Потворство Божье

1918 год

После вступления Польши в престолонаследие от двора Рейха тот наконец едва отступил, став мелькать в поле зрения фюрера значительно реже, нежели прежде. Пруссия довольствовался тем, что кандидат на руку Рейха со стороны Империи не мог более идти в ногу с Австрией, который, впрочем, не являл особых успехов и вне конкуренции, уступая дворянам, окружавшим властителя Германии. Австрия же в угоду отцу не только не бросал попыток завоевать сердце расчетливого братца, но и попутно не разрывал связи с товарищами из Баден-Вюртемберга, чьи дела ныне шли неладно. Рейх взялся за проверку деятельности причислявших себя к ультраправой общественной страте, ратующей за благо Германии пуще всякого политика, по мнению самих же причастных к оной партии. Прошедшим уйму допросов и множество унижений гражданского достоинства приходилось быть куда аккуратнее и менее горделивее, нежели прежде. Предоставляя подробный отчет как о тратах своих предприятий, так и личных, прежде публично афишировавшие свои оппозиционные намерения не могли себе позволить спонсорство каких-либо манифестаций иль восстаний, ибо в достоверности подаваемых сведений убеждался инспектор, каждый раз избираемый волей случая из другого региона страны. Тем не менее в условиях тотального контроля и прочтения каждого письма, отправляемого неблагонадежным арестантом, почти никто из сторонников «истинной теософической доктрины» не отрекся от своих взглядов. Австрия общался с личностями, чтящими именно его как истинного императора посредством одного из слуг, имевшего частый выезд со двора благодаря обязательству разъезда по рынкам. Вопреки мнительности и царящей культуре доносов, зашифрованные под дружеские повседневные переписки, послания, передававшиеся лично из рук в руки, оставались вне поля зрения Рейха, ныне занятого развитием внешнеполитического влияния. Англия, имевший наибольший статус в мировом масштабе, правивший самый длительный срок, не признавший ни одного своего ребенка в качестве наследника и не обрученный, чувствуя германскую угрозу, в очередной раз нависшую над британской гегемонией, всячески пытался противодействовать влиянию фюрера. В силу того, что окромя собственных амбиций Рейха при свидетеле в лиц мировой общественности зрел союз Германии с Россией, державой воплощавшей в жизнь идейные реалии альтернативного мироустройства, политика Великобритании была весьма агрессивна и больше походила на истеричные попытки осмеять оппонента, который пребывал в сущем неведении о наличии конфликта как такового. Рейх был весьма учтив в адрес Англии, всячески подначивая того к личным переговорам за пределами организованного им европейского парламента. Когда же Британия согласился, в качестве места встречи Рейх весьма самонадеянно предложил Польшу, как землю третьей, безучастной стороны, дабы переговоры не осложнились народными волнениями. Подобное заявление явно смутило британца, потому сие он не побрезговал охарактеризовать как «сущее немецкое невежество» в газетах на территориях, его прессе подконтрольных. Не менее натянуты отношения у Германии были и с прямым потомком снобистски настроенного Британии — Соединенными Штатами Америки. Последний так же яро лоббировал германофобию, чтя тему ущербности германской политики, притом всячески избегая личных встреч с фюрером, поддавшись вере в слух касательно того, что проявлением благодатного проведения Рейха является способность зачаровывать голосом. Происходящее в Германии многие Страны, страдающие от нарождающегося спроса на политическое самоопределение, предпочитали воспринимать как следствие благодушного всеобщего транса, а не грамотно организованного аппарата управления в эпоху искушения человеческих сердец вехой прогресса. Россия в то же время, будучи не особо умелым в практическом правлении, зачастую крайне далеком от теории благостной идейности, продолжал сквозь тернии нащупывать верный курс. Метод проб и ошибок давался ему без бури народного сомнения лишь благодаря искренней вере сердец русских людей в своего лидера. Славянская нация, будто бы миллионная рать послушников, взяла вину за смерть Руси с плеч России, разделив сию тяжбу. Большинство индивидов разделяли идею о провинности перед столпом прошлого строя, и оттого, охотнее руша остатки старого, возводили новый, стремясь загладить вину. Но даже подобная архаизация массового сознания, коя являла собой следствие особенности менталитета русского народа, вызывала зависть у божеств, утопавших в дебатах и политической борьбе. Вера весомой части человечества в божественное проведение не проходила испытания инженерным благом. Более того, благодатный пример России влиял на умы граждан иных держав, ибо русский старательно строил фасад иллюзорного образа райского обиталища для своей земли, скрывая всячески провалы и неудачи, афишируя притом даже самый малейший успех. Люди поглядывали на дворян уже совершенно иначе. Ежели раньше аристократы были неприкосновенны, ибо прежде их праотцы приходились избранными богам, и сомнение в статусе и праве на власть дворян приравнивалось к сомнению в богах, то ныне граждане Британии, Америки, Швеции и прочих непричастных ни коим образом ни к русскому, ни к германскому роду Стран видели в аристократии незаслуженно почивавших на лаврах своих предков баричей. Было очевидно, что на поприще внутренней политической ситуации выигрывали именно те державы, чьи граждане были сплочены общей идеей, а не разрознены диаметрально противоположными воззрениями. Оттого сближение двух стран, чьи идеологии были, на первый взгляд, совершенно различны, вызывало пущие опасения у привыкших к своей гегемонии монархов, извечно грызущихся меж собой за звание монополисткой державы. Перспектива ротации позиций прежде всего была бельмом на глазу Британии. Англия долго решался, не ведал, какую именно стратегию ему следует избрать, и потому по итогам, спустя лишь пару месяцев раздумий, решился на переговоры с тем, кто приходился ему ближе по курсу проводимой политики, но в качестве переговорщика обозначил Пруссию, а не нынешнего правителя германских земель. К пруссу британец знал подход, более сего, полагая, что тот явно не особо доволен действиями Рейха, прежде всего, касательно союза с Россией, надеясь сойтись с кайзером на фоне этого недопонимания. Рейх, в силу того, что его родитель все еще оставался божеством, пусть и лишенным права власти, не мог препятствовать желанию того ответить на предложение Британии, ведь брит даже не прашивал его покинуть пределы Германии, намереваясь сам заявиться в Штутгарт.

1919 год, Германия, Штутгарт, Баден-Вюртемберг

Отпив привезенный Британией в дар чай, едва только настоявшийся в заварнике, Пруссия поднял взор лазурных очей на оппонента, подле коего сидели известный своей печальной историей бескрылый Ирландия и понурый Шотландия, кои участвовали в приеме официоза ради, в самом деле не имея и малейшего права голоса. Лицо Англии озарила приторная улыбка с ноткой презрения. Мельком глянув на молоко, оставшееся в стороне совершенно нетронутым рукой германца, британец выдохнул. — Я полагаю, Вы, Пруссия, догадываетесь, почему я возжелал видеть именно Вас как посредника мира и чистого неба между Германией и Британией. — Ибо Вы разделяете мое негодование касательно политики Рейха? Его избранника? — по давно сложившейся традиции Пруссия был весьма учтив и приметил неодобрительный взор Англии, поставил чашку, подлив молока, затем оправдавшись. — Я желал распробовать букет трав для начала… — Чудно, — расплылся в уже совершенно искренней улыбке британец, сознав, что склонность Пруссии к лизоблюдству никуда не исчезла. — Я рад, что мы друг друга понимаем… — тонкие уста едва надменно растянулись. Зеленые, подобно хвойным иглам ветвей вековых кедров, очи с прежней насмешкой и хладом улавливали каждое движение Пруссии, который уже давно не питал прежних надежд и восторгов касательно Британии и ныне лишь умело отыгрывать свое, дабы получить финансирование со стороны на нужды бастующих. — Вы ведь уже не единожды пытались разорвать узы России и Рейха… — начал вещать не менее ушлый, чем его оппонент, Англия. — Созданию которых поспособствовали сами, — буркнул он тише сквозь ту же улыбку. — Это не принесло особых результатов, и более того, ныне доверие фюрера к Вам исчерпано, ведь потому за дверями остался один из его гвардейцев, должный присутствовать здесь, и то оставлен за порогом он был по моему настоянию… — перевел он взор на белоснежные дверные полотна, украшенные витиеватыми вензелями, покрытыми позолотой. — Да и в принципе политика Вашего наследника не допускает любого протеста, даже скрытого… Вам потребна помощь, ибо внутри Германии не осталось людей, дворян и божеств, способных ей помочь без последствий для собственной жизни, без фатального риска. — У Вас имеется что предложить? — вопросил, едва вскинув брови, Пруссия. Рыжевласый юноша, чьи кудри были уложены позади, сидящий по правую руку от Британии, едва сдержал вздох, пока его огненные очи цвета корки апельсина померкли совсем. Ирландия ведал, что ничего хорошего Британия предложить не был способен. Предвкушение мирового хаоса, боли и очередного кровопролития камнем утяжеляло сердце несчастного Страны, ставшего с давних пор молчаливым спутником старшего семьи. — Деньги, наемники, поддержка, убежище по потребности, — пожал плечами Англия. — Этого разговора не было бы, ежели бы я был не способен помочь Германии… — на последнем сам он еле сдержал смех, прекрасно понимая, что поистине желал лишь лишить как Рейх, так и Россию всякого суверенитета. — В таком случае потребно привести стычку интересов классов к эскалации… Теракт под рабочим лозунгом и русскими выкриками пока что не представляется решением и тут же бросит тень на меня… потребно действовать более мягкими методами… — Так вот в чем была Ваша прежняя задумка… не мудрено, что Рейх потерял к Вам всякое доверие, Пруссия… — не сдержавшись, выдал на мгновение истинные чувства британец. — Стоит начать печатать газету на русском, степенно начать с обычных новостей, затем переходя на оппозиционный тон… когда редакцию закроют, вероятно уже говорить о начале прямых конфронтаций… начнут манифестацию посредники наших интересов, и кто знает, сколько русских людей иль тихих сторонников социализма присоединятся… Затем, получив, очевидно, бурную реакцию от властей и подвластных сил, мы можем надеяться на вмешательство России и ощутимую напряженность между прежними союзниками. И то — лишь один из сценариев, — британец был привыкшим к интригам и вмешательствам в суверенность других, потому подобные идеи не были ему в новинку. Шотландия едва поморщился, отчего тут же был грубо оттолкнут локтем. Британия даже не взглянул на младшего прямо, предпочитая зрительный контакт с Пруссией преисполненному презрением взору на наглеца, который смел хоть как-то показать то, что имел смелость реагировать, а не принимать порывы Англии как нечто неоспоримо-гениальное, высокое и священное. Брит не терпел возражений и протестов, считая себя взаправду единственным достойным править над всеми. Пруссия, может, и не был согласен с Англией в его мании величия, но крайне желал заставить Россию всячески страдать, в качестве мести жаждя отобрать у нерадивого правителя то, чем он так дорожил, то, на что лелеял столь значимые надежды. Оттого кайзеру не казалось зазорным прибегнуть к помощи брита, одержимого собственной гегемонией.

***

Стоя за дверями переговорной, Вольф Дильс, один из личной свиты фюрера, внимательно слушал происходящий за стеной диалог. Обладая тонким от рождения слухом, юноша не припадал к стенам в надежде расслышать хоть что-то, как того ожидали члены королевской британской гвардии, рьяно охранявшие любые поверхности от касания ушей германца, молча став по бокам от проема, выпятив груди, облаченные в красный мундир, руки держа по швам, притом в одной из ладоней придерживая по прикладу автомата со штыком наготове. Германец, тихо напевая себе что-то под нос, неспешно расхаживал из стороны в сторону, прекрасно слыша каждое слово двоих Стран даже сквозь собственное мычание по нотам одной из военных песен, порой еле сдерживая улыбку, поглядывая на двоих англичан в подобии папах, название коих Дильс не помнил, о чем не особо переживал. Головные уборы из черного меха, казалось, закрывали глаза солдат и смотрелись, по мнению офицера, уморительно.

Неделей позже, Германия, Берлин

Разумеется, умолчать об услышанном Вольф не смел, ибо и послан был ровно для того, чтобы передать все сказанное господину, с чем Дильс охотно справился. Рейх ничуть не изумился темой разговора, ожидая подобного от родителя, лишь внимательно слушая офицера, внимая каждому его слову, на глазах Зейна сразу после доклада впившись в уста германца. От подобного действия офицер тут же оживился, ответно принявшись изминать губы Страны. Нойманн, напрягая челюсть, искривившись в лице до степени уродства, сжал подлокотник кресла, в коем прежде так вальяжно расположился, чуть ли не разрывая атласную обивку. Дильс же, обвив руками шею Страны, прикрыл серые, цветом подобные свинцовым тучам очи, едва ли не падая пред фюрером на колени от степени восторга, фанфарами заглушившего все дельные мысли. Зейн скривился, согнувшись пополам. Под его ладонью раздался треск ткани. Не выдержав напора офицера, ручка кресла едва ли не переломилась напополам. Из-под атласного материала показался пух, который выступал в качестве наполнителя для мебели. Отстранившись от уст расплывшегося в восторгах, фюрер вскинул бровь, оглядев рыжеволосого офицера, словно нерадивое дитятко. — Зейн, дозволено поинтересоваться, чем же не угодила тебе сия утварь? Прежде ты так охотно располагался на ней в неглиже, что же ныне сталось? Нойманн выдохнул, поднявшись с места. — Прошу прощения, я обязательно выплачу убыток из жалования, — кивнув, он было направился на выход понуро, но властитель Германии насмешливо изрек: — Разве дозволено было тебе уходить? Да и куда же ты направишься? К Беккеру иль Мюллеру напросишься? А может Даниэль примет тебя? Зейн покорно остановился, сев на постели, глядя на фюрера словно пес, коего любимый хозяин пнул по лицу. От бессилия юноша мог только лишь плакать, поскуливая. Дильс молча наблюдал за Нойманном, чья наглость его поражала. Имея честь спать подле божества, Зейн желал быть для того любимым, словно супруг. Вольф много чего жаждал сказать, но не смел, ибо не мог оскорблять фаворита правителя, уж тем более при нём же в свидетелях. Рейх же долго нежничать с Вольфом не стал, равно как и жалеть поникшего товарища. На прощание приобняв верного разведчика, германец отправился напрямик к отцу, коего воистину жалел. Фюреру было отвратительно наблюдать за тем, как его родитель погряз в собственной горести.

***

Без стука войдя в почивальню старшего, Рейх с широкой улыбкой осмотрел родителя, сидящего пред граммофоном под волнительную скорую мелодию. В руках германца лежал карандаш, сам он склонился над потертой временем книгой, помечая что-то для себя грифелем. — О, я надеюсь, ты читаешь нечто на русском, — прошел он скоро вглубь, оказавшись за пару мгновений перед неблагонадежным родителем. — Что? — поднял прусс изумленный взор светло-голубых очей, не ожидая лицезреть пред собой потомка, полагая, что сегодня он будет занят в кабинете. — О чем ты? — растерянно пробормотал кайзер, заглушаемый мелодией на пластинке. — О чем я? — переспросил юноша насмешливо — Я полагаю, нашей стране крайне не хватает русских хрестоматий и британских граждан… — последним дополнил он тише, в одном из зеркал наблюдая периферическим зрением, как в глубине комнаты копошился Вильгельм, внезапно замерший от подобных речей, явно предвкушая нечто недоброе. — Ты ведь согласен со мною, отец? Иль после встречи с Британией ты успел сменить мнение? Как часто ты его меняешь? Мне же нужно успевать адаптироваться… — Не к чему так со мною… я желал лишь понять, чего желает этот островной выродок, — снял иглу с виниловой поверхности Пруссия, затем, отложив чтиво и карандаш, поднялся, потянув за собой пышный шлейф длинных юбок. — Может, мои методы не столь прямолинейны, как твои, но я не желаю, чтобы бриты вторглись в суверенные дела германской нации. Лик германского вождя исказило сущее изумление. Рейха одновременно и смешило и будоражило то, как кайзер подстраивался под ту или иную ситуацию. Верить отцу фюрер ныне считал опрометчивым поступком и, глядя в полные смятения очи, властитель Германии изрек: — Потому ли ты ни слова мне не сказал? Я знаю тебя довольно давно, чтобы даже без особой склонности к явлению миру истины, понять, когда ты лжешь. Одурить способен ты лишь себя, и у тебя весьма успешно сие получается, — приблизившись вплотную к Пруссии, Рейх схватил старшего за точеные скулы, пристально пожирая его очи взором алых глаз. — Каждый раз ты в действительности уверен, что сможешь надурить меня, бродя под моим же боком, — выдохнул он едва ли не прямо в пухлые рубиновые уста. Прусс мотнул головой. — Не смей так говорить со мною… Уж слишком много о себе мнишь… — желал было тот отстраниться, но Рейх когтями впился в белоснежную кожу, не выпуская родителя из своей хватки. — Отец, ты забываешься, ныне властен я, и ежели милостиво забрал тебя в свои владения поодаль от Речи Посполитой и Империи Священной, то могу и вернуть в лоно родных стен… или ты соскучился по дому? — вопросил он, играючи прильнув носом к щеке старшего, по-прежнему глядя в очи цвета водной глади в пасмурный день. Пруссия сморщился, замахнувшись было на стоящего пред ним, но опустив длань, едва уста фюрера коснулись его губ. Рейх целовал кайзера весьма грубо, неаккуратно, словно бы вот-вот готовился оторвать кусок плоти с лица. Прусс же, ударив все же потомка по лопатке, затем в мгновение припал к тому, отвечая его поцелуям, ощущая, как в груди расползалось тепло, достигая самых пят, дурманя разум. То продолжалось, пока столь трогательную сцену фюрер не изволил оборвать одним лишь вопросом: — Моя одежа и комплекции не мешают ли тебе фантазировать о Руси? — едва только кайзер замер, словно бы его ошарашило молнией, Рейх, посмеиваясь, отстранился, отступив на пару шагов, действуя будто на потеху публике. — Ищешь замену ему так старательно… неужто в твоей манере всех заменять? Меня Британией, Русь мною… Глядя на сына, германец исказился, едва ли будучи в состоянии сдержать порыв гнева, что так и рвался наружу подобно заточенному в грудной клетке дикому зверю, коему не виделось ничего милее, окромя как перегрызть глотку обидчику. Приметив сей хищный взор, жаждущий крови, фюрер залился пуще. — Империя жития тебе не даст, помни о том, прежде чем глядеть на меня так. Я милостив к тебе, так будь же добр являть благодарность… — провел он нежно по светлым локонам, отчего Пруссия, вскипая, тяжело и грузно задышал, словно паровоз, выпускающий столб дыма, таща за собой с десяток груженых вагонов, грохоча всем составом в потуге, лишь бы только вынести тяжесть. Прежде Георгий, ныне Вильгельм наблюдал за сей сценой с сочувствием, будучи тронутым одним лишь взором Пруссии, дворянин поджал губы, приблизившись едва, желая раскрыть уста, но был прерван фюрером, внезапно одарившим и его взором, преисполненным некой азартной строгости. Рейх бросал вызов тем, кто желал его ослушаться, засим со смехом карая отступников, не щадя и собственного отца, измываясь над его истерзанной душой ныне. Последние несколько лет перевес сил, статуса и власти явно наблюдался на стороне Рейха. Прусс остался пред ним совершенно бессилен, и ежели ранее шпынял потомка, то ныне сие лишний раз норовил провернуть сам наследник, не терпящий оппозиционных игрищ после длительного отъезда Австрии более десяти лет назад, за коим последовали разного толка манифестации. С тех пор некая напряженность в прежде доверительных отношениях между Россией и Рейхом возникла, хоть фюрер и пытался скрыть это, но со стороны были очевидны его опасения благодаря его же выступлениям, заметкам и статьях в газетах, грубых, порой даже человеконенавистнических мерах, предпринимаемых касательно как-либо причастных, по-мнению внутренних войск, к продвижению за пределами театральной сцены и сатирических стишков воззрений, противоречащих курсу Германии. Регулярная переписка двоих так и не продолжилась. Ежели Россия попросту выжидал нежности и дифирамбов от фюрера, то Рейх, видя угаснувшую инициативу, полагал рационально, что так будет проще оградить себя от необходимости подвергать свой суверенитет прямой угрозе.