Иллюминации. Черновик 1

Листья под ногами Мака хрустели особенно часто и выразительно, а лёгкий ветер при его движении обдувал голову, тщетно пытаясь остудить пламя мыслительной деятельности. Оказавшись внутри, на взгляды и вопросы всех, кто попадался на пути и имел намерение поинтересоваться у него, что же им движет так сильно, Мак отвечал устремлённым взором куда-то впереди себя; короче говоря, он всех игнорировал, оставляя после себя кратковременные невидимые шлейфы воздуха, что слегка покачивали волосы тех, мимо кого он проходил. А дверь его комнаты закрылась так же быстро, как и открылась меньше чем за секунду до этого. Из беспорядочной стопки бумаги он достал чистый лист, и принялся в спешке записывать мысли, даже не сняв сюртук (хотя руки его всё ещё слегка были задубевшими, так что ничего страшного). Спустя пару часов раздался стук в дверь. — Сударь, прошу пройдите к столу на обед, — сказала служанка открывшему ей дверь Маку. То была та самая служанка, которую он вчера застал в зале с камином. — Благодарю, но я не голоден. И, закрыв дверь, Мак вернулся к своему рабочему месту. Солнечный свет уже сдал смену свечному освещению. А он всё что-то писал, то и дело вставая из-за стола и топча своими сапогами пол, передвигаясь между шкафом, тумбочкой и столом, иногда приближаясь к двери и тут же отдаляясь от неё. И вновь стук в дверь. — Сударь, пожалуйте к ужину, — на этот раз его зазывал Бартоломей Вильгельмович. — Я, пожалуй, воздержусь. Спасибо. И дверь вновь захлопнулась, не пустив никого внутрь, но и не выпустив никого наружу. Правда, через несколько минут дверь вновь ощутила на себе прикосновения костяшек чьей-то руки. — Мак, что-нибудь случилось? — послышался голос матери. Мак вновь пошёл открывать врата в свою резиденцию. — Ничего. Всё в норме. Точнее, не совсем, но в хорошем смысле. Я.… пишу. — Но ты же почти ничего не ел весь день! Разве что за завтраком поковырялся в пище… — Мама, не беспокойся. Ну, если так волнуешься, то я сейчас схожу на кухню и возьму чего-нибудь для перекуса. Но идти прямо-таки на ужин я не собираюсь. — Ну хорошо. Как знаешь. — Спасибо. Bon appétit там всем… Да, всем. — Merci! И вновь петли двери переместили резное дерево в закрытое состояние. Однако тут же всё опять открылось, и Мак почти вылетел в коридор, направляясь к лестнице с тихим, но в то же время звучным «Едааа» себе под нос. Темп он особо не сбавлял, так что был близок к прямому столкновению с поваром, когда влетал на кухню. Благо тот был с пустыми руками. — Ах! Чтоб тебя! Ой… — повар тут же вспомнил тот самый наказ сэра Ротриера, что передавал всей прислуге Бартоломей Вильгельмович, — Простите сударь, не признал вас. Глубочайшие извинения приносим. — Да ладно вам. Я просто заскочил за перекусом. Есть что-нибудь? — Эм… Повар не успел договорить, ибо Мак уже взял поднос и начал его заполнять: немного овощей, чутка фруктов, булка белого хлеба, горчица… — А в-вот это, пожалуйста, на трогайте — это мне понадобится для следующего блюда! Оно как раз в процессе… — Да?.. Как скажете. А вот это можно? — Мак указал на кастрюлю с отваренным картофелем. — Как бы вам сказать… — Ну скажите как-нибудь! Картошку можно или нет? — А вам вся кастрюля нужна? — Нет конечно! Пару штучек возьму и всё. — Берите, — вздохнул повар. — Аривидерчи, — Мак чуть менее стремительно, но всё равно быстро направился обратно в свои хоромы. Можно смело сказать, что благодаря данной заправке свет в комнате Мака горел ещё долго после того, как все уложились спать. Об этом могла свидетельствовать та самая служанка, что проходила мимо его комнаты в довольно поздний час.

***

— Сударь, завтрак уже готов! Вставайте! — служанка стучала в его комнату уже второй раз за утро, ибо все уже уселись трапезничать, а Мака всё не было. Не получив ответа, она осмелилась отворить его дверь. Он лежал на заправленной (или, скорее, не расправленной) койке, в одежде, укрывшись сюртуком непонятно зачем, ибо в доме и так было тепло. Подойдя к нему, она продолжила, — Сударь, ну вставайте уже! Скоро все всё съедят! — и тут она заметила, что на столе, помимо канцелярского бардака, стоял поднос с крохами хлеба и пустым бокалом для вина. Видимо она смекнула, что к чему, ибо тут же взяла поднос и вышла из комнаты. А Мак всё это время сквозь сонные глаза наблюдал за этим всем, но молчал: и так спать охота, а тут что-то говорить — ну на что такая энергетическая трата? Дрёма вновь завладела его сознанием. Но спустя неизвестный промежуток времени дверь вновь отворилась, и порог перешагнула та же служанка. Только теперь поднос пестрил блюдами — насколько он мог себе такое позволить при своих не очень больших габаритах. — Приятного аппетита, сударь! — улыбнулась она. — Угу, — промычал сонный ночной работяга, — Благодарю, — за что он благодарил, Мак так и не понял. Зачем понимать? Спать охота. Спустя ещё некоторое время он всё же решил, что пора встать — голод взял своё. На часах было начало второго часа. — Сколько?! Почему так мало?! После трапезы он пробежался глазами по своим рукописям, и со звучным «М-да» бросил их обратно на стол. Надев сюртук, он пошёл на выход. Как только порог комнаты был перейдён, он чуть не столкнулся с проходящим мимо дворецким. — Куда же это вы так несётесь, сударь? — Простите, Бартоломей Вильгельмович. Душа моя просит прогулку, — ответил Мак, бросив на того быстрый взгляд и тут же направившийся к лестнице. Около лестницы вновь велась светская беседа двух братьев. –… Ну разве это ли не прекрасно? Может, он теперь всё время будет есть в своей комнате? — сказал Мирослав. — А если он ещё и выходить из неё не будет, то… О! А вот и ты! Не мог ещё поспать? — И вам спокойной ночи, друзья! — сказал Мак, помахав им рукой, и пошёл на улицу. Но вопреки его ожиданиям, улица оказалась уже «занята»: в саду прогуливались Клементина вместе с Кормаком под руку. Но не идти же теперь обратно? Здесь всяко лучше, чем в обществе двух младших аристократов. — Добрый день, мама! Здравствуй, отец. — О, Мак! И тебе привет! Проснулся всё-таки? — Здравствуй, Мак. — Ага, проснулся. Ну вы гуляйте, не буду мешать. Пройдя через сад, он пошёл вглубь леса, как и обычно на таких прогулках — чтобы никто не слышал его монологов. — Ну вот вроде всё готово, но одна строфа какая-то откровенно лажовая… Или та строфа тоже?.. Спустя час его фигуру, выходящую из леса, кто-то заметил. Не то, чтобы это было чем-то важным, просто решили отметить. Почему бы и нет? Зайдя в дом, он опять встретил дворецкого. Как же так, как же так… — Сударь, вы как раз ко второму обеду пришли. Пожалуйте к столу. — Хорошо. Благодарю. Он снял сюртук. Дворецкий протянул руку, а Мак зачем-то отдал верхнюю одёжку. Но что поделать? Теперь сюртук висит среди шуб — какая досада. «Ну и что это было?» Мак недоумевал всю дорогу до столовой, включая заход в умывальню. Зайдя в столовую, он застал там только родителей. — Ну наконец-то! Я уж думала, что ты и сегодня все трапезы пропустишь. — Хочешь сесть напротив? — спросил Кормак. — Мирослав будет недоволен ещё больше обычного, а мне это ни к чему. И так устаю от него, а тут опять скандал… — Твоя правда. Мак уселся как обычно: где-то посередине, ближе к матери, оставив два места для сестёр. Через минуту-две пришли и остальные. — Эх, а мы надеялись, что он опять у себя запрётся и не будет нам мешать есть! — с ходу сказал Николай. — Может, хотя бы сегодня тоже будешь есть у себя в коморке? — А может вы уже угомонитесь и перестанете докучать старшему брату хотя бы за обеденным столом?! — слегка повысил голос Кормак. Мак даже одарил его удивлённым взглядом, хотя затем быстро вернулся к созерцанию тарелки. Братья выглядели малость ошарашенно, но этот эффект быстро сменился презрительными взорами на лохмача. Принесли пищу. Братья начали о чём-то говорить о своём, но что именно они обсуждали… Мак не слушал. Можно разве что догадаться, что дискурс был про «нелёгкую» жизнь двух отдельно взятых аристократов, то и дело приправляемый косыми взглядами в сторону старшего неаристократа. Мак это понимал ещё до того, как пришёл в столовую, посему не видел никакого смысла принимать хоть какое-то участие в этом фарсе. Тем более, мысли заняты совершенно другим делом, а что ещё нужно? — Благодарю за еду. Передайте Антону Даниловичу большое спасибо за такую вкуснотищу! И всем лакеям за то, что принесли всё это. Да и вам спасибо, господин Кляузер, что позвали меня к столу! Под недоумённые взгляды всех находящихся в столовой комнате Мак покинул помещение и направился к себе в коморку, как сказал ранее Мирослав. Пробыв там до ужина, он вновь спустился в столовую. На этот раз он не думал. Но это не помешало ему не воспринимать «информацию», исходящую от братьев. Впрочем, он не воспринимал вообще никакую информацию: что было сказано кем либо, тут же выталкивалось следующими фразами. Говорили все. Мак молчал. А после трапезы, вновь закончив раньше всех, он сказал лишь: «Мои благодарности всем причастным к этой изумительной пище», и ушёл восвояси. Встретив по пути наверх служанку, что в последнее время, такое чувство, только и делала, что стучала в его комнату в попытках разбудить или чтобы сообщить о еде (когда это не делал дворецкий), он взглянул на неё снизу вверх, отчего она потупила взор. Мак лишь продолжил свой путь в комнату.

***

      «Оторванные ветви впиваются мне в тело       А листья острые пронизывают кожу       Я слишком старался убить то древо,       Что теперь превратилось в плиту надгробную              Топор был вострым, как пассажи слов.       И лился яд довольствия в возвышенных дворах.       Но среди нас почти нет хладных голов       Возможно потому, что те повисли на колах              На стенах, в рамках, во дворце,       На улицах, просёлках и полях       Мне видна истина, которую творец       Сомнений всяких без прокричал в сердцах              Но истина сия растворилась в пустоте       И боль её утраты создала затвор его.       Неужто сладко жить в душевной нищете       И порицать других в отсутствии ваших грехов?              Быть может, вам пора открыть глаза       И увидеть этот мир без пелены вранья,       Что с малых лет они вшивали нам в мозги —       Что единственный достойный — это ты…?              Мне тошно от одной мысли с ними сходства,       Я буду жечь их флаг и разрывать их в клочья,       И чтобы защитить нас всех от их болотной тины       Я выжгу почву, и не оставлю никаких путей им.              А что до нас, свободных от петли дворцов:       Не стоит забывать своих же слов,       Не стоит ставить себя выше древа —       В конце концов, под ним окажется и твоё тело.» — Хрень, конечно… Но может заставит кого-нибудь задуматься?.. Да кого я обманываю: сначала нужно понять, что я тут вообще понаписал, а потом уже всё остальное! Сдаётся мне, моими прошлыми опусами некоторые персоны восхищались из-за того, что просто не понимали сути стихотворения… Он убрал готовые рукописи в конверт и засунул в карман штанов. По привычке протянув руку к краю кровати, он схватил покрывало. Но зачем он это сделал? — А-а-а! Сюртук! Чтоб тебя… Выпустив из руки покрывало, он пошёл на выход. Открыв дверь, увидел перед собой ту самую служанку. «Она что, преследует меня?» — Сударь, завтрак стынет. Вам в комнату принести? — Польщён вашим предложением, сударыня, но не стоит. Я сейчас спущусь… Уже спускаюсь! Как обычно сделав крюк через умывальню, он зашёл в столовую. Все в сборе. — Эх… — Не начинай! — сказал Кормак Мирославу. — Что же это, мне теперь и вздохнуть нельзя? Мак с невозмутимым видом сел на своё место. Тарелка была уже полна, так что можно сразу приступать к трапезе. Опять какие-то разговоры. Впрочем, что ещё делать дворянам? «Это всё, конечно, просто прекрасно, но надо бы и свежим воздухом подышать. Я в таком обществе уже который день подряд нахожусь, так скоро и задохнуться можно будет… Нужно выбираться. Правда, по пути могут и полицаи поймать, вернуть «на место», так сказать… Поговорить с отцом, что ли? Зачем я ему тут, в конце-то концов?!» — Вечером телеграмма пришла. Не хотел всех будоражить на сон грядущий. Но сейчас, на свежие головы, можно: четырнадцатого числа Лебедевы проводят бал во дворце у Строгановых! Так что тринадцатого числа поедем в Петербург. Ну как, все рады? — сказал Кормак, под конец речи улыбнувшись. Все, конечно, обрадовались и тут же принялись обсуждать сие известие. Ах, какие же беззаботные жизни… «А вот и отличный шанс! Как вовремя! Хотя ещё почти неделя… Но ничего! Можно и потерпеть малость!» — Что-то наш дорогуша Мак не особо и в восторге! — съязвил Мирослав, вызвав похихикивание Николая. — Да просто не очень люблю все эти балы… — с напускным равнодушием парировал Мак. — Ну так может тогда здесь останешься, брюзга? И себе поможешь, и нам впечатления портить не будешь?! — подхватил дискуссию Николай. — Вот именно! Ты же и танцевать-то не умеешь! Всех девиц распугаешь ещё! «А может вы заткнётесь нахрен?» — Мальчики, что за нападки? Ну если не умеет Мак танцевать, то что мешает ему просто полюбоваться на прекрасные картины в дворце? — сказала Анна. — Это как так получается: на бал и не танцевать? Засмеют ведь! — возразил Мирослав. — Отрываться от семьи тоже неудобно получится. Так что воспользуюсь советом Анны и посмотрю картины. Я слышал, что у них действительно прекрасная коллекция. Обещаю одеться поприличнее, чтобы у вас меньше вопросов было, — Мак максимально старался сохранять видимую невозмутимость. А вот Кормак смотрел на сына с почти нескрываемым восторгом. — Ну я на прогулку пошёл. Спасибо за завтрак. — Я тоже пойду прогуляюсь. Подождёшь меня? — сказала Клементина Александровна. Мак кивнул. Он пошёл в прихожую взять свой потрёпанный сюртук, что так и висел среди шуб. Вскоре появилась и мать. Она надела пышную шапку, под стать и цвет светлой пышной шубе; он поднял ворот, и они пошли в сад. — Может быть, тебе поучиться танцевать? Хотя бы базу освоить. Анна прекрасно танцует, ты знаешь. Она и научит тебя с радостью. — Да, у Анны я бы поучился. Проблема только в том, что не хочу я. Танцы — это не для меня. — Так зачем тогда ты собираешься вместе с нами? Действительно картины осматривать? — Отец всё равно не оставит меня здесь одного. — Я могу с ним поговорить на этот счёт… — Не стоит. Я ведь всё равно еду с вами. — Но почему? Ты же терпеть это всё не можешь? — Как сказать… — Значит, можешь всё-таки терпеть? — ухмыльнулась мать. — Не-не, я про другое… Короче: оттуда до Петербурга ближе, чем отсюда. Ясно? — Вот оно что… И почему я сразу не догадалась… Некоторое время они шли молча. — Ты не подумай, что я тебя отговариваю. Но пойми: оставаясь под эгидой отца, ты сможешь обеспечить свою безопасность. Он любит тебя, а значит сделает всё для твоей защиты. Да и мне так спокойнее будет. Тем более, ты так и не вспомнил, что с тобой произошло в доме дедушки. Но… Если это твоё окончательное решение, то я не в праве тебя останавливать. Мак остановился и обнял мать. — Спасибо. — Но всё-таки прошу: будь осторожнее. Мало ли что может вылезти из прошлого. — Тут не беспокойся: всё-таки буду в своей естественной среде. Знаешь, я тут первый черновик написал… — С удовольствием послушаю!