Алые цветы Сеула

— Господин, я прошу вас, нет, я умоляю… Не прошло и дня с момента, как Юнги вышел из заключения благодаря хорошей взятке, как снова нужно приниматься за работу. Тюрьма — неплохое место, чтобы подумать, дать себе отсрочку, привести мысли в порядок. Его доля в семье — самая опасная. Общение с людьми, быть у всех на виду, когда каждый живой свидетель может опознать его в лицо. Мин уверен, что большинство не сделает этого, однако, если его люди напортачат и не сделают все так, как заказано, то людей ничего не остановит от жажды заслуженной мести. Сейчас к нему в негласный «офис» притащилась одна брошенка в обносках. На её запястье качается тонкий захудалый пакетик с двумя коробочками лекарств из аптеки, на плечах старая мужская куртка. В утробе — ребенок, что явно начал выпирать из худого живота. Она пришла умолять. Молиться. Но не о себе, не за своего еще нерожденного малыша. А за второго сына. Старшего, которому в пору помогать матери бороться с трудностями, защищать омегу, но он начал пропадать из дома и возвращаться с оккультными татуировками на груди, руках и даже лице. Он кричал в лицо матери, что она — ведьма, и из-за этого его отец оставил их, и теперь единственный путь для них всех — виселица. Парень явно сошел с ума от горя из-за смерти кормильца и в раз свалившихся на голову проблем. — Я услышал тебя, — заверяет Юнги. Она вручала ему в руки ту долю правосудия, на которую не осмелилась бы сама. Зачастую люди обращаются к мафии и с такими проблемами: проблемами воспитания. Если вам кажется, что преступная группировка — не лучшее место для ваших детей, то не стоит потом жаловаться, что невоспитанное в строгости чадо однажды начнет лупить палкой котов, затем детей и в конце концов скатится до убийства. Да, здесь тоже занимались убийствами, но в чисто деловых целях. И делали это люди, прекрасно осознающие свою работу. — Вы поможете? — с долей сомнения, но переполненная надеждой, спросила женщина. В таких местах, как Сеул, где царствует закон сеульской полиции и правопорядка, такую гражданку, как она, в обносках, нелицеприятного вида, не пустили бы и на порог полицейского участка. Или завалили бы бюрократичной лабудой и упекли бы её юродивого за решетку. Но это ли надо отчаянной матери — наказания для сына, или спасения? У Юнги есть идеи на этот счет. Молодой, по её словам, крепкий парень станет отличным солдатом их семьи, если пройдет испытание и посягнет на верность. С той поры его семье будет выплачиваться обязательная доля из казны семьи, их обеспечат жильем, и у сына будет работа. Если, конечно, он захочет воспользоваться таким шансом. — Да. Она начинает плакать, и Юнги учтиво не смотрит на неё, ожидая, когда та отпустит его руку и её проводят из офиса. Юнги никогда не появляется на полевых работах, но всегда работает с людьми лично. Недавно к нему пришел разгневанный мужчина. Он объяснял свою ситуацию, махал руками, сетуя, что его машину разбили и бизнес собираются прикрыть из-за неуплаты каких-то жутких процентов, которые, мужчина уверен, никогда в налоговой в глаза не видел, пока ему не предъявили счет. Он являлся владельцем китайского ресторана и от него воняло несвежей рыбой. Суд не стал ободрять его заявку на обвинение налоговой службы, а в полиции пригрозили сроком за дебош. Он отчаялся, у него не было таких денег, чтобы уплатить все проценты, и вот он здесь. Юнги отстукивает ручкой по столу, наслаждаясь моментом тишины, когда мужчина наконец затыкает свой рот. И Мин, и его люди уже изрядно подустали от его визгливого крика. Когда стук прекращается, владелец ресторана натурально вздрагивает. — Что вы можете предложить мне? — обычно люди из подобных группировок всегда говорят «нам», а от такого местоимения вдруг стало неуютно. Но сидящий за столом в кресле явно не ошибся. Торговец помялся. — Всё, что угодно, — выпалил он. — О, — Юнги приподнял бровь в легкой издевке и посмотрел на своих людей, что не сдержались от натужено подавленных ухмылок. Все, кто говорит так, кончали плохо. Возможно, здание, где располагался китайский ресторан, отлично подойдет для еще одного офиса или, может, жилого дома. Раз уж мужчина предложил всё, то Юнги, пожалуй, заберет у него бизнес. *** Чимину невыносимо было находиться в квартире. Ынкён взъезлся, узнав, что у Чимина выходной, когда случайно встретил его в квартире, завалившись туда субботним утром с дружками. — Откуда у тебя деньги? — поинтересовался Чимин, смотря на три огромных пакета с алкоголем и закусками. Друзья Ына, получив отмашку, перестали тереться в дверях и пошли в гостиную, устраиваясь там всей гурьбой. — Да прекрати ж ты меня контролировать, где надо, там и взял! — Кён закатил глаза, как будто непослушный ребенок, отчитываемый матерью. Гогочущие дружки подбодрили его грубость. Получив одобрение, Ын вдруг поставил пакеты и прижал к себе Чимина, воркуя и дыша перегаром ему в волосы, а руки тем временем полезли под короткую футболочку и трусики. Осознав, что на них все смотрят, Пак забился в его руках и кое-как выпутался из загребущих клешней. — Ну ты чего, малышка. Раз уж ты дома, давай с нами, — как нельзя более ласково ухмыльнулся Ын. Чимин знал, что добром это не кончится и, поспешно одевшись, выбежал из квартиры под крики своего парня. Он снова напился, когда обещал завязать, наверняка где-то отыскал заначку Чимина и решил устроить дружкам выгул на квартире. Как много раз он уже делал это, шляясь, за спиной у омеги, что горбатился на работе? Черт, этот придурок испортил его столь ожидаемый выходной! Чимин утер горячие слезы и замер посреди улицы, не зная, куда ему пойти. Очевидно, в субботу он мог пойти навестить отца. Главное привести себя в достойный вид. В одном из общественных туалетов он нашел зеркало и пригладил волосы, смыл с лица слезы, поправил одежду. В магазинчике, где продавали газеты, канцелярию и всякую мелочёвку, он купил себе милую заколочку с силуэтом голубого краба, заколов ей волосы. Он вообще не знал, по какой моде одеваются и какие украшения носят омеги, обучающиеся в пригородном университете, ведь им в пору желать нравиться своим сверстникам, выглядеть привлекательно, но его отец тоже не разбирался в этом, поэтому заколки, как смены серого образа, должно хватить, чтобы убедить отца в том, что с ним все хорошо и он даже заботится о красоте. В начале октября снова лил дождь. На улицах было сыро, грязь с дорог не смыло, но размыло по асфальту, пачкая ему кроссовки. Поэтому он перебрался от лужи к луже по бордюрам, а потом встретил выводок котят в подворотне и купил им с остатка денег корма. Побитые крохотные котята так напоминали ему его самого. Но, не предаваясь унынию, он пошел дальше. Кафе отца, где он и жил, было в другом конце Сан-до, и даже в такую плохую погоду Чимин решил прогуляться, чтобы не тратить деньги на проезд. Он уж лучше на эти деньги купит вкусных йогуртов — единственную еду, которую Ынкён не брал в холодильнике, а остальные вкусности, на которые Чимин рассчитывал на утро, зачастую оказывались бесследно исчезнувшими в чужом животе, потому что ему «надоело есть рамен». От злости он шипит, сжимая кулачки, и с новыми силами топает дальше. Он сегодня не вернется домой, переночует у отца и оправдается тем, что соскучился. Однако в середине улицы его тормозит процессия — грузчики волокут мебель через старый деревянный проем трехэтажного дома давно закрывшегося торгового центра с единственной китайской лапшичной на последнем этаже. Грузчиков около шести мужчин, слишком много для одной конторы по перевозке грузов, и все они в рубашках, голубого или черного цвета, с закатанными рукавами, не взирая на дождь таскают столы, диваны, шкафы в грузовик. Под козырьком здания некто молча наблюдает за ними, закуривая большую на вид сигару. Чимин решает обогнуть их, но улица прямая, без переулков, а грузовик находится на другой стороне от входа, и вереница носильщиков занимает всю её ширину. Видно, заприметив движение, отдыхавший под козырьком мужчина оборачивается. Чимин не верит, что бывают такие совпадения. Он буквально прирос к месту, и очнулся лишь тогда, когда некто возвел у него над головой зонтик, тут же выкинув курево в мусор. — Что вы здесь делаете? — поинтересовался омега, тонко потянув носом над лацканом пиджака, держащим ручку зонта перед его лицом. Пахло вкусным мужским парфюмом. Юнги облюбовал его глазами. Снисходительно и мягко, он не мог ничего с собой поделать при виде хорошеньких омег — всегда хотелось упасть к ним в руки. — По работе. Покупаю это здание, — признался мужчина, подмечая милую заколку на чужой челке. Так… невинно. — М-м, ясно. Тут был хороший ресторан, — Чимин еще раз посмотрел на мужчин, что тут же сделали вид, что не наблюдали за этой сценой, и тут же вернулись к работе. Из-за дождя их рубашки напрочь вымокли и прилипали к телам, просвечивали кожу. — Разве можно работать в такую погоду? — Дела не ждут. Лучше сделать всё быстрее, иначе потом времени не найдется. Чимин кивнул ещё раз. Он не осознавал, как очаровательно надул губы, с интересом разглядывая лицо мужчины, что позволил омеге сделать это и специально повернулся в профиль, якобы желая проверить работу подчиненных. Красивый прямой нос, красиво очерченные губы, лисьи глаза, темные брови и ресницы, острые скулы и красивый подбородок. Он весь был красивым. Что за марево окутало его, неужели всё настолько плохо, и он готов вешаться на любого приласкавшего взглядом мужчину? Нахмурившись, омега отвел взгляд. — Где ты живешь? — Не здесь, — несколько грубо ответил Чимин и от неловкости поправил свою сумку. Как на зло раздался гром и, словно порвав небеса, улицу залило целой тонной усилившихся капель. Юнги предложил укрыться у него в машине. А Чимин не захотел отказывать. Однако грузчики продолжали свою работу. Если кафе не будет очищено от мебели до заката, босс с них три шкуры спустит. И всё-таки один из солдат не сдержал любопытства, кинул взгляд на лобовое стекло припаркованного у обочины джипа и тут же устыдленно отвел взгляд в совершенно другую сторону. Чимин задрожал, когда мужчина припечатал его к сидению поцелуем. Словно всё это время терпел и теперь жаждал награды. Чужие промокшие черные волосы средней длины пошли волнами, с них капала вода прямо Чимину на джинсы и холодила его щечки, но альфу, казалось, было не оторвать. Он ласкал его губы с трепетом и нежностью, словно бесконечно любил, и руки деликатно никак не касались омеги, вначале лишь прижав к себе за затылок, а затем уперевшись в спинку сидения Чимина. Горячий язык проник ему в рот на жадном вдохе, и тут Чимин вцепился ему в лацканы пиджака, но не с целью отстранить, а лишь прижать ближе, чувствуя, как кончик касается его зубов, языка и дальше, трепетно сильными губами прихватывает его, посасывает, сплетает и, разъединив их губы со чмоком, с тихим рыком, лишь глотнув воздуха, альфа хочет ещё. Всё естество омеги жарко сжимается, он стискивает ноги, сумка меж них впивается ему прямо в пах, и он смелеет, обнимая Юнги за шею, тянет к себе ещё ближе. Тогда альфа не отказывается от такого подарка, наконец кладет ладонь на его талию и притягивает к своему телу, заставляя Чимина съехать вперед по сидению и через слои ткани и нижнего белья ощутить своим мягким телом твердость чужого. Хотелось больше. Чимин заскулил. Со сладким звуком Юнги отстранился, нежным взором облюбовал его заалевшее лицо, заблестевшие желанием глаза, услышал просящий ласковый стон. Едва уговорив себя отстраниться, альфа завел мотор — и уже через минуту черного автомобиля и след простыл в этой захудалой дыре. Чимин дрожал, силясь справиться со всё нарастающим возбуждением. Он постыдно тек, от продолжительных поцелуев подкладку трусиков можно было выжимать. Ладошками стиснул коленки, всё-таки не забывая пристегнуться, и наблюдал, как кафе его отца, уже видимое на горизонте, исчезало от него всё дальше и дальше. Видимо, сегодня у него были другие планы. Времени на осмысление того, что он творит, не было совсем. Они оба поддались страсти, вмиг вспыхнувшей меж них еще при первой встрече, и Юнги залетел на парковку первого попавшегося приличного отеля. Чимин побежал за ним за руку под дождем до ресепшена и, наскоро взяв самый дорогой номер, они поднялись на последний этаж и подрагивающими руками едва справились с ключ-картой на двери. Чимин не мог оторваться он его губ. Целуясь, он скинул сумку, кофту, нетерпеливыми руками снял с мужчины пиджак, заскользил по пуговицам рубашки. Вновь углубляя поцелуй уже по своей инициативе, застонал, пригревая холодные ладони о каменный, твердый мужской торс с выпуклой грудью и рельефным животом. Ни у одного его любовника не было такой красоты. Юнги подхватил его на руки, для этого лишь слегка присел, и вот Чимин уже восседает на его бедрах, ахая от демонстрации силы. Его сажают на комод, скинув какую-то декоративную вазу, когда альфа задирает его майку, дергает за застежку лифчика на спине и голодно прижимается губами к торчащим соскам. Младший захныкал, сжимая нижнюю губу в зубах, и поерзал бедрами. — Сейчас-сейчас, — заверил его альфа, пока ласкал грудь, опустился рукой к его джинсам. Плохо пришитая пуговица отлетела в сторону под его напором, молния тут же разъехалась, и Чимин желал лишь одним мановением руки остаться без штанов, однако Юнги снова взял его под бедра и опустил уже на постель. — Что ты со мной делаешь, — промурчал рокочущий голос ему в шею, когда ладонь, наконец, проникла в трусики спереди, принимаясь нежно ласкать омегу между ног. Чимин распахнул губы в беззвучном стоне, крепко зажмурившись. Как давно у него не было секса, даже просто ласки. Всё, что он делал последние месяцы — пытался восстановить давно разрушенные отношения, повисшие на нем из-за неуемного чувства долга, терпел издевки, чужое пьянство и выматывающую работу, постоянно плакал. И сейчас, впервые, лил слезы из-за удовольствия. Крупные длинные пальцы ощущались восхитительно, размазывая капельки смазки по алым лепесткам, и альфа поцеловал его в живот, желал опуститься ниже, попутно стягивая джинсы, но Чимин придержал его, несильно схватив за первое попавшееся — за волосы, и потянул вновь на себя. Юнги с охотой согласился, и Чимин, вмиг став жадным до его губ и насыщенного мужского запаха, запаха зрелого альфы, не такой слабый его отголосок, какой был у Кёна, постоянно притупляемый алкоголем, а насыщенный феромон, что делал юного омегу таким слабым, покусал крохотными зубками его губы, шевеля ногами, чтобы самому выпутаться из джинсов. — Я не первый? — посчитал важным спросить мужчина. Раскатав по пальцам презерватив, он нежно вошел внутрь, ощущая сильную узость, и Чимин со сладостным стоном откинул голову на подушки. — Давно никого не было, — прерываясь на скулеж, признался омега. Пальцев было слишком мало, их не хватало, чтобы заполнить слишком сильную пустоту, что прождало в нем нездоровое желание. Он заерзал, неосознанно оттягивая волосы альфы, и тот слабо зашипел, а затем, повернув голову, безболезненно прихватил зубами запястье омеги. Чимин замер, как пораженная зверушка, что на его игрища ответили так же игриво, и завелся по новой. Кажется, альфа тоже держался на честном слове. Стоило ему лишь слегка спустить по ногам брюки, как упругий орган тут же ударился ему о живот. Чимин еще никогда не видел, чтобы так крепко стояло. Он с любопытством потянулся к пунцовой головке, попутно дрожа от сладкой стимуляции стеночек уже четырьмя пальцами. Растяжка начинала надоедать. Тут Юнги потянулся, чтобы с жаром поцеловать его в местечке между едва налитой грудью, и поднялся на колени с постели, чтобы скинуть брюки. Чимину предоставился шикарный вид на стройное, поджарое тело, и он и думать забыл о смущении. Все его инстинкты сейчас были на поверхности, им обоим хотелось только одного — быть как можно ближе. Альфа накинулся на него, тяжело и увесисто ложась между от природы пухлых, округлых бёдер, обхватил Чимина обеими руками, скинул раздражающую глаз кофту и вжался в него всем собой, помечая своим запахом, делясь теплом. Чимин крепко обхватил его ногами, словно боясь, что тот убежит, и оплел его всеми конечностями, ухватился за спину, крепко целуя, вжимаясь в его пах своим, соприкасаясь животиком с чужим. Юнги был так близко, и Чимин чувствовал их связь, накрывающую с головой, она вопила, что альфа всё ещё не близко, он так далеко, что становилось больно. — Войди-войди-и, — причитал омега, когда мужчина вновь принялся наглаживать его вульву пальцами, боясь, что омега мог растерять свое возбуждение из-за долгих минут подготовки. — Не проси, ангел, я и так дам тебе всё, что ты попросишь, — словно клятву, давал обещание Юнги, надевая защиту и наконец прикасаясь головкой к едва раскрытым лепесткам. Омега был таким крохотным. Ему впервые было страшно сломать. Но Чимин не мог терпеть и секунды промедления, и сам подался бедрами вперед, инициируя проникновение, и далее альфа вошел сам до конца. Оба застонали, получая то, чего давно хотели — трепетную, интимную близость. Это желание влекло их после первого же контакта глазами, продолжилось поцелуем в камере, усилилось тем, что Юнги заметил, как Чимин с ответным интересом тянет его запах с лацкана пиджака, и подкрепилось вдруг вспыхнувшей страстью в машине. Омега захныкал, вдруг по его щекам потекли слезы, пока альфа, сжав зубы, чтобы не сорваться на быстрый темп, толкался внутрь. Чимин испытывал такое наслаждение, которого, казалось, не был достоен никогда, и его израненное тяготами, напряженное сознание снова заставило его плакать. Он не хотел, чтобы Юнги считал его жалким. Пожалуйста, только не он. Чимин всхлипывал на каждом точке, вскрикивал, когда было слишком больно, либо слишком хорошо, и не переставал целовать альфу, прося, буквально умоляя без слов, чтобы он не прекращал. Не уходил. Юнги смутно понимал, что с ним происходит. Он был захвачен возбуждением, что всякий раз разгоралось в нем при виде мальчишки, и, лишь едва догадываясь о его жизни, альфа знал, что та была не из легких. Однако мужчина был гораздо опытнее в постели, и приветствовал там любые эмоции, не обязательно те картинные, что показывали в кинематографе. Его ни чуть не смутили чужие слезы. Чимину не было больно, иначе реакция была бы совершенно не та, поэтому Юнги позволял ему плакать, целуя чудесные шоколадные глаза, пробуя соль слез, и потом делился ей с омегой, лаская руками его бедра, подхватывая под ягодицы и нежно проникая под новым углом. То, что они испытывали вместе, было лишь слабо похоже на секс. Они чувствовали такую близость, что в груди становилось больно. Это та зияющая дыра одиночества, лишений, пренебрежения, непринятия, что вдруг напомнила о себе и обожгла по краям. Не сильно, но ощутимо, она становилась чуть меньше. Шмыгнув носом, Чимин вытер лицо ладонью, не отпуская бедер альфы, надавливая на поясницу крохотными пяточками и, пережив этот момент, Юнги толкнулся глубже, более резво, и тогда мальчишка сладко застонал, хватаясь за его руки и чувственно выгибаясь. Крохотная дырочка невероятно сильно растянулась, и альфа благодарно погладил краешки сильно разъехавшихся половых губ кончиками пальцев, ртом лаская соски и даря омеге все мыслимое наслаждение. — Сильнее. — Как скажешь, — альфа покорно вышел до головки и толкнулся грубее. Омега благодарно заскулил, вновь приманивая его к себе для ласковых объятий. Под конец, преследуя оргазм, кровать, явно неподготовленная для таких утех, пускай и дорогая, начала опасно шататься и скрипеть пружинами. Юнги уперся ногой в пол для опоры, ни на секунду не отпуская омегу из рук, и Чимин поскуливал ему в губы, кончая, кажется, второй раз подряд, когда альфа догнал свой пик, обильно изливаясь в резинку. Головка члена выскользнула с пошлым чпоком, и следом белесые разводы полились по раздолбанной дырочке вниз по ягодицам. Чимин едва мог свести ноги. Юнги, наблюдая этот чудесный вид, погладил большой ладонью его коленку и вновь опустился сверху, приманивая малыша к себе на руки. Они вместе разделили ванну, восстанавливая силы и дыхание, мягкая попка воздушно давила на худосочные костлявые колени сильных мужских ног. Чимин сам заботливо намылил чужие волосы и с легким массажем головы смыл всю пену, ухаживая за альфой. Тот в ответ со всей осторожностью помыл его между ног, вычищая от любой смазки, чтобы омеге было комфортно. Его трусики были напрочь испорчены, поэтому пришлось надевать джинсы на голое тело. К сожалению, Юнги ничего не мог предложить, чтобы решить эту проблему, но теперь взял на заметку, что впредь ему следует хранить в кармане рабочих брюк новую пару омежьего нижнего белья, чтобы более не попадать в такие ситуации. Его воспитали с уважением и лаской к омегам, и он хотел, чтобы рядом с ним они не испытывали ни малейшего дискомфорта. Они спустились на первый этаж. Чимин хотел поскорее скрыться отсюда, он чувствовал, что не принадлежит столь фешенебельным местам, и в защитном жесте прижимал к себе свою жалкую потрепанную ношу. Хотя теплый бок нежно обнимающего его альфы дарил всё же большую поддержку и хотя бы слабую уверенность в себе. — Ты не против ужина? — Юнги не мог отпустить мальчишку так скоро. Ему была интересна собственная реакция на юношу, и Мин, хотя этот термин редко относится к альфам, был довольно влюбчивым и любил красивые ухаживания, и, конечно, он не тянул всех в подряд в постель. Чимин был исключением, и теперь, когда страсть сошла от уровня, когда дико хотелось секса, Юнги надеялся искупить свою «вину», чтобы омега не посчитал себя использованным. — Не здесь, — тихо буркнул Чимин. Ему не нравилось, как все озирались на них вокруг. Ему всегда претила эта идея напускного богатства. Можно быть в достатке и не надевая до смешного открытые и высокие туфли, пушистые меха и блестящие драгоценности. Хотя, конечно, миллиардеры не выглядели и как он — в рваных кедах и потасканных джинсах. Скорее, что-то среднее. — Я отвезу нас в любое место, — послушно сдался мужчина. Он готов был отложить все свои дела до вечера. — Вам может не понравиться там, — сразу предупредил Чимин. Юнги слегка покорёжило от его официального тона, пока он заводил двигатель, перед этим галантно открыв перед омегой дверь машины. Заведением, куда Чимин хотел сходить, оказалась милая кондитерская, расположенная в приличном торговом закоулке, прямо на границе между неблагоприятным районом и тем, у кого есть достаток и кто мог позволить себе квартиру побогаче и вечерние прогулки в такие уютные заведения. Чтобы не быть бельмом на глазу и приходиться к месту, Юнги оставил очки в машине и скинул пиджак, чтобы больше напоминать обычного мужчину, приведшего свою омегу на свидание, а не солидного офисного служащего. Чимин, позабыв обо всем, перехватил его за руку маленькой ладонью и чуть ли не в припляс потянул его к дверям. Изнутри кофейня светилась мягким желтым светом от больших круглых гирлянд, украшавших стойку бариста и стены по всему периметру. Отпустив альфу, мальчишка подскочил сразу к витрине с большими тортиками, от которых прямо на глазах у посетителей работники отрезали аппетитные куски. Взгляд омеги на эти простые жизненные радости был… непередаваем. Юнги давно позабыл, что на свете бывают столь простые, невинные люди. Он готов был купить всю эту кондитерскую лишь для того, чтобы тот не прекращал любоваться их сладостями. Чимин не стеснялся, пока делал заказ. Он мечтал об этом слишком долго. Возможность есть вкусные пирожные и сладости забылась где-то в далеком детстве, пока он не узнал, что старший брат болен, и потом всё покатилось по наклонной. А отец запрещал ему есть много сладкого из своего заведения, да и готовил он выпечку не вкусно. Меж ними на столике расположились три крохотные тарелочки с разными видами тортиков, одна чашечка душистого зеленого чая и высокий стакан крепкого кофе с молоком. Подперев щеку, Юнги молча наблюдал, как светятся восторгом чужие глаза, юркий язычок слизывает с губ воздушный крем, пальчики неаккуратного едока то и дело приходится вытирать салфеткой. — Хочешь взять сладостей с собой? — предложил Юнги. Чимин посмотрел на него над кромкой толстостенной белой чашечки и вновь засиял. — Можно? Юнги пододвинул к нему по столу свою кредитку, и Чимин тут же спрыгнул с высокого стула. Телефон в кармане брюк продолжал раздаваться звонками, ближе к вечеру их всегда становилось больше. Не глядя, Мин потянулся рукой и нажал на кнопку звука, выключая вибрации звонков. В этом деле Чимин тоже не поскупился и набрал себе целую коробку. Он так трепетно прижимал выпечку к груди, пока они выходили, что отчего-то Юнги стало больно.