Пламя, волк и ласточка

Когда пространство вокруг Геральта и Цири закружилось пенным водоворотом, и в следующее мгновение они очутились в главном зале Каэр Морхена, он даже не успел по привычке разворчаться из-за ненависти к телепортациям. Они стояли посреди зала, мокрые, злые, словно вынырнувшие из другого мира, и взгляды всех присутствующих были обращены на них. Среди ведьмаков Геральт успел выхватить знакомые лица, числом никак не меньше десятка, обрадовался появлению Золтана и Трисс, а потом к нему подлетела Йеннифер, и через мгновение они уже обнимались так крепко, что трещали кости. – Геральт, Цири! – воскликнула чародейка, утыкаясь лбом ему в плечо, в ее голосе сквозило облегчение. – Вы вернулись! Хвала богам, ты ее нашел! – Довольно цыплячьих нежностей, – проворчал Весемир, хотя по лицу его было видно, что и он рад появлению блудной беловолосой дочери, – мы как раз обсуждали зелья, и уж коль скоро вы опоздали, вам и предоставляется прекрасная возможность пополнить их запасы. – В свой срок перечищу хоть все котлы в школе, – с горячностью согласился Геральт, – но есть новости. Он медленно оглядел всех присутствующих, примерно догадываясь, какую именно реакцию вызовут его слова, на пару секунд задержался глазами на бритой черепушке Лето. На всякий случай стоило бы выкопать себе могилу заранее, но раз не озаботился предварительно – пришлось сообщать так. – Я договорился с Эмгыром вар Эмрейсом, – скороговоркой выплюнул он. – Император пришлёт войско сюда, чтобы помочь в борьбе с Дикой Охотой. В зале, где и до этого было не шибко шумно, воцарилась мертвая тишина, словно все разом перестали дышать. Взгляды, устремленные на Геральта, враз наполнились удивлением и недоверием. Первым отреагировал Весемир. Его лицо исказилось от гнева, глаза сузились, а голос задрожал от ярости: – Ты что, спятил, Геральт? – заорал старый ведьмак. – Как ты договорился с нильфгаардским ублюдком, не спросившись у нас? Ты забыл, что здесь случилось в последний раз, когда горы миновали чужаки? Геральт потупился, понимая, что Весемир имеет право кипеть и плеваться от гнева. Он и не ожидал, что известия будут восприняты с пламенной радостью, но надеялся, что его хотя бы выслушают. – Весемир, – сказал он, дождавшись, пока старик перестанет рычать и возьмет паузу, чтобы перевести дух. – Знаю, что это может показаться странным, но нас катастрофически мало, здесь, в этой комнате, каждый человек на счету, а в армии Нильфгаарда людей, как грязи, Эмгыр их не жалеет, и ему не убудет от пары полков. Я не уверен, что десять ведьмаков, краснолюд, друид и три чародейки смогут справиться своими силами. Нам нужна помощь, а Эмгыр любезно согласился ее прислать. – Это не помощь, это предательство! – гаркнул Весемир, его лицо перекосило пуще прежнего, седые брови взлетели к волосам. – Ты забыл, что они сделали с нами, Геральт! Ты забыл, сколько горя они нам принесли? Всему Континенту принесли! Эта солдатня разоряет любое селение, куда войдет, в Цинтре до сих пор хватает развалин, а на границе с Темерией пируют вороны. – Нет. Я ничего не забыл. Но я также знаю, что сейчас важнее всего отбиться от Дикого Гона, а враг моего врага – мой друг. Ламберт, который предусмотрительно не лез в спор, вдруг расхохотался. – Ну, Геральт, – сказал он, качая головой и подталкивая Лето локтем. – Ты нас удивил. Я думал, что ты уже перестал, но нет, вот, отмочил похлеще прежнего. Эскель с другой стороны от Ламберта тоже криво усмехнулся и пожал плечами: – Не знаю, что и сказать. Если Эмгыр действительно поможет нам хотя бы отбросить эту блядскую небесную кавалерию, то я готов принять помощь от кого угодно, хоть от лешего, хоть от стада утопцев. Белое Пламя еще не худшее из зол. Йеннифер поджала губы и отвернулась, Цири сердито надулась, как мышь на крупу, а Лето благоразумно предпочел придержать эмоции при себе. Весемир, видя, что большинство присутствующих пусть и без восторгов, но все же молчаливо приняли логику Белого Волка, разозлился еще больше. Спор разгорелся с новой силой. Ярость старика казалась неиссякаемой, он то и дело перебивал Геральта, переходя на крик, его голос дрожал от негодования: – Ты говоришь о надежде, Геральт, – ворчал он, краснея с переливом багрового на щеках. – Какая может быть надежда на нильфгаардских сукиных сынов? Они лжецы и убийцы! Они будут играть с нами, как кошка с мышкой, и в итоге предадут, ударят в спину, как только мы разделаемся с Эредином! Единственное, чего хочет их носатый королек – это заграбастать под свою задницу на троне весь континент, и мнимая помощь тебе – это просто уловка, чтобы вызнать, где находится Каэр Морхен, и захватить нас, когда мы беспомощны. – Наша крепость далеко на севере, его армии до сюда переть как на карачках до Третогора, – здраво заметил Лето, – ну захватит Эмгыр эти развалины, а дальше что? Орудия по горам не протащишь, жрать его солдатне здесь нечего. Белое Пламя, может, и правда не особо похож на альтруиста, но и на идиота тоже не смахивает. – Что он попросил взамен? – вдруг спросила Цири, – что ты ему пообещал? Она стиснула челюсти так сильно, что заиграли желваки. Геральт поспешил ее успокоить: – Не тебя. Да, он обещал помочь только ради тебя, – он постарался подчеркнуть важное, чтобы воспитанница точно поняла разницу, – но не из-за тебя. Если ты сама не захочешь, я тебя ему не отдам. – Может, он просто переживает за свой ведьмачий гарем? – предположил насмешливо Ламберт и тут же получил под столом мощный пинок от Эскеля, – а че я-то? Не я один! – Сейчас мы должны оставить прошлое позади и думать о настоящем. И проблемы решать по мере их поступления, – воззвал ко всеобщему здравомыслию Геральт, – нам нужна помощь, и Эмгыр готов её предоставить. Какая разница, чем придется платить, если Дикая Охота не оставит здесь камня на камне? – Готов, да? – осадил его Весемир, и его ухмылка стала ядовитой. – Он, наверное, уже точит свои клыки, ждет, когда мы ослабнем, чтобы вонзить нож нам в спину! – Так клыки или нож? Успокойся, Весемир, – внезапно вмешалась Йеннифер, – Геральт прав, сейчас не время ссориться. Нам нужно объединиться и думать, как отбиться, а не спорить о том, кто нас предаст. – Ты не понимаешь, – крикнул Весемир, – мы не можем доверять нильфгаардцам! Они перебьют нас всех, как только поймут, что мы им больше не нужны! – Хватит! – Геральт шарахнул кулаком по столу. – Мы должны действовать сообща, иначе мы все погибнем! Я знаю, что Эмгыр не так прост, но он правда обещал помощь, а сейчас это главное. У меня нет поводов не верить в его искренность. – А что ты вообще знаешь об императоре, Геральт? – насмешливо уточнил Ламберт – кто о чем, а вшивый о бане. – Ты попросту влюбился и готов на все, лишь бы снова забраться к нему в постель. Геральт вспыхнул от злости, но постарался сдержаться, понимая, что не должен поддаваться на провокации. – Успокойтесь! – крикнула Цири резким от злости голосом, – сейчас не время для споров! Подеритесь еще, ругаясь, кто больше чего знает о моем отце. Смотреть на вас тошно! – Кстати, о птичках, – снова напомнил о себе Лето, – даже если Геральт договаривался с Эмгыром в Вызиме, оттуда сюда недели плохих дорог. Мы делим шкуру неубитого медведя, даже хваленая южная кавалерия не успеет проделать такой путь за день, а Дикая Охота настигнет нас с часу на час, в лучшем случае – завтра утром, они наверняка знают, что Цири уже здесь. Геральт, дружище, наш с тобой общий знакомый собирается пропахать горы своим роскошным носом? – Он сказал не волноваться об этом, – стушевался Геральт – в горячке поисков воспитанницы, беготни по порталам и прочих мелочах он совершенно не подумал о том, как же Эмгыр собирается попасть в Каэр Морхен, – я описал ему дорогу, а дальше уже его дело. – Тогда давайте закроем тему, – разумно предложила Трисс, – и вернемся к зельям и ловушкам. Если нильфгаардцы все же появятся, тогда и будем рассуждать, что да как, а пока это весьма маловероятно. Утомленные спором ведьмаки согласились, и стратегическая беседа продолжилась. Весемир, так и не перестав горячиться, раздавал указания направо и налево, и Геральт уже успел немного расслабиться, думая, что буря миновала, но внезапно Йеннифер вскинула голову. Она так чутко прислушалась, что враз стала похожа на настороженную гончую. – Магия, – коротко бросила она, когда к ней одновременно повернулись с двух сторон Трисс и Геральт, – мощная. Намного мощнее моей. Живо, все наружу! Возможно, Дикий Гон уже здесь! Она первая ринулась к дверям, ведущим на смотровую площадку, и все, как по команде, побежали следом. Возбуждённо переговариваясь, ведьмаки высыпались на огромный балкон, выходивший прямиком к туннелю и козьей тропе, по которой каждый из них бегал в детстве перед тем, как получить свой первый железный меч. В воздухе воняло разогретым металлом, грозой и полынью: явный признак творящегося где-то поблизости заклинания, но горизонт был чист, небо тоже сияло ослепительной синевой. – Гляньте-ка! – крикнул вдруг остроглазый Ламберт, указывая пальцем прямо на середину огромного поля перед воротами крепости, где в воздухе замерцала едва заметная и стремительно растущая с каждой секундой черная точка. От самой травы до середины окон второго этажа развернулась исполинская воронка портала. И тут же земля содрогнулась. Это был не гул копыт и не грохот обозов, нет, ритмично шагали сотни и тысячи ног в тяжёлых сапогах. Из светлого марева в центре воронки портала, словно горная лавина, выходили нильфгаардцы, ряд за рядом, хоругвь за хоругвью. Одинаково рослые, в черных доспехах и шлемах с опущенными забралами, копья их щерились вверх, а на каждом щите сияло колючее лучистое солнце. Когда перед замком выстроилось не меньше полутысячи человек, зычный голос откуда-то из первого ряда дал команду, и людская масса расступилась, сделав по два шага в сторону. Чёрное смертоносное море колыхнулось, и из портала вышел конь, единственный, и потому на фоне пехоты огромный – великолепный вороной жеребец. К чести Эмгыра, он не стал выделываться так, как мог бы, если б имелось желание. Никаких золотых доспехов, никаких огромных знамён, никакого жуткого барабанного боя. Его доспехи тоже были черными, а шлем в виде ежиной головы с железными иглами скорее представлял из себя дань традиции, нежели парадный элемент, но выглядело это впечатляюще. Конь слушался малейшего движения поводьями, поэтому, когда рука в кожаной перчатке шевельнулась, он покорно замер перед воротами. Все молча смотрели на взявшуюся из ниоткуда армию глазами, полными недоумения и священного ужаса. Спор, кипевший несколько минут назад, был забыт, и вместо него возникло ощущение нереальности происходящего, словно все присутствующие угодили в какой-то страшный сон. Весемир, ошеломлённый увиденным, схватился за перила: – Что это? – прошептал он дрожащим голосом. – Что это значит? – Это… – начал Геральт, его голос был тихим и неуверенным, – это, надо полагать, и есть то, о чем Эмгыр приказал мне не беспокоиться. В наступившей тишине Эмгыр поднял голову и достаточно громко, чтобы каждое его слово с удивительной ясностью звучало в горном воздухе, сказал: – Я Эмгыр вар Эмрейс, Белое Пламя, пляшущее на курганах врагов, явился с добрыми намерениями по приглашению Геральта из Ривии для защиты своей дочери Цириллы. Геральт готов был поклясться, что где-то сзади у парочки ведьмаков с мокрым звуком отвалились от такого представления челюсти. – Почему ты не сказал, что твои чародеи умеют создавать такие порталы? – поинтересовалась о наболевшем Йеннифер – выглядела она так, будто бы того и гляди расплавится от зависти. – А ты правда думала, что моя армия будет ломать себе ноги на ваших козлиных тропах? – насмешливо ответил вопросом на вопрос Эмгыр, – откройте ворота, я даю слово, что не причиню вам вреда. Мы встанем лагерем на поле перед вашей… – он красноречиво скривил губы, – прославленной крепостью. Если для меня и пары офицеров найдется внутри комната, буду признателен, потому что мои старые кости больше привыкли к кроватям, чем к лежанкам, а ведьмаки должны знать о правилах гостеприимства. Геральт сощурился. В доспехах разглядеть деликатное положение императора было невозможно, но часть ведьмаков догадается о нем при первом же близком контакте. – Ламберт, открой этому южному петуху ворота, – проворчал Весемир, – пора заканчивать представление, дела не ждут. У нас еще конь не валялся. Пошевеливайтесь! По брусчатке двора грохотали сапоги, Эмгыр, едущий впереди, был блистательно великолепен. Несмотря на тяжесть беременности, он прямо сидел в седле, всем видом излучая силу и мощь, а накинутый поверх доспеха плащ из темного меха выглядел точь-в-точь как королевская мантия. Бледное лицо разгорелось на морозе, глаза тоже сияли каким-то странным внутренним огнем. Геральт, спускаясь с верхней площадки, невольно залюбовался и задумался о том, много ли таких минут триумфа было в жизни Дани раньше. Эмгыр шел впереди своего войска, как предводитель и вождь, истинный император, не прячущийся за спинами солдат и готовый сразиться с любым врагом. Не один Геральт пялился на это великолепное зрелище с восторгом, Лето, Ламберт и Эскель ссыпались за Белым Волком, толкая друг друга локтями. Все они привыкли видеть Эмгыра в роскоши дворцовых комнат, но здесь, на заснеженной равнине, на фоне войска, он казался воплощением войны и разрушения. Основная часть людской массы по команде остановилась у ворот Каэр Морхена, закипела слаженная сноровистая работа. Эмгыр направился к коновязи и, дождавшись хорошенького юного оруженосца, принявшего поводья, без труда спешился, лязгнув каблуками по камню. Его движения были осторожными, но в то же время уверенными, и только наметанный глаз смог бы определить источник этой аккуратности. Лето жадно втянул воздух ноздрями, этот жест не укрылся и от остальных, Геральт поймал себя на мысли, что со стороны принюхивающиеся ведьмаки похожи на собачью свору. – А наша омега-то брюхатая, – глубокомысленно заметил Эскель первым, не потратив и секунды на то, чтобы последить за помелом, – видимо, ведьмака поблизости не нашлось. Даже если он и планировал сказать это тихо, как на зло все во дворе в этот момент заткнулись, и Эмгыр, беседующий с подошедшей к нему Йеннифер, бросил на болтуна такой взгляд, что тот предпочел моментально шарахнуться обратно по лестнице и сгинуть с глаз от греха подальше. Белое Пламя медленно приблизился к ведьмакам, скользнул по ним глазами, остановился на Геральте и заговорил: – Я приехал, чтобы помочь вам, так что буду признателен, если вы понятным языком объясните Эскелю, что трепаться о своих выводах не стоит. Между нами было много разногласий, но сейчас лучше заключить перемирие. Лето и Ламберт кивнули настолько синхронно и с таким энтузиазмом, что Геральт удивился, как у них головы не отвалились сами по себе. Эмгыр, заручившись их согласием, кивнул в ответ и, обернувшись к той части солдат, что вошли вместе с ним в ворота, отдал приказ на нильфгаардском диалекте. Воины как один сняли шлемы, опустили мечи и преклонили колено – от слаженности этого движения у всех присутствующих перехватило дух. – Располагайте нами, как пожелаете, я передаю командование в ваши руки, – сообщил император, снимая собственный шлем и вручая его оруженосцу, – как и обещал. Тактическое совещание уже было, мы опоздали? – Поднимись в зал совета, Весемир введет тебя в курс дела, – предложил Геральт, – мы еще не все успели обсудить. Пусть твой оруженосец пройдет по коридору ближайшей к нам башни и поднимется на второй этаж, там есть более-менее сохранившиеся комнаты, там можно расположиться. Кажется, там уцелела система отопления, и в каждой комнате есть отдельные камины, а еще при желании можно организовать теплую воду в бочке. – Чудесно, – Эмгыр стянул перчатки и расстегнул теплый плащ с золотой фибулой, – Хендрик, отнеси вещи туда, куда сказал Геральт, и жди меня в комнате. Если сможешь устроить ванну, пусть и в бочке, я буду счастлив. Пока Геральт вел его в главный зал, они молчали, но у самого входа Эмгыр помедлил и спросил: – Цирилла здесь? С ней все в порядке? Вместо ответа ведьмак открыл двери плечом и почтительно придержал ее, чтобы Эмгыр смог пройти. И первой, кого они увидели, действительно была Цири, о чем-то недовольно переговаривающаяся с Трисс. При виде дочери Эмгыр едва уловимо изменился в лице, сделал было шаг по направлению к ней, но затем осадил себя и двинулся к столу. В зале воцарилось ставшее привычным неловкое молчание. Половина присутствующих пялилась на нежданного гостя с интересом, половина с настороженностью, и Геральт чувствовал, как напряжение в воздухе нарастает с каждой секундой. Эмгыр остановился, окинув всех взглядом, а затем посмотрел на Весемира. – Повторюсь, я пришёл, чтобы помочь, не более того, – сказал он, стараясь звучать достаточно убедительно. Весемир хмуро вернул взгляд, добавив в него негодования: – Ты пришел сюда без приглашения. Ты, император Нильфгаарда, враг всех свободных народов, пришел сюда, в наш дом, чтобы помочь? Как мы можем тебе верить? Эмгыр не дрогнул, разве что слегка дернулась синеватая от щетины щека: – Я не прошу вас верить мне. Я прошу вас поверить в необходимость защиты Каэр Морхена и Цириллы. Сейчас не время для старых обид и споров. Мы должны забыть о нашей ненависти и объединить усилия. И, спешу напомнить, что явился я все-таки по приглашению. Геральт пришел в мой дворец с просьбой о помощи, и я всего лишь откликнулся на нее. Весемир поднял руку, заставляя самого властного человека на Континенте замолчать, и его голос стал громче: – Ненависти? – переспросил он, глядя на Геральта в упор. – Он пришел сюда из-за тебя, Геральт. Ты предал нас, раскрыв тайну местонахождения Каэр Морхена! Ты привел сюда врага! Геральт нахмурился и утомленно закатил глаза. Начиналась старая песня. – Я сделал это, чтобы спасти Цири, – сказал он. – И не думаю, что у меня был другой выбор. – А ты меня спросил, нужна ли мне его помощь? – взорвалась Цири, решившая, что сейчас лучшее время, чтобы показать характер. – Не спросил и готов попросить прощения. Напряжение в зале висело плотной пеленой, словно грозовая туча. Внезапно Весемир, с горящими глазами, подлетел к Эмгыру и ткнул его пальцем в грудь: – Думаешь, если ты привел помощь, мы упадем тебе в ноги? Думаешь, мы так легко забудем все, что ты и твои солдаты натворили? Эмгыр смотрел на него сверху вниз с выражением холодной вежливости, но под этой маской, Геральт готов был поклясться, скрывалась тихая ярость. Ведьмак и император стояли друг напротив друга, и воздух между ними осязаемо потрескивал. – Кстати, было бы очень славно, если ты так настаиваешь. Люблю, когда передо мной стоят на коленях, – спокойно поделился соображениями Белое Пламя, чем играючи довел Весемира до настоящего исступления. – Странно видеть, как ты вдруг воспылал к дочери отцовскими чувствами после того, как перетрахал половину собравшихся в этой комнате ведьмаков, – выплюнул старик, ударив тем самым ниже пояса, – и теперь стоишь тут с ублюдком в животе. Цири будет рада услышать, что у ее шлюховатого отца, который трусливо скрывает свою истинную суть, есть запасной наследничек на случай, если она, не впечатлившись благородным порывом, все же пошлет тебя куда подальше. И правильно сделает! Простучали по полу каблучки, хлопнула дверь – Цири, решив, что семейные разборки выше ее сил, покинула зал. – Весемир, это было слишком, – презрительно сообщила Йеннифер, устремляясь следом. Тишина из неловкой превратилась в угрожающую. Ближе к вечеру, когда дружеская дискуссия во время посиделок у костра за фляном вина переросла в ожесточенную перепалку, Эскель, который до этого благоразумно предпочитал молчать, ударяя себя пяткой грудь, утверждал: – Мне казалось, что Эмгыр вот-вот выхватит меч и снесёт Весемир голову! Ламберт в свою очередь яростно стоял за то, что дело не дошло бы до рукоприкладства, просто его величество обложил бы всех трехэтажным матом, развернулся и увел свою армию обратно на границу Темерии с Реданией – подальше от неблагодарных ведьмаков. Но Эмгыр не сделал ни того, ни другого. Он закатил глаза, словно пытаясь подавить вспышку гнева, каждая черточка его лица кричала о том, как тяжело ему сохранять самообладание. Затем он повернулся к Геральту, словно завершая тем самым перепалку с Весемиром и давая понять, что мнение старого ведьмака больше не учитывается, и деловито сказал: – Предлагаю сделку. Этот полумертвый реликт сейчас заткнется, потому что от его пропитого брюзжания у меня уже раскалывается голова, а я, когда все закончится, дам вам денег на возрождение школы ведьмаков. Пусть не в этих отвратительных руинах, уже навевающих на меня тошноту, но у вас будут и чародеи, и алхимики, и золото, которые позволят из печального упадка возродить тень былого величия. По комнате прокатился общий вздох изумления. Некоторые ведьмаки возбужденно обменялись впечатлениями, у кого-то на лице заплясало недоверие, а кто-то уже сейчас готов был рухнуть перед Эмгыром на колени, но в воздухе повис невысказанный и волнующий всех вопрос. Наслаждаясь произведенным впечатлением, император цинично хмыкнул и продолжил: – Не стоит забывать, что Узурпатор, убивший моего отца и, как многие в курсе, превративший меня в ежа, захватил школу Змея, вырезав под корень тамошних обитателей. Присутствующий здесь Лето должен хорошо знать, при каких обстоятельствах это произошло. Если где-то и остались знания о ваших испытаниях, заклинаниях и прочей ведьмачьей ереси, то они в Нильфгаарде, в моей библиотеке. Мы весьма скрупулезно храним письменное наследие захваченных народов, так что ваши книги и рецепты сохранились, знание не утрачено, в грамотных руках их можно воскресить на практике. И только я могу вернуть их вам. – Черная чума завладела нашими книгами? – Весемир задумчиво почесал кончик носа, уже забыв, что минуту назад он назвал Белое Пламя шлюхой, – но кто мешает тебе врать, как сивому мерину? Геральту показалось, что на сей раз Эмгыр закатил глаза так сильно, что они сделали в глазницах полный оборот. – Чтобы ваши радужки стали янтарными по цвету и кошачьими по свойствам зрачка, в них закапывают отстаивавшийся сорок дней отвар молочая, волчеягодника и змеиного яда в соотношении двух долей к трем и одной, а затем оставляют на семь дней в полной темноте. – Подготовился, сучий потрох, – удовлетворился ответом Весемир, – книги и правда у тебя, даже если и не полное описание, то хотя бы его часть. Но монстры уходят из мира, возможно, и ведьмачьему делу не стоит возвращаться, и нам пора уйти на покой без нарушения естественного порядка вещей. – А как же Цирилла? – спросил вдруг Эскель задумчиво, сразу обращая на себя внимание. – Она ведь тоже тренируется как ведьмачка, но без книг у нее никогда не будет доступа к нашим знаниям, и тогда испытание травами ей не пройти. – А ты довольно образован, – заметил Лето, глядя на Эмгыра с подозрением, – я не думал, что тебя интересует такое чтиво. – Я читаю то, что изымают мои солдаты, – ответил Белое Пламя, и его губы изогнулись в презрительной улыбке. – Люблю, знаешь ли, перед сном побаловать себя книжкой про страдания ведьмаков. Ну что, вы хотите вернуть свои знания и былую честь? Или я могу уничтожить эти книги… или, скажем, начать выводить собственных ведьмаков. В Темерии и Стигге каждый год рождается много мальчишек, от пары сотен для лаборатории в Нильфгаарде точно не убудет. Это был откровенный блеф, и все это понимали, но звучало всё равно угрожающе. – Не знаю, насколько я имею право разглашать подробности этой сделки, – не унимался Лето, – но в минувшем году я по твоему поручению кое-кого убил. Челюсть Эмгыра напряглась, и Геральт, глядя на его профиль, вдруг подумал, что бог с ними, с горбатым носом, чернотой волос и цветом глаз, но отец и дочь все же одной крови. Во всяком случае, когда злятся на тупых ведьмаков. – Так вот, убив кое-кого, я рассчитывал получить в награду именно то, что ты сейчас обещаешь всем ведьмакам. Ты обещал мне восстановить школу Змея, если я выполню твой приказ, и я выполнил. Как-то это несправедливо – сулить одну плату за два заказа. Ведьмак за такое и взгреть может. Эмгыр наклонился и положил кулаки на стол, уперев их в столешницу. Будучи весьма немаленького роста для человека, он все равно на фоне головореза из Гулеты выглядел крошечным, но подавшись всем телом вперед, он, будто хищник, вперился взглядом Лето в лицо. – Я приказал тебе убить северных королей, – едва слышно заговорил он, протягивая сквозь зубы каждое слово, – всех северных королей. Ты справился с этим заказом? Думаешь, Демавенд и Фольтест – это все? Покушение на Хенсельта провалено, на переговоры сЭстерэдомя потратил несколько месяцев, а Радовид собирает свежие силы, чтобы влить их в свою армию, и война, которая ждет всех вас, будет самой кровавой. Когда мы с Реданией столкнемся лбами, из-за тебя, Лето, сражение при Соддене покажется детским лепетом. Если деревенский староста приказывает ведьмаку уничтожить гнездо виверн, а тот убивает лишь двух, да еще и треплется всюду об этом заказе, хотя приказано было держать рот на замке, думаешь, он имеет право требовать награду? Лето долго молчал, но затем, сложив на груди руки, сказал: – Ты не оставляешь нам выбора. – Пусть остаётся, – то ли возразил, то ли согласился Ламберт, качая головой. – Это слишком заманчиво – даже если правда лишь наполовину. – Я пришел сюда не как император Нильфгаарда, а как отец Цириллы, – добавил Эмгыр, не дожидаясь реакции от остальных, и в его голосе прозвучала такая сила, что все невольно замерли второй раз за день. – Я не хочу, чтобы она пострадала, и готов сделать все, чтобы защитить ее. Я не прошу вас полюбить меня, – продолжил он. – Я прошу вас сражаться вместе со мной против общего врага. Если мы не будем сражаться вместе, Дикая Охота уничтожит нас всех. И если мы сможем победить, я уйду, вернусь на границу и продолжу войну, в которой, позволю себе напомнить, некоторые из присутствующих не считали зазорным оказать мне помощь. После долгой паузы, вызванной вдохновенной самоотверженностью речи, Весемир посмотрел на Эмгыра долгим и тяжёлым взглядом. Он все еще всем своим видом выражал недоверие, но теперь будто бы с легкой долей уважения. – Хорошо, – сказал он, будто бы внутренне приняв окончательное решение, – я согласен. Но знай, Дани, если ты предашь нас, я лично позабочусь о том, чтобы ты горько об этом пожалел. И ты, и твой детеныш, разумеется. Эмгыр протянул ему открытую ладонь, и когда их руки соприкоснулись, стиснул узловатые пальцы с такой силой, что его собственные костяшки побелели: – Не смей. Называть. Меня. Дани, – ласково сказал он, отдергивая ладонь и демонстративно отряхивая ее будто бы от невидимой грязи,– Геральту можно. Ламберту. Эскелю. Даже Лето можно. Но не тебе. На этой оптимистичной ноте выяснение отношений завершилось, и деловые понимающие друг друга люди приступили к обсуждению стратегических тонкостей предстоящей битвы. Спустя пару часов, когда Весемир, удовлетворившись сформированным планом, дал всем отмашку отдыхать, приводить в порядок оружие, варить зелья и расставлять ловушки, а также заниматься прочей полезной деятельностью, Эмгыр отправился в отведенную ему комнату, а Геральт навязался следом. Каэр Морхен никогда, даже в лучшие годы, не славился особым комфортом для проживания, теперь же наилучшая из возможных комнат и вовсе демонстрировала следы печального упадка, однако послушный Хендрик растопил в камине огонь, разложил постель и натаскал полную бочку горячей воды. – Ну и свинарник, – резюмировало его императорское величество, оглядев хоромы и стащив на пороге сапоги, – клянусь, только тараканов не хватает для счастья. – Дык а че б тут быть тараканам, тут же жрать большую часть года нечего, – философски изрек Геральт, глядя, как Хендрик помогает Эмгыру снять доспехи, – но зато клопов наше заведение гарантирует. – Будут еще какие-то распоряжения, ваше величество? – уточнил юноша, когда доспехи аккуратно сложили в углу в виде художественной груды железа. – Нет, благодарю, ты можешь идти, – Эмгыр взялся за красный широкий кушак, который носил поверх рубашки вместо привычного узкого пояса, – постарайся как следует отдохнуть и скажи солдатам, чтобы меня не тревожили. Они остались вдвоем. Совершенно не стеснясь присутствия ведьмака, Белое Пламя разоблачился, оставшись в одних холщовых штанах, распустил собранные в хвост длинные волосы, извлек из небольшого вещевого мешка расческу и принялся приводить в порядок голову. – Вода остынет, – напомнил Геральт тактично, стараясь особо не пялиться на округлившуюся в области талии фигуру. – Ты прав, а я люблю купаться в кипятке, – безмятежно согласился Эмгыр, – подвинь бочку к камину, будь так любезен. Отложив расческу и вынув из мешка кусок розового мыла, он скинул штаны на пол и, переступив через ткань босыми ногами, забрался в воду. – Вообще я привык к походным условиям, но возможность помыться и поспать в кровати – это счастье, – флегматично сообщил он, откинувшись на бортик бочки – та жалобно скрипнула. – Помылить спинку? – спросил Геральт, чувствуя, как после долгой разлуки от одного взгляда на голое омежье тело в прозрачной воде начинает выделяться слюна. – Разумеется, ты же вряд ли пришел уточнить, как у меня дела, – Эмгыр протянул ему мокрую руку и, забирая из нее брусок мыла, Геральт невольно коснулся его пальцев. Длинные волосы пришлось несколько раз намочить из маленького ковшика, взбить на руках пахнущую цветами пену и только потом приступить к мытью головы. Черные гладкие пряди струились по затылку Эмгыра, спускались на его лопатки, особое внимание Геральт уделил макушке и седым вискам. – Так интересно, как ты выглядел в юности, – пробормотал он, ласково поглаживая тонкую кожу на скулах Дани. – Спроси у Лето, он хорошо помнит, – Эмгыр блаженно потянулся всем телом, как большая холеная кошка, – думаю, это было печальное зрелище. Днем чудило в иголках по всему телу и с вытянутой мордой, а ночью тощий носатый ребенок. У меня были кудрявые волосы, лицо мое часто называли смазливым, а кожа из-за жизни в лесу была бледнее, чем у призрака. – У призраков нет кожи, – пробормотал Геральт, сосредоточенно массируя напряженные плечи. – Ты меня все равно понял. Когда руки Геральта с плеч переползли на грудь, Эмгыр особо не возражал – казалось, что он расслабленно дремлет, но стоило ведьмаку коснуться слегка приподнятого живота, как его кисть сразу же перехватили. – Что? – не понял Геральт, но пальцы на всякий случай сразу отдернул – уж очень настороженно вел себя Эмгыр. – На юге считают, что альфы ненавидят чужих детенышей, – Белое Пламя плеснул себе водой в лицо и выпрямился, подгибая под себя ноги, – что инстинкт размножения внушает им ревность и желание уничтожить чужое потомство. И что это правильно. Геральт мягко рассмеялся, но понятливо сделал шаг назад и поднял раскрытые ладони. – На севере так не считают, тем более, я ведьмак, у нас с этими делами попроще. У нас нет своих и чужих детенышей, мы зверье не особо территориальное, так что я тебе не наврежу. А что я на Воорхиса рычал, так это не из ревности, – тут Геральт изрядно покривил душой, мысль о том, что Дани, пусть даже и единожды, был с этим бледным рыжим психом, похожим на индюка, все еще приносила ему боль, – он просто меня бесит. Эмгыр посмотрел недоверчиво, но все же затем смилостивился и кивнул. Геральт, получив дозволение, мигом сунул руки в воду. Гладить чистую, туго натянутую на животе кожу, прикасаясь к бокам и видя, как Дани содрогается от щекотки, было верхом удовольствия, но, когда ведьмак полез лапами еще ниже, тут же снова получил – теперь уже тычок в плечо. – Я хочу подремать, потом побеседовать с офицерами, потом найти Цириллу, а вот после… может быть… – Эмгыр мечтательно прикрыл глаза, облизнулся и встал, обдав Геральта брызгами, – если ты сам помоешься, а то от тебя воняет. Геральт подал ему чистую рубашку, предусмотрительно вынутую из того же мешка, Эмгыр встряхнулся, как собака, отжал волосы и, опираясь на протянутую руку, ступил на пыльные доски пола. – Я думал, раз здесь Лето, ты предпочтешь его, – честно признался ведьмак, глядя, как краем рубашки омега вытирает лицо и шею, а капли воды с волос стекают по его худощавой спине к бедрам и ниже. – Я зол на него, и тебе сложно представить, как, – Эмгыр накинул рубашку, та моментально прилипла к телу, туго обтянув каждый его изгиб, который так хотелось проследить губами и кончиками пальцев. – Да нет, я как раз-таки представляю, я спас его от твоих наемников, – хмыкнул Геральт, – неужели вы так из-за королей повздорили, что ты решил его убить? – Это, скорее, была попытка указать гаденышу его место. Из-за тебя – неудачная. Эмгыр улегся на край постели и с наслаждением вытянул длиннющие ноги. Его лодыжки отекли, мускулы на икрах напоминали перекатывающиеся камни, а слой жира на ляжках заставил Геральта мощно и с силой прикусить губу. Впиваться пальцами в теплое тело в тех местах, где оно было особенно мягоньким, было очень приятно, и он так долго гнал от себя воспоминания об этом удовольствии, что сейчас смотреть на то, как Эмгыр укрывается покрывалом, было сродни трагедией. – Сейчас захлебнешься, – поделился своими наблюдениями Дани, устраиваясь боком и подтягивая к щеке подушку, – давай, кыш, и скажи Хендрику, чтобы он разбудил меня через час. Боги, кто бы знал, как я хочу поспать на животе! Геральт еще немного постоял в дверях, глядя, как по солдатской привычке Эмгыр засыпает и принимается сопеть меньше, чем за минуту, а затем вышел в коридор, чтобы там икнуть от неожиданности. По бокам от двери стояло двое рослых молодцев в шлемах с саламандрами. – Вы че тут делаете? – оторопело спросил он, – и откуда взялись? – «Импера» всегда следует за императором, – лаконично отбрехался тот, что слева. – И всегда охраняет его покой, – оказался чуток словоохотливее тот, что справа. – Тьфу, бля, и вот заняться же вам нечем – выразил свое несогласие Геральт и наконец-то с чистой совестью отправился варить зелья, совершенно забыв передать о желании Эмгыра быть разбуженным через час. Ровно через час и пять минут через окно лаборатории, утопая в куче грязных пробирок, он увидел, как Эмгыр куда-то сосредоточенно топает, облачившись так, будто бы он колбасой на рынке собрался торговать: в холщовые штаны, рубаху и полосатый кафтан, едва накинутый на плечи. В крепости шел снег, из прилетевшей с гор тучки, но урожденный южанин даже и не думал мерзнуть. – Вот что жизнь в лесу животворящая делает, – хмыкнул Геральт и вернулся к кипящей в котле зеленой вонючей жиже. Повсюду в Каэр Морхене и под его стенами ведьмаки, чародейки и нильфгаардские солдаты готовились к сражению, точили оружие, проверяли доспехи, что-то обсуждали, гомон голосов и кипучая бурная деятельность навевали какую-то странную тревожную меланхолию. Цириллу Эмгыр нашел на заднем дворе крепости, где девушка тренировалась с мечом в полном одиночестве. Она перепрыгивала с одного обтесанного камня на другой, делая кувырок за кувырком, и кошачья звериная пластика показалась ее отцу завораживающе красивой. Некоторое время он молча наблюдал, прижавшись к холодной стене, а затем дал о себе знать: – Сразу видно, что тебя учили ведьмаки. Живи ты на юге, тренировалась бы как наши фехтовальщики. Не думаю, что кто-то смог бы обучить тебя лучше. Цири не ответила: она примеривалась, как бы ловчее кувыркнуться спиной назад. Её лицо, секунду назад пылающее азартом, мгновенно стало холодным и неприступным, и Эмгыр подумал, что и сам так же выглядит со стороны в моменты, когда его кто-то раздражает. Выражение девичьего лица слишком напоминало то, что он постоянно видел на портретах и ежедневно – в зеркале. Он медленно подошел к дочери, стараясь скрыть досаду, и попытался улыбнуться, но вышло удручающе паршиво: – Цирилла, – сказал он тихо, – я хотел поговорить с тобой. Цири презрительно фыркнула: – О чем? – спросила она, голос ее звенел, как колючая ледышка. – О том, как ты готовишься защищать меня, пока вынашиваешь своего нового наследника? – Цири, я понимаю, что тебе тяжело, – сказал он. – Но я люблю тебя и никогда не перестану тебя защищать. Да, я поздно начал, но позволь…. Цири засмеялась и все-таки кувыркнулась с места, ударив каблуками по брусчатке двора: – Любишь? – переспросила она. – Ты любишь меня так же, как любил всех своих любовников? Я могу пойти и узнать, они как раз в столовой в карты режутся. В последний раз, когда мы виделись, ты серьезно думал жениться на мне! А теперь нужда отпала, и ты решил меня купить благородством? – Это совсем другое, Цири, – Эмгыр нахмурился. – Ты моя дочь, моя наследница. И я не хочу, чтобы ты пострадала, я так долго тебя искал. Цири гневно сделала шаг вперед, выставив перед собой короткий меч: – Ты искал или Геральт? – острие уткнулось Эмгыру в грудь, порвав воротник рубашки, – я не нуждаюсь в твоей защите. Я сама могу за себя постоять. И твой вонючий жаркий Нильфгаард мне не сдался, не хочу иметь ничего общего с твоим миром и твоим ребенком. Ты понял, что я все равно от тебя убегу, и разом нашел мне замену! Эмгыр замолчал, пораженный ее словами. Он понимал, что его попытки сблизиться с ней обречены на провал, но сдаться не мог: – Цири, пожалуйста, пойми меня. Я никогда не хотел причинить тебе боль, я всю твою жизнь с тех пор, как мать оставила тебя на островах, пытался тебя вернуть! И я не хочу, чтобы эта война забрала тебя снова! Цири отвернулась от него, убрав меч – Эмгыр увидел на его лезвии кровь и запоздало осознал, что девушка разрезала ему не только рубашку, но и кожу – и ее плечи задрожали: – Ты не понимаешь, – сказала она. – Ты никогда меня не поймёшь. Ты думаешь только о себе, не обо мне, не о Геральте. А я… я просто хочу, чтобы ты исчез из моей жизни! Ты стоишь передо мной и говоришь что-то о прощении. А я помню, что ты сделал с Цинтрой! В ту ночь само небо горело, черные люди разорили наш дом. Ты убил мою бабушку! Понимая, что увещевания не действуют и пытаться воззвать к эмоциям дочери бесполезно, Эмгыр сменил тактику: – И ты, и я, мы оба знаем, что есть вещи, которые простить нельзя. Я действительно погубил королеву Калантэ, но знаешь ли ты, что она пыталась погубить меня? Цири заинтересованно склонила набок голову, словно давая позволение продолжить: – Я познакомился с Геральтом в тот момент, когда валялся на полу, и на мою голову собирались опустить топор. Калантэ наняла ведьмака, чтобы он убил чудовище, а Геральт увидел во мне человека, и защитил, когда я был беспомощен. И все это лишь из-за того, что я любил твою мать! Когда ты родилась, мы оба были так счастливы, я помню, какой ты была чудной девочкой, и как сильно я любил тебя тогда. И люблю сейчас. – Как я вообще родилась, если ты… – Цири неловко кивнула на едва заметный под мешковатой рубашкой живот, – или я тоже из тебя вышла? – В каком-то смысле, – Эмгыр усмехнулся, – нет, омеги двуполые, это благословение на севере и проклятье на юге, так получилось, что мы с Паветтой хорошо друг другу подошли. Мне повезло, что ты пошла в мать. Во всех смыслах. – И все равно, – Цири упрямо вскинула голову, – я не могу верить тебе во всем, я чувствую фальшь, даже если не могу ее доказать. Спасибо, что ты привел армию, но не жди, что я упаду тебе в ноги, здесь Весемир прав. Я никогда не пойду за тобой в Нильфгаард, и, – она решительно ткнула в Эмгыра пальцем, – Геральта забрать тоже не позволю. Он мне больше отец, чем ты, так что развлекайся с другими ведьмаками, а моего не трогай. С этими словами девушка ушла, не попрощавшись и оставив Эмгыра переваривать услышанное в одиночестве. Дани задрал голову к голубеющему после снегопада небу и осознал, как в груди ноет то, что сроду его почти не беспокоило. Он догадывался, что совершил много ошибок, и что корчить из себя заботливого отца действительно поздновато, но не ожидал, что Цири будет с ним настолько жестока. Понимая, что отношения с дочерью разрушены, не успев даже зародиться по-настоящему, Белое Пламя не знал, как это исправить. Он так и стоял в прострации, медленно замерзая на ветру, как вдруг живот скрутило болью. Эмгыр почувствовал, как ребенок внутри него шевельнулся, видимо, не желая выбрать лучшего момента, чтобы впервые дать о себе знать, и стиснул зубы. Попытка поговорить с дочерью провалилась, надежд на ее благоразумие пора было оставить, и все же понимание это далось ему с трудом. После холодной встречи с Цири Эмгыр чувствовал себя опустошенным и разбитым. Заброшенный дворик для тренировок, скрытый от посторонних глаз, как нельзя лучше подходил для того, чтобы дать волю эмоциям. Ноги подкашивались, и, опять привалившись к каменной стене, Эмгыр обхватил голову руками, закрыл глаза, пытаясь сдержать надвигающуюся бурю, но это было бесполезно. Его плечи точно так же, как у дочери пять минут назад, начали дрожать, и он почувствовал, как по щекам текут горячие слезы. Все то время, что Белое Пламя был императором Нильфгаарда, ему как-то удавалось оставаться безжалостным беспринципным человеком, не показывающим слабостей. Но сейчас, будучи всего лишь жалким дураком, плохим отцом, жадно нуждающимся в любви и признании, сдержаться он не смог. Осознание собственной ничтожности давило на плечи камнем, склоняя голову к земле и вынуждая ноги подламываться. В момент, когда Эмгыр был на грани настоящего истерического отчаяния, за углом раздались тихие шаги. Кто-то двигался к дворику, огибая башню. Дани не поднял головы, а только отвернулся к стене, не желая, чтобы кто-то видел его в таком плачевном состоянии, но шаги продолжали приближаться, и вскоре перед ним появился Геральт. Ведьмак молча подошел и сел рядом с Эмгыром на один из камней, по которым скакала Цирилла. Он не спрашивал, что случилось, не рвался упрекать, а просто сидел рядом, и его присутствие, казалось, было лучшим утешением. Эмгыр, продолжая плакать и размазывать слезы по лицу, наконец заговорил: – Я п-просто всегда хотел семью. Я так хотел, чтобы Цири любила меня. Но все, как всегда, испортил. Ей даже видеть меня противно! Геральт молчал. – А теперь… – Эмгыр всхлипнул и наотмашь врезал себе по щеке в наказание. – Теперь я умру. И ни один мой ребенок не узнает, что такое любовь. Да почему я в конце концов решил, что смею думать о любви, я же чудовище! Белое Пламя, пляшущее… – он истерически засмеялся, – доплясался! Лучше б ты позволил убить меня. Или даже убил бы сам! Геральт ощутил, как сердце в груди трепещет от жалости. – Ты не умрешь. Мы все выживем. Эмгыр покачал головой, его ресницы слиплись от влаги, и он растер глаза ладонями: – Нет, нет, я чувствую. Я знаю, что умру. И мне очень страшно. Мне страшно, что я не смогу дать своему наследнику ту любовь, которую хотел дать Цири, и его будет тошнить от одного моего имени. Я боюсь, что моя империя, которую я создавал столь долго из крови, земли и железа, рухнет, как только я издохну, неважно, здесь, в руках у повитух или от ножа в спину. Геральт, поддавшись порыву, встал и неуклюже заключил плачущего человека в объятия. – Ты не одинок. Ты не должен нести эту ношу в одиночку. Мы все рядом, а Цири просто нужно время. Она упрямая, как баран, кажется, вся в отца, но рано или поздно все поймет и придет к тебе сама, как ты пришел к нам. Эмгыр прижался к Геральту, и слезы намочили одежду ведьмака на груди. Он плакал, как ребенок, и Геральт понимал, что в это мгновение видит человека — не императора, не тирана, а обычного человека, раненого, загнанного и напуганного. – Спасибо, – невнятно пробормотал Эмгыр, шмыгая носом. – Спасибо, что ты здесь. Я двадцать лет не плакал – аккурат до интрижки с тобой, и вот ты можешь гордиться, что опять стал свидетелем этого удивительного зрелища. Благодарю, что на сей раз хотя бы не причиной! Если разболтаешь кому-то, я отрежу тебе язык, но все равно спасибо. Геральт не ответил. Наблюдая за Эмгыром с того разговора на корабле, с каждым днем он все больше поражался происходящим переменам. Он привык видеть Белое Пламя властным и неуязвимым, но теперь словно какая-то неведомая сила постепенно разрушала эту маску, обнажая под ней человеческие слабости и уязвимости. – Пойдем, – ведьмак потрепал Дани по плечу, – тебе нужно поесть, я бы тоже не отказался. Скоро стемнеет, всем нужен отдых. – Я пойду в комнату, – Эмгыр покачал головой и отстранился, – нужно привести мысли в порядок, хочу побыть в одиночестве. Настаивать Геральт не решился, только проводил омегу до дверей и передал с рук на руки солдатам.