе или просто очень старая? — Ее внучка сказала, что Бонни сама захотела, чтобы ее туда отвезли, — размеренно начал Амен. — А еще поведала, что старуха фанатела от всего древнего. У нее даже антикварная лавка была. И сейчас есть, собственно, там я внучку и нашел. — Получается, найденной нами доске как минимум десять лет, и уже тогда Бонни знала имена жертв, — бубнила я, стуча пальцами по ручке двери. — Но на ней не было Шона. — Ага, к настоящему времени данные устарели. Мозг вернулся к своему излюбленному занятию — к закипанию. Какая-то бабка много лет назад выжгла на дереве имена убитых древними иероглифами. При этом секта отлично функционирует без нее. Какое Бонни Беннет имеет к ней отношение? Мысли разбавлялись старыми заунывными мелодиями из динамиков автомобиля и нашими разговорами. В последнее время мы привыкли резко менять темы, уходить от горы трупов к обсуждению повседневности. Потому что круглыми сутками думать о сектантах было просто не реально. Вот и сейчас мы переключились с загадочной старухи на мою машину, которую Амен вчера забрал из автомастерской. Моей многострадальной девочке наконец заменили бампер и даже цвет обновили. Честно говоря, сначала я подумала, что в гараже стоит чужой тёмно-синий автомобиль. — Завтра хочу на ней прокатиться, — радостно сообщила я. — Я буду занят, жди до выходных. — При чем тут ты? — При том, что ты давно не практиковалась. Я буду рядом и подстрахую, — категорично заявил Блэквуд. — Права мои еще действительны, — я с гордостью задрала нос. — И вообще, не так давно я свалила из горной деревни за рулем незнакомой машины. Я профи! — Ты ехала на адреналине и чудом никуда не врезалась и не улетела. Это удача, а в вождении нужна практика. Я сжала губы, глазами прожигая Блэквуда. Он меня недооценивает. Нормально я водила в старшей школе, а в небольшую аварию попала случайно. Взгляд сместился на руль, и мне в голову пришла идея, которая заставила бы Амена изменить свое мнение. — Давай я сейчас поведу? На дороге почти нет машин, отличная возможность. — Нет, мы сделаем это, когда я скажу. — Ты переживаешь за свою машину? — колко спрашивала я. — Думаешь, такая криворукая, что сразу съеду в кювет? — Нет, Эва, мы просто сейчас спешим. Оставь свои капризы для более спокойного дня. Насупившись, я отвернулась к окну. Он считает мое желание капризом. Замечательно! Я ведь просто хочу показать, что хоть на что-то способна. Но даже в банальном управлении автомобилем Амен не может мне довериться. Блэквуд положил руку мне на колено, но я отдернула ногу. Позвал пару раз по имени. Отвечать мне не хотелось. — Шантажистка маленькая, — шумно вздохнул Амен и затормозил. — Ну, давай, садись. Не до конца веря услышанному, я несколько раз переспросила, правда ли можно. Амен лишь лениво кивнул, и уступил мне водительское кресло. — Как тут много места, — завороженно проговорила я, ерзая на сиденье. — Сейчас будет поменьше. Амен наклонился и нажал на что-то, после чего кресло плавно переместилось вперед. Я и забыла, что можно регулировать сиденья. Да вообще обо всем забыла, когда ракурс обзора поменялся. С пассажирского места всё выглядело иначе. Теперь на приборной панели светилась куча разных значков, а о назначении некоторых кнопок на руле я даже предположений не имела. Коробка передач сильно отличалась от той древности, которая была в моей Вольве. Блэквуд, приземлившийся на пассажирское, заметил мою растерянность и, тыкая пальцем, терпеливо объяснял что и для чего нужно. — Ну, начинай, — снисходительно сказал Амен. — Педаль газа справа. — Спасибо, в курсе, — недовольно промычала я и достаточно плавно тронулась с места. — Амен! Я еду! — Я заметил, — хмыкнул он. Немного попетляв на дороге, я почувствовала, как нужно управляться с рулем. Сначала Амен делал замечания и заметно нервничал, как и я. Но вскоре мы оба поняли, что я не стремлюсь нас угробить, и расслабились. — Офигеть, она такая нежная, — с придыханием отмечала я. — Почти ничего не делаю, а она едет. — Ускоряйся давай. Мы так до вечера к месту не доберемся. — В плане? Ты же не хочешь, чтобы я была за рулем всю оставшуюся дорогу? — Кто сказал? Я наконец нашел себе водителя, — боковым зрением я увидела, что он положил руки себе за голову. — Не смешно. У меня скоро руки от напряжения онемеют. — Расслабься и привыкай. Ты же хочешь ездить самостоятельно. — Да, но на своей машине, которая не стоит, как мой дом, — ворчала я, боясь прикинуть, во сколько Амену обходится обслуживание этого высокотехнологичного монстра. — Ты же не будешь постоянно на той развалюхе кататься. Потренируешься и купим что-нибудь получше. Я поперхнулась слюной и чудом удержала руки на руле. — Амен, не загадывай так далеко и дорого, — нервничая, говорила я. — И давай уже меняться, я устала. — Ладно, тормози, но к этому разговору мы еще вернемся. Когда машина остановилась, я выползла из нее на не особо слушающихся ногах и вернулась на более комфортное место. Мне очень понравилось, но эти грандиозные планы Амена на будущее… Я снова вспомнила, что ничего в этой жизни не добилась. Конечно, на данный момент у меня одна задача — не умереть, но всё же. Жуть как неприятно осознавать, что наше будущее в финансовом плане всецело зависит от Амена. Но стоящих идей, как разбогатеть за пару недель и не зависеть от него у меня не было. Потому я скомкала эти мысли и запихнула подальше, возвращаясь в реальность, где нам важно вывести на чистую воду сектантов, а не то, кто и сколько зарабатывает. Мы проехали минут десять и затормозили. По недовольному виду Амена я поняла, что остановка запланированной не была. — Что случилось? — забеспокоилась я, подумав, что сломала что-то. — Сейчас узнаем. Амен переместился к капоту и открыл его. Я сразу выскочила за ним, пытаясь понять, что он рассматривает в этом клубке проводов и железа. — Ремень ГРМ лопнул, — заключил Блэквуд, потирая подбородок. — Это из-за меня? Очень серьезно? Черт, прости, не надо было мне за руль лезть. Я семенила рядом с ним, не зная, куда деть руки, извинения и себя, пока Амен говорил по телефону с Тизианом. Слушать не могла, потому что в ушах уже стоял предстоящий крик Блэквуда. Он меня прямо здесь закопает и правильно сделает. Вот куда я полезла? Как только он закончил телефонный разговор, я подобралась ближе, стараясь поймать его взгляд. — Амен, мне очень стыдно. Я на твою машину больше даже смотреть не буду, честно! Прости, — твердила я, умоляюще смотря на него. — Маленькая, всë нормально, — мягко сказал он и потрепал мои волосы. — Перестань прощения просить. Это мелочь, и ты в ней не виновата. Ремень давно надо было поменять. — Тогда почему он сломался прямо сейчас? — спросила я так жалко, что самой противно стало. — Совпадение. Хватит переживать, это всего лишь машина. Ничего страшного. Скоро Кëрли приедет, отбуксирует нас к автосервису, и проблема решена. — Но я же… — Отморозишь себе всё, — строго перебил меня Амен. — Обратно залезай. — Точно я не виновата? — повторила уже в салоне. — Точно. Эва, даже если бы ты ее в хлам разбила, я бы тебе ничего не сказал, — обернувшись ко мне всем корпусом, объяснял Амен. — Нет, ладно, сказал бы много всякого, но потому что за тебя бы переживал. — Ты временами такой хороший, что мне неловко, — сказала я и отвела взгляд. — Временами? — Ну, знаешь, когда не… — я задумалась над формулировкой, — когда не баранишь. — Чего? — сощурился Блэквуд. — Баранишь. Ведешь себя, как баран. Амен уперся одной рукой в спинку моего сиденья и наклонился так, что почти врезался в меня лбом. — А ты так не делаешь, хочешь сказать? — его низкий голос стал еще ниже, дурманя меня так, как может только он. — Я с тобой достаточно податливая, если ты не заметил, — сглотнув, проговорила я, не отрывая взгляда от его насмешливых губ. Температура в салоне неумолимо поднималась. Виной тому был Блэквуд, который возбуждал меня не только своей чертовой интонацией, но и непосредственной близостью. В последнюю неделю у нас не было секса. Из-за всей происходящей вокруг херни я даже не думала об этом. А теперь вспомнила, что просто не умею его не хотеть. Желание почувствовать Амена в себе превращало вены в провода, которые разрывались от бегущего по ним тока. Я обхватила его щеки, наслаждаясь каждой шероховатостью под пальцами, и вцепилась в губы. В эти вкусные, порой жестокие, но такие родные губы. Амен поступил, как Амен, не дав вести мне даже в поцелуе. Его язык чувствовал себя в моем рту полноправным хозяином, который жестко и быстро по нему проходился. Блэквуд затащил меня к себе на колени. Ногами я зацепила всё, что можно было зацепить, но не переживала из-за этого. Теперь, если что-то сломаю, нам точно будет наплевать. Промежностью чувствовала его напряжение, и нарочно терлась об Амена, из-за чего он больно хватал меня за ягодицы. — Когда Тиз приедет? — спросила я сквозь поцелуй. — Часа через полтора. Раньше он не вылезет из участка, — облизывая мое ухо, говорил Амен. Он стянул с меня джемпер и чуть не порвал бюстгалтер, пока мой мозг рисовал картины прошлого. Первый раз в полицейском участке. Я вспомнила, как гладила Амена под столом, и сейчас мне ужасно захотелось дойти до конца. — Подожди, — шепнула я, когда Блэквуд сжал мою грудь. — Что? — нетерпеливо рыкнул он в шею. — Можно я тебе… Ну… — внезапно поняв, что понятия не имею, как предложить минет, я просто указывала глазами на выпуклость в его брюках. — Как я могу отказать? — довольно улыбаясь, ответил Амен и убрал руки. Я проглотила вздох, чувствуя волнение. Расстегнув его рубашку, коснулась губами твердых мышц на груди. Хотела спуститься ниже, но сделать это, сидя у него на коленях, было проблематично. Амен помог мне опуститься вниз. Места для ног в салоне БМВ оказалось достаточно, чтобы я там поместилась. Устроившись поудобнее я потянулась вперед, целуя напряженный торс. Сначала нежно и стеснительно, я постепенно входила во вкус, уже не боясь прикусывать кожу и оставлять на ней бледно-бордовые следы. Руки бродили по косым мышцам, ловя каждое небольшое содрогание. Мне так хотелось сделать хорошо, что я переставала думать обо всем другом. С ремнем пальцы справлялись паршиво, поэтому Амен немного отодвинул меня и убрал его сам, а после спустил джинсы вниз. Только в этот момент поняла, что полностью обнаженным при хорошем освещении я Амена не видела. Лишь очертания в полумраке. Сейчас палящее за окном солнце ровными яркими лучами освещало абсолютно всё. Брови непроизвольно поднялись вверх, намекая на мое удивление. Как он в меня помещается? Я приблизилась к возбужденному органу и замерла, поднимая глаза вверх, будто просила подсказки. — Оближи ладони, — медленно произнес Амен, и я сделала, как он сказал. — Теперь проведи языком по нему. Я послушалась, пугливо касаясь его. Проходясь языком по всей длине, я увлеклась и начала практически вылизывать его член. Комментарии от Амена мне больше не понадобились. Губы сами поднялись выше и обняли головку. Я водила по ней языком небольшими кругами и видела, как пальцы Амена цепляются в обивку сиденья. Медленно опускаясь ниже я чувствовала, как быстро наполняется мой рот. В нем не поместилась даже половина, когда к горлу подступил рвотный позыв. Я выдохнула и вернулась назад. Повторила движение пару раз. Потом рука Амена нашла мою и положила на его орган, показывая, как нужно ей водить. Синхронизировав свой рот и язык, я перестала думать о том, как делать правильно. Единственное, на что я ориентировалась — часто вздымающаяся грудная клетка Амена. Казалось, я довожу его сердце до запредельной скорости, как и свое собственное. Я уже с какой-то жадностью начала заглатывать его член, понимая, что он проходит дальше. Уголки губ саднили от непривычного напряжения, изо рта стекала слюна, я издавала чмокающие звуки. Из-за всего этого меня разрывало удовольствие и желание довести Амена до пика. Видимо поэтому я начала бросать игриво-вызывающие взгляды вверх. Блэквуд не переставал смотреть на меня из-под опущенных ресниц. Он будто молча хвалил и приказывал не останавливаться. Было в нем что-то до ужаса самодовольное, которое хотелось немножко ужалить. Поэтому я замедлилась, стреляя вызовом глаз. И он ответил сразу же, собрав руками мои волосы. Теперь Амен полностью управлял моим ртом. Он проталкивался глубже и сильнее натягивал волосы. Я продолжала говорить с его глазами. Издеваться и умолять, дразнить и получать ответ. Амен идеален в любом состоянии, но когда он давит, командует, контролирует, то сводит с ума сильнее всего. Контроль. Именно он заставляет ссориться, злиться, обижаться. А потом вот так сидеть перед Аменом на коленях и жаждать, чтобы он затолкнул свой член в горло до упора. Не знаю, насколько это нормально, но приятно до безумия, до чертовой агонии, которая разрывает низ живота. Я начинаю стонать, будто весь мой рот — одна сплошная эрогенная зона. Чувствую, как вибрация проходится по члену вместе с губами. Сжимаю бедра. Не в силах терпеть возбуждение, я опускаю руку вниз. Через капрон чувствую влагу. Даже невесомые касания руки доставляют нестерпимое удовольствие. Рот резко пустеет, спина ударяется о руль, и Амен тянет меня вверх, кладя ладонь на мою промежность. — Твоим удовлетворением буду заниматься я, — он сжигает кожу на щеке горячим дыханием и поднимает крышку подлокотника, где лежит пачка презервативов. — Давай без них, — я перехватываю его руку. — Мне понравилось в бассейне. — Ты же понимаешь, что это риск? — стерев слезы, которых я не заметила, спросил он. — Беременность мне не грозит, — честно ответила я и въелась в его губы. Сейчас мне не хотелось ничего объяснять, и, к счастью, вопросов не последовало. Амен кусал мой подборок, шею, грудь, паралельно пытаясь снять с меня юбку. Застежка не поддавалась, и он просто задрал ткань вверх. Он рвал на мне колготки, истязал зубами чувствительные ареолы. Я тянула его за волосы и хрипло постанывала. Амен отодвинул нижнее белье вбок и вошел в меня пальцами, рвано и быстро, так, что я вскрикнула. После в меня входил уже он сам, более размеренно. Амен держал меня за ягодицы, плавно насаживая на себя, а мне расплакаться хотелось, потому что даже в моменты невозможного возбуждения он думает обо мне, не хочет сделать больно. И только когда видит, что я сама хочу глубже, сильнее, грубее, Амен перестает себя контролировать. Мы не сговариваемся об этом, не обсуждаем. Он чувствует меня и все мои желания. У нас не просто секс. У нас гребаная телепатия. Вот и сейчас Блэквуд считывает мои мысли, едва те успевают появиться. И поэтому трахает меня так, что я забываю собственное имя. Помню только его, только его вижу и только ему отдаюсь. У нас не просто любовь. У нас гребаная зависимость. Мокрые шлепки заполняют салон. Одной рукой я упираюсь в запотевшее окно, другой — держусь за плечо Амена. Оно железное, оно гранитное, оно мое. Лишь на него во всем треклятом мире я могу опереться и знать, что это будет верным решением. Ноги бьет судорогой, воздух отказывается насыщать кислородом мозг. Я дышу дыханием Амена. Вот мой сраный кислород. Хочу, чтобы так было год, десять, двадцать. Чтобы до конца жизни я видела в Амене свое будущее, прошлое и настоящее. Чтобы вся Кемфилдская херня не грызла каждый день. Мы точно будем вместе и всегда где-то далеко отсюда. Мы обязаны быть. Оргазм запрокидывает мою голову вверх. Я лбом ударяюсь о крышу машины, и это совсем не портит ощущения, бегущие разрядами по всему телу. Кажется, атомный взрыв не высвобождает столько энергии, сколько мы с Аменом. Блэквуд продолжает двигаться в тугих сокращающихся стенках, и я чувствую, что внутри разливается его семя. После мы лежим на разложенном сиденье, не сразу найдя в себе силы сказать хоть что-то. Я жмусь к нему и иногда оставляю ленивые поцелуи на груди. Мы вспоминаем о существовании Тизиана, который скоро должен приехать, и решаем одеться. — Это точно твой первый минет? — спрашивает Амен, помогая мне снять то, что осталось от колготок. — Ну да, — смущенно отвечаю я, когда заползаю на соседнее сиденье и натягиваю джемпер. — А что? — Не верится, — усмехается Амен и застегивает последнюю пуговицу на рубашке. Ответить мне не дает стук в окно. Я протираю его и вижу, как Тиз пораженно отворачивается. Лично я с ним не говорила. Амен вышел к другу, и их разговоров я не слышала. Лишь увидела, как Тизиан похлопал Амена по плечу, а потом они прицепили трос к машине Блэквуда. — Почему ты не говорила, что пьешь противозачаточные? — спросил Амен, когда мы возвращались в город. — Потому что я их не пью. Я напряжённо смотрела на авто Тизиана за лобовым стеклом. Он почти доставил нас до автомастерской. Погода портилась, полосуя небо тучами. Хотелось думать о чем угодно, кроме вопросов Амена, которые непременно появятся. — В каком смысле? Я думал, ты поэтому разрешила мне не предохраняться. Я молчала, нервозно натягивая пальто. Стоит ли начинать не самый приятный и нужный разговор сейчас, когда по телу продолжают бегать частички эндорфинов? Они сдохли в секунду, как только я поняла, в чем мне сейчас придется признаться Амену. Этот факт биографии давно и намертво врос в меня, воспринимался, как должное. Только вот озвучивать я его никогда и никому не хотела. — Эва, я не против детей, просто в данный момент… — продолжает Амен, но я его перебиваю, резко и нервозно: — Я не могу забеременеть...