Рокировка

Он сдаёт карты, словно медитирует,

А те, с кем он играет, и не подозревают,

Что он здесь не ради победы.

— Sting: Shape of My Heart

Тсунаеши лениво зевнул и перевел взгляд на большие часы над доской: до конца занятия оставалось чуть меньше двадцати минут. Литература сегодня проходила спокойно, синьор Синклер пребывал в хорошем расположении духа и студентов лишний раз не донимал вопросами, позволяя отвечать самостоятельно. Редкое явление в последние столь неспокойные дни, и студенты воспользовались возможностью, чтобы исправить или повысить средний балл, благо у Тсуны с оценками все было в порядке и на финальном экзамене он уверенно претендовал на «отлично». Рядом бессовестно дрых Такеши: выжатый после утренней тренировки, он растянулся по всей парте и закрылся сборником сочинений, надеясь, что небольшая книженция сможет спасти его от гнева преподавателя. Тсуна перегнулся через стол, посмотрел на обложку книги и хмыкнул: нет, не спасет. Сегодня они проходили Бернса, а Такеши намеревался спастись сказками Джонатана Свифта. Удивительная беспечность, но, зная везение друга, Тсуна не удивится, если преподаватель не заметит. Сам Ренато Синклер сегодня был не только спокойнее, но и выглядел привлекательнее. Строгую рубашку и привычные уже подтяжки сменила льняная сорочка свободного кроя, мужчина не удосужился застегнуть верхние пуговицы, и Тсуна мог поклясться, что раздавшийся возбужденный шепот одногруппниц с передних парт, когда преподаватель наклонился к столу, ему не послышался. Тсуна подпер щеку ладонью и посмотрел на синьора Синклера, лениво следя за каждым движением и изменением в мимике. Что-то не давало ему покоя, что-то неуловимое и неясное, и это что-то заставляло раз за разом искать взглядом преподавателя и пропадать в своих мыслях ни о чем и обо всем одновременно. За все занятие он сказал лишь несколько предложений, дополняя мысли других студентов, и большую часть времени просто пялился в никуда. Точнее, пялился-то он на одного конкретного человека, но не отдавал себе отчета в действиях, блуждая в лабиринте сознания. Встреча в церкви в прошедшее воскресенье не выходила из головы. Тсуна действительно не ожидал встретить этого человека так далеко от города. В Болонье было несколько церквей крупных и маленьких, затерявшихся на окраине, и в центре, дорога во Флоренцию и вовсе усыпана храмами и часовнями, какова вероятность, что синьор Синклер приедет именно в ту, что посещает семья Тсуны? Это было по меньшей мере странно, Тсуна редко встречал незнакомцев в той церкви и никак не ожидал встретить своего преподавателя, поэтому и был сбит с толку больше обычного. Интуиция шептала о том, что встреча была вовсе не приятной и не очень неожиданностью, а весьма намеренным событием, но Тсуна не мог найти точки соприкосновения и больше склонялся к тому, что это была самая банальная случайность, а он, испытывая к преподавателю весьма смешанные чувства, придает этому событию слишком много значения. Тсуна не стал говорить друзьям, никто, кроме Дино, не знал о странной встрече, Хаято не успел разглядеть лицо незнакомца, а Тсуна от его вопроса просто отмахнулся. Не хотелось лишний раз волновать друзей, в последнее время он и так слишком часто ныл и жаловался на преподавателя, так и до паранойи можно дойти. — Тсуна, — голос Такеши, тихий и все еще сонный, вырвал его из мыслей, — пара закончилась, и ты пялишься. — Такеши растянул губы в улыбке, а Тсуна пару секунд соображал о чем говорил друг, а затем зарделся и отвернулся. — Я просто задумался, — буркнул Тсуна, краем глаза наблюдал за тем, как Такеши потягивается довольно, приговаривая про отличный сон, и встает из-за парты, и перевел взгляд на часы. Занятие закончилось семь минут назад, аудитория опустела, и лишь Тсуна, Такеши и синьор Синклер остались. В коридоре шумели уставшие студенты, Тсуна растерянно посмотрел на друга, перевел взгляд на преподавателя и вздрогнул. Ренато Синклер усмехался и смотрел прямо на него. — Хорошо поспал? — голос преподавателя насмешливо понизился к середине, он обращался к Такеши, но не сводил глаз с Тсуны, заставляя студента поежиться. — Простите, маэстро, — Такеши беззаботно рассмеялся и почесал затылок, совершенно не выглядя виноватым, — у меня скоро соревнования, все силы уходят на тренировки, а у вас такой приятный голос, лучше любого снотворного. Реборн вопросительно изогнул бровь, едва заметно склонив голову на бок, а Тсуна во все глаза уставился на друга, мысленно желая оказаться где угодно, но не здесь. Желательно на другом конце света, потому что Такеши Угетсу, кажется, сейчас умрет, а Тсуна не хотел быть свидетелем убийства лучшего друга. Но Реборн только усмехнулся и махнул на него рукой. — Можешь не приходить до соревнований, — Тсуна перевел удивленный взгляд уже на преподавателя, не уверенный в том, что не ослышался, — тебя это не касается, Вонгола. Тебя я хочу видеть на каждом своем занятии, собранным и внимательным. Еще раз будешь пялиться на меня всю лекцию, поставлю неуд. Тсуна пристыженно покраснел и опустил взгляд, что-то промямлил невнятно и судорожно запихал тетради в портфель. Реборн с ухмылкой наблюдал за тем, как пацан на буксире тащил смеющегося друга из аудитории и чуть не споткнулся о порог, лишь чудом сумев удержаться на ногах. И вот это вот должно возглавить Вонголу после отставки Примо? Невозможно.

***

Киллер глубоко выдохнул, закрыл глаза на несколько секунд, а когда открыл, в них отражалась серьезность и жажда убийства. Его цель — наследник великой семьи, важнейшее звено для будущего мира мафии и не только: Вонгола уверенно держалась на рынке легального бизнеса, умело занимая нишу и доминируя над другими компаниями. Им удавалось балансировать на лезвии острого ножа, и теневой и легальный мир никогда не пересекались. И вот этот человек, вчерашний мальчишка, что сейчас громко хохотал в компании друзей перед аудиторией, мог как возвести мафию в абсолют, сделав ее намного сильнее, так и полностью уничтожить. Но у него не было шанса, потому что сейчас его жизнь весит на волоске, а грудь превратилась в мишень. Всего один выстрел, одно нажатие на курок, и Вонгола лишится не просто наследника, а будущего, и весь мир мафии перевернется с ног на голову. Ответственный момент, но мужчина готовился к нему. Выжидал месяцами, следил, не упуская ни единой возможности подобраться ближе. Он дышал в унисон со своей целью, просыпался и засыпал в одно время, досконально изучив расписание с точностью до мелочей. Он знал, когда цель ходит в туалет, когда предпочитает выйти выпить кофе, когда захочет прогуляться по коридорам университета, вместо того, чтобы пойти напрямую через внутренний двор. Он знал, какой столик в кафетерии займет цель, какую выпечку любит, в какую аптеку ходит за таблетками от головной боли, какой фильм из двух выберет в кинотеатре и на какой ряд сядет. Он изучил цель вдоль и поперек, выучил привычки, понял мышление, познал желания и страхи, и теперь был готов завершить дело. Стоит всего лишь нажать на курок, и юная жизнь оборвется. Глаза удивленно распахнутся на красивом лице, на губах замрет выдох, сердце пропустит последний удар, и тело упадет на кафельный пол, медленно остывая. Всего одно нажатие на курок, и мир мафии перевернется с ног на голову, Вонгола сойдет с ума от потери и горя, внутри семьи случится раскол, и они сами погребут себя заживо, но прежде утопят мир в крови. А он в это время будет наслаждаться каждым выражением боли на лицах Вонголы, будет насмехаться над каждым убитым ими, чувствовать превосходство над полицией, потому что именно он тот, кто заберет жизнь Секондо Вонголы. Мужчина глубоко вдохнул и медленно выдохнул, закрыл глаза, досчитал до трех, успокаивая сердцебиение и мысли, и посмотрел в прицел. Мальчишка улыбался широко, это хорошо, всегда хочется, чтобы цель ушла счастливой. Потому что там, куда он попадет, не будет ни счастья, ни горя, ни любви, ни боли. Только блаженная пустота. Но мужчине было все равно, он уже проявил благородство и милосердие, столь непривычные для теневого мира. Все идет по плану. Мужчина перевел прицел на высокого темноволосого парня, даже через оптический прицел зеленоватого цвета было видно, как он настороженно всматривается в толпу студентов, чувствует угрозу, но не может понять откуда. Парень наклонился к другому, что-то прошептал на ухо, кивнул на цель и перевел взгляд на светловолосого парня с зелеными глазами. Тот коротко кивнул, тоже почувствовал, а может и заметил. Но уже поздно, мужчина вновь перевел прицел на цель и затаил дыхание. Все идет по плану, всего одно нажатие, и нужно спешно уходить с крыши университета. Он бы мог забрать всех четверых, сыскать славу убийцы молодой Вонголы, но это не входило в планы. Не входил в планы и холодный метал, прижавшийся к затылку. Пистолет. Мужчина сглотнул, краем глаза он мог видеть только идеально отглаженные брюки и начищенные ботинки, лицо с такого положения рассмотреть было невозможно. — Не советую стрелять, — незнакомец усмехнулся и присел на корточки, теперь киллер мог видеть часть лица. Завиток бачков, точенную нижнюю челюсть, затененные шляпой глаза. Киллер сглотнул, осознание холодом сжалось в груди, и медленно отнял руку от рукояти винтовки. — Не знал, что сильнейший киллер столетия записался в охранники к Вонголе, — киллер нервно усмехнулся и незаметно потянулся к бедру, где в портупее был спрятан единственный шанс убраться с крыши живым. — Меньше знаешь, крепче спишь, — хмыкнули над ухом, но пистолет не убрали, нагревшийся металл болезненно прижимался к затылку. — Сколько они тебе платят? — киллер почти дотянулся до бедра и замер, отвлекая внимание болтовней. — Я заплачу вдвое больше. За голову этого мальчишки платят миллионы, если знать нужных людей. — Вижу, Дон Караваджо совсем отчаялся, — тихо щелкнул предохранитель, незнакомец поддался ближе и жаром дыхания обжег кожу на щеке, — если надеялся увести заказ у Аркобалено. Секундной заминки хватило, чтобы киллер успел выхватить нож и замахнуться, резко отведя руку назад. Запястье перехватила чужая рука, болезненно сжала, выбив нож, и заломила за спину, грозясь если не сломать, то порвать связки. Но уже не было причин опасаться за здоровье, киллер знал, что не уйдет отсюда живым. Никто не уходит живым после встречи с Реборном. Но попытаться стоило. Киллер обмяк расслабленно и зажмурился. Он готов к смерти, когда играешь с чужими жизнями, будь готов к тому, что раунд может закончиться не в твою пользу, Фортуна очень изменчивая особа, сегодня она осыпает тебя крупными заказами, а завтра сводит в битве с Дьяволом. Его Дьяволом оказался сам Реборн — лучший наемный убийца в этом столетии, сильнейший из сильнейших. Что ж, достойная смерть для недостойного человека. — Последние слова? — Реборн скучающе отдал дань уважения правилам: всего-лишь формальность, но ее следовало соблюдать. — Катись к черту, — киллер усмехнулся и закрыл глаза. Глухой выстрел спугнул редких для конца осени птиц с соседних домов, где-то испуганно взвыла бродячая кошка. Реборн перевел взгляд на свинцовое небо, затянутое плотными тучами. Убивать убийц своей цели ему еще не приходилось.

***

Тсунаеши поморщился и отвел взгляд, но сожаления не испытывал ровно ни на грамм. Человек, который толкнул его минутой ранее, чтобы влезть в очередь, не посчитал нужным извиниться и теперь совершенно заслуженно выслушивал гневные речи Хаято Арчери о воспитании и приличиях. Тсуна назвал бы этот разговор именно так, если бы Хаято, сжимая в зубах сигарету, не покрывал несчастного отборным матом и не шипел угрожающе, обещая если не сами пытки Ада, то что-то очень приближенное к ним. А стоило ведь всего-лишь извиниться, и тогда гнева лучшего друга и самопровозглашенного защитника Тсунаеши ди Вонголы можно было избежать. По крайней мере, Тсуна бы попытался свести конфликт на «нет», но увы. И если кому-то показалось, что вместе с благодарностью в глазах Тсуны плескалось хорошо скрытое веселье, что ж, он всего-лишь простой смертный, даже ему не чужды пороки. Студенты косились в сторону разбушевавшейся парочки, очередь в кофейне на углу кампуса медленно продвигалась вперед, бариста бросал неуверенные взгляды на менеджера, а где-то впереди Дино и Такеши уже подходили к кассе и делали заказ на всю компанию. Тсуна стоял в очереди лишь потому что девочки попросили захватить круассаны, а до парней впереди добраться было проблематично. Окно между занятиями было редкостью, но отмена скучной теоретической грамматики радовала Тсуну как нельзя кстати: близился тест по английскому, и чем чаще он смотрел на часы, тем сильнее начинал нервничать. Утро вторника выдалось на удивление солнечным, тучи, плотной завесой застывшие на небе в последние две недели, разошлись под напором последних осенних лучей, лишь редкие пористые облака, большие и белые, лениво плыли по небосводу, но закрывать светило не смели. Намека на дождь не было, и ветер тоже стих, впервые за долгое время в лужах отражалось высокое голубое небо и безмятежность, пришедшая вместе со сменой погоды. Перемены Тсуну радовали, он уже порядком устал кутаться в шарф и бродить среди серости по улицам города, хотелось чего-то яркого, красочного, непривычного, и погода отвечала на пожелания задорными яркими лучиками, прыгающими по крышам автомобилей и окнам домов. Но Тсуна не мог отделаться от мысли, что спокойствие и безмятежность заглянули ненадолго. Словно после короткой передышки в лице солнца придет что-то темное и страшное, что-то, что может изменить привычный уклад жизни навсегда. Безвозвратно. Предчувствие перемен пугало, Тсуна нервно озирался по сторонам, интуиция шептала о чем-то скверном, просила быть осторожнее, и Тсуна послушно жался поближе к друзьям, зная, что если что-то все-таки случится, то они первые придут на помощь. — Отпусти его уже, — Тсуна сжалился над незнакомцем, лицо которого то бледнело, то краснело, и мягко взял Хаято за запястье, успокаивающе погладил узелок пульса и улыбнулся, как умел только он: ярко-ярко, не оставляя и шанса на сопротивление. Хаято зыркнул на грубияна в последний раз злобно, выругался на смеси диалектов и потерял всякий интерес к жалкой персоне, подбираясь ближе к Тсуне. И, нутром чувствуя его нервозность, встал полубоком, скрывая от любопытных глаз. — Тупой ублюдок, — проворчал Хаято, подталкивая Тсуну вперед. — Урою, если еще хоть раз увижу. Очередь сдвинулась с мертвой точки, Такеши и Дино уже не было видно, а впереди стояли всего несколько человек: пара девчонок, что-то бурно обсуждающих между собой, и высокий мужчина в шляпе. Шляпа была знакомой, очень знакомой, Тсуна отвел взгляд и сглотнул, надеясь, что зрение его подводит. Хоть бы зрение его подвело, встречаться с преподавателем во время окна не хотелось, им еще предстоит увидеться на занятии, и Тсуна не был уверен в том, что напишет сегодня тест на «отлично». Скорее, чуть выше «удовлетворительно» и не больше. Хаято затянулся в последний раз, поднял взгляд к потолку и выдохнул сизый дым, прежде чем потушить сигарету о стену и метко отправить в ближайшую урну. Окурок пролетел пару метров и попал точно в цель, Тсуна восхищенно забормотал и чуть не врезался в спину девушки, когда очередь вновь сдвинулась. Синьора Синклера уже нигде не было видно, Тсуна посмотрел по сторонам, пытаясь отыскать знакомую шляпу, и, не заметив, выдохнул облегченно. Кажется, перерыв спасен. Вскоре вместе с бумажным пакетом с хрустящими круассанами Тсуна и Хаято сели за стол. Кёя неторопливо читал газету, кажется, не замечая ничего вокруг, Хана и Хроме что-то бурно обсуждали с Дино, Такеши о чем-то договаривался с непойми откуда взявшимся Мукуро. Когда Тсуна вставал в очередь, его точно не было, а сейчас сидел напротив, сиял лукавой улыбкой и не замечал заинтересованные взгляды студенток. Или замечал, но умело игнорировал, никогда нельзя понять, что у Мукуро на уме. Слишком скрытный и своеобразный он человек, чтобы читать его как открытую книгу. — Тсунаеши, — нараспев протянул Мукуро и, быстрее чем кто-то успел заметить, утащил из пакета выпечку, вгрызаясь зубами в мягкие бока. Хана возмущенно завопила, Кёя поморщился от крика на ухо, Такеши рассмеялся, а Хаято тихо выругался, готовясь разнимать драку. Тсуна переглянулся взглядом с Хроме и понимающе улыбнулся. Когда младшее поколение Вонголы собиралось вместе, творился полный кошмар. Хорошо, что экстремально энергичного Рёхея и капризного Ламбо с ними не было. Иначе можно было бы слезно попрощаться с кровными лирами: они бы с вероятность в сто процентов что-то сломали. — Тебе стоило сказать, что ты тоже хочешь круассан, — недовольно буркнул Тсуна и поежился от внезапного порыва ветра. — Я не хотел, — Мукуро расплылся в лукавой улыбке, делясь остатком выпечки с Ханной, а точнее отдавая большую ее часть в цепкие руки девушки, — но ты так старательно стоял в очереди, что я не посмел не угоститься. С возмущенным шипением Хаято и брошенным резко «ублюдок, хватит дразнить Тсуну» Вонгола тихо согласился и придержал пылкого на нрав друга. Драк не хотелось, благо Тсуна слишком хорошо знал своих друзей, чтобы купить выпечку каждому. Иногда ему казалось, что он воспитатель в детском саду, а вокруг него неуправляемые дети, склонные к разрушениям, а потом Тсуна вспоминал отца и его друзей, и убеждался в том, что детский сад и полный дурдом в Вонголе — дело нормальное. По-другому родной дом и любимые друзья уже как-то не воспринимались. Тсуна улыбнулся и посмотрел на яркое небо, игнорируя ссоры своей семьи.

***

Тест он все-таки завалил, и синьор Синклер не забыл об этом сообщить в четверг на всю аудиторию, соорудив на доске что-то вроде листа позора. Тсуна на ней занимал почетное первое место с двадцатью семью баллами из ста, и под веселый смех Такеши, который набрал восемьдесят, растянулся на парте. Так позорно тесты он не писал с младшей школы, когда еще имел прозвище «Никчемный Тсуна» и занимал последние места в списках успеваемости. Дети дразнили его, придумали страшно обидное прозвище, из-за которого десятилетний Тсуна ревел по ночам, и не звали играть, свято уверенные в том, что он только испортит всю игру. Отчасти, так оно и было, слишком стеснительный и неуклюжий, он часто падал, медленно бегал и не мог нормально ударить по мячу. А если и бил, то забивал либо в свои же ворота, либо вообще мимо. В общем, совсем не командный игрок. Отец никогда не ругался за оценки, посмеиваясь и уверяя, что это совсем неважно, но Тсуна слышал, как другие родители отчитывают и ругают одноклассников, и испытывал жуткий стыд. Джотто давал ему только самое лучшее, всегда окружал любовью и заботой, а он даже не может учиться нормально. Стыд, как спичка, поджег фитиль усердия и старательности, Тсуна начал усердно заниматься в школе и вне, и в шестом классе впервые попал в середину в рейтинге успеваемости. В старших классах проблем уже не было, Тсуна комфортно засел в восьмерке лучших и избавился от обидного прозвища во многом благодаря тому, что сменил школу и почти не общался с другими детьми, только со своей семьей. И вот, спустя два года после окончания школы и восемь лет после начальной школы, Тсуна вновь почувствовал себя тем самым «Никчемным Тсуной» и мечтал провалиться под землю со стыда. Никогда еще в университете он не писал тесты настолько плохо. И дело было вовсе не в том, что задания были сложными, нет, Тсуна просто никак не мог сосредоточиться и вникнуть в условия из-за навязчивого шепота интуиции и мыслей, которые так некстати лезли в голову. Тсуна слушал разбор ошибок и понимал, что если бы сейчас решал тест, то справился бы намного лучше. И от понимания этого стало так обидно, Тсуна стыдливо отвел взгляд, боясь посмотреть на синьора Синклера и увидеть в его бездонных глазах разочарование. — Расслабься, Тсуна, это всего-лишь тест, — теплая рука Такеши мягко сжала плечо, Тсуна оторвал голову от парты и посмотрел на друга, тот улыбался спокойно, в глазах плескалось понимание и поддержка, и Тсуна кивнул ему, робко улыбаясь в ответ. Все в семье знали, как болезненно он воспринимал собственные неудачи и как всегда пытался поддержать друзей, когда они сталкивались с проблемами и сложными ситуациям. Поэтому был действительно искренне благодарен Такеши за то, что он в этот момент был с ним рядом. Тсуна не знал, что делал бы, если бы остался один на один с этим всепожирающим чувством вины. До конца занятия он просидел тихо, внимательно вслушивался в объяснения преподавателя и фиксировал ошибки. На краю листа выстроился целый ряд вопросов, которые ему не терпелось задать, что-то объяснял Такеши, что-то в процессе объяснял сам Ренато, Тсуна вычеркивал вопрос за вопросом и к концу занятия у него осталось ровно два: почему он такой невнимательный идиот и как исправить оценку. С последним он направился сразу к синьору Синклеру, как только прозвенел звонок и другие студенты разошлись кто куда. Такеши будет ждать внизу вместе с Кёей, у которого тоже закончились занятия. Мукуро и Хаято уехали еще пару часов назад. — Никак, — преподаватель собрал бумаги со стола и убрал в черный кожаный портфель. — Но маэстро, — Тсуна сжал в руках тест, — от этой работы зависит мой итоговый балл. Я сам виноват и осознаю это, — он опустил взгляд в пол, надеясь, что преподаватель не видел его покрасневших щек, — пожалуйста, синьор Синклер, позвольте мне переписать тест. — Послушай, Вонгола, — Реборн выдернул листы из напряженных рук мальчишки и пробежался взглядом по красным отметкам, — некоторые ошибки не стоят того, чтобы их исправлять. В конечном итоге ты просто пожалеешь о том, что потратил свое время. — Реборн хмыкнул, заметив два не вычеркнутых из списка вопроса. — Тест не покажет уровень твоих знаний и вовлеченности в предмет, — листы отправились к остальным в портфель, а Реборн потянулся к своему пальто, — желание переписать его демонстрирует стремление к самосовершенствованию, это, конечно, похвально, но не оправдывает затраченные ресурсы. Мои и твои, — для ясности внес Реборн, заметив, как мальчишка поник плечами, — я не вижу проблем с твоим итоговым баллом, расслабься и проваливай, у меня свидание через сорок минут. Тсунаеши опустил голову еще ниже, скрывая лицо от пристального взгляда, и, казалось, что он сейчас всхлипнет и разревется, Реборн раздраженно выдохнул, готовясь отбиваться. Он ненавидел слезы, ненавидел плачущих женщин и детей, просто не зная, как на них реагировать, и еще больше ненавидел плачущих мужчин, но Вонгола удивил. Вскинул взгляд, собираясь что-то сказать, кивнул, побледнел щеками и тут же стремительно покраснел. — Свидание? — тихо пискнул он. — Это когда мужчина и, в моем случае, женщина проводят вместе хороший вечер, — Реборн усмехнулся и, чувствуя непреодолимое желание поддразнить мальчишку, наклонился к уху и выдохнул вкрадчиво: — И не менее прекрасную ночь. Тсунаеши вздрогнул всем телом, попятился назад и пискнул: то ли испуганно, то ли возмущенно. Лицо его светилось едва ли не всеми цветами радуги, пока мучительное осознание не достигло цели и не отразилось расширенными зрачками и стремительно алеющими щеками. — Хорошего вечера, маэстро! — Тсуна трясущимися руками подхватил портфель и поспешил к выходу из аудитории, нутром чувствуя пристальный взгляд между лопаток. — Вонгола, — Реборн позвал его, когда Тсуна уже почти вышел за дверь, — завтра в шесть собрание клуба. Тсуна что-то пискнул в ответ и ушел, даже не закрыв дверь. Реборн покачал головой и усмехнулся.

***

— Тсуна, ты опоздаешь, если не начнешь одеваться сейчас, — мягкий голос отца раздался из глубины коридора, Тсуна перевел взгляд на приоткрытую дверь и поежился: и как только Джотто догадался о том, что он еще не собран? Тсуна растянулся на кровати ничком, раскинул руки и ноги во всю ширину и пялился в потолок, не ощущая хода времени. Что-то внутри него отчаянно противилось тому, чтобы встать с кровати и начать одеваться, вместо это было желание полностью противоположное: зарыться носом в пушистое одеяло, сунуть голову под подушку и притвориться мертвым. Но Тсуна знал, что такой роскоши у него просто нет: синьор Синклер четко обозначил свое желание видеть студента среди прочих сегодня вечером в баре на пересечении улиц Рива ди Рено и Полезе. Тсунаеши перевел взгляд на дверь, вздохнул и нехотя поднялся. Отец был прав, если он не поторопится, то опоздает. Из коридора доносился рокот нескольких голосов, Тсуна, застегивая пуговицы на кремовой рубашке, узнал тихий голос Алауди, веселый тон папы и еще один: незнакомый, громкий и пробирающий до костей. Тсуна, как был в рубашке и носках, с любопытством выглянул в коридор и завертел головой по сторонам, пытаясь отыскать владельца незнакомого голоса. И столкнулся с пронзительным взглядом серых глаз, чуть прищуренных в уголках и холодных. Холодных настолько, что сама Арктика меркнет на фоне и кажется самым жарким курортом в мире. Похожий взгляд Тсуна видел у младшего Аччильязо во время драк и ссор, похожим взглядом старший прожигал конкурентов и недоброжелателей семьи. В глазах мужчины вспыхнула насмешка, тонкие губы растянулись в усмешке, взгляд медленно и пытливо скользнул по нему, оценивая и изучая, и только тогда Тсунаеши понял, в каком виде предстал перед незнакомцем. Так себе первое впечатление о наследнике, Тсуна пискнул и тихо прикрыл дверь, надеясь, что ни отец, ни Алауди не заметили его. Иначе от шуток и неодобрительных покачиваний головы не отмазаться потом. Тсуна наспех влез в серые брюки, накинул на плечи кардиган с белой полоской на груди и выскользнул за дверь, не забыв прихватить с собой сумку. Если получится, то он сможет уйти незамеченным, проскользнуть по стеночке и избежать еще одного контакта с незнакомцем. Все мечты и надежды рухнули грудой битого стекла, когда мягкая рука отца привычно взъерошила волосы и приобняла за плечи, притягивая ближе. — Это мой сын, Тсунаеши, — Джотто улыбнулся, застыв за спиной Тсуны, и сжал руку на плече. — Тсуна, наш новый бизнес-партнер, синьор Супербиа Сквало из Варии. Я как раз показывал ему поместье, когда ты решил поиграть в шпиона. Тсуна смущенно брякнул приветствие и отвел взгляд, не желая не то что встречаться с глазами незнакомца, а находиться здесь. Вот где-нибудь под землей, желательно в каком-нибудь недоступном для людских взглядов месте пожалуйста, но не здесь и сейчас в коридоре Поместья Роз под пристальным вниманием человека с холодными глазами. — Приятно познакомиться, — Сквало прищурился, заметив и смущение и откровенную нервозность наследника, к которым давно привык, и усмехнулся, прежде чем протянуть руку. Тсуна несмело пожал руку в ответ, удивляясь, какой горячей была кожа у человека с такими холодными глазами. Большая ладонь, вопреки ожиданиям, держала крепко, но не причиняла боли, Тсуна осмелился посмотреть на мужчину и удивление затопило его: глаза больше не казались холодными, но не это привлекло его взгляд. Волосы Сквало были собраны в высокий конский хвост и пара прядей челки выбилась из прически, падая на лицо. Столь необычная деталь в современном обществе притягивала взгляд, и хоть Тсуна более менее привык к мужчинам с длинными волосами, Сквало казался необычным. Возможно, потому что волосы у него были белее снега и в сочетании с мутноватыми серыми глазами и светлой кожей выглядели очень необычно. Для итальянца, как минимум. Тсуна невольно задался вопросом не альбинос ли он, но черные, почти угольные ресницы и брови, заставили отбросить мысли в сторону. Мужчина усмехнулся, широко обнажив ряд идеальных зубов, с четко проступающими верхними резцами, сжал крепко ладонь и отстранился, кажется, вмиг потеряв к нему всякий интерес. Тсуна неосознанно сжал пальцы в кулак и нахмурился: всем своим внешним видом Супербиа Сквало оправдывал свое имя и напоминал белую акулу*. Хищную, грациозную и очень опасную. Очень удачная ирония, если знать, в какой сфере бизнеса ему приходилось крутиться. — Во сколько вернешься? — Джотто махнул рукой, отправляя Алауди сопровождать нового бизнес-партнера, а сам проводил сына до входной двери и придержал пальто, пока он надевал и шнуровал ботинки. — К девяти, наверное, — Тсуна завернулся в пальто и улыбнулся отцу тепло, прогоняя мысли о загадочном незнакомце прочь — не время забивать голову, его поджидает собственный Дьявол. — Хорошего отдыха, — Джотто помог сыну надеть шарф, потянул слабо за нос и лукаво улыбнулся, — и в следующий раз постарайся надеть штаны, когда выходишь встречать гостей. — Папа!

***

Бар утопал в шуме голосов, музыке и стуке игральных костей о стол. Тсуна замер на проходе, огляделся, несколько напряженный количеством людей — все столики были заполнены мужчинами от мала до велика*; и поежился. Никогда ему не привыкнуть к таким местам. Тсуна распутал красный шарф, позволяя кисточкам свисать на шее, поморщился от взрыва смеха справа: кажется, кто-то выиграл партию в покер; и уверенно шагнул вглубь, стараясь держать спину прямо. Круглый стол, за которым синьор Синклер ждал его в прошлый раз, был занят большой и шумной компанией, Тсуна растерянно осмотрелся по сторонам, не зная, как в этом океане людей и шума отыскать преподавателя, когда чужая рука сжала запястье. Он чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности и страха, пронзившего сердце, и резко обернулся, чтобы встретиться с бездной чужих глаз. Ренато Синклер коротко усмехнулся, довольный полученной реакцией, и кивнул головой куда-то влево. Тсуна не успел поздороваться, заторможенно кивнул и последовал за преподавателем к столу, за которым уже ждали участники клуба. На этот раз смогли прийти все, кроме Элли. Кажется, она снова была занята в театре, Тсуна в нарастающем гуле голосов не услышал причину. Да и не то, что ему очень хотелось знать, он растерянно поздоровался с остальными членами клуба и сел на единственное свободное место — напротив синьора Синклера. Накатили воспоминания недельной давности, как они точно так же друг напротив друга сидели за маленьким столом и обсуждали Англию, Тсуна вспомнил, как темные глаза мужчины умиротворённо скользили по залу и с каким удовольствием он рассказывал про путешествие по шекспировским местам. Тсуна мягко улыбнулся, прогнал воспоминания и попытался погрузиться в обсуждение. Встреча прошла мирно, Тсуна чувствовал себя в своей тарелке и уверенно участвовал в разговоре, ловко избегая острые углы и спорные моменты, он слушал и был услышан, и наслаждался каждой минутой проведенного времени. Компания начала с Бэкона и закончила Киплингом, вино помогало развязать язык и стереть границы, под конец вечера Тсунаеши чувствовал себя совершенно спокойно и уверенно, он, перекинув ногу на ногу, покачивал стопой и, подперев щеку ладонью, вслушивался в слова преподавателя. Синьор Синклер подводил итог вечера и делился впечатлением о каждом. Тсуна так и не смог понять, зачем ему было воскрешать давнюю традицию, но, кажется, синьор Синклер и сам получал немало удовольствия от их встречи. По крайней мере, за все время его глаза не светились раздражением и насмешкой, как порой бывало на занятиях, и он неспешно потягивал кофе, выслушивая и слыша мнение каждого. Он мало говорил сам, больше предпочитая слушать, дополнять и направлять беседу, но не было ощущения, что ему в тягость находиться среди вчерашних подростков и слушать их. В какой-то момент они снова оказались наедине. Тсуна пропустил, когда ушли Лассо и Марио, не заметил тихого смущенного извинения Коралины, он скользил взглядом по лицу преподавателя, находясь далеко где-то в своих мыслях, и не заметил острого изучающего взгляда в ответ. Реборн сидел, расслабленно откинувшись на спинку стула, привычно строгая рубашка расстёгнута на пару верхних пуговиц, фиолетовая полоска галстука расслабленно спущена вниз, рукава закатаны почти до локтей, а пиджака нигде не было видно. И лишь шляпа на черных вихрах неизменно отбрасывала тень на лицо. Тсуна неосознанно посмотрел в глаза и сглотнул: Реборн смотрел прямо, не таясь, в уголках глаз застыло лукавство и что-то темное, обжигающее. Тонкие губы изогнуты в ленивой усмешке, плечи расслаблено опущены. Тсуна сжал ножку бокала с белым вином и скользнул кончиком языка по нижней губе, прежде чем медленно допить вино и отодвинуть бокал от себя. Тот тихо проехался по столу и ловок был спасен от падения, застыв между указательным и средним пальцами преподавателя. Тсуна опустил взгляд на широкое запястье, на линию вен, проглядывающуюся через оливковую кожу, и заторможенно моргнул. Синьор Синклер внезапно показался ему чертовски горячим мужчиной. Тсуна и раньше признавал, что он хорошо собой, но сейчас он видел перед собой демона: соблазнительного и сексуального. — Вонгола, — и голос у демона под стать: чуть хриплый, низкий, заставляющий что-то сладко сжаться внизу живота. Тсуна взволнованно прикусил губу. — Домой не собираешься? — Тсунаеши. — Что? — Реборн изогнул вопросительно бровь. Тсуна медленно встал из-за стола, вцепился пальцами в столешницу и внезапно поддался вперед, чуть не столкнувшись нос к носу с преподавателем. — Называйте меня Тсунаеши, синьор Синклер, — Тсуна едва мог удержаться на ногах от выпитого, но говорил уверенно и прямо, даже если так спокойно себя совсем не чувствовал. От внезапной близости закружилась голова, сладкий запах вина, горечь сигарет, пропитавшая все пространство бара, и терпкий запах одеколона делали с его сознанием что-то невообразимое. Тсуна чувствовал, как его ведет, как он неосознанно поддается ближе, потянувшись за запахом и пытаясь разложить его по нотам, разобраться в том, почему он так пьянит и манит. Он выдохнул шумно, сильнее стиснул столешницу, чувствуя боль в кончиках пальцев, коротко облизал вмиг пересохшие губы и закрыл глаза. — Ты перебрал, Вонгола, — Реборн поднялся следом и сжал руки на плечах мальчишки. — Тсунаеши. — Вонгола, — Реборн раздраженно выдохнул, сильнее сжимая плечи, и отодвинул студента от себя. Близость неожиданно нервировала. — Тсу-на-еши, — по слогам выдавил Тсуна и упрямо поджал губы, не собираясь сдаваться вот так просто. Реборн раздраженно и несколько устало выдохнул, потер переносицу, шумно чертыхнулся и возвел глаза к потолку. Святая Дева Мария, за что ему все это? Мальчишка выпил всего два бокала вина и осмелел, позабыв про привычное смущение и страх перед преподавателем. Лопочет что-то несвязное, прерываясь хихиканьем, на ногах еле держится и улыбается так довольно, словно клад отыскал — не меньше. — Пойдем, — Реборн крепко сжал предплечье и помог Тсуне надеть пальто, обмотал шарф вокруг шеи, закрыв и нижнюю часть лица, чтобы не слышать бред, срывающийся с губ, и только потом сам накинул на плечи дубленку, подбитую овечьей шерстью. Стоило вывести мальчишку из бара и передать в руки водителя, Реборн крепко сжал плечи Тсуны и подтолкнул не сопротивляющееся тело на выход. К ночи людей стало больше, приходилось пробираться через плотную толпу посетителей и смазано извиняться, задев кого-то плечом. Мальчишка не помогал, махал руками, что-то рассказывая, Реборн не слышал и не слушал, больше занятый тем, чтобы вывести его в целости и сохранности, мало ли кто придет по душу наследника Вонголы и воспользуется его состоянием нестояния. Как минимум два человека все время встречи кидали на них взгляды, но Реборн еще не успел разобраться были ли они телохранителями мальчишки или убийцами. Если в первом случае ему вовсе не стоило волноваться и можно было оставить Тсуну хоть в центре бара, то второй все усложнял: будет проблематично в такой давке защищать и Вонголу, и себя. Если кто-то решит напасть прямо здесь, поднимется шум и хаос, и насколько бы Реборн не любил хаос и суматоху, сейчас они были совсем не к месту. Реборн нахмурился, ощущая затылком пристальные взгляды мужчин, и сошелся на том, что это телохранители. По какой-то причине они не вмешивались, а только наблюдали, и Реборн, довольно хмыкнув, скользнул руками с плеч на талию мальчишки, прижимая ближе. Телохранители дернулись, но не встали со своих мест. Ветер приветливо дунул в лицо потоком холодного воздуха, Реборн поморщился и удержал мальчишку на месте, тот что-то бубнил в шарф про холод собачий и отвратную погоду и жался ближе в поисках тепла. Реборн раздраженно повел плечом и развернул Тсуну к себе лицом. — Где машина? Тсуна непонимающе уставился на преподавателя, заторможенно пытаясь понять, что от него хотят. Мир плыл перед глазами тусклыми красками, смазано горели желтые фонари, шум улицы заглушался стуком собственного сердца и крови в ушах. Тсуна расплылся в довольной улыбке и поддался к источнику тепла ближе. — Я сегодня отпустил водителя. — Доверительно шепнул он в шарф и хихикнул, словно делился величайшей тайной. Реборн чертыхнулся на смеси диалектов. — О! — восторженно заулыбался Тсуна, — лигурийский! — Что? — Вы, синьор Синклер, только что, — Тсуна прищурился, пряча улыбку в складках шарфа. — Послали меня и всю мою семью до пятого поколения к чертям на лигурийском! Реборн удивленно замер и моргнул, тупо уставившись на пацана. Редко кто в центральной Италии мог не просто различать диалекты, но и понимать их*. — Ты полон сюрпризов, Вонгола, — мужчина усмехнулся и сжал плечо мальчишки крепче. — Тсунаеши! — возмущенно засопел Тсуна. — Вы такой глупый, синьор Синклер. Я вас уже в пятый раз прошу! А вы. — Тсуна забубнил что-то еще, но Реборна это мало волновало, он иронично изогнул бровь и смотрел прямо в глаза мальчишки, размышляя, то ли стукнуть за такую наглость, то ли похвалить. — Вы меня отчитываете и смущаете постоянно, — Реборн прислушался к словам, все же решив разобраться в пьяном лепете, — а мне так стыдно теперь. И тест написал ужасно, и вас разочаровал, и себя. Я снова почувствовал себя Никчемным Тсуной. Это мое прозвище со школы, знаете, я тогда так плохо учился, а папа меня никогда не ругал за оценки, папа у меня вообще хороший, — Тсуна нежно улыбнулся, — а я его разочаровывал, учился плохо, друзей не было, неуклюжим был. Но потом, — Тсуна заговорил тише, Реборну пришлось напрячься и наклониться, чтобы расслышать его, — а потом я стал хорошо учиться и больше никто меня не называл никчемным. Даже Кёя. — Тсуна хихикнул чему-то своему, а потом резко как-то обмяк, сполз вниз, сел на корточки и закрыл лицо руками. — А вы, и тест этот дурацкий, я же знаю, готовился, но не смог сосредоточиться, а теперь мне так стыдно! И вы не помогаете! Реборн удивленно моргнул. Святая Дева Мария, что несет этот пьяный мальчишка! Он перестал понимать сбивчивую речь, вырывал только отрывки и никак не мог сложить картину воедино. Пришлось сесть на корточки, опустившись рядом, и сдернуть шарф, заглушающий большую часть слов. — Говори внятно. — Строго одернул Реборн. — Почему вы опять на меня ругаетесь, маэстро, — пробормотал Тсуна, теперь, когда шарфа не было, ему приходилось прятать лицо в рукавах, — всегда ругаетесь, всегда смотрите своими этими глазищами черными-черными и страшными, мне иногда хочется под землю провалиться, чтобы не видеть ваш взгляд. Вы жуткий. И красивый. Но больше жуткий, у меня от вас мурашки по коже, — доверительно шепнул Тсуна и заглянул профессору в глаза. — И рубашки эти ваши дурацкие. Вам что обязательно нужно носить рубашки вот так?! Я не могу из-за них сосредоточиться, — тише добавил он и сорвался в бессвязный шепот, услышать который Реборн уже не мог. Отойдя от первого удивления, он устало вздохнул, потер переносицу, осмотрелся по сторонам в поисках такси, но улицы были пусты и одиноки. И какого черта этот пацан решил отпустить водителя?! — Вонгола. Ноль эмоций, Тсуна продолжал что-то шептать, пряча глаза, Реборн расслышал только «глупый» и «Синклер». — Вонгола, — теряя терпение, повторил он, но результат остался тем же. — Тсунаеши! Мальчишка вскинул на него удивленный взгляд и заулыбался широко и искренне, так ярко, что света хватило бы на несколько кварталов. — Ну вот, назвали! Реборн шумно выдохнул, встал, прорычал что-то на смеси диалектов и дернул мальчишку за руку, поднимая в вертикальное положение. — Посылать людей в жопу неприлично, маэстро! Реборн поморщился, игнорируя возмущение, и взял Тсуну за руку, решительно потянул через дорогу. Черт возьми, он определенно об этом пожалеет, очень сильно пожалеет.