Рокировка

Я никогда не знал, что мое сердце может петь, никогда не скучал по тёплым объятиям…

До апреля в Париже… К кому теперь мне бежать?

Что ты сделал с моим сердцем?

— Andy Williams: April in Paris

Эпилог

Опаздывать в первый день учебного года непозволительно, даже если ты — Наследник Королевской семьи. Тсуна, на ходу пытаясь нормально заправить в брюки футболку и не уронить сумку с учебными принадлежностями, несся по коридорам Поместья Роз, когда на пути возникло препятствие. Высокое, беловолосое и очень громкое. Препятствие потерло ушибленное плечо, в которое Тсуна имел неосторожность врезаться лбом, выругалось на смеси непонятных языков и смерило наследника недовольным взглядом. — В этот раз ты хотя бы в штанах, — Сквало дернул уголок губ в усмешке, обнажая острый резец, и придержал почти упавшую на пол сумку. — Простите, синьор Супербиа, опаздываю! — Позабыв даже смутиться из-за неловкого напоминания, он промчался мимо. Тсуна и впрямь опаздывал. До занятий оставалось чуть меньше двух часов, Кёя уже сто процентов уехал, не став ждать дольше привычных десяти минут, а позади плелся такой же встрепанный Ламбо — он первокурсник, а уже собирался обзавестись не самой удачной репутацией в кругах, где первое мнение значило слишком много и могло продиктовать темп всей учебы на годы вперед. Поэтому самому младшему члену Вонголы никак нельзя было опоздать, и Тсуна, будучи слишком ответственным старшим братом, собирался сделать все, чтобы доставить Ламбо в соседний корпус точно ко времени. Лето слишком быстро закончилось, потонув в яркой веренице событий, и незаметно подступила осень. Погода радовала теплым солнцем и ветром, ночи, все еще по-летнему длинные, манили долгими прогулками, а человек, с которым Тсунаеши проводил каждую свободную минуту, был настолько притягательным, что он терялся в ленте событий и не успел заметить, как подобрался первый семестр нового учебного года. Казалось только вчера он игнорировал Реборна целых два дня после полугода разлуки, прежде чем капризно отправить на недельную миссию, а сегодня уже на всех парах бежит в университет и безбожно опаздывает. — Тсунаеши, — широкая центральная лестница дома почти осталась позади, когда сверху раздался голос отца. Тсуна, испытывая стойкое чувство дежавю, затормозил, чудом не прочесав оставшиеся несколько ступеней носом, и повернулся на голос. Ламбо промчался мимо, только и успев сорвать с его плеча сумку. Тсуна заинтересованно уставился на отца. Джотто выглядел не лучше: волосы растрепаны и рубашка измята сразу в нескольких местах. В последнее время он мало спал, кто-то из мелких семей додумался натравить на Вонголу налоговую инспекцию и подставить, так что все старшее поколение с попеременным успехом разбиралось с крысами, а больше всех доставалось главе компании. Тсуна, нахмурившись, поднялся на пару ступеней и, поравнявшись с отцом, поправил ворот рубашки и затянул чуть туже расслабленный галстук. — Хотел пожелать тебе удачи, — Джотто улыбнулся, позволяя сыну колдовать над одеждой, — и отдать это. Джотто потряс ключами от машины перед лицом Тсуны, и он, несдержанно улыбнувшись, выхватил связку с каким-то глупым брелоком на тонком кольце. — Постарайся не угробить Ламбо в первый же день, — Джотто хмыкнул и растрепал и так далекую от идеала укладку сына, — вечером семейный ужин, не опаздывай. — Спасибо, — Тсуна широко улыбнулся и сбежал по лестнице вниз, прежде чем остановиться и обернуться, — надери им задницы! Под тихий смешок Джотто Тсуна выскочил из Поместья Роз, сверяясь с часами на запястье. Если все пройдет успешно, а интуиция не спешила уверять в обратном, то они могут успеть вовремя, и студенческая жизнь Ламбо начнется так, как надо. Кёя действительно уже уехал, на парковке помимо черного бронированного внедорожника отца отражала лучи солнца глянцевыми боками лишь зеленая BMW, и только стоило вставить тонкий ключ в замок зажигания, как она приветливо отозвалась круглыми фарами и тихим рычанием двигателя. Ламбо рядом восторженно зашумел, полилась какая-то бодрая музыка из приемника, и Тсуна в крутом развороте выехал с парковки. Ламбо трещал всю дорогу, мешая сосредоточиться, Тсуна слушал его вполуха, изредка вставляя пару слов, поддерживая видимость диалога, а сам мыслями был где-то далеко не здесь. По официальной версии событий, Тсуна пропущенный семестр провел в Англии по обмену, отец даже сумел найти англичанина, который занял его место здесь, в Болонье, идеально играя свою роль, и Тсуна честно не хочет знать, кого ему пришлось подкупить ради этого. В легальный способ решения вопроса он уже не верил, за последние три месяца он успел познакомиться со многими методами мафии, и потерял последние крупицы веры в добродетель и честность человечества. Пришлось признать, что людьми правят деньги, а хорошие связи могут помочь добиться и избежать многого. Но не это занимало мысли, и даже не ложь одногруппникам, которая, хоть и будет во благо ему самого, но все равно останется ложью, а отсутствие одного человека в шаговой доступности во время учебного дня. Едва ли Реборн захочет снова надеть маску простого преподавателя английского и литературы и торчать в университете. Теперь, когда все маски сняты, а тайны раскрыты, у него нет ни одной причины заниматься ненужными делами, находиться в ненужном месте и контактировать с ненужными людьми. За три месяца Реборн ни разу не обмолвился о том, что собирается вернуться в университет, Тсуна и не настаивал, понимал, что это пустая трата времени и ресурсов, но никак не мог представить себе, что войдет в привычный класс английского, а там вместо молодого преподавателя и запаха крепкого кофе, вновь будет синьор Баленцо. Непривычно будет учиться без его насмешливых комментариев, спонтанных тем для обсуждений и пристальных взглядов. И Тсуна, хоть и будет видеться с ним за пределами университетских стен каждый день, испытывал легкую тоску. Ламбо успел вовремя и быстро влился в поток первокурсников, бродящих по коридорам с открытым от восторга ртом, Тсуна же едва успел вбежать в лекционный зал. Такеши и девочки уже были там, рядом хмурился Хаято, каким-то чудом сумев выбрать максимум общих предметов. Тсуна успел заметить еще пару знакомых лиц, несдержанно улыбнулся и плюхнулся на свободное место между Ханой и Хроме, тут же получаю порцию звонких поцелуев в обе щеки. До начала лекции оставалось еще несколько минут, и он с удовольствием растянулся на столе, вслушиваясь в щебет девушек. — В этом году снова изменения в преподавательском составе, — Хана, источник всех сплетен и проблем в студенческой жизни Вонголы, довольно улыбнулась и покосилась на Тсуну. Он бы заметил хитрый прищур глаз, если бы посмотрел на нее, но, занятый тем, что пытался перевести дыхание после бега по лестницам, он не замечал абсолютно ничего. Ни странной улыбки Такеши, ни недовольства Хаято, ни сверлящих затылок взглядов прочих одногруппников. — Хуже, чем в том году, уже не будет, — Тсуна отмахнулся, — ставлю двадцатку на то, что первый же новый препод доведет Марго до слез. Тсуна усмехнулся под одобрительный гул друзей, теперь, когда Ламбо тоже учится в стенах этого учебного заведения и не упустит шанс засветиться рядом с крутыми третьекурсниками, ему очень хотелось посмотреть на лицо девушки, которая однажды допустила большую ошибку, доведя младшего наследника Вонголы до слез. День тянулся целую вечность, часы словно не желали сжалиться над бедными замученными студентами и мучительно медленно ползли по циферблату. На обеде Ламбо, не привыкший подолгу сидеть на одном месте и грызть гранит науки, выл и мечтал забрать документы, развалившись на плече Кёи, Тсуна и сам был бы не против зайти в деканат и написать заявление на отчисление по собственному желанию, каким-то лишь чудом пережив две пары политологии. Старый преподаватель уволился, попав под внимание ректората из-за участия в студенческих восстаниях, а новый был настолько не заинтересован в предмете, что даже всегда внимательный Тсуна через полчаса монотонной лекции захотел устроиться рядом с Такеши и поспать, греясь под теплым боком, а не пытаться разобраться в том, в чем не хотел разбираться даже преподаватель. И судя по лицам друзей, не он один задумался о целесообразности траты времени в пустую. Лишь Мукуро и Кёя выбивались из строя морально добитых молодых людей. Даже Дино, у которого был английский, выглядел так, словно по нему каток проехался, но от осторожного вопроса отмахнулся, сказав, что скоро они сами все поймут. Тсуна забеспокоился, но интуиция молчала, английский стоял последним, а перед этим еще стоило пережить стилистику. И если во время политологии Тсуна только задумывался о том, чтобы забрать документы, то после стилистики он почти зашагал в сторону деканата, но был остановлен и образумлен друзьями. И что бы он без них только делал? — Английский тоже с новым преподом что ли? — пробормотала вездесущая Хана, с нескрытым недовольством на лице пробираясь сквозь толпу студентов к дверям. — Не могли, что ли, еще годик подождать, пока мы не выпустимся? Учиться невозможно. Хана недовольно фырчала, уже в наглую расталкивая локтями столпившихся у дверей девиц, и не оставалось ничего, кроме как следовать за этой пробивной девушкой и неловко извиниться. Совершенно неискренне, впрочем, потому что к четвертому занятию Тсунаеши был выжат, как лимон, и только богам известно, как еще сам умудрялся сдерживаться от грубостей. Преподавателя за спинами студентов не было видно, но Тсуне, честно, была мало интересна личность их нового мучителя, ровная поверхность стола манила, и он, только заняв привычное место в аудитории под боком у Такеши, блаженно растянулся и закрыл глаза, мечтая как можно скорее оказаться дома. Вечером какой-то общий семейный ужин, но до него еще была куча времени, которую можно было провести с удовольствием. С удовольствием в квартире Реборна, на коленях Реборна, целуя Реборна, обнимаясь с Реборном, слушая хриплое дыхание и низкий голос Реборна, кусая зацелованные губы Реборна. Тсуна мечтательно вздохнул и тоскливо посмотрел на часы, жалея, что не обладал никакими сверхъестественными способностями. Его бы воля — уже бы вжимал любимого мужчину в стену, отдаваясь страсти, а не торчал в душной аудитории почти два часа. Прозвенел звонок с перерыва, знаменуя начало занятия, вскоре стихли последние смешки и шепотки и наступила блаженная тишина. Тсуна довольно потянулся. — Меня зовут Ренато Синклер, — мел с тихим скрипом заскользил по зеленой доске, — я ваш новый преподаватель по английскому языку и литературе. — Тсуна неверяще оторвался от стола и выпрямился, встречаясь взглядом с насмешливыми темными омутами. — Советую запомнить мое имя с первого раза, — Реборн коротко усмехнулся, — и посещать занятия. От посещения будет зависеть ваша итоговая оценка и успешная или, — он опасно прищурился, — неуспешная сдача экзамена в конце семестра. Реборн оперся бедрами о край стола, из открытого окна подул теплый ветер, разнося запах кофе по аудитории, а Тсуна прикусил нижнюю губу, с трудом сдерживая яркую улыбку. Такеши рядом обронил смешок, девочки принялись живо переговариваться между собой, а Хаято недовольно фыркнул. Но Тсуна ничего не замечал, он мог лишь пристально наблюдать за тем, как увлеченно Реборн заводит разговор с одним из студентов, подмечать, как красиво обтягивает широкие плечи бледно желтая рубашка, как изгибаются в усмешке любимые губы. Ренато, черт возьми, Синклер, собственной персоной, живо улыбался, раздавал штрафные баллы за переход на итальянский, дразнился, обжигал бездной взгляда, выводил студентов на обсуждение интересующих его тем и вел себя так естественно, словно был для этого рожден. Словно всю свою жизнь провел в студенческих кругах и чувствовал себя, как рыба в воде. Тсуна даже на секунду подумал о том, что предыдущий год и вся эта история с Аркобалено ему приснились, Ренато Синклер никогда не был киллером, а он сам — наследником Королевской семьи мафии. — Ты пялишься, Тсуна, — тихий смех Такеши и слабый удар в плечо вывели Тсуну из собственных мыслей, он подпер щеку кулаком и мечтательно выдал: — Ага, он такой красивый сейчас. Рядом обронила смешок Хана, а Тсуна весь оставшийся час не мог отвести от Ренато Синклера, нет, Реборна влюбленный взгляд. Тема занятия, как и весь диалог, прошли абсолютно мимо него, он мог только жадно вглядываться в плавные движения, уверенные жесты и ухмылки, вслушиваться в голос и совершенно не понимать о чем идет речь. Да и неважно это было. Куда важнее то, что весь семестр, а то и год, Реборн будет рядом. Можно будет в любой момент заглянуть к нему, пригласить на обед и поехать домой вместе, украдкой обниматься за закрытыми дверями аудитории и обмениваться многозначительными взглядами в коридорах. Никогда Тсунаеши еще не был так рад необходимости ходить на занятия в университет. — Вонгола, — из мечтаний вырвал родной голос, и Тсуна вздрогнул под тяжестью потемневших глаз, чувствуя волну жара внизу живота, — останься после занятий. Нужно обсудить твою учебу за границей. — Конечно, синьор Синклер, — Тсунаеши согласно кивнул и выпрямился за столом, расправляя плечи. К обсуждению несуществующей учебы по обмену они тем вечером так и не приступили, слишком занятые друг другом за закрытой дверью небольшой преподавательской комнаты.