Алые цветы Сеула

Есть моменты, когда надежда окончательно выскальзывает из твоих рук, и её тонкие эфемерные крылья перестают дарить тепло и хоть толику света. Но зачастую моменты мимолетны, и ждать улучшений приходится довольно скоро, когда неразрешимая проблема вдруг оказывается решаемой, когда казалось бы, что ты морально опустился на самое дно, появляется то, что может поднять настроение. А есть места, в которые надежде путь априори заказан. И Тэхен живет в нём сколько себя помнить, валяясь в грязи, утопая в слезах, и он никогда и не знал, что такое надежда вовсе. Его мать была такой. Его сестра — тоже. Эти две чертовки, однако, гордились собой, и, развязно хихикая, довольствовались тем, что в очередной раз удалось заработать на тупых альфах. Ведь разве это трудно для омеги — раздвинуть ноги, немного потерпеть (а какой секс не приносит боли? Тэхен действительно думал, что никакой) и уйти с заработанными деньжатами, которых многие сучки даже с высшим образованием и не видели. Словом, деньги она с сестрой любила, зато свое тело пускала в расход. Никто не спрашивал Тэ, выбирал ли он свою сущность, влекомый матерью в грязный жалкий мир разврата и собственного отчаяния в публичном доме. Ему было тринадцать, когда первый мужчина впервые залез к нему в трусы. Четырнадцать — когда впервые переспал. У него не было другого дома, кроме выделенной комнаты, куда периодически наведывали клиенты, а парень предпочитал спать на полу, рядом с кроватью, лишь бы не касаться лишний раз этих гадких простыней. У него не было отца — иногда парня поражает ужасная мысль о том, что тот мог быть одним из тех безликих офисных служащих или владельцем крохотных бизнесов, с которыми он спал, ведь собственная мать наверняка не знает, от кого родила их с сестрой. Вплоть до семнадцати лет он жил во мраке. Помимо вынужденной работы, он редко выбирался на улицу, но, когда мать, забиравшая все его деньги себе, «по-честному» отстегивала ему пять процентов, поднакопив, парень мог купить себе что-нибудь. Тэхену нравились комиксы. Многие ребята из Shadow их читали, те, кто по уродливее и от того с меньшими карманными, выбирали дешевые, напечатанные на такой тонкой бумаге, что та была даже тоньше туалетной. К сожалению или счастью, Ким к ним не относился, и каждый раз подолгу выбирал в киоске новые издания, ласкал пальцами глянец, стоя у стенда с другими ребятами, которые только вернулись из школы и поправляли на плечах тяжелые рюкзаки, и в этот момент Тэ чувствовал себя одним из них — обычный мальчишка, забавляющийся комиксами после школы, сейчас он вернется домой и разогреет приготовленный мамой контейнер с едой, а потом пойдет играть в приставку. Может, в такие моменты надежда слабо махала ему через витрину светлой улицы обычного тихого района, не знающего бедности трущоб. Но домом Тэ был не райский сад, полный домашнего уюта. В борделе не было приставки, и просто так его не кормили — надо было отработать. Из приличного у него была только одежда — клиенты не любят спать с оборванцами, так им проще напомнить о том, как и с кем они пытаются забыться, избегая своих проблем с малолетним, что совершенно не понимает тягот взрослой жизни этих мужчин, как, может, понимают его мама и старшая сестра, нет, подросток просто чувствует то, что его сильно и очень больно обижают. Из раза в раз. В тот день впервые выпал снег. Тэхен спустился из свой комнаты с ноющими бедрами, полными синяков, и позавтракал с мальчишками своего возраста, а потом они выбежали во двор, чтобы словить макушками и плечами первые снежинки. В Корее такое новогоднее чудо происходит не каждую зиму, а в трущобах любой белоснежный снежок быстро мешается с грязью. Его надо успеть увидеть до того, как это случится. — Эй, мальчишка, у тебя вечером клиент, — на крыльце появляется его мама — худая, высокая и до безобразия злая и вечно прокуренная. Она никогда не называла сына по имени. Запнувшись о собственные ноги, Тэхен разодрал коленку, и всё равно послушно кивнул. Если он посмеет отказаться, то женщина надает ему по спине чем придется, будь то древко швабры или пластмассовый тазик. Когда та фыркает и скрывается в доме, запахивая подорванный пушистый ворот безвкусного кроваво-красного платья с перьями, Тэхен сжимает в руках землю со снегом, уставившись взглядом в пол, и снова чувствует, как надежда, скромно выглянувшая из-за плеча радости, что он испытал, несясь на встречу первому снегу, снова ушла от него, растворилась в воздухе. Поднявшись с земли, он не обернулся на замерших ребят, когда те звали его ещё чуть-чуть поиграть, и ушел обратно в комнату. Ему нужно помыться и замазать синяки на особо видных местах. Обычно ему не давали клиентов так быстро — последний оставил его вчера днем валяться на покрытых спермой простынях, с алеющими кровоточащими укусами на бедрах и потянутыми мышцами на икрах, потому что альфа брал его со спины вначале, и мальчишке приходилось стоять на носочках и подмахивать диким, почти одержимым толчкам. Обычно у парня на восстановление было хотя бы три дня. Тэхен намывается в общем душе, слыша, как старые матроны цокают, увидев состояние его тела, и гадко подмечают, что Киму надо очень постараться привести себя в порядок, чтобы клиент не отказался брать его. По мере жизни в борделе Тэ приспособился не слышать всего того, что о нем говорят. Он несколько часов валяется в кресле, ожидая, когда высохнут тело и волосы, лениво листая комиксы. Раньше он всегда переживал до прихода альфы и не мог ни на чем сосредоточиться, но сейчас секс вошел в его рутину, и уже не вызывает такого всплеска страха. Это всего лишь член, толика унижения, привычная боль и он снова свободен. Однако в этот день произошло что-то необычное. Его попросили прийти в ВИП-комнату. Это помещение с диванами, небольшой сценой с шестом и занавеской, которая ведет в спальню с собственной большой кроватью. Тэхен иногда убирался там от пачек еды, разбитого хрусталя стаканов, от презервативов и жидкостей, но никогда не проводил там встречу. Лишь переступая порог этой комнаты, его начала одолевать тревога, как в детстве. Лица клиента видно не было, так как единственный верхний свет был над небольшой сценой и слепил Кима. Он не получил никаких инструкций и тогда взялся рукой за шест, пытаясь вспомнить, каким движениям его учили. Танцевал он неплохо, но его почти никогда не просили это делать. В глухой тишине, разбавляемой убавленной клиентом интимной музыкой, которую было едва слышно, раздался звон горлышка бутылки и наливаемого алкоголя в фужер. В помещении было прохладно из-за его неоправданно больших размеров и отлично работавшей вытяжки, чтобы убирать сигаретный дым, если клиент решит закурить. Проходило время, и Тэ продолжал на последних крохах фантазии придумывать движения, а клиент всё медлил и не спешил подзывать его к себе. — Ким Тэхен? — наконец услышал он с диванов и остановился. Всё, что Тэхён мог рассмотреть — у мужчины был хороший костюм и большие лакированные ботинки. На его пальцах, державших бокал с вином, светилось несколько перстней с алыми камнями. — Это я. — М-м, — низкий голос прошелся мурашками по спине мальчишки. От возникшей неловкости Ким поправил подол блузы, потянув его ниже, чтобы прикрыть бедра в коротеньких шортах. — Ты понравился моему человеку. Значит, этот альфа пришел по знакомству? Потому что посоветовали? Тэхен сдержался от того, чтобы не сморщиться. — Я нравлюсь многим, — в подобие защиты выпалил омега и тут же опустил голову от испуга. Порой он не держал язык за зубами, что очень расстраивало альф, а мама в очередной раз лишала его еды в наказание. — Не в этом смысле. Ему понравился твой подвешенный язык, — мужчина, судя по звуку деликатного глотка, отпил немного вина, и Тэхён всё еще не мог разглядеть его лица — один из светильников, направленных на сцену, был как раз над головой клиента. — Я пришел лично убедиться, что ты подходишь. До того, как быть принятым в семью. Семью? Шведскую, что ли? Быть проституткой лишь для определенных альф? Тэхен слегка попятился назад со сцены, однако не решаясь сбежать, и тогда клиент поманил его двумя пальцами к себе. Поджав губы, омега от безысходности подошел ближе, и удивленно вылупился на жилистую руку, протянутую ему тыльной стороной вверх. — Что ты знаешь о мафии? *** В штаб-квартире стоит отвратительный запах концентрированных феромонов разозленных мужчин, пороха и страха. Парализующий и свербящий в носу, по сравнению с ним кровь и вонь кислоты, разлитой по полу, не кажутся такими тошнотворными. Намджун пытается не морщиться, смотря на то, что осталось от врага после допроса ими, доминирующей мафией, и, чтобы справиться с собой, закуривает первую попавшуюся сигарету из пачки. Перед началом все вовлеченные мужчины скинули свои пиджаки и достанные из их карманов пачки сигарет, телефоны и кобуры с оружием на барную стойку в открытой кухне. Сколько бы времени ни прошло, он все не привыкнет к таким делам. За его спиной слышится возня — солдаты начинают прибирать весь бедлам, уже приученные к грязной работенке, когда Намджун смотрит на моросящий за окном высотки дождь. Наверху плохая погода всегда застает раньше. Подошедший Юнги становится рядом, одной рукой оттянул карман брюк, его плечи опущены и расслаблены. В отличие от Кима, такие дела больше не вызывают в Мине должной реакции ужаса и некой вины за чужую жизнь. Он ниже, субтильнее, чем Намджун, напоминавший своей фигурой добротного медведя, в пору боевым солдатам их семьи, и всё же чужая уверенность и непоколебимость кажутся неоспоримыми. — Завтра ночью в порту Пусана надо принять полтонны груза, — Намджун тут же пытается вспомнить, что за сделка, однако голова последнее время забита лишь тем, как умаслить профсоюзы. Время выборов в мэры, и у них уже есть подходящий кандидат — в бывшем судья с отличной репутацией, коллега Намджуна с незапамятных времен, как только молодой специалист переступил порог прокурорской конторы. семья пару лет назад наведалась в дом к Гын Чон Хвану, судье, с дружеским визитом и предложила отличную должность, если тот обещает сохранить им верность, и падкий до открывшихся перспектив гос. служащий с охотой согласился и пребывал на крупных внеочередных премиях всё это время. И теперь, наконец, настал час расширения влияния их семьи в городе. А для этого требуется минимум половина положительных голосов от самых важных профсоюзов, многие из которых из довольно состоятельных сфер и не желают водиться с мафией. Но Намджун знает, какие аргументы придутся им по душе и заставят склонить перед ним головы. — Я беру Чонгука. Уплывший в своих мыслях о работе Намджун возвращается в реальность и сглатывает сухой ком в горле. Кровавые пятна на руках начинают неприятно зудеть, и они оба в напрочь испорченных белых рубашках, а возможность помыться представится только дома. Всё это откровенно действует на нервы. В некой неуверенности, которую Нам тут же жестко задавливает в себе, он спрашивает, стараясь не звучать изрядно любопытным: — Боевое крещение? — Ты слишком печешься об этом мальчишке, — Юнги окидывает его нечитаемым взглядом и идет на кухню, берет стакан из скудного набора посуды с верхней полки подвесного шкафа, наливает в него воду из-под крана и осушает вместе с двумя подготовленными на ладони таблетками от головной боли, отмечая, что нужно хорошо выспаться перед дорогой в Пусан. Так называемое «боевое крещение» — это старый ритуал посвящения в семью, где новичка привлекают к участию в криминальном деле, чтобы посмотреть, как тот проявит себя. Как только Чонгук появился на горизонте, пришедший отрабатывать долг своих родителей перед мафией, Нам тут же взял его под свое крыло и не отпускал, на все заварушки всегда таскался следом и не давал Чону ничего делать самостоятельно. Хотя Чонгук и выглядел вполне крепким парнем, умеющим за себя постоять, Юнги ни разу не видел, чтобы тот участвовал в криминальных сделках. Страх показывать себя в лицо как представителя семьи перед посторонними — не лучшая черта, знатно унижающая достоинство их дел. Юнги не любил подобных тепличных условий даже для юных альф. В их время, время, когда сам Намджун, Хосок и Юнги были детьми, даже еще не знакомые друг с другом, жизнь уже знатно показывала им когти и кидала в самые глубокие ямы, с ироничной усмешкой наблюдая, как они будут справляться. Юнги знает, что Намджун хочет возразить. Это видно по напрягшейся фигуре, по насупленному лицу, которое Ким хочет списать на сосредоточенность. Оба знают, что слабые солдаты зачастую погибают во время таких вылазок. И всё же, кое-что между ними должно быть всегда сильнее личных желаний и прихотей. — Ты прав. Верность. *** Порт Пусана — красивейшее место по ночам, остров разноцветных огней, шума прибоя и рева лодок, готовых пришвартоваться в бухте. Многие пары любуются красотами этих живописных мест приморского города, его рифами и холодным осенним морем, делают фотографии и романтично целуются, укрыв друг друга в объятиях. Им не следует знать, что порой происходит под этим уютным покровом ночи, скрывающим всех людей от будничной городской суеты. Юнги выходит из машины, поправляя ворот легкой куртки, чтобы спасти шею от холода, и за ним на тротуар выходят трое крепких юнцов, все как на подбор выше его на голову аль полторы, но следующие за ним, как слепые утята за мамой-уткой. Приказав всем спрятать пистолеты и отключить мобильники, чтобы не отвлекаться на лишние звонки, Юнги, знающий это место как свои пять пальцев, ведет их вглубь порта, мимо танкеров с большими грузовыми контейнерами оранжевого цвета, мимо полосатых красно-белых погрузочных кранов, минуя дорогие яхты и большие лодки, скрываясь в лабиринтах все дальше и дальше. Стоит смотреть под ноги, чтобы не споткнуться об гигантские корабельные цепи, тяжелые канаты и столбы, к которым привязываются причалившие суда. Пусанский порт поражается своими размерами и лишь издали кажется крохотным набором упорядоченных кубиков лего, вблизи же каждый объект возвышается гораздо выше человеческого роста порой и в несколько раз. За доками для ремонта судов они оказываются на товарном складе — под открытым небом нагромождены друг на друга большие белые контейнеры с логотипом фирмы. Тут вообще нет электрических столбов, но луна светит достаточно ярко. Чонгук плетется в хвосте, и его поражает неоправданный страх того, что любой из этих не особо тщательно закрепленных контейнеров может в любой момент скатиться и раздавить его. Намджун сказал, что в этом деле Чонгук должен проявить себя на все сто, и сейчас парень всё еще не может понять, в чем причина такой тревоги. Низкий мужчина впереди них — обычный младший босс по делам с общественностью, как Чонгук знает, таких еще трое, включая Намджуна, и каждый ответственен за свою отрасль в семейном бизнесе. Может, Ким не хочет ударить в грязь лицом перед коллегой, хочет показать, что у него, Кима, есть такой отличный подопечный? При воспоминании о своем боссе Чонгук расправляет плечи и весь приободряется, а когда они останавливаются у нужного причала, то и вовсе уже оказывается в начале, рядом с Юнги. Тот на него косится и сверяется с наручными часами. Нужная яхта пряталась за поворотом, в самой непопулярной, почти заброшенной части порта, где в основном хранятся старые лодки и не ходит охрана, и сейчас выплывает к ним на оговоренное место встречи. У неё на носу, задрав правую ногу на перила, стоит мужчина в обычной синей мастерке, с модной прической, и кивает Юнги в знак приветствия. Он китаец, и выглядит, как совершенно обычный работник среднего класса. Таких полным-полно в общественных столовых на обеде у офисных центров, таких можно встретить в поликлиниках, сидящих в очереди к педиатру со своими дочками, наряженными в милые пушистые кугуруми или розовые платьица. Такие обычно рассеянно носятся по супермаркету со списком продуктов от жены. Словном, никогда не скажешь, что такой мужчина будет замешан в контрабанде оружия. — На отгрузку, — дает указание своим людям Юнги и отходит переговорить с этим мужчиной. Чонгук бойко запрыгивает на лодку, кивает на пойманный взгляд китайца за штурвалом, и идет на карму, где ему тут же в грудь пихают тяжелый деревянный ящик. Не зная, что с ним делать, Чон спускается с тяжеленой ношей обратно с лодки и едва не пчертыхается, как девчонка, когда его слепит фарами грузовик. Водитель спрыгивает с салона и идет открывать им створки кузова. Только на третьем перенесенном им ящике Чонгук понимает, что в них огнестрельное оружие. Но это его не смущает так сильно (ведь откуда-то всю семью и её солдат нужно снабжать оружием, и контрабанда из соседних стран — единственный шанс сделать это тихо и в тайне от Корейских властей), как-то, что дальше по мере разгрузки ящики становятся все легче и легче. Остальные солдаты, кажется, ничего не замечают. Тогда Чонгук решает убедиться самостоятельно. У него на ключах всегда его швейцарский ножик. Очаровательный атрибут плохого мальчишка с татуировками для девчонок в универе, отличный помощник, чтобы эффектно открыть бутылку вина или, вот, ящик, для самого Чонгука. — Эй, хватить в лынды бить, — с некой обидой окликает его один из солдат, ставя очередной ящик в кузов. Чонгук, забравшийся в грузовик, кивает и подхватывает его ящик, делая вид, что думает, куда его поставить, но на самом деле ждет, когда навязчивый пацан уберется обратно на лодку. Когда тот уходит, Чон выуживает перочинный ножик и вытягивает толстые железные скобы с ребер ящика, затем поддевает крышку и вглядывается в содержимое, подсвечивая карманным фонариком, висящим на всё тех же ключах. Два ряда пистолетов выставлены в ряд благодаря деревянному держателю, куда втиснуто каждое дуло, и таких держателей в коробке должно быть четыре, Чонгук знает, потому что вскользь видел такие на складах семьи, куда порой ездил с Намджуном по мелким делам. А в этом ящике и в двух последующих было всего два держателя, иногда не все ячейки были заполнены, в них поперек стояли тяжелые деревяжки, припорошенные бумагой и стружкой для безопасной перевозки. Чтобы не вызвать подозрений, Чонгук опять закрывает все три ящика и ставит их вглубь грузовика, а затем возвращается на отгрузку, иногда поглядывая на Юнги, чтобы выждать момент, когда китаец наконец отстанет от него и даст Чону перекинуться с боссом парой слов. Такой момент настает почти в самом конце, когда на палубе остается все один паллет с ящиками. Оба босса расходятся, Юнги отходит в сторону, чтобы закурить, и идет к грузовику самостоятельно пересчитать ящики. — Здесь не хватает, — говорит Чонгук ему почти шепотом, кидая за свое плечо, пока ставит очередной ящик и водитель, член их семьи, бойко пристраивает его в кузове наверху других. Чон боится, что, может, его не услышали, судя по отсутствии реакции, и вдруг крупно вздрагивает, когда понимает, что на него смотрят впритык. — Аргументируй, — требует босс. Тогда Чонгук запрыгивает в кузов и, следя за тем, чтобы китайцы его не видели, вытягивает уже ранее открытый им ящик и подсвечивает Мину содержимое, иллюстрируя жирную пропажу прямо у них из-под носа. — Я понял по весу. Последние ящики гораздо легче, чем первые. Наверняка они думали, что мы устанем тягать и не поймем, что веса стало меньше. Юнги отстраняется и смотрит на него некоторое время, а потом вдруг делает то, что Чонгук еще долго будет вспоминать во снах. Едва обернувшись, мужчина уже держит в руках свой пистолет (запрятанный не в кобуру, а предусмотрительно заткнутый за кожаный ремень), и мгновенно стреляет в трех едва опомнившихся китайцев. Пули нашли их головы на палубе, у штурвала и у парапета, ведущего на яхту. Все оставшиеся представители семьи замерли в тихом ужасе. Чонгук смотрел на всё с большими, полными страха глазами, и он тут же дернулся вглубь кузова, когда Юнги, замерший каменным изваянием, снова спрятал свой пистолет, на этот раз в кобуру, чтобы не прожечь себе штаны раскаленным дулом. Из глубин каюты на палубе показался последний оставшийся в живых китаец, явно юный солдат группировки. — Никто не смеет обманывать мою семью, — изрек Юнги рычащим голосом, не сомневаясь, что юнец всё поймет. — Передай своим, если они не хотят развязать войну, то я жду украденный товар в двойном размере через неделю, и вы сами доставите его мне на склад. Едва осознав чужеземную для него речь, солдатик с готовностью закивал, цепляясь за перила, как за свою жизнь, и смотря на Юнги большими испуганными глазами. Дав отмашку своим, Юнги вновь затянулся еще не успевшей догореть папиросой и посмотрел на Чонгука, от шока упавшего задницей на закрытый ящик. — Ты молодец. Намджун не прогадал. От ожидаемой похвалы справляться с пережитым оказалось немного легче, часть нахлынувших волной негативных эмоций заглушилось. Когда остаток ящиков, которые действительно весили, как перышко, утрамбовали в грузовик, тот медленным ходом отчалил с пристани, и все четверо вернулись другим, окольным путем к поджидавшей их машине. Каждого развезли до дома в Сеуле, Юнги смерил его взглядом, когда Чонгук вываливался из машины на парковке общежития, и Чон, не оглядываясь, быстро поднялся по лестнице, игнорируя лифт, залетел в свою комнату и, заполошно дыша, замер. После пережитого он не знал, куда себя пристроить. Справляясь с дыханием, он разделся, принял душ — старался войти в привычную рутину, однако, стоило голове коснуться подушки, приятно пахнущей кондиционером для белья, как парень всхлипнул, глуша рыдания в край одеяла, натянутым на лицо. Кажется, только сейчас он впервые начал осознавать, что значит быть в мафии. *** Когда Чимин пришел к отцу на следующих выходных, до этого всю неделю терпя скулящего и извиняющегося за пьянку и украденные деньги Ынкёна и продолжая работать уборщиком в исправительном учреждении, где всё еще платили стабильно и вдвое больше, чем на заводе, он столкнулся с приятной новостью: последнюю неделю перестали воровать, перестали бродяжничать и нет попыток ограблений, которые в этом районе встречаются до безобразия часто. Пребывая в хорошем настроении, отец поставил к ним на стол испеченные им вишневые пирожки, и Чимин с благодарностью умял их все, не признаваясь и под страхом смерти, что в тесте слишком много соды, а в варенье — соли. Приближаясь к старости, родитель всё чаще стал плохо рассчитывать пропорции ингредиентов для своей выпечки, да и на вкус многое не различал. Запив всё душистым чаем с жасминовыми цветками, омега наврал ему опять в три короба о том, как тяжело учиться в университете, но он справляется и подрабатывает на почте недалеко от общежития. Но когда родитель продолжает засыпать вопросами, Чимин добавляет, что Ынкён, наконец, нашел работу. Отцу его парень со старшей школы никогда не нравился, но альфа относился к нему с долей сочувствия, зная, что Ынкён сирота и до совершеннолетия жил в детском доме, и государство откупилось от него лишь квартирой (в которой они и живут) и дипломом окоченной школы, а у самого альфы за душой ни гроша. Но он не мог отрицать его дурного влияния на своего сына и всегда был против их отношений. И так, выслушав ушат недовольства в сторону его избранника, Чимин отправился спать в свою старую комнату в небольшой квартирке за кофейней, а с утра пораньше, отзавтракав лишь кофе, поцеловал отца на прощание в щеку и выскочил на улицу с целым пакетом пересоленной или недосахаренной выпечки. Однако и тут день был полон сюрпризов. Ему на телефон пришло сообщение с предложением встретиться. Чимин замер и оглянулся, словно написавший ему альфа, с которым они не виделись с прошлых выходных, появится прямо из-за угла. Ответив согласием, Чимин свернул с привычного пути и пошел на остановку. Место, где ему предлагали встретиться, находится за шесть остановок от его дома, в каком-то интересном заведении с, как уверял написавший, вкусной выпечкой. А Чимина долго уговаривать не надо. С новой зарплаты, предусмотрительно отложив часть денег, Чимин позволил себе купить на рынке новые джинсы, черные клёш, что эффектно подчеркивают округлости его ног, а также белую футболку с принтом зелено-лиловых лилий. Кроссовки, сумка и пушистая голубая кофточка от промозглого ветра остались те же, старенькие, но даже в таких незначительных обновках Чимин почувствовал себя модником, словно действительно современный студент. Юнги встретил его у входа, чтобы не было нужды искать друг друга в большом зале, и, предложив свой локоть в качестве поддержки, как настоящий кавалер, вышедший из старых фильмов, открыл перед ним дверь и повел внутрь недавно открывшегося заведения, где, по словам Хосока (который был горазд ходить на всякого рода свидания), точно понравится омегам. Чимину тут же стало неуютно, едва они успели занять столик. Множество пар сидели за небольшими столиками, поглощали еду из больших тарелок с крохотными порциями, но, что более важно, все они выглядели так, словно представляли совершенно другое сословие, на которых Чимин мог смотреть лишь снизу вверх, но никак не сидеть наравне. Нет, с самооценкой у него было все в порядке, но он понимал, когда должен убраться и не стоять рядом, куда не следует даже соваться, чтобы не быть высмеянным и очерненным чужими словами. Хотя Юнги, одетый также просто, как и он, вполне вписывался в подобное место даже в кардигане и простых штанах. Когда к ним подошел официант, Чимин окончательно растерялся и схватился за меню. Он не знал ни одного названия блюд, и, когда пытался прочесть ингредиенты, напечатанные какого-то черта мелким шрифтом, понял, что они еще и на английском, которого он не знал. Юнги насторожился, увидев, что Чимин вдруг дрожащей рукой положил ламинированное меню на стол перед собой и в плохо осознанном жесте прижал сумку к груди и начал мять ткань, теребить брелоки. Отложив собственное меню обратно на подставку, Юнги потянулся, чтобы взять его за руку и ободрительно сжать. — Хочешь пойти в другое место? «В место, где тебе будет комфортно, веди, я на всё согласен», — осталось не высказанным. После кивка и извинений, что Чимину не пришлось по вкусу место, куда его пригласил парень, омега в своей простоте поражал Юнги, ведь, несмотря на то, что омеге не понравился ресторан из-за слишком вычурной фешенебельности, Чимин повел его в Макдональдс. И тут уже Юнги чувствовал себя не в своей тарелке, окруженный толпой голодных школьников и студентов, что глазели на его внешний вид и явно разбирались в дорогих брендах одежды. Чимин уже увереннее выбрал себе покушать, а Юнги вновь ограничился кофе, но, немного подумав, решил, что юноше может быть неудобно вновь есть в одиночестве, поэтому на свой страх и риск взял наггетсы, соус и банку пива. Пока ожидали заказ, они занимались интересной игрой, заставившей Юнги снова почувствовать себя подростком: они прислушивались к разговорам вокруг, подхватывали эту тему, выражали свое мнение, а потом тихо смеялись со своей же глупости и принимались подслушивать других. Так за пятнадцать минут они успели обсудить фильмы Марвел; справедливость тройки по физике, учитывая, училка сама ничего не смыслит; школьные соревнования по баскетболу, где один худосочный бойкий малец обязался отделать рядом сидящего на стуле нападающего мячом по голове, если тот снова проворонит пас; новый альбом PSY; приколы в интернете; и вместе со студентами посетовали на то, что совсем скоро новогодние каникулы и они смогут, наконец, уехать домой в провинции. Забрав заказ, есть решили на улице. Осенние дни все меньше радовали хорошей погодой, небо было пасмурным, но дождя не было, как и ветра, поэтому они сели на какой-то каменной плоской перегородке, отделяющей высокие клумбы с цветами местного гос. учреждения от тротуара и узкой улицы напротив детского сада и парковки. Чимин забрался с ногами, скрестил их в позе лотоса и голодно накинулся на бургер, когда Юнги почал свое пиво и пока не решался притронуться к фастфуду. У молодых-то желудок термоядерный, и энергетики, и тонну сладостей, и подпорченные продукты переваривает за раз, а ему уже стоит поберечь себя, хотя, конечно, на части разваливаться ему тоже еще довольно рано. Где-то на середине разговора о том, как Чимин провел вчерашний день, и пересказа беседы с родителем, Юнги спросил так просто, словно интересовался временем или говорил о погоде: — Хочешь, я могу оплатить тебе учебу, — и все-таки пригубил картошку из чужого пакета, запив её добрым глотком безалкогольной газировки. Чимин одним махом сглотнул всё, что у него было за щеками, и пораженно посмотрел на мужчину. Как он понял, у Юнги есть бизнес, что-то связано с недвижимостью и покупкой старых китайских ресторанчиков-лапшичных. Следовательно, деньги у него водились, но чтоб столько? Однажды омега интересовался, сколько стоит оплата обучения в университете (если честно, этот вопрос волнует его довольно давно, потому что сейчас ему девятнадцать, но через пару лет время уйдет и он уже не сможет поступить и чувствовать себя комфортно среди ребят первого курса, будучи намного старше). Однако он не мог позволить себе такие огромные траты и брать кредит. — А что взамен? — спросил Чимин, тихо прихлебывая кока-колой. Юнги замялся. Взамен? Он не считал, что плата за обучение сильно ударит по его карману, и был прекрасно осведомлен о ценах, потому что на его попечении уже находится один студент. Слышать «взамен» от Чимина кажется чуждым. Юнги не хочется, чтобы тот чувствовал себя обязанным, и готов всё делать без задней мысли и без желания «платы» также, как он помог району, где располагалось кафе отца омеги, избавиться от бандитов. Для него это сущие крохи того внимания, что он может оказать. Когда ответа не было слишком долго, Чимин решил предположить сам, поставив высокий красный стакан сбоку и уже потянувшись лапкой в крафтовый пакет за следующим угощением. — Я буду чем-то типа любовницы? — Любовницы? — не понял мужчина. — Ну, такое обычно показывают в сериалах, — беззаботно сказал Чимин, смотря на него открытыми и честными глазами. Юнги тонул в них, как мальчишка, и не мог найти выхода из этой пленяющей простоты и невинности. — У женатого бизнесмена появляется любовница, которой он дарит подарки и скрывается от жены. — Я не женат, — тут же заверил Юнги. — Разве нет? — Чимин опустил взгляд на его руки, держащие банку меж широко, по-мужски расставленных бёдер. Там по-прежнему красовались кольца с алыми камнями, привлекшие его внимание ещё при первой встрече. — Я думал, что это обручальное кольцо, поскольку оно кажется дорогим. — указал пальцем на драгоценный камень. Юнги проследил за его жестом взглядом. — Обручальное кольцо носится на безымянном пальце правой руки, — объяснил Юнги. Сидя на каких-то задворках с мальчишкой, с которым случайно переспал, а затем не смог выкинуть из головы, Юнги не представлял, в какие перипетии заведет их жизнь. И что Чимин в будущем будет иметь отношение к фамильным перстням больше, чем он сам. — Так что? Боже, какой ответ он хотел услышать. Что Юнги дает эти деньги в долг? Что он не хочет приплетать юношу к такому грязному слову, как любовник? Говорить о влюбленности? Слишком рано и глупо, они так мало знают друг друга, но какого тогда черта Юнги сейчас пачкает дорогие брюки о грязные бетонные плитки и давится дешевым пивом и фастфудом? — Давай будем просто друзьями. — Разве друзья будут тратить такие большие деньги на обучение? Это слишком большая сумма. Я знаю, как зарабатывать деньги без образования, и мне нужно потратить четыре своих зарплаты, чтобы оплатить один месяц, питаясь на хлебе и воде, — Чимин пожал плечами и откусил остатки своего бургера. Вспоминается момент, когда они встретились, и потом еще один, в тюрьме. Чимин вдруг замер, не дожевав, и посетовал, как он мог забыть всё это? Юнги же на самом деле куда страшнее, чем думал Пак, разомлевший в мареве наплывшей страсти и приятных посиделок в кондитерской. Юнги же, он преступник, он… — Вероятно, будут, — Юнги пытается посмотреть на него также, как и Чимин ранее: просто, открыто, без лжи. Едва удается сделать это под всеми слоями выученной спеси, угрозы, просчета, но он пытается, чтобы Чимин поверил его глазам. Хотелось, чтобы поверил. — Я хочу сделать это для тебя.