Каждый день твой

      Время тянулось, словно жидкий каучук. Весь мир вдруг сузился до размеров больничного коридора, посреди которого уже битый час сидела Тальникова. С тех пор, как они приехали в районную больницу и Николая Ивановича забрали на обследования, Лиза осталась предоставлена сама себе.       Еще в амбулатории она обезболила Зарецкого, и в дороге наставник даже пытался шутить, чтобы хоть немного разрядить обстановку. Сосед, который вез их, то и дело нервно ворчал, что, мол, зря они связались с братвой, что это еще аукнется всему поселку. Без сомнений, все сказанное было по факту, крутилось в голове и у самой Тальниковой, только назад пути уже не было. Никто не мог – да и не хотел, – возражать гневной тираде.       Наталья Федоровна была также немногословна. По пути в больницу она лишь заботливо поглаживала мужчину по голове и кто знает, о чем думала – Лиза не стала лезть с вопросами, у самой на душе скребли кошки.       Когда Зарецкого все же вернули в палату, она решила остаться за дверью. Не была готова пока взглянуть жестокой правде в глаза – ее наставник, талантливейший хирург и преподаватель, тот, кто тепло и по-отечески принял под свое крыло, никогда теперь не встанет у операционного стола. Его руки заживут, но больше не будут такими ловкими и умелыми, как прежде. Каково это – знать, что не сможешь вернуться к любимому делу?       А ведь на его месте могла быть Лиза. И одному Богу известно, почему ее не тронули. В сравнении с травмами Зарецкого, ее синяки были не более чем пустяком. Гораздо сильнее болело где-то внутри. Пока что Тальникова не могла дать точного медицинского определения этому чувству и не знала, как его излечить.       Лиза сидела на кушетке под стеной палаты Зарецкого и рассматривала витиеватые трещины в старом линолеуме. Такими же трещинами теперь разошлась ее собственная жизнь. И как бы ни старались прикрыть старыми коврами недостатки, здесь поможет только капитальный ремонт. А что поможет Лизе в таком случае? Или кто?       За такими печальными мыслями она даже не заметила чужого присутствия рядом. Настолько устала, что не услышала шагов. Бесшумного гостя выдал лишь аромат дорогого парфюма, перемешанный с запахом табака – и такую комбинацию девушка, без сомнений, уже слышала. Лиза устало повернула голову, чтобы увериться в своих догадках – Пчелкин. Собственной персоной.       Мужчина то ли улыбнулся, то ли усмехнулся ей одним только уголком рта: – Как дела у Иваныча? – глаза бандита проницательно буравили Тальникову, а в голосе – ни тени дрожи. Выглядел он свежо и бодро: в новой выглаженной рубашке с расстегнутыми верхними пуговицами, в начищенных туфлях. Казалось, Виктора ничуть не тяготил груз того, что приключилось с врачами по вине бригадиров. Захотелось влепить бандиту пощечину, но вместо этого Лиза лишь пожала плечами: – Перелом костей носа, ребер, гематомы, ссадины, переломы кистей. Жить будет. А вот скальпель держать… – она запнулась, не в силах сказать то, о чем не так давно размышляла. – Понял, – кивнул Пчелкин. – Сама-то как? – Как видишь. – Вижу.       Он протянул ладонь и легонько тронул синеватую гематому на девичей щеке. Под чужой рукой Лизу словно разом пронзили миллионы крохотных, но острейших иголочек – прямо там, в месте прикосновения. Смесь тепла и боли разлилась вниз по телу. Голубые глаза – так близко, так проницательно смотрели, что снова показалось – глядят в самую душу. Если таковая в Тальниковой еще осталась. – Но на вопрос ответь, – резко, почти приказным тоном добавил Пчелкин.       Лиза отстранилась от бандита, разрывая контакт и прикусывая разбитую губу. Странное наваждение смылось волнами суровой реальности. – А что ты хочешь услышать? Жива, и на том спасибо. – Лизк… – теперь его взгляд скользнул по синякам на ногах, выглядывающим из-под юбки сарафана, по сбитым острым коленкам. Руки задрожали, когда она попыталась спрятать пылающие огнем метки, что оставил на бледной коже Череп. На глаза предательски навернулись слезы. – Нет, – девушка покачала головой. – Не задавай мне эти вопросы. Ты хоть представляешь, что они обещали сделать со мной?       Лиза твердила себе больше не плакать, тем более перед теми, из-за кого ее жизнь перевернулась вверх дном. Но не плакать не получалось. И чем больше Пчелкин задавал вопросов, чем пристальнее становилось его внимание, тем тяжелее ей было отвечать.       Горячая ладонь бандита опустилась на ее подрагивающие плечи. – Лиз, больше никто не посмеет тебя и пальцем коснуться. Витя Пчелкин отвечает за базар. Ты меня поняла?       И она кивнула. Так хотелось верить ему. Да и на ссоры с выяснениями отношений не оставалось никаких сил. – А дальше-то нам что делать? – вопрос, возвращающий обоих в реальность.       Пчелкин ухмыльнулся: – Сейчас решим. Иваныч в палате?       Лиза кивнула снова. И вскоре тепло рук исчезло с плеч, а сам Пчелкин без стука вошел в палату Зарецкого.       Она устало откинулась на кушетку, закрыв ладонями лицо и оперевшись о холодную стену. Все тело под натиском ладоней Вити расслабилось, будто под гипнозом. И так захотелось верить словам бандита – что больше никто не посмеет ее ударить или угрожать; что сейчас он решит все ее проблемы, которые, кстати, сам же и создал. Да только Лиза понимала, что не имела никакой ценности для «бригадиров» и жизнь ее не стоила ломаного гроша. Если ей и предложат защиту, то что попросят взамен? Какой контракт с Дьяволом придется подписать? Лиза решительно покачала головой – нет, никаких договоров с бандитами. Только она сама сможет о себе позаботиться в конечном итоге.       Но сможет ли?       Теперь Тальникова перевела взгляд на причудливые трещины на противоположной стене коридора. Куда податься? Даже допустила мысль о том, чтобы вернуться в родной город, в родительскую квартиру. Туда, где уже давно жил брат со своей женой и где наверняка Лизу уж точно не ждут. С братом отношения были натянутыми всегда, с самого детства, а после смерти матери они разругались так, что на третий день после похорон Лиза с чемоданом уехала обратно в общежитие. Прошло уже почти пять лет, а домой она так и не возвращалась. Только на кладбище иногда приезжала, чтобы оставить пару роз, которые так любила мама, у аккуратного креста на могиле.       Скрипнула дверь палаты, и Наталья Федоровна скользнула вдоль стены, чтобы присесть рядом с Лизой. Выглядела женщина так, словно за прошедшую ночь постарела почти на десяток лет. – Как Николай Иванович? – тихо поинтересовалась Тальникова, наперед зная ответ. Просто захотелось разорвать это прочное напряжение молчания. – Неплохо, учитывая его состояние. Держится. – Вы уже сказали ему? О руках. – Коля сам все понимает, больше тридцати лет стажа, как никак, – медсестра помассировала виски. Горько улыбнулась в пустоту. – Наташ, что вы теперь будете делать? – шепотом, словно их кто-то подслушивал, спросила Лиза. Медсестра пожала плечами: – Побудем тут еще пару дней. Коле, возможно, какую-то фиксацию поставят. А потом к моим родственникам, в Воронеж, на пару месяцев точно уедем. Нельзя здесь оставаться, пока эти, – мотнула головой в сторону палаты, намекая на Пчелкина, – делят территорию. Все уже в курсе, что мы латали парней Белова. И кто знает, что с нами сделают в следующий раз. – Пчелкин же обещал все решить, – возразила Лиза. – Да что он решит? – Наташа резко повернулась к девушке и хмыкнула, – Денег предложит, головой грустно покачает и завтра забудет про нас. – И что, вы возьмете? – тошно было даже допускать такую возможность. Но медсестра лишь ухмыльнулась: – Конечно, возьмем. И ты бери тоже. Лиз, смотри правде в глаза. Коле теперь только на пенсию, за ним уход нужен, перевязки, уколы, питание. Я-то работу везде найду, но сколько той зарплаты медсестры? Которую еще и через раз вовремя платят. И неизвестно, что дальше со страной будет, время мятежное. А тебе бы в Москву ехать, там пытаться зацепиться. – В Москву? – удивилась Тальникова, – Да кто же меня там ждет? – Да-да. Ты не смотри на меня так. Ты молодая, тебе еще жить и жить. Москва – город большой, возможностей много. Бери у них деньги, сними комнату. У Коли одногруппник в одной из московских больниц работает, мы позвоним ему, чтобы помог с работой. Он Коле услугу должен по молодости, не откажет. Все равно тебе не место в этой глуши. – Так все легко звучит, — Лизе хотелось засмеяться. Словно это было так просто – сесть в электричку и уехать куда глаза глядят в один конец. А ведь ей был знаком такой опыт. Она уже уезжала из родного города в университет, начинала новую жизнь в общежитии. Затем так же в одиночестве уезжала из полюбившегося города по распределению, оставляя сокурсников и человека, которого любила, позади. И теперь снова все с нуля. – Ну, я не знаю, что еще тебе сказать, Лиза. Думай сама. Твоя жизнь и тебе решать, но если вернешься домой – будешь полной дурой.       От этих слов Тальникова чуть не задохнулась. Мало того, что Наташа нарушила все правила субординации, позволив себе выражаться, так она еще и была права. А это било больнее всего. Но, если откинуть все условности и быть честной прежде всего перед собой, Наталья сказала чистую правду.       У себя в поселке Лиза будет полностью беззащитной. И даже если две банды решат свои разногласия, что же будет мешать Черепу вернуться и закончить начатое? Уж не Пчелкин ли, сидящий в Москве и пылко обещающий свою защиту? От безысходности захотелось рассмеяться, да так громко, чтобы даже ненавистный Череп, где бы он ни был, услышал этот смех.       Лиза не нашлась, что ответить коллеге. Наступила неловкая тишина, которую разорвал скрип палатной двери, из-за которой появился Пчела. В тусклом свете коридора его лицо выглядело слегка зловещим. – Зайди, – бросил Виктор Лизе, глядя на сверху вниз. От изумления брови Тальниковой самовольно поползли вверх. – Я? – Ты. Иваныч хочет поговорить.       Она кивнула.       Вдох. Выдох.       Лиза собралась с силами и все-таки переступила порог больничной палаты Зарецкого.       Комнатка была маленькой, но достаточно просторной. Одиночная, предоставлена Зарецкому по знакомству с начмедом районной больницы, а оттого и тихая. С окнами, выходящими на центральную аллею.       Николай Иванович полусидел на кровати. Его голова и руки были обмотаны бинтами, лицо опухло и заплыло еще больше, чем несколько часов назад. Лиза, кажется, на одних носочках обогнула койку и подошла к окну. «Не смей реветь, не смей», – приказала она себе. – Лиза, – голос Зарецкого напоминал жатую фольгу, – Виктор предлагает тебе поехать с ним в Москву.       Весь воздух разом ушел из легких девушки. Она схватилась за край подоконника. Ей не послышалось? – Что предлагает мне Виктор? – Сначала выслушай, потом будешь кричать и бить посуду, – Зарецкий даже попытался улыбнуться, но тут же скривился от боли, – Люди Белова тебе должны, как ни крути. В Москве – их территория и там они смогут тебя защитить. Мы договорились так, что тебе помогут с жильем. И деньги, которые предлагали за операцию Холмогорова, все еще твои. На первое время хватит. С работой я помогу уже сам, бандитам ничего не будешь должна. Лиза, я тебя втянул во все это и хочу, чтобы твоя жизнь наладилась, как никто другой. – И поэтому из лап одного бандита отдаете меня в лапы другого?! – вспылила Тальникова. – Этот Ваш Пчелкин вот так бескорыстно предлагает свою помощь? Ни за что не поверю. – Не только Пчелкин, вся «Бригада». Ты зашила одного из них, они в долгу перед тобой. – Еще скажите, что в кровном, – зло бросила Лиза и отвернулась от наставника. Сюр какой-то. – А хоть бы и так, Лиза. Это твой лучший вариант сейчас. Денег, что они предлагают, хватит тебе на несколько месяцев жизни в Москве. А уж если не устроишься, то за те же пару месяцев, может быть, вся эта история поутихнет. Может, и мы с Наташей к тому времени вернемся, – Зарецкий устало откинулся на подушку и прикрыл веки.       Лиза не нашлась что ответить. Она знала, что не может вернуться в поселок. Знала, что не хочет возвращаться к брату. И точно знала, что всю жизнь мечтала о Москве и ее возможностях. Но такой ли ценой?       У нее на плече словно сидели ангел и демон, нашептывая каждый свою правду. И неясно, кто побеждал в этом противостоянии. «Решайся!» – кричало подсознание. «А решившись, не думай», – добавляла девушка следом.       Лиза тряхнула головой. – И как это будет? Просто сесть к нему в машину и ехать, куда повезет? – она сама не верила своим словам и тому, что всерьез допускает такой вариант. Что снова повторит эту ошибку и поедет с Пчелкиным. То ли это усталость давала знаки, то ли она сошла с ума. Не иначе. – Получается, что так, – тихо произнес Зарецкий. – И вы доверяете им? – Лиза словно пыталась переложить всю ответственность за решение на старшего коллегу.       Николай Иванович задумался. – До этого не было причин не доверять, несмотря на то, чем они зарабатывают на жизнь, – Николай Иванович хотел было пожать плечами, но вовремя одернул себя, вероятно, вспомнив о том, какую боль принесет с собой этот маленький жест. А Тальникова вздохнула – кажется, этот вариант действительно был меньшим из всех зол. – Выходит, что мы прощаемся? – Лиза сдалась. Зарецкий по-отечески улыбнулся ей: – Получается, прощаемся.       В тот же момент в палату скользнула Наташа. Наверняка зная, о чем говорили коллеги, она оторвала уголок от газетного листа и написала номер телефона, а затем сунула его в ладошку Тальниковой.       На глаза навернулись слезы, но Лиза снова приказала себе не реветь. – Это номер моих родственников, – объясняла Наташа. – Позвони нам через пару недель. Если получится, мы сами позвоним раньше. А здесь, – и еще одна бумажка в руках, — адрес больницы одногруппника Коли и его номер. Как устроишься, позвони ему тоже. Поможет с работой.       С этими словами Наташа бросилась на шею к Тальниковой и крепко обняла. Так, как не обнимала девушку ни разу за полтора года совместной работы. И Лиза обняла женщину в ответ.       Они молчали, все слова тонули где-то глубоко в гортани. И Лиза до сих пор не могла поверить, что согласилась на эту авантюру. Как могла, она приобняла и Зарецкого – попрощаться. А грудную клетку не покидало зудящее ощущение, что видятся они в последний раз. И оттого не хотелось никуда уходить.       Когда же с прощаниями было покончено, Лиза все же забрала свою сумку и вышла из палаты быстрым шагом – чтобы не передумать. Пчелкина под дверью не было. И в коридоре – тоже. Коридор больницы вообще пустовал, только перекати-поле не хватало для полной картины. На мгновение Тальникова замерла в ступоре и уже хотела было вернуться в палату Зарецкого, но решила все-таки выглянуть на улицу. Если и там бандита не будет, значит сама судьба уберегла ее от связей с криминалом.       Вдох. Выдох.       Решение все равно уже принято. Лиза сжала лямку сумки, прошла к выходу, спустилась по небольшим ступеням и снова вдохнула полной грудью.       Черный «БМВ» Пчелкина, припаркованный почти в упор к больничному крыльцу, явно мешал подъезжать каретам скорой медицинской помощи. Сам же бригадир стоял спиной к Лизе, курил и скучающе пинал колесо своего авто носком ботинка.       Однако Виктор словно затылком почувствовал присутствие девушки. Обернулся к ней и улыбнулся: – Ну, наконец-то! Я даж подумал, ты решила остаться, – Пчелкин кивнул головой в сторону больницы. Лиза подошла ближе нерешительно.       Виктор был молод, наверняка даже младше ее самой. И Лиза в который раз недоумевала, как его угораздило погрязнуть во всем этом беззаконии. А потом вспомнила себя – как из рьяной праведницы и комсомолки в прошлом в один лишь момент превратилась в подпольного врача банды Саши Белова, слухи о котором от Москвы расходились на много сотен километров вокруг. – Получается, что я еду с тобой, – после небольшой паузы произнесла девушка, все еще не веря собственному голосу.       Губы Пчелкина изогнулись в еще более широкой улыбке. – Ну запрыгивай, домчу с ветерком.       Пчела сделал последнюю длинную затяжку и выбросил недокуренную сигарету под ноги, притоптав ее ботинком. Открыл перед девушкой дверь переднего пассажирского, и Лиза нерешительно села в уже знакомую ей машину. Только в этот раз сама, без посторонней помощи. Уложила сумку в ногах. Бросила последний взгляд на окна больницы в надежде, что Зарецкий окликнет ее и предложит остаться.       Но Пчелкин завел мотор, и машина рванула с места, увозя Тальникову в новую, доселе неизведанную главу ее жизни.