Пламя, волк и ласточка

Солнце еще не успело полностью взойти – только позолотило горизонт и покрыло розовым маревом белоснежные верхушки гор, когда в императорскую комнату подобно ледяному вихрю ворвалась Йеннифер. На ее лице несмотря на заспанность читалась тревога пополам с каким-то нездоровым энтузиазмом. Она резко распахнула ставни, и утренний свет залил комнату, освещая спящих вповалку друг на друге Геральта и Эмгыра. – Вставайте! Ну же, подъем! – почти возопила чародейка полным напряжения голосом. – Они уже здесь. На тропе Эскель видел гончих Дикой Охоты у подступов к замку. Скоро начнется! Геральт, пихнув спящего у себя под боком Эмгыра, подорвался с постели, даже не успев осознать, где он, с кем, и что вообще происходит: по въевшейся в тело привычке ведьмовские инстинкты мгновенно пробудились, изрядно опередив рассудок. Продирая глаза и растирая лицо руками, чтобы поскорее проснуться, он почувствовал, как тревога постепенно разбегается мурашками по загривку. От приятной дремы не осталось и следа. Эмгыр, вырванный из глубокого сна бесцеремонным пинком в спину, сел на постели, и удивленно моргнул. – Что происходит? – спросил он раздраженно. – Дикая Охота идет, – повторила Йеннифер чуть более вкрадчиво, глядя прямо на него. – Их гончие уже здесь. Скоро начнется. Вам, мальчики, пора бы уже нацепить свое железо, вы очень долго копаетесь. Многолетняя выправка дала о себе знать, больше на вопросы император не разменивался. Через минуту он уже зашнуровывал высокие сапоги и завязывал на животе широкий плотный кушак, через пять – сноровисто застегивал на бедрах и голенях металлические пластины доспеха. – Тебе помочь? – запоздало уточнил Геральт, когда Эмгыр нырнул в броню и просунул руку под плечо, чтобы закрепить ее на теле. – Я был оруженосцем лет десять, не забывай. Если бы мне и нужна была помощь, то просить я бы не стал, – проворчал Эмгыр, вешая на пояс ножны, – плох тот рыцарь, который не умеет облачаться без помощи. – Выеживаешься? – Разумеется. Некоторое время комнату наполняло только лязганье оружия и скрип кожи, но затем Эмгыр все же с осторожностью поинтересовался: – А ведьмаки не носят доспехи, потому что шкурой не дорожат? Понимаю, когда дерешься с виверной, важна увертливость, но сейчас вроде как планируется нечто иное. – Если тебе нравится таскать на себе двадцать пять килограммов железа, то таскай на здоровье, а я предпочитаю сохранять спину прямой, – огрызнулся Геральт, на что Йеннифер усмехнулась и напомнила: – Сколько раз мне приходилось тебя латать? Пальцев не хватит. Кстати, об этом… Она приблизилась к Эмгыру, внимательно глядя, как он собирает волосы бархатной лентой и прячет их под доспех на спине. От настороженности ее взгляда Геральт почувствовал, как иррациональная легкая ревность завладевает его чувствами. Но девушка всего лишь протянула руку и провела ладонью по впалой щеке, накладывая на тело чары: в воздухе явственно запахло сиренью. – Я не могу позволить тебе погибнуть, это слишком усложнит нам жизнь, – сказала она непреклонно, – доспехи доспехами, но ты всего лишь человек. Она отступила на шаг, и её руки едва уловимо начали движение в плавно завораживающем танце, создавая вокруг Эмгыра незримые символы. Громыхнуло, из ладоней вырвались клубы фиолетового дыма, окутавшие тело императора, и в следующее мгновение он был окружен магическим щитом, мерцавшим, словно тонкий слой льда. – Теперь обычное оружие не сможет причинить тебе вред по крайней мере в ближайшую пару часов. Думаю, к этому времени все будет кончено так или иначе, – пояснила Йеннифер. – Только магия сможет пробить эту защиту. На такое твои прославленные колдуны способны, м? Эмгыр с благодарностью кивнул и даже не стал отвечать на колкость. Втроем они покинули комнату, миновали длинный коридор и оказались на воздухе. Во дворе уже суетились ведьмаки, командовал Весемир, перемежая указания крепкой руганью, Трисс и Кейра, поминутно требуя не вертеться, накладывали заклинания на Ламберта, Лето и Эскеля, к ним же после встал и Геральт, напоследок крепко пожав Эмгыру руку. – Весемир, – император остановил старого ведьмака, поймав его за плечо, – мои люди встанут на выходе с тропы и удержат Гон какое-то время. – Как долго? – Сколько потребуется. – Нам нужно, чтобы все они полегли на поляне, но на это рассчитывать не приходится. Если с ними есть чародей, то они смогут открывать порталы прямо в стенах крепости. Девочки попробуют закрывать их, пока мы будем держать внутренний периметр, но ты, – Весемир ткнул пальцем в солнце на груди Эмгыра, – не дай им прорваться внутрь основной массой, иначе нас размажут. – Будет сделано. Оруженосец подвел от коновязи жеребца. Геральт, неприятно ежась – заклинание невидимости всегда ощущалось ушатом ледяной воды за шиворот – мельком взглянул, как Эмгыр, оттолкнувшись от земли, взлетает в седло и цепляет поводья за резную луку. Оруженосец моментально прицепил к его пяткам звездчатые шпоры. – Я единственный буду верхом, так что не потеряй меня, – усмехнулся Эмгыр, проезжая к воротам, – до встречи, Геральт. – А с нами попрощаться много чести? – Лето наградил его коня шлепком по крупу, – удачи. Не лезь сам в гущу, береги голову, а то Геральт нас не простит. – Постараюсь, хотя признаю, что мне хочется тряхнуть стариной. Надеюсь, ты хорошо меня учил. Нильфгаардцы сноровисто выстраивались в шеренги, заполняя собой все поле. – Им будет тесно, – буркнул Ламберт, – если этих чертей будет много, начнется давка. – Типун тебе на язык, – ругнулся Геральт и хотел было ввязаться в спор, умеряя свою тревогу, но тут откуда-то сверху от стен звонкий девичий голос крикнул: – Они здесь! Первые призрачные фигуры всадников Дикой Охоты появились из тумана, расползающегося от гор, словно порождения отступающей ночи. Небо, минуту назад розовевшее, в одно мгновение затянуло серыми тучами, налетел порыв пронизывающего ветра, мелкий снег россыпью крупы закружился над Каэр Морхеном. – Береги себя, – ободряюще шепнула Геральту на ухо Йеннифер, и мир вокруг взорвался воплями, лязгами и грохотом. Геральт с товарищами направились за ворота и перед тем, как разделиться, чтобы обойти периметр на предмет поиска порталов, они увидели, как одним слитым движением сотни нильфгаардцев сомкнули щиты, на которые обрушились гончие Дикой Охоты. За первым рядом солдат Эмгыр в шлеме с откинутым забралом воздел меч и зычно прорычал что-то на родном языке, возвышаясь над воинами, словно божество на пьедестале. Последний луч солнца, поглощенного свинцовой чернотой, засиял, отражаясь от символа на его груди, и Геральт почувствовал, как его сердце плавится от восхищения. За таким полководцем действительно можно было раз за разом бросаться в бой на проклятых нордлингов, снося все и вся на своем пути. Ведьмаки, сражаясь бок о бок с нильфгаардцами, бились не менее храбро, но волны противников все прибывали. Слева от Эмгыра строй прорвали, и началась беспощадная жестокая рукопашная сеча. Мечи скрещивались, там и тут раздавались крики раненых, кровь под людскими сапогами окрашивала свежевыпавший снег в алый. Дикая Охота, словно бесплотная масса, яростно атаковала клином, и защитники, оборонявшие ворота, едва сдерживали натиск. Порталы открывались все ближе к стенам, Геральт, сражавшийся в самой гуще у ворот, видел, как редеют нильфгаардские ряды, как сила людей теснится назад, а Дикая Охота, казалось, становится только сильнее. Трое исполинов в черных доспехах с булавами постепенно толкали Эмгыра и круг защищающих его солдат к дубовым створкам. – Назад, отступаем внутрь! – заорал где-то за спиной Геральта Весемир, – здесь мясорубка, я завалю ворота! Назад! Немедленно. Смыкая строй, нильфгаардцы отступали, не поворачиваясь спиной. Эскель и Лето пробежали под аркой, за ними устремились остальные, а затем бой закипел и на входе. Геральт видел, как Эмгыр, потеряв шлем, продолжает сражаться, как он рубит противников направо и налево, и его меч сияет, словно окровавленная ледяная звезда. Солдат вокруг него осталось не больше десяти, но они самоотверженно отражали любые атаки, не позволяя великанам дотянуться до своего императора. Битва становилась всё более отчаянной, вороной конь испуганно ржал, переступая по снегу копытами, Дикая Охота подбиралась ближе и ближе к воротам. – Gar’ean! – крикнул Эмгыр, снося гончей, почти доставшей до его ног, голову, – вперед! Их нужно отбросить! Последние ведьмаки и солдаты бежали через ворота, когда жалкая горстка людей бросилась вперед в отчаянном порыве контратаки. – Геральт, Весемир сейчас обрушит стену. Если они не отступят, то будут отрезаны от нас, – задыхаясь, крикнула неведомо откуда взявшаяся Цири. – Ты что здесь делаешь?! – взревел Геральт, отражая удар прорвавшегося рыцаря, – живо иди к Весемиру, будь рядом с ним и ни на шаг не отходи. Цири понятливо кивнула и побежала к лестнице. – Эмгыр! – закричал замерший в проходе ворот Геральт, перекрывая шум битвы. – Отступай! Ты не можешь здесь оставаться! Счет пошел на секунды. Эмгыр, услышав зов, оглянулся, и это стало ошибкой: подобравшийся совсем близко Эредин, размахнувшись огромным мечом, разметал двух солдат, стоявших между ним и императором. Но следующий удар, который должен был сбросить Эмгыра с коня и, вероятно, лишить головы, наткнулся на щит, в воздухе полыхнули белые зигзаги. Эмгыр, вонзив в бока роняющего пену коня шпоры и натянув свободной рукой поводья, заставил животное пятиться, чтобы не поворачиваться к Эредину спиной. Два короля смотрели друг на друга, и Геральту показалось, что мир вокруг замер. И тогда король Дикой Охоты вместо того, чтобы снова атаковать человека, ударил мечом коня прямо в горло. Кровь хлынула во все стороны, несчастный жеребец в агонии встал на дыбы, издал страшный захлебывающийся звук, в последний раз переступил ногами и рухнул набок, чтобы забиться в судорогах. Эмгыр с тяжелым лязгом свалился на землю. Геральт не видел, что произошло дальше, в месиве тел очень тяжело было понять, ранен ли он, но затем Эмгыр закричал, и этот мучительный вопль эхом разнёсся по всему полю. Его левая нога оказалась намертво придавлена агонизирующим телом коня, пальцами свободной руки император скреб по земле, пытаясь освободиться, но из-под его тела потекла кровь, а рядом не осталось ни одного живого солдата. Геральт уже хотел кинуться к нему, чтобы помочь, но тут раздался громкий голос Весемира: – Все за ворота! Замешкавшись, Геральт смотрел на Эмгыра, который продолжал стонать от боли, отчаянно пытаясь освободиться. Падая, император ударился головой, и его лицо тоже заливало кровью откуда-то из глубокого пореза на лбу. Сердце Геральта разрывалось от бессилия. Ступор закончился, не продлившись и секунды, и он, не раздумывая, бросился к Эмгыру, прокладывая себе мечами путь сквозь мечущихся гончих и отблески света. Словно неведомая сила толкнула его в спину, проскочив через ворота, Геральт схватил Эмгыра за плечи и, поднатужившись, вытащил его из-под мертвого груза. – Идти можешь? – выпалил он в бледное окровавленное лицо, но затем понял, что тело в его руках оседает, как пыльный мешок. Левую ногу Эмгыра размозжило тяжестью, и о том, чтобы бежать вдвоем, не было и речи. Тогда Геральт подхватил его под лопатки и колени, игнорируя скрежет зубами, прижал к груди и кинулся обратно. В голове пульсировала мысль – «только бы не споткнуться». Когда они миновали ворота, за спиной гулко грохнуло, посыпалось каменное крошево – Весемир выстрелом из баллисты обрушил стену. Эмгыр обвил шею Геральта руками. — Геральт, — выдохнул он сорванным голосом. — Спа… Но прежде, чем он успел договорить, а Геральт добраться до лестниц, непостижимый нечеловеческий холод наполнил воздух. Свет померк, а резкий отвратительный звон, словно прорвавшийся сквозь барабанные перепонки, заглушил все другие звуки. Геральт почувствовал ледяное прикосновение, которое липко замерзло на его коже, и все вокруг мгновенно застыло. Эмгыр, крепко обнимавший его, неподвижно замер, мутные от боли глаза остекленели. В тот момент, когда Геральт довольно неразумно рисковал своей башкой, Дикая Охота заполнила нижнюю площадку внутреннего двора. Чувствуя, как конечности сковывает заморозь, он видел, как поднятые мечи так и не встречаются друг с другом, люди замирают, сделав шаг и не опустив ногу, а Цири, стоящая на самом верху рядом с Весемиром, в ужасе что-то кричит. А потом мир подернулся прозрачной пеленой, будто бы глаза тоже заросли слоем льда, утих ветер, даже воздух, казалось, перестал двигаться. Сражение оборвалось, словно кто-то дохнул холодом на насекомых под стеклянным колпаком. Геральт, обнимавший Эмгыра, почувствовал, как их тела смерзаются воедино. Ледяные пальцы забрались к нему в уши, ноздри, бесцеремонно пролезли в открытый рот, свет померк. Все закончилось так же внезапно, как и началось. Холод, сковавший все вокруг, внезапно отступил, будто ледяные оковы рухнули в одно мгновение. Геральт почувствовал, как его конечности вновь обретают чувствительность, а легкие наполняются воздухом. Он моргнул, прогоняя пелену, застилавшую зрение, и увидел, что вокруг него снова ожил хаос битвы, но теперь ведьмаки рука об руку с солдатами теснили Дикую Охоту прочь. Рыцари с жуткими забралами уходили к воротам, а там бросались в расцветающие белыми воронками порталы. На руках Геральта по-прежнему висел Эмгыр с застывшим на грязном лице страдальческим выражением. Геральт как следует встряхнул свою неповоротливую ношу и почувствовал, как паника поднимается в нём, словно волна. Напрягая руки из последних сил, потому что вместе с доспехами Эмгыр был до неприличного тяжелым, он прижался ухом к ледяным губам и едва уловил прерывистое дыхание. Император потерял сознание. – Геральт! – почти кубарем по ступенькам скатилась Цири, – Весемир! Он убил Весемира. – Кто? – безучастно спросил Геральт, опуская Эмгыра на землю прямо себе под ноги, – Эредин? – Нет, другой, в рогатом шлеме, еще выше ростом. Я пойду за ним, его нужно догнать. – Не пойдешь, – отрезал Геральт, видя, как девушка подпрыгивает на месте от нетерпения, – не одна и не сейчас. Мы найдем его вместе, клянусь, но сначала найди Трисс или Йен, твоему отцу нужна помощь. Цири с досадой плюнула на землю, но затем все-таки унеслась на поиски. Геральт огляделся: двор представлял из себя плачевное зрелище. Усеянный трупами, утопающими в растоптанной ногами грязи, он заполнился стонами раненых. Ламберт, сидя у стены, пытался вправить себе вывихнутое запястье, Лето утирал кровь из рассеченного виска. – Кому помощь нужна? – Йеннифер появилась незаметно и тут же встала на одно колено возле Эмгыра, – говорила же, человеку здесь не место. – Без него было бы хуже, – Геральт размял руки, наслаждаясь тем, как в них снова двигается кровь, – давай отнесем его внутрь, тут слишком холодно. Когда вместе они добрались до столовой в центральной башне, там уже устроили импровизированный госпиталь, где Кейра бегала между стонущими людьми, а Трисс помогала раненым ведьмакам, но Геральт на них почти не обратил внимания. Он отнёс Эмгыра к одному из пустых столов у стены и, сметя какое-то барахло прямо на пол, аккуратно уложил мужчину на столешницу. От одного взгляда на бледное, как смерть, лицо Эмгыра, ведьмачье сердце сжалось. Геральт отступил на шаг, чтобы не мешать Йеннифер, но все же остался рядом. По-детски наивно ему хотелось быть уверенным, что Эмгыр не умрет в одиночестве. – Помоги достать этого ежика из панциря, – пропыхтела сердито Йеннифер, – он же взбесится, если я их испарю. Геральт, да приди ты в себя! Мне нужна помощь! В четыре руки они кое-как расцепили крючки под броней Эмгыра, и железо полетело на пол. – Так, грудь и живот целы, башку он себе, конечно, разбил, но вроде череп тоже в порядке, – Йеннифер ощупала пальцами слипшиеся от крови волосы, – снимай штаны. Чародейка склонилась над бесчувственным телом и с осторожностью провела руками по ноге, придавленной лошадью, а затем, нахмурившись, начала более внимательно осматривать колено и бедро. Геральт, наблюдая за ее действиями, с трудом сдерживал беспокойство. Когда Йеннифер наконец подняла голову и посмотрела на Геральта, лицо ее было мрачным: – Нога цела, – сказала она, – ну, то есть, кости целы. Но связки растянуты, – темноволосая голова качнулась, – бедро вывихнуто, колено сильно ушиблено, я не могу сказать, все ли в порядке с хрящами. Думаю, заживет. – Это все? – беспокойно спросил Геральт, положив ладонь Эмгыру на лоб. Прикосновение успокаивало. Йеннифер вздохнула и снова наклонилась к Эмгыру. Она осмотрела перепачканное в подсохшей крови бедро, а затем цокнула языком: – Не все. Ещё взгляни сюда. Она указала на глубокую рану в ляжке. Там, где стальные пластины смыкались, что-то острое врезалось в плоть между краями доспеха. – Лука седла вонзилась украшением прямо в мышцы, пока конь ворочался на земле, – продолжила чародейка. – Разорвала их, а там, под ними, паховая вена. Он почти истек кровью. Лохмотья кожи вокруг раны были красными, перед тем как начать колдовать, Йеннифер кое-как протерла их тряпкой, смоченной в воде из лохани, которую ей сноровисто сунула под руку Кейра. – Для человека слишком серьезно? Йеннифер пожала плечами и принялась что-то шептать. Запах крови смешался с полынной горечью. – Серьезно, – ответила она, когда на бедре загорелся и потух знак. – Но уже не смертельно. Если я все сделала правильно, он придет в себя через пару часов. И, разумеется, поправится. – Что-то еще сделать нужно? – спросил Геральт, глядя, как девушка тянется к поясной сумке и достает из нее россыпь флаконов. – Дальше никакой магии, только дедовские способы: вправлю бедро, обработаю раны и наложу повязки, – Йеннифер нанесла на пальцы жирную мазь. – Но ему нужны покой и время. Не давай ему ходить, когда он очнется, пусть лежит и не бегает, а то знаем мы этих южан. Йеннифер возилась с ушибами и ранами, тщательно обрабатывая каждый след на теле Эмгыра, пару раз она просила Геральта помочь, и вместе, положив ладони на нужное место, они дергали искалеченную ногу в разные стороны, морщась от жуткого треска суставов. Когда основная работа была закончена, голову обмотали слоями пухлых бинтов, а ногу зафиксировали, Йеннифер, тяжело вздохнув, посмотрела на Геральта, некоторое время, поймав его взгляд, молчала, словно подбирая слова, а затем заговорила: – Я вправила бедро, – сказала она, – короче, сделала все, что в моих силах. Он снова замолчала, и Геральт почувствовал, как кровь отливается от щек. – Но? Йеннифер покачала головой: – Боюсь, хромать его величеству до конца жизни. Кусок мышцы превратился в рвань, восстановить его я не могу. Когда нога заживет, даже если все будет хорошо, он никогда больше не сможет передвигаться без боли. Тошнота поднялась к глотке, Геральт болезненно сглотнул. Он не мог поверить, что Эмгыр теперь станет калекой, и от жалости и досады захотелось выругаться покрепче. – И еще, – одернула его Йеннифер, не давая провалиться в бездну бесполезных сожалений. – Не знаю, почему ты не сказал мне сразу. И почему ты вообще позволил ему лезть в драку, идиот. Оба идиоты. – Только не говори, что… – Нет, ребенка он не потерял, чему я безмерно удивлена. Беременные одинаково плохо переносят как таскание доспехов, так и раны. И магию, кстати. Но если в ближайшие сутки все-таки случится выкидыш, то я предупредила. Кому-то придется сидеть рядом и присматривать, пока не пройдет некоторое время. – Он не переживет, если вдруг это случится, – Геральт подвинул к столу табуретку и тяжело опустился на нее, ощущая, как дрожат от усталости колени. – Это не имеет значения, – Йеннифер поджала губы. – Важно то, что выкидыш – это тоже кровопотеря, а потерять еще хоть немного крови сейчас для него будет фатально. Его ребёнок мог погибнуть в любой момент, даже когда его идиот-отец нацепил на себя все это железо. Один удар в живот, эта чертова лошадь, потом нас всех заморозили, а он еще живой. – Это же хорошо? – Хорошо, но если вдруг после всего этого веселья тело все-таки решит, что сейчас самое время для выкидыша, то умрут оба. Ты правда идиот, – чародейка утомленно опустила грязные руки, – неужели нельзя было оставить его в башне? Ты же не мог не знать. Геральт исподлобья взглянул на нее. – Я знал. Но его разве остановишь? Мы говорили вчера, что это риск для обоих, но ему было все равно. – Я сделала все возможное, чтобы спасти и его, и ребёнка, но теперь этот вопрос вне моих способностей, нужно только ждать. К вечеру он пройдет рубеж, и все так или иначе, – она усмехнулась, понимая, что повторяет фразу, сказанную утром, – закончится. – Я буду с ним, – Геральт с готовностью подался вперед, но Йеннифер мотнула головой: – Нет. Ты встанешь и пойдешь к Цири, сейчас живым помощь нужнее, чем полумертвым. Вам нужно похоронить Весемира, подсчитать потери. Здесь есть, кому подежурить, уверяю, нильфгаардцы не оставят своего императора в одиночестве и позовут тебя, если что-то случится, я распоряжусь. А если кто и будет слишком внимательно пялиться на своего хозяина, пока он валяется без чувств… – девушка сделала выразительную паузу, чтобы укрыть Эмгыра плащом, – что ж, когда он придет в себя, в своей манере отрежет болтунам языки. В ее словах здравого смысла было на порядок больше, чем в душевных метаниях Геральта, поэтому ведьмак решил уступить. Ближе к вечеру, когда солнце начало садиться за горизонт, заливая небо багряным светом, Эмгыр наконец пришёл в себя. Оруженосец, который утром всюду следовал за императором и, защищая его, лишился руки, примчался к Геральту на холм, где они вместе с Цири, копали могилу для Весемира, чтобы сообщить, что его величество застонал и начал звать ведьмака. Когда все еще мутные глаза Эмгыра открылись, Геральт готов был сентиментально пустить слезу. – Дани, как ты себя чувствуешь? – спросил он, прикасаясь кончиками пальцев к лицу раненного омеги, – что ты помнишь? – Геральт… – пробормотал Эмгыр. – Что… что случилось? Геральт вздохнул с облегчением и положил свою ладонь на руку Эмгыра, покоящуюся на груди: – Ты потерял сознание, когда на тебя рухнул конь. Ты тяжело ранен, но теперь все в порядке. Мы победили. Ладонь Эмгыра метнулась ниже и легла на живот. – Твой ребенок тоже жив, и Цири жива, мы прогнали Дикую Охоту. На бледных губах расцвела едва различимая улыбка, но затем радость вновь уступила место беспокойству: – Сколько моих людей погибло? Геральт не знал ответа на этот вопрос. Целый день они вместе с уцелевшими солдатами таскали тела из крепости на поле, чтобы сложить там погребальный костер по нильфгаардским обычаям, и покойникам не было счета. – Точно больше половины, яснее станет завтра, сейчас живым слишком нужен отдых. Эмгыр попытался сесть, но тут же застонал от боли и снова упал на стол. Он прикусил губу, стараясь сдержать крик, и его лицо мучительно исказилось. – Я хочу… – начал он. – Хочу отсюда. – Ты должен оставаться здесь, мы устроили лазарет, – поспешил возразить Геральт. – Ты еще слишком слаб. Эмгыр отрицательно покачал головой, поднял руку и схватил склонившегося над собой Геральта за плечо, как утопающий цепляется за соломинку. Его взгляд был полон отчаянной мольбы: – Пожалуйста… – прошептал он. – Забери меня… отнеси меня к себе… Геральт посмотрел на него и понял, что противиться этой просьбе совершенно не в силах. Он кивнул и, не говоря ни слова, осторожно поднял изрядно полегчавшего без доспехов Эмгыра на руки. Он бережно отнес его в свою комнату, словно драгоценную ношу, стараясь идти достаточно медленно, чтобы не потревожить перевязанную ногу, уложил Эмгыра на постель, и тот застонал от облегчения, чувствуя под ушибленной головой подушку, а не скомканную тряпку. – Ты голоден? – Нет, но в глотке словно пустыня Корат. Уловив намек, Геральт принес воды и помог Эмгыру сделать несколько глотков, попутно не забыв неловко пошутить: – Я морально не готов тащить тебя сейчас мочиться, так что постарайся не пить, как грифон. – Так и запомню, что ты брезгливое чудовище, – Эмгыр откинулся назад и уставился в потолок. Несколько раз в комнату заглядывали солдаты и давнишний оруженосец, но император, видя, что Геральт не отходит от него ни на шаг, взмахом руки отправил всех восвояси. Когда отгорел за окном рубиновый закат, и ночь окутала крепость вязкой холодной тишиной, Эмгыр посмотрел на Геральта и искренне улыбнулся: – Спасибо. Я не успел поблагодарить тебя, как следует, но ты снова спас мне жизнь. Чем я могу отблагодарить тебя за это? – Полагаю, право неожиданности просить несколько поздновато, – Геральт, сидевший все это время на краю кровати, стянул через голову кафтан, развязал пояс и принялся снимать сапоги, – тем более, что, попросив его в прошлый раз, я… – Сломал мне планы? Испортил жизнь? Отнял моего ребенка? О да, это сложно забыть. – Если ты исполнишь обещание насчет возрождения школы ведьмаков, будет достаточно. Ну, и, если у тебя родится мальчик, было бы здорово назвать его Вессемиром. Лицо Эмгыра скривилось так, будто бы император сожрал разом целый лимон. – Ла-адно, – протянул он недовольно, – но у подданых будут вопросы. – А к тому, откуда взялся ребенок, если император так и не обзавелся нормальной женой, вопросов не будет? – Я женат, если ты забыл, просто эта девушка… Цирилла, если точнее, живет в столице, и я не видел ее уже несколько лет. Мы пытались завести ребенка, если тебе интересно, почему я вдруг решился на это своими силами, но годы с ведьмаками в качестве любовников несколько изменили мои предпочтения. – Что, не встает на красоток, похожих на твою дочь? – Геральт скинул обувь, – не сердись, мое чувство юмора станет лучше завтра, сегодня слишком тяжелый день. Эмгыр закатил глаза, но вместо сарказма в ответ на оскорбление попросил: – Кажется, я все-таки голоден. Не мог бы ты раздобыть немного супа или чего-то в этом духе? Сходив босиком – обуваться было лень – до двора в поисках хоть кого-то, кто в силах кашеварить, Геральт обнаружил, что нильфгаардцы разбили маленький лагерь с кострами внутри крепости. Услышав, что его величество голоден, они, завалив сперва ведьмака расспросами о состоянии своего драгоценного императора, насовали ему полные карманы галет и вручили котелок с похлебкой. Геральт сам покормил Эмгыра с ложечки, стараясь не зубоскалить и не делать резких движений. Тот ел медленно, с трудом из-за боли в забинтованной голове пережевывая куски вареного мяса, но, казалось, все равно был рад заботе и вниманию Геральта, несмотря на свою полную беспомощность. Похлебку и галеты они разделили пополам, и, глотая сухой хлеб, ведьмак с тоской вспомнил ужины, которыми его угощали в Вызиме. В Каэр Морхен Эмгыр решил почему-то своего личного повара не тащить. После ужина Геральту все-таки пришлось вынести его императорское величество в нужник, там помочь спустить штаны и потом вернуть их обратно. Ему казалось, что все это должно быть ужасно унизительным, но пока он нес Эмгыра обратно в комнату, тот доверительно поделился историей о том, как однажды во время странствий с Лето отравился несвежим молоком и страдал потом животом целых три дня, пока дисциплинированный ведьмак таскал его на улицу по время каждой судороги в кишках, и ничего, никто от стыда не умер. Позже, когда они оба наконец-то залегли спать на узкой кровати, как следует обнявшись, чтобы руки и ноги не торчали из-под общего покрывала, Геральт почувствовал, как его сердце бьется в унисон с сердцем Эмгыра и только тогда по-настоящему успокоился, окончательно и бесповоротно поверив в то, что все обошлось. В полусне Геральт, проваливаясь в дрему, почувствовал, как его руки сами тянутся к Эмгыру, стремясь прижать теплое тело еще ближе. В момент, когда они сплелись, словно два спрута, не оставив между собой ни йоты свободного пространства, ведьмак почувствовал что-то странное. Сначала он не мог понять, что это, но затем осознал, что легкие толчки, слабые, но отчетливые, исходят из чужого живота. Ребенок шевелился внутри, напоминая о своем существовании. Геральт замер, боясь дышать. Пораженный этим открытием, он понял, что никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Это было нечто новое, очень интимное, что именно в эту самую секунду связывало их троих на каком-то первобытном животном уровне. Эмгыр, прижатый к груди Геральта, забормотал. Он тоже успел погрузиться в дрему, но его губы его шевелились, а голос звучал так ласково, что, если бы ведьмак не был уверен, что рядом с ним лежит именно Белое Пламя, никогда бы не поверил в это. – Тихо, малыш, – говорил он. – Все хорошо. У тебя есть я, я всегда буду защищать тебя. Скоро ты увидишь этот мир, увидишь меня, увидишь Геральта, он понравится тебе, ведь сегодня он спас нас обоих. Эмгыр урчал, как кошка, и осторожно гладил свой живот, пытаясь успокоить яростные пинки. Геральт почувствовал, как его сердце дрогнуло от этой нежности, и он прижался к Эмгыру еще сильнее. – У тебя есть сестричка, – продолжил Эмгыр, переплетая руку с рукой ведьмака. – Она обязательно полюбит тебя. Я знаю это и сделаю все, чтобы она тебя полюбила. Геральт, понимая, что речь идет о Цири, почувствовал, как нежность в его сердце смешивается с печалью. Сам не понимая, что и зачем говорит, он прошептал Эмгыру на ухо: – Все будет хорошо. Мы все будем рядом, обещаю. Все еще дремлющий мужчина прильнул к Геральту, словно прислушиваясь к его словам, и через минуту его дыхание стало ровным и спокойным, ребенок тоже успокоился и перестал толкаться. Ведьмак, словно зачарованный, продолжал обнимать Эмгыра и почувствовал, как его собственные страхи и тревоги отходят на второй план, уступая место умиротворению под покровом темноты. Тогда сон навалился и на Геральта, словно холодный тяжелый туман, унося его прочь от реальности в мир образов. И во сне он больше не чувствовал ни радости, ни покоя, ни усталости, а лишь давящую тревогу, обступившую его со всех сторон. Вместо комнаты вокруг была хижина, маленькая и грязная, с земляным полом и закопчёнными стенами, тусклый свет, проникавший сквозь щели в крыше, лишь подчеркивал царящую вокруг нищету. В воздухе висел спертый запах сырой земли, пота и крови, и от этого смрада Геральта мутило. Но он не мог отвести взгляд от того, что происходило в центре этого убожества. На грубой, сколоченной из досок лежанке лежал Эмгыр. Он был бледен, бледнее, чем днем, и изможден, его некогда гордый вид сменился болью и усталостью. Император тяжело дышал, с другом вздымая грудь, жилы на тонкой шее и прозрачных от бледности висках набухли, в глазах, обычно полных холодного презрения, плескалось страдание. Кровь, багровыми пятнами расползавшаяся по мокрому грязному одеялу, говорила о том, насколько мучительным было то, что происходило с его телом. Эмгыр стонал, выкрикивая слова, которые тонули в вязкой тишине, и содрогался от боли. Его руки судорожно цеплялись за ткань, словно он пытался ухватиться за жизнь, которая утекала из него с каждой новой перетряхивающей неестественно огромный живот схваткой. В хижине не было никого, кто мог бы ему помочь: ни повитух, ни чародеев, ни лекарей. Он был один, брошенный на произвол судьбы в этой грязной лачуге, и его беспомощные отчаянные крики были подобны крикам раненого зверя. Геральт видел, как Эмгыр изо всех сил пытается справиться сам, и как его глаза затуманиваются от отчаяния и понимания того, что каждая минута может стать последней, пока он медленно умирает. Стоны превратились в сдавленное кряхтение, ткань под пальцами расползлась на лоскуты, но кроме крови и слизи, которых становилось все больше, не происходило ничего. Откуда-то из мрака выступила безликая жуткая повитуха с грязными руками. Она обошла вокруг постели и покачала головой: – Слишком старая омега, – заговорила она равнодушно, – бедра слишком узкие. Ребенок лежит неправильно. Пуповина обвилась вокруг его горла. Он задохнется и разорвет своим телом родовые пути. Слишком поздно. Она повторяла и повторяла эти слова без сочувствия и смысла, пока Эмгыра колотила судорога и он скрипел зубами, ломая их в мелкое крошево. И Геральт не понял, в какой момент омега перестал сопротивляться конвульсиям, уступая смерти. Безликая женщина накрыла его тело неведомо откуда взявшейся белой простынью, по которой сразу же разлились красные пятна. Все закончилось, и в хижине стало тихо, умолкли даже скрип зубов и прерывистое дыхание. Эмгыр умер в одиночестве и грязи, пытаясь родить ребенка, которого ему даже не суждено было увидеть, его лицо превратилось в отвратительную маску, и этот образ навсегда врезался в память Геральта. Он проснулся весь липкий от пота. В голове у него все еще сливались запахи крови и мокрой земли, а уши звенели от мертвой тишины, но от похрапывающего под боком абсолютно живого Эмгыра пахло ягодами и молоком, а еще мазями Йеннифер, и храпел он так безмятежно, выдыхая воздух своим горбатым носом, что Геральту сразу полегчало. Спустя полчаса бессонницы под звуки чужого сопения он, несколько раз поцеловав омегу куда-то в загривок и в серебристо-седые виски, смог убедить себя в том, что это был всего лишь кошмар после слов чародейки о выкидыше, и снова уснул. Утро в Каэр Морхене наступило холодное, серое, полное скорби, дождевые тучи низко нависали над полем, которое усыпали тела в черных кирасах. После ночи, проведенной в объятиях друг друга, Геральт и Эмгыр проснулись почти одновременно, словно выброшенные в реальность из хрупкой иллюзии мира и близости. Эмгыр первым открыл глаза. Его лицо даже после долгих часов сна оставалось бледным и изможденным, но взгляд ничем не напоминал о вчерашних событиях, в нем не осталось ни боли, ни мольбы, все эти низменно человеческие слабости вытеснила истинно диктаторская твердость. Император медленно сел на кровати, его рука сразу же инстинктивно легла на живот. Геральт проснулся от этого движения и после первого же взгляда на Эмгыра понял своим звериным чутьем, что за ночь между ними что-то непоправимо изменилось. – Доброе утро, – сказал он насквозь фальшиво, пытаясь сохранить ощущение близости к омеге еще хотя бы на миг. Эмгыр посмотрел сквозь него с той холодностью, которую Геральту хотелось бы больше не видеть никогда: – Я покидаю Каэр Морхен, – сказал он равнодушно. Геральт замер, не веря в услышанное. – Что? Так скоро? – переспросил он полным недоумения голосом. – Но почему? Эмгыр спустил с кровати здоровую ногу, а затем, помогая себе руками, и раненную. Движения его оставались болезненными, но в них чувствовалась какая-то нездоровая маниакальная решимость: – Даже после вчерашнего я знаю, что ведьмаки не будут мне рады в большинстве своем, и потому не могу больше здесь оставаться и отдыхать, тем более, пока продолжается война с Радовидом. У меня все еще есть долг. Геральт встал с постели, обогнул ее и подошел так, чтобы встать перед Эмгыром и посмотреть ему в глаза. – Ты не можешь уехать, – попытался воззвать он к здравому смыслу упрямца. – Ты еще слишком слаб, даже ходить не можешь. И это опасно, ты сам говорил у островов на корабле, помнишь? Тебя могут убить, разве разумно сейчас ехать в Вызиму или куда там еще нелегкая несет? Наберись сил, несколько дней ничего не изменят. Эмгыр усмехнулся так, словно не на ведьмачьей постели восседал, кривясь от боли в бедре, а на троне: – Я не боюсь смерти. Вчера под этим проклятым конем я как будто бы смирился с тем, что моя жизнь может оборваться в любой момент. Геральт схватил его за руку и сжал ее, чувствуя то же отчаяние, что и в рассеявшемся ночном кошмаре. – Но я боюсь! – воскликнул он. – Я же боюсь за тебя. Я не хочу, чтобы ты умирал. Эмгыр отдернул ладонь и посмотрел на Геральта отстраненно, как на чужака, что пришел просить об императорской милости. – У меня есть долг, – повторил он, раздельно акцентируя каждое слово, – война продолжается, войско не может долго оставаться без командира, а страна без императора. Пока этот северный упрямец не уступит, я буду в строю, пусть даже и на носилках, а не верхом. Геральт покачал головой, ощущая предательскую мокроту на ресницах. Он понимал, что Эмгыр сознательно отталкивает его, пытаясь возвести между ними былую ледяную стену, но не мог с этим смириться: – Это не долг. Это безумие. Ты рискуешь своей жизнью и ребёнком. Ты не должен этого делать. Неужели… – он встал на колени перед краем кровати и снова потянулся к рукам Эмгыра, – неужели ты будешь носиться всюду за армией и рожать собираешься в армейской палатке? Или на корабле? – он пытливо заглянул в лицо Дани и прижался щекой к холодным рукам, – или в замке Фольтеста, где гуляют сквозняки? – Я не просил тебя заботиться обо мне, – отрезал Эмгыр. – Я сам знаю, что мне делать. И я уеду, раз так сказал. Позови моего оруженосца, без помощи я не покину комнату, и ты, – он опередил то, что собирался сказать Геральт, – меня все равно не остановишь. Эти слова оставили Геральта в полном смятении. Несмотря на близость накануне, которая, казалось, сплотила их и связала незримыми нитями, Эмгыр снова выстроил между ними преграду и готовился унестись на черных крыльях своей армии куда-то вперед без оглядки. Понимание этого разбивало сердце похлеще любых ссор, ревности и взаимных оскорблений. Спустя час Геральт стоял во дворе крепости и наблюдал, как Эмгыр, поддерживаемый слугами, медленно садится на импровизированное подобие носилок. Вокруг них суетились нильфгаардские солдаты, готовясь к отъезду, чародей разминал руки, готовясь создать портал, а сам Эмгыр в этой суматохе был совершенно равнодушен ко всему происходящему, даже тени сомнений не выказывало его лицо. Когда Эмгыр наконец-то устроился, не рискуя рухнуть и свернуть себе шею с высоты, на которой его держали две весьма рослых солдат, он посмотрел на Геральта и позволил взгляду несколько смягчиться, затем вздохнул, и его губы едва заметно дрогнули. Геральт подошел ближе и поднял голову, ловя прощальные слова: – Я уезжаю, Геральт, – сказал Эмгыр едва слышно. – Я знаю, что ты меня не понимаешь, но я должен это сделать. Ведьмак ничего не ответил. – Я хочу попросить тебя об одной вещи, Геральт, – продолжил император. – Передай Цирилле, что я отпускаю ее и больше не буду пытаться вернуть. Отныне она свободна в своих желаниях, пусть выбирает тот путь, что ей ближе моей золотой короны. Геральт удивленно поднял брови, пытаясь в ускоренном режиме переварить сказанное. Он никак не ожидал от Эмгыра такой резкой перемены намерений. – Скажи, что я буду очень скучать по ней. И что врата Города Золотых Башен всегда будут открыты для нее, если она пожелает прийти. Например, чтобы познакомиться с наследником той доли, которую решила отвергнуть. Он замолчал на мгновение, словно подбирая слова, и затем добавил: – Но я не буду ждать ее. Как и тебя. Наши дороги расходятся, и сейчас лучший момент, чтобы попрощаться навсегда. Геральт смотрел на Эмгыра, как зачарованный, и его рассудок трещал от противоречивого горя пополам с радостью, осознавая, что Эмгыр произносит эти слова не только для Цири, но и для него самого, словно отпуская и освобождая от своей власти их обоих. Ему хотелось броситься императору в ноги, разрыдаться и закричать "умоляю, не оставляй меня, не уходи, позволь следовать за тобой всюду, позволь сидеть у твоего трона на цепи и у постели стоять на коленях", но вместо этого он сухо сказал: – Я передам. Эмгыр кивнул, и его губы дрогнули в едва заметной улыбке. Он в последний раз посмотрел на Геральта, и теперь его взгляд был полон неподдельной тоски: – Прощай, Геральт, – сказал он. – Прощай, Дани. Эмгыр отвернулся и, не сказав больше ни слова, хлопнул по плечу одного из своих добровольных носильщиков. Люди в черном – больше не жуткая в своей синхронности армия, а именно утомленные, потрепанные битвой люди выходили через разобранный завал в воротной арке на поле и скрывались в воронке портала. Геральт смотрел им вслед и шкурой осязал, как что-то важное уходит из его жизни, вырывая с корнем успевшее малодушно прорасти чувство любви. Когда последний человек исчез в белом вихре, портал закрылся, как по волшебству из глубокого разлома в металлической серости туч брызнул целый сноп солнечных лучей. Тогда и только тогда Геральт расплакался, как маленький брошенный мальчишка, развернулся и побрел искать Цири, не зная, как он передаст сказанные напоследок ее отцом слова.