Пламя, волк и ласточка

В башке звенело, будто бы разом все колокола Новиграда благовестом созывали народ на праздничную службу – Геральт осознал этот факт самым первым, медленно приходя в себя. Мир вокруг него был размытым, словно сквозь толщу воды едва пробивался свет, затылок гудел, как кузнечная наковальня. Лето, сволочь, знатно его приложил, ведьмак мысленно выругался, чувствуя, как каждый вдох отдается пульсирующей болью в висках. Он поморщился, пытаясь сфокусировать взгляд, и наконец сквозь пелену перед глазами начал различать очертания предметов. И то, что Геральт увидел, едва не заставило его снова потерять сознание. Он по-прежнему лежал на полу, но расклад несколько изменился: на троне Фольтеста, небрежно откинувшись назад, восседал Лето. Его глаза, как всегда, были непроницаемо смешливы, а на губах играла едва заметная улыбка, в руке здоровяк держал книжку, чьи страницы неторопливо шелестели от движения пальцев. Но читающий Лето был определенно не лучшей частью композиции. На его коленях, словно домашняя кошка, развалился обнаженный Эмгыр, чей красный халат Геральт не без удивления обнаружил на своих плечах. Его темные волосы были растрепаны, а на губах играла самодовольная ухмылка. Он непринужденно поглаживал колено Лето, всем своим видом демонстрируя полную власть над ситуацией, нега сквозила в каждом движении и открыто читалась на довольном лице. Геральт, превозмогая жужжание целого осиного роя в ушах, попытался подняться, но тут же почувствовал, как что-то натянулось у него на шее и бросило тело обратно. Руки сами метнулись к горлу, ведьмак опустил глаза и не без удивления обнаружил, что на его горле красуется кожаный ошейник с цепью, обмотанной вокруг подлокотника, на котором покоилась ладонь Эмгыра. Помимо этого во всех отношениях необычного аксессуара, быстро оценив обстановку, Геральт понял, что какая-то сволочь раздела его догола, выставив наружу весь срам. Одежда, аккуратненько сложенная, покоилась под императорским столом, там же обретался весь многочисленный ведьмачий арсенал. – Очнулся, – лениво протянул Эмгыр, словно констатируя давно известный факт, и взглянул на Геральта с высоты своего своеобразного насеста. Он небрежно поправил прядь волос, упавшую на глаза, и улыбнулся уголком рта. – Я уж думал, ты так и будешь валяться, как выпотрошенный кабан. Впрочем, с чего бы это, вряд ли у Лето было намерение проломить тебе черепушку. Эмгыр слегка щелкнул пальцами, привлекая внимание Лето. Тот, опустив взгляд на ведьмака, весело рассмеялся, обнажив ряд белоснежных зубов. — Ну, Геральт, я в твоей башке и не сомневался, подзатыльники ты всегда переносил хорошо. Не скажу, что колотить брата-ведьмака мне было приятно, но ничего личного, сам понимаешь, просто Дани захотел развлечься. А для Дани, как известно, любой каприз, так уж повелось. – Сколько мы так, лет тридцать? – мурлыкнул Эмгыр, откидываясь спиной на грудь любовника – Лето своими габаритами вполне по степени удобства заменял ему трон, – приличный срок, чтобы Лето намертво усвоил мои правила. – Ничего личного, – передразнил их Геральт, растирая здоровенную шишку под волосами, – ты и меня решил на свои правила надрессировать, раз пошла такая пьянка? Эмгыр рассмеялся, жутковато мерцая глазами: – А ведь я предупреждал тебя, Геральт, – в его голосе прорезался холодок, – предупреждал, что, если ты меня действительно разозлишь, то пожалеешь об этом. Я сказал, что ты будешь сидеть у моих ног на цепи – и кто же, скажи, оказался прав? Мнится мне, ты надолго запомнишь этот приятный во всех отношениях вечер. Геральт скрипнул зубами. Наблюдать как омега – его омега – вольготно восседает на чужих бедрах, было странно: это и будоражило, и возбуждало, и раздражало. Желание понаблюдать тесно переплелось с намерением перегрызть ведьмаку из школы Змеи глотку при первой же возможности. – Лето рассказал, что не так давно ты спас ему жизнь, – Эмгыр скрестил ноги, наклоняясь вперед. Геральт попытался проигнорировать факт того, как же заметно упирается в его гладкое бедро здоровенный хер Лето, – от убийц, которых я за ним послал. – Да, ты, – здоровяк без церемоний прихватил омегу за талию, – ты, Дани, в последнее время стал каким-то обидчивым. Размениваешься на мелочевку, окружил себя юнцами, – на фоне его лапищи талия Эмгыра выглядела прям-таки осиной, и Геральт от этих оптических иллюзий ушел мыслями куда-то не туда, от чего предательски дернулся член, – не трахали тебя нормально, вот ты и ходишь смурной, чуть что не по-твоему – сразу убийц подсылаешь. – Ты не справился с моим заданием, – отрезал Эмгыр, ерзая на месте, – еще раз подведешь меня, Лето из Гулеты, и я сам тебе раскаленное золото в глотку залью. – Мне хватит и железа, не разбазаривай казну, – хохотнул Лето, – или тебе так важно щегольнуть богатством? Послышался яростный шлепок пополам с разъяренным шипением, но ведьмак легко перехватил руки Эмгыра и прижал их к его же груди. – Много болтовни, – согласился омега, – давай уже к делу, я замерзаю. Геральт очень засомневался в искренности этих слов: мало того, что от камина волнами расползалось тепло, так еще и голый Лето, чьи руки всегда были горячи, как уголья, своей тушей мог бы заменить печку. – Видишь ли, Геральт, – задумчиво заговорил Лето, кладя ладонь на бедро Эмгыра и двигаясь пальцами куда-то меж его ног, – Дани у нас гедонист. Мирские удовольствия и личные амбиции для него куда важнее здравого смысла. Омега закатил глаза от удовольствия, одной рукой крепко держась за подлокотник, а другой, согнув ее в локте, поглаживая бритую башку Лето. Пальцы ведьмака, один, другой, потом и третий, проникали в его лоно, по коже растекалась смазка, запах ягод стал куда как сильнее. Геральт почувствовал, что задыхается. – Сегодня я, завтра ты, послезавтра еще кто-нибудь, император на мелочи не разменивается, и аппетиты у него волчьи, – Лето усмехнулся, – или ежиные. Никогда не видел, как много жрут перед спячкой ежи? Будь у него волосы, Эмгыр вцепился бы в них, плюясь от ярости, но поскольку макушка Лето блистала гладкостью, как коленка, на смуглой коже омега оставил несколько кровавых царапин. – Злись, злись, Дани, но это же правда, ты всегда будешь моим маленьким зверенышем, – ласково пожурил его Лето, не обращая внимание на ссадины, – рассказать Геральту про наш первый раз? Или про то, как ты бросил меня и унесся вперед, словно божья комета, покорять чужих королевских дочек? Или о твоей коронации, когда ты тоже сидел на троне, и головушка вся твоя была в золоте, и целое море людишек пало перед тобой на колени? Геральт живо вообразил себе эту картину, представил, как молодой Эмгыр возвышается над площадью, забитой народом, и сияние огромного солнца на знаменах овевает его своим величием. Кожу опалило жаркое южное солнце, до ушей донесся гул сотен тысяч голосов, в едином ликовании приветствующих Белое Пламя. Зрелище, развернувшееся перед внутренним взором, было столь великолепно, что ведьмак даже забыл, что у него болит голова, истекает хер, а кожа покрывается мурашками от малейшего дуновения ветра. Вдруг на какое-то мгновение величественная красота коронации покрылась мутным маревом, подернулась рябью, будто кто-то бросил камень в зеркальную гладь озера. Геральт не успел подметить всего, но картина неуловимо изменилась, каждая деталь вдруг исказилась до неузнаваемости, чтобы рассеяться. Волосы Эмгыра из жгуче черных стали полуседыми, золотая витая корона превратилась в черную и железную, из-под ее острого края катились струйки крови. Церемониальное черное с золотом одеяние сменилось на серую от грязи рубаху, солнечные знамена превратились в красные полотнища с белыми орлами, а вокруг императора во все стороны растянулось длинными жадными языками жаркое пламя. Больше Геральт ничего не запомнил, виски прострелило болью, и он, чтобы прогнать подступившую к горлу муть, уставился на ковер под своими коленями. – Смотри, – мягко приказал сверху Эмгыр, – смотри на меня, Белый Волк. Это твое наказание за дерзость, – мягкость бархата сменилась сталью, – смотри, или я тебе веки отрежу! Пока ведьмак наслаждался видениями в больной башке, Лето обхватил бедра Эмгыра и, приподняв его, усадил на себя верхом. Геральт видел, как неприлично огромный член Лето медленно и аккуратно входит в податливую плоть омеги, как Эмгыр вздрагивает, морщится и вскрикивает от боли, а пальцы его еще крепче цепляются за подлокотник. – Мы что-то утратили сноровку, – пробормотал Лето приглушенным голосом, словно говоря через подушку, – давненько не разминались. Геральт смотрел, и внутри у него все переворачивалось. Ревность жгла его, как раскаленное клеймо, он чувствовал, как внутри нарастает гнев. Его собственный член стоял, как каменный, и он отчаянно хотел коснуться Эмгыра, почувствовать его под своими руками, но страх окриком и неминуемым наказанием сковывал его движения. Ведьмак, как настоящий пленник внутренней бури, не мог пошевелиться без приказа, как завороженный, не мог нарушить эту гнетущую тишину. Цепь держала крепко, но еще сильнее он был прикован своей похотью к разворачивающемуся перед глазами зрелищу, которое заставляло сердце биться быстрее. Эмгыр безвольно висел на руках Лето, чей член двигался внутрь и наружу, весь покрытый смазкой, словно обмакнутый в сладкую липкость меда. Мягкий живот набухал каждый раз, когда эта огромная елда полностью оказывалась внутри, и каждый раз Эмгыр запрокидывал голову и стонал, его тело выгибалось, ноги, не касаясь пола, дрожали, и Геральт, наблюдая за этой картиной, чувствовал, как внутри него что-то разрывается на части. Омега, хнычущий и извивающийся в чужих руках, обладал какой-то гипнотической властью над ведьмаком даже в те минуты, когда не был подвластен сам себе. Принимая эти жестокие правила игры, Геральт начал скулить, как подстреленный волк, его голос дрожал, а слова сами рвались сквозь стиснутые зубы: – Дай… дай мне, – прохрипел он, глядя на Эмгыра горящими от похоти глазами, – прошу… подпусти меня ближе… я хочу коснуться тебя… Эмгыр изнемогал, он был словно в горячечном бреду, его тело льнуло к сильному, большому Лето, казалось, рассудок покинул его, оставив только голые звериные инстинкты, однако спустя несколько мгновений, очнувшись от наваждения, он дернул цепь и рывком подтянул Геральта к себе. – Иди, – простонал он, – ты нужен мне. Иди ко мне, ну же! Геральт, не веря своему счастью от долгожданного дозволения, подполз на коленях к невысокому помосту и замер, глядя на омегу снизу вверх. – Aen gwenn bleiddon, – омега наклонился, рука его легла на волосы Геральта, вцепилась в белоснежные пряди и потянула голову вверх, – неужели ты усвоил урок? Ты будешь моим славным волчонком, ты будешь слушаться, Геральт? – Только прикажи, – выдавил откуда-то из пылающего нутра ведьмак перед тем, как вцепиться поцелуем, больше похожим на укус, в ляжку Эмгыра, – что мне сделать для тебя, Дани? – Ублажи меня, волчонок, и я награжу тебя за это, – омега на мгновение выпустил волосы Геральта из хватки, чтобы дотронуться пальцами до его подбородка и поймать взгляд, – не золотом, нет, моя награда будет совершенно иной. Ладонь вернулась на волосы и теперь уже мягко подтолкнула в нужном направлении. Геральт закрыл глаза и прильнул губами туда, где двигался член Лето, распирая и растягивая влажные набухшие от прилива крови складки. Он вылизывал, ласкал, двигался то выше, то ниже, иногда вбирая в рот маленький напряженный отросток, давил на его кончик языком, сглатывая выступающую жидкость, попутно удовлетворяя себя самого рукой. В голове звенело уже не от боли, похоть застилала рассудок и бурлила, как ведьмовское варево в котле. Эмгыр не выдержал первым, его тело пронзила судорога, Геральт начал опасаться, что крепкая рука сейчас заставит его изрядно полысеть. Омега издал горлом какой-то отчаянный захлебывающийся звук, и Геральт почувствовал, как его лоно пульсирует, исторгая еще больше смазки. Глотая ее, он продолжал двигать языком, ловя отблески этой разрядки, и едва конвульсии закончились, как он кончил сам, стыдливо пачкая спермой собственные руки. Лето отстал на несколько судорожных движений, но затем излился и он. Его член побагровел, а семени оказалось так много, что белые подтеки пролились по бедрам омеги вниз. Эмгыр простонал нечто совершенно невразумительное, уперся ногой в плечо Геральта – тот сразу склонился набок и поцеловал узкую щиколотку чуть ниже косточки. – Думаю, вам стоит поговорить наедине, – Лето, переведя дух, аккуратно встал, удерживая омегу на руках, а затем передал свою ношу Геральту. Эмгыр сразу обвил его шею руками и принялся расстегивать ошейник, – не серчай, волчишка, я тебе не соперник. Через пару минут здоровяк стоял в дверях уже полностью одетый, кроме довольного выражения на лице ничто не выдавало в нем участия в недавней похабщине. – Не ругайтесь, голубки, – посоветовал он, толкая дверь, – а то дядюшка Лето будет переживать. – Ступай уже к лешему, – рыкнул в его сторону Геральт, не отрывая взгляда от расслабленного и измученного Дани. Лето усмехнулся и, махнув рукой, исчез за дверью. Геральт, словно очнувшись от наваждения, крепче прижал к себе Эмгыра, чувствуя, как тело омеги все еще дрожит от пережитого напряжения, и его сердце сжалось. Он осторожно отнес его к лежанке, стараясь не причинить лишней боли. Аккуратно опустив Эмгыра на мягкие подушки, он сам сел на пол рядом, не в силах отвести взгляд от лица, которое казалось ему в эту минуту прекрасным. Геральт наклонился и долго-долго целовал его, касаясь губами его лба, щек, подбородка, шеи. Его поцелуи были ласковыми, полнились обожанием, и каждую родинку из щедрой россыпи на бледной коже он наградил прикосновением. Он целовал его так, словно хотел впитать в себя каждую клеточку омежьего тела, каждую его мысль, каждую эмоцию. Геральт целовал, получая поцелуи взамен, и таял от нежности, чувствуя, как внутри него разгорается огонь, который он ничем не мог потушить. – Прошу тебя, – прошептал он, отрываясь от мягких губ, его голос был хриплым и полным мольбы, – пожалуйста, больше так не делай. Не заставляй меня снова это переживать. Я чуть не сошел с ума, Дани. Сейчас Геральт чувствовал, как хочет доказать Эмгыру, что он любит его нестерпимо сильно, и также нестерпимо сильно он в нем нуждается. – Я выполню любой твой каприз, – продолжил он, балансируя на грани отчаяния, – я буду рядом с тобой вечно, если ты захочешь, я готов на все, только не заставляй меня больше так ревновать, я этого не вынесу. Эмгыр, прикрыв глаза, слушал признание Геральта весьма внимательно и выглядел так, словно полные горечи и любви слова тронули его до глубины души. Он поднял руку и нежно коснулся ведьмачьей щеки. – Клянусь тебе, Геральт, – прошептал омега сорванным от стонов голосом, – в награду за твою преданность, которую я вижу в эту секунду, отныне я буду жаловать только тебя. Никто другой не займет место в моем сердце, никто не разделит со мной постель. Ты мой, мой единственный, моим и останешься. Никаких правил, никаких гобеленов, никаких других ведьмаков. Проговорив это, он снова прильнул к губам ведьмака поцелуем. Геральт, переполненный внезапно воспрявшей надеждой, ответил со всей силой пробудившейся любви, понимая, что в этот момент он готов отдать за мгновения близости все, что у него есть. Дни, последовавшие за этим клятвенным обещанием, были наполнены счастьем и спокойствием. Те жалкие крохи времени, что не отнимала у Эмгыра затихающая перед началом зимы война, они проводили вместе, гуляли по заснеженным садам Вызимы, наслаждались друг другом и каждый день с нетерпением ждали ночи, чтобы снова погрузиться в объятия друг друга.