Иллюминации. Черновик 1

Сложная ситуация возникла у одного представителя определённого рода профессии: с одной стороны, в городе оставаться не вполне безопасно; с другой, покидать златное и тёплое местечко далеко не так просто, как может показаться в моменты истерики. Да, место златное, но «злата» не хватит на прожитьё в другом месте хоть сколь-нибудь продолжительное время, ведь помимо проживания необходимо тратиться и на другую весьма важную вещь — дозу. Без дозы работать невозможно — надо ведь восстанавливаться после тяжёлых трудовых будней. Но приказ главного есть приказ. Раз надо залечь на дно, то куда деваться? Тем более, газеты никто не запрещал читать, а там такое… Лучше бы не читал. — Жалко Гаврилу, жалко… Хороших людей быстрее всего убирают, да? Лучшие из нас, тык скзть, угу? Жалко Гаврилу, жалко… Он шёл по темени, дорога освещалась разве что ушедшим за горизонт солнцем. Окраины Петербурга пока не славятся густой заселённостью, а даже если удастся встретить какое строение, то в такой поздний вечер оно будет закрыто, если вообще было открыто. Поступь его была и тяжёлой, и немного робкой одновременно. Интересное сочетание для человека коренастого, но таков отпечаток его профессии. Хотя точнее будет сказать, такова преломлённая его же культурой форма отпечатка его профессии. Немного подрагивая от ветра, он то ускорялся, то замедлял шаг, бормоча себе под нос что-то подобное тому, что мы привели чуть выше. Но иногда он выдавал своим хриплым голосом и отличные от причитаний вещи. — Шлюхи, погонь разбойничья — всё это красиво… Но почему так холодно в ноябре? Однако быстро возвращался к привычным монодиалогам. — А как же парень? Парень-то как? Как так вышло? Заказ, конечно, тухлый… А Гаврилу жалко… Куда смотрит правосудие? Там полицаи отдыхают что ли? Такой человек был… Он прошёл мимо одинокого толстого тополя. В свете всё уходящих остаточных лучей солнца он приобретал несколько зловещие очертания: не будь он таким одиноким, подобный эффект был бы заметно слабее. Человек остановился посреди дороги, заворожённо уставившись на дерево, будто пытаясь разглядеть его детали. Но света почти не осталось, а до его стоянки осталось не так уж и далеко, так что надо бы ускориться. Видимо, так он и подумал, чуть ли не сорвавшись с места в прежнем направлении. Когда он подходил к своей лачуге, свет совсем покинул эту землю. Облака застилали звёзды и луну, так что всё наощупь. Он открыл дверь и зашёл внутрь. Казалось бы, должно быть так же темно, как и на улице, если не темнее. Но у противоположной ко входу стены светились два оранжевых огонька. Послышался звук, будто кто-то тяжёлый встал со стула. — Долго ты ходишь, Сатик. — Ч-чё? Кто здесь? Опять видения?! Идите прочь! — на грани тихой истерики пролепетал вечерний путник. — Не-ет, никуда я не уйду, Сатик! Не для того я тебя ждал, чтобы просто взять и испариться… — голос говорил довольно бодро, с нарочитой выразительностью, и в то же время с издёвкой. — Ты кто?! — громко прошептал Сатик. — Твоя совесть! — таким же громким шёпотом спародировал невидимый собеседник, с тем лишь отличием, что его голос имел в себе какой-то призвук, отдалённо похожий на лязг металла. — Я так давно тебя не видела, что решила вот нанести визит. — Уходи, ранна окаянный! Изыди! — Сатик продолжал громко шептать. — Откупись для начала, а потом уже прогоняй! — язвительно отозвался голос. — Душу не отдам! — Было бы что отдавать! Да даже если так, думаешь, она мне нужна? Мне бы что поценнее… — Говори и уходи быстрей! — Где Михутка? — театральность уступила место внезапной серьёзности. — Т-ты о чём?.. Тут же послышались тяжёлые, но быстро приближающиеся шаги. Спустя мгновение чья-то рука вытолкнула Сатика из прохода на улицу; он вылетел так, будто его вышвырнуло несколько человек из кабака за какую проделку. Тем временем из-за облаков показалась луна, осветившая чёрный дверной проём, из которого вышел высокий широкоплечий человеческий силуэт в плаще и со светящимися глазами. Теперь они как будто светились ещё ярче, так что их света в сочетании с уличным естественным освещением хватило, чтобы более-менее рассмотреть его лицо. На голове у него заместо волос, казалось, было множество устремлённых вверх шипов, некоторые из которых изгибались, напоминая рога. — Парень… — выдавил из себя Сатик, еле восстановившим дыхание после такого удара в грудь. Лицо здоровяка расплылось в оскале, обнажив его тёмные зубы. — Хорошо, что помнишь меня! А то мне постоянно интересно: узнают или нет? — он говорил так, будто ему весело, но в то же время в его голосе чувствовалось сильное напряжение. Он подошёл к лежащему на земле и, схватив одной рукой того за ворот, поднял над землёй, будто тряпку. — Я тут недалеко видел такой живописный тополь! Но знаешь, чего-то не хватает в композиции… Хм, что бы это могло быть? Может, есть идеи?! Сатик лишь с ужасом смотрел в эти светящиеся оранжевые глаза. — Ну, ты пока подумай на досуге. Но как придём туда, уж будь добр, поделись соображениями! Здоровяк отпустил его, из-за чего Сатик упал на землю. Шипастый тут же взял его за ступню и поволок будто бревно какое с края леса, где находится лачуга, к дороге. — Знаешь, «Сатик» имя неплохое, конечно, но мне больше нравится полная форма — Саткиил. Более презентабельно, согласись. А мы же всё-таки люди приличные, нужно держать статус! Кстати, ты ведь помнишь, зачем я тут? Саткиил то и дело выкрикивал смесь из «изыди», «спасите» и «я не виноват», игнорируя вопрос шипастого. — Ну ладно, подумай ещё. Наконец, они добрались до того самого тополя. Шипастый не ослабил хватку, поэтому и убежать пленник не мог. Поначалу пленитель просто молча стоял, осматривая тополь. А затем резким движением поднял вверх длинную руку, в которой держал Саткиила за ногу чуть выше ступни, так что тот оказался полностью в воздухе — даже руки его уже не доставали до земли. — Ну что, каков твой вердикт? Чего-то ведь определённо не хватает в этой композиции… — Отпусти… отпусти… ради бога, отпусти… Я не виноват… — Саткиил тихо рыдал и всхлипывал. Шипастый смотрел на него, и его скалящееся лицо всё больше искажалось гневом, не теряя оскала. — Я не знаю… Я ничего не знаю… — а пленник продолжал жалобно всхлипывать. Шипастый ещё некоторое время простоял молча, то ли выслушивая «собеседника», то ли просто делая такой вид. Наконец, он открыл рот. — Всё ты знаешь, дерьма выкидыш! Скажешь, где Михаил — сдохнешь быстрее! Не скажешь — до утра доживёшь, гниль поганая! — проорал он на Саткиила, отчего тот просто замер. Но тут же дрожь расползлась по всему телу перевёрнутого пленника. — Боишься? Справедливо. На твоём месте я бы в штаны наделал. Не знаю, сделал ли ты это, ибо запахов не чувствую… Но и не важно. А важно другое: в такой ситуации бояться — правильно. Но ведь я предлагаю выбор: ты даёшь мне нужную информацию, я тебя не пытаю; а если не даёшь нужную информацию, я вкалываю тебе морфий и начинается веселье. Решать тебе. Могу посоветовать от себя второй вариант, но также скажу от лица Гавриила, что он выбрал первый вариант, и всё закончилось быстро. Саткиил продолжал молчать. — Не-е, так дело не пойдёт… Может, тебе нужна проба? Ну будет тебе проба, дерьма кусок. Шипастый опустил руку на уровень плеч, взялся второй рукой за ступню пленника и без труда оторвал её. Реакция последнего не заставила себя ждать. — Больновато, да? — весело спросил шипастый. — Ну так что теперь? Но Саткиил продолжал орать, рыдать и просто бессвязно лепетать. В какой-то момент шипастый стал всё чаще слышать слово «хватит». — Нет уж, сначала информация! Где Михаил?! Руки пленника потянулись к голове. Рогатый тут же отпустил его, теперь схватив руки. — Ух ты какой нежный! Нет-нет-нет, так легко не отделаешься! Теперь он сломал ему руки, так что кости стали торчать наружу. Но решил, что этого будет недостаточно, поэтому оторвал ещё и кисти. — Что же, похоже пришла пора морфия… Он достал из-за пазухи необходимый инвентарь и принялся делать инъекцию. Во время процедуры он продолжал «диалог» с Саткиилом. — Знаешь, я тут заметил, что ты ни разу не назвал меня по имени. Конечно, можно подумать, будто ты совсем уж беспардонный ублюдок, но момент всё же волнительный, это сложно отрицать. Так что я позволю себе напомнить тебе своё имя, если забыл — или поведать, если не знал, в чём я сомневаюсь… Итак, зовут меня Мак Ротриер. Так что впредь обращайся ко мне по имени, сволочь. Инъекция завершена. — М-да, не захотел ты полегче… Моё уважение! На самом деле нет, ты просто гнильё поганое, — Мак взял Саткиила за оголённый конец кости и потащил непосредственно к тополю. Повезло, что достаточно крупные ветви так низко выросли — не придётся лишний раз лазать по дереву. Он без труда обломал ветку толщиной с человеческую руку, после чего взял Саткиила за плечи и начал его медленно насаживать на эту обломанную ветку, в районе лопатки. Когда тело уже повисло на этом обрубке, Мак вопросил: — А ты так и не поделился своими соображениями насчёт композиции… Что ж! Придётся импровизировать. Он резким ударом пробил брюхо повисшего, после чего начал копошиться во внутренних органах. Сначала бесцельно, но затем, как нащупал кишечник, начал вытягивать его наружу. Закончив своё «произведение искусства», он оставил на дереве надпись кровью своей жертвы: «Пожар в поместье продолжается. А Саткиил закончился. Мак Ротриер»

***

Рязанов принял весьма задумчивый вид, почёсывая свой плешивый затылок. Затем он оценивающе посмотрел на Гектора, после чего перевёл взгляд на Константина. Но братья не могли понять, чего он от них ждёт, так что пришлось ему озвучить свои мысли. — Гектор пускай покамест останется в участке. Нужна проверка. — Порфирий Игнатьевич, при всём уважении, но вы же не думаете, что Гектор соучастник этого безумия?! — Константин ещё держал себя в руках, но видно было, что прилагал к этому усилия. — Спокойно, надзиратель Бальмонт, он вне моих подозрений. Я лишь хочу собрать достаточное количество доказательств, чтобы от него отцепились вышестоящие чины. До этого убийства он был под моим протекторатом, но теперь нужно больше аргументов в пользу его непричастности — как по количеству, так и по качеству. — Но ведь он всю ночь был в участке! — «А днём он что делал? А за день до убийства? А за два дня?» Вот что они спросят, и это как минимум! Константин замолчал и потупил взор. — Ты уж извини, Гектор, но таковы обстоятельства… — Я понимаю, Порфирий Игнатьевич, — сказал Гектор. — Делайте так, как считаете нужным. Рязанов улыбнулся и вновь похлопал его по плечу. — Проводите этого молодого человека в камеру, и проследите, чтобы ему там было комфортно. — Слушаюсь, ваше высокоблагородие! — сказал офицер, что ранее отрапортовал об убийстве. Младший Бальмонт пошёл вслед за ним прочь из кабинета. — Порфирий Игнатьевич, тут что-то не сходится… — Вы о чём, Константин Аркадьевич? — Господин обер-полицмейстер ведь недавно сообщил нам — то есть вам — о том, что Мак Ротриер находится, собственно, у Ротриеров. Значит, он не мог быть на месте преступления, так как по предварительному заключению, которые нам передали сейчас, жертва умерла только под утро, при этом многочисленные увечья были нанесены ещё ночью, судя по всему. Рязанов уже в который раз за утро задумался. — Должно быть самозванец, или группа лиц, прикрывающаяся его именем. Возможно, что и корчма Хобутова была взорвана ими же. Эх, был бы он сейчас в сознании… А так остаётся только догадываться, что же случилось непосредственно перед взрывом… После небольшой паузы он продолжил. — На место преступления надо выезжать. Собирайтесь, коллега.