Иллюминации. Черновик 1

Он всё ворочался в кровати, то впадая в дрёму, то вновь вздрагивая при пробуждении. До утра он так и не поспал как следует, окончательно потеряв способность ко сну из-за типичного утреннего шума соседок. Когда привычные процедуры были безрадостно и безынициативно им завершены, Гектор в замешательстве встал как вкопанный посреди своей кухоньки. Спустя минуту-две раздумий, он развернулся и ушёл в комнату, откуда через пару минут пошёл на выход уже одетый. Он направился в сторону Пролетарского завода, так как тот тоже занят в машиностроении, а также Гектор имел там пару-тройку хороших знакомых. Миновав два часа прогулки, он остановился перед зданием, над входом которого была табличка «Управление»; корпус стоял недалеко от строений большего размера. Он постучал и зашёл внутрь. Поначалу всё шло обнадёживающе. Но после одного вопроса… — А как звать-то тебя, мужичина? — Гектор Аркадьевич… Бальмонт. Секретарь нахмурился. — Бальмонт, значит… — протянул он, почёсывая рукой подбородок и смотря на бумаги на столе, после чего поправил очки и продолжил. — Бальмонт с «Арсенала»… Гектор слегка напрягся. — Вот что, Бальмонт: мы тебя, может быть, и взяли бы, не будь ты таким шебутным. Всё-таки опыт у тебя есть, да и сам ты вполне подходящей комплекции. Но вот эта стачка… Нам здесь такие кадры не нужны. Гектор нахмурился, но подходящего ответа не нашёл, посему просто развернулся и пошёл на выход. Сомнения уже принялись легонько щекотать нервишки, но после первой неудачи рано сдаваться. В конце концов, у него ещё целый день впереди — успеет обойти хотя бы два-три предприятия. Но и на втором месте его не приняли. И на третьем тоже. До каждого места он добирался значительно дольше, чем длились «переговоры», в результате чего он обошёл аж пять предприятий. Под конец дня эти блуждания тяжкой ношей вцепились в спину Гектора, так что домой он даже не шёл — плёлся, словно бурлак на Волге. Несомненно, подавленное настроение сыграло в этом заметную роль, но куда более базисным явилось и то, что он целый день стирал подошвы своих уже ветшающих башмаков, при этом совсем не евши. Посему, таки добравшись до своей квартирки, съел всё попавшееся в поле зрения. Сил нет — никаких. Гектор доковылял до кровати и плюхнулся, не раздеваясь. Впрочем, он и кровать предварительно не расправил, так что не страшно. Следующим утром он проснулся уже сам, аккурат перед всеобщей суматохой. Но после утренней рутины он вновь не позавтракал — нечем. Гектор сел на табурет, схватился за голову и принялся размышлять о том, что делать дальше. «На заводы идти бессмысленно. Значит, стоит попробовать попытать удачу с другим делом. Но! Лучше мне всё-таки поесть для начала, а то так и издохнуть можно.» С обнадёживающим настроением он пошёл в подвал. Там же часть задора и осталась — заместо двух банок консерв. «По крайней мере, хватит на сегодня и завтра.» Хватит-то оно хватит, если есть по одной банке в сутки. Но и ситуация не самая благоприятная, что тут поделать. Как только он закончил трапезу, то сразу же оделся и пошёл на улицу. Гектор побывал в двух пекарнях, заглядывал в разные лавки, наконец, попросился помочь встречным грузчикам, но везде получил отрицательные ответы, в разной степени твёрдости. Разве что с одним сапожником дело пошло чуть дальше, чем с остальными: невысокий коренастый старик, посмотрев на лицо Гектора, сказал: «Рожа у тебя какая-то знакомая…», после чего нахмурившись подумал немного и добавил, что подумает, и чтобы Гектор пришёл завтра. В целом, ещё один день прошёл безрезультатно, ну или почти. Предложение сапожника, конечно, давало какую-то надежду, но зыбкой надеждой желудок не наполнить. Казалось бы, Гектор не ходил так много и долго, как вчера, но уже к полудню усталость, сравнимая со вчерашней, навалилась на его тело, а рёв из живота был слышен прохожим — так думал Гектор. В итоге он вернулся домой и съел оставшуюся консерву. И тут он вспомнил, что деньги-то у него ещё остались — проблема лишь в том, что на месяц их не хватит. Он взял некоторую часть сбережений и пошёл за продуктами. Последующие два дня прошли с подобной динамикой развития событий, что и предшествующие — с тем отличием, что активность Гектора уменьшалась всё заметнее. А быстрее надежды кончалась разве что еда. Сапожник так и не взял его себе в подмастерья — должно быть, навёл справки и решил от греха подальше не рисковать. Итого, тринадцатого ноября у Гектора не осталось ни моральных сил продолжать поиски, ни надежды. С оставшейся суммой сбережений он пошёл в ближайший кабак. Усевшись в углу с двумя бокалами пива — всё, на что хватило денег, Гектор принялся размышлять о дальнейших вариантах своих действий. Теперь мысль об уходе в подполье не была такой отторгающей, как ещё два-три дня назад. Тем более привлекательной она становилась под хмелем. Чем дольше он проводил время в своём укромном уголке на окраине кабака, тем больше народу прибывало, тем более возрастал шум. Большинство из рабочего люда. И поначалу Гектор не особо обращал внимания на повестку их шума, но по мере его робкого отрезвления он находил себя всё больше вовлечённым своим вниманием в предмет их разговоров. Голосов много, и, казалось, каждый раз кто-то другой продолжает общую мысль вслед за предшественником. –… После «Арсенала» вообще озверели! Расценки прежние, а требуют как с рабов каких! — И смотреть косо стали! — Да всегда они косо смотрели! Ты просто не замечал. — Мы для них второй сорт, если не третий… — Мужики, это не дело… — А что тогда? — Надо с начальством разговаривать! — Разговаривали уже — на «Арсенале»… Договорились… Гектор услышал знакомый голос, а повернувшись, увидел и несколько знакомых лиц в толпе: то были бывшие коллеги с завода. Будь он ещё трезвее, тут же собрался бы покинуть кабак незаметно во избежание неприятностей. Но сейчас он ощущал всё так, будто проводит свои последние часы в «прежней» жизни. Хотя он ещё и не решил окончательно, что уйдёт в подполье. Повернувшись вновь спиной к толпе, он допил остатки пива, напялил свой потрёпанный картуз и всё-таки пошёл на выход. Направился он домой? Это было бы логично. Но не в этот раз… Ноги понесли Гектора в сторону участка. Время было к вечеру, темень на улице почти заполонила собой пространство. Но ориентироваться ещё было можно, тем более с работающими фонарями. Когда он встал перед дверьми полицейского участка, с момента его выхода из кабака времени прошло несколько больше, чем могло бы, будь он трезвым. Гектор зашёл внутрь и чуть ли не потребовал аудиенции с Рязановым, в конце всё-таки добавив «пожалуйста, сердечно прошу». Правда, вместо аудиенции с «начальником» Гектор получил проводы в камеру. Но всё не настолько плохо, как может показаться: Рязанов просто не имел желания общаться с пьяным «подопечным», но и на голый пол того бросать не собирался, поэтому Гектору соорудили какую-никакую постель и даже принесли небольшой перекус.

***

Рязанов спал неважно. От обычно достаточно бодрого взгляда не осталось и следа, уступив место кислому выражению всего лица в целом. А когда сознание начало возвращаться в реальность, то места для жизнерадостного настроя вообще не осталось. Немудрено: основные расследования еле плетутся — можно сказать, топчутся на месте; вчера под вечер пьяный младший Бальмонт объявился в участке; да и вообще настроения вокруг какие-то… напряжённые. Надворного советника Лившица так и не могут найти — как в воду канул! В участке Рязанов появился чуть позже обычного, но не опоздал. — А что нам с Бальмонтом делать? — спросил дежурный после приветствия. — А с ним что-то не так? — Рязанов посмотрел на того с непониманием. — Ну… Он ведь в камере сейчас?.. — Ах, вы про младшего! Что же с ним делать, что же делать… Он проснулся? — Надо уточнить. — Как уточните, сообщите мне. Ежели проснулся, так накормите его, а позже я его вызову на беседу. — Так точно, ваше высокоблагородие! Рязанов ушёл к себе в кабинет. Хотя он и так достаточно хорошо помнил материалы дел, что находятся у него в расследовании, но ради надежды на свежий взгляд (насколько он может быть свежим при таком утреннем состоянии) он вновь достал их все и принялся в который раз изучать. Спустя около получаса к нему зашёл Константин Аркадьевич. — Есть новости по Лившицу? — спросил Рязанов. — К сожалению есть, ваше высокоблагородие: пропали двое его подчинённых. Теперь помимо самого Геннадия Бенедиктовича в пропавших числятся околоточные надзиратели Булыгин Антон Никифорович и Загреб Глеб Денисович. И если в случае с самим Лившицем был хотя бы опустошённый экипаж, то эти двое будто в воздухе испарились. — Низкие чины менее заметны, и похитить их куда легче, чем того же надворного советника. Уверен, это всё тоже дело рук этих подонков революционеров! — Как бы и нас не настигла похожая участь… — Нужен доклад обер-полицмейстеру. Даже в таком объёме, но информация важная. Что ж… А, вспомнил! Тут интересный казус произошёл. Загляните-ка в отделение с камерами, там один индивид находится, и мне он нужен для беседы. — Слушаюсь, Порфирий Игнатьевич, но позвольте узнать, что стряслось? — Константин несколько вопросительно посмотрел на начальника. — Да ничего страшного, там Гектор. — Ничего страшного?! — Константин Аркадьевич, оставьте свои эмоции при себе, — спокойно, но твёрдо сказал Рязанов, смотря на Константина немного исподлобья. — Прошу прощения, ваше высокоблагородие. Так точно, — смиренно сказал тот и поспешил выполнить указание. Спустился он довольно быстро, должно быть переполняемый как чувством лютого негодования, так и всеобъемлющим чувством тревоги, ибо глаза его были широко открыты, губы поджаты, а движения отдавали излишней резкостью. Подойдя к нужной двери, он чуть не влетел в неё по её открытии. — Дурень! Ты чего творишь, чугунная башка?! — Ну не ори ты так, братец… — протянул Гектор. — Ничего себе! Ещё указывать будешь, что мне делать?! — Ты когда кричишь, желание рассказывать пропадает напрочь. — Какой ты нежный! — весьма язвительно, но уже почти спокойно сказал Константин. — Ранна с тобой, по дороге расскажешь. Порфирий Игнатьевич вызывает на беседу. Гектор еле заметно вздрогнул, но полицейский этого не заметил, так как уже шёл впереди. — Поведай же мне, о Гектор, каким это таким чудом тебя занесло в участок? — Да чего тут рассказывать? Пришёл в кабак, выпил, а дальше пошёл в участок. Хотел поговорить… с твоим начальником. Константин на ходу посмотрел на брата через плечо самым что ни на есть выразительным взглядом, преисполненным негодования от бесстыдного нарратива собеседника, вопросительного гнева и недоумения от ситуации в целом. Затем он всё-таки взял себя в руки и решил лишний раз не орать на весь коридор. — Ты не представляешь, как я сейчас поражён той простотой, с которой ты говоришь такие вещи, но пускай это останется на твоей запропастившейся куда-то совести. Поэтому просто спрошу: почему ты припёрся в таком виде в участок, вместо того чтобы идти просыхать в своей конуре? Гектор потупил взор в пол, но после непродолжительной паузы несколько виновато ответил. — Ну, понимаешь… У меня сейчас с деньгами не очень гладко… Равно как и с работой… А просить у тебя в долг я не решился, так как посчитал, что ты меня теперь презираешь и вообще пошлёшь куда подальше с такими просьбами. Тем более в пьяном виде… Видно было, что Константин собирался что-то ответить, но так этого и не сделал. Оставшийся путь до кабинета Рязанова они прошли молча. Лишь у самой двери старший брат остановился и, повернувшись лицом к младшему, полушёпотом сказал: — Ты меня расстраиваешь такими суждениями. Недоволен ли я твоими последними выходками? Ещё как! Но бросил бы я тебя в нужде? За кого же ты меня принимаешь, рассуждая в таком ключе? Гектор ничего не ответил. — Дурак ты, Гектор. Сколько книжек не читаешь, а так дураком и остаёшься, — Константин похлопал брата по плечу. Они зашли внутрь. Рязанов, как и в прошлый визит Гектора, стоял у окна спиной к вошедшим. — Порфирий Игнатьевич, Бальмонт младший доставлен вам на беседу. — Трезвый? — Так точно. — Накормлен? Константин вопросительно посмотрел на стоявшего рядом Гектора. — Да, премного благодарен, Порфирий Игнатьевич, — ответил Гектор после короткой паузы. — Прекрасно! — Рязанов повернулся к ним. На лице его парадоксально соседствовали добродушие и раздражение. Он сел за стол. — Так-с, ну что, Гектор? Давай, повествуй: зачем в таком непотребном виде пришёл вчера сюда, ко мне на «аудиенцию»? — он произнёс «аудиенцию» весьма выразительно. Гектор уже поведал брату причину, но отчего-то повторно это сделать для Рязанова оказалось задачей чуть ли не такой же по смущению. — Я. испытываю трудности… с финансами и работой. Поэтому пришёл вчера к вам в надежде на то, что вы сможете помочь. А. к Константину не пошёл потому, что в своей глупости решил, будто он мне откажет… — всё это время Гектор смотрел себе под ноги, лишь изредка посматривая в сторону Порфирия Игнатьевича. — Что ж… Какие правильные слова! Действительно, в чём же ещё, если не в глупости, можно прийти к такому умозаключению, что родной брат в нужде бросит? С другой стороны, нельзя тебя упрекнуть и в том, что пошёл сразу ко мне: я ведь ваш бывший опекун, в конце концов. Ладно… Главное, мы все разобрались в ситуации, а дальше дело за малым. Рязанов встал из-за стола, подошёл к братьям, положил руки им на плечи и продолжил: — Ты, Гектор, конечно, тот ещё хулиган — хоть в шестнадцать, хоть в двадцать три… Но помочь тебе надо. К себе пустить сейчас не могу, правда. Поэтому… — Но ведь у меня квартира оплачена за этот месяц. У меня пока только еды нет… — Вот поэтому и нужен тебе нормальный дом, а не эта коморка. Тем более так будет проще за тобой присматривать… — Я могу взять его к себе, Порфирий Игнатьевич. — Отлично, Константин Аркадьевич! Так и поступим. Только отпускай его иногда «погулять» домой, он ведь всё-таки должен контактировать с интересующими нас лицами, верно? — Конечно, ваше высокоблагородие. — Вот и прекрасно. А теперь свободны. — Слушаемся, ваше высокоблагородие! Братья уже направились к выходу, как в дверь энергично постучали, после чего, не дожидаясь ответа, в кабинете появился один из офицеров. — Порфирий Игнатьевич, ваше высокоблагородие! Жестокое убийство, на окраине! Рязанов заметно смутился. — Что известно? — Если верить оставленной на месте преступления записке, то жертвой является один из причастных к пожару поместья графа Анненского. И жертву пытали. — Подпись есть?! — Есть: «Мак Ротриер».