Доброй ночи, Дозор!

Артур пришёл под вечер, в Туманов выходной. Встал за порогом, как всегда. И ведь каждый раз Туман говорит ему, чтобы не возвращал приглашение - зачем? Но он с непонятным упорством каждый раз это делает. И снова стоит за порогом, ожидая. Молча. То ли разрешение Тумана - такое испытание, то ли подтверждение чего-то. Бояться вампиров - глупо, это Туман давно понял. Войти в твой дом со злым умыслом, воспользовавшись твоим доверием, может кто угодно. Не так легко одолеть иного, но и это возможно. И смерть одна и та же - от клыков ли, от пистолета, или кастета. Так чего бояться? К тому же, сомнительно, чтобы инквизитор не имел каких-то ухищрений, чтобы войти туда, куда ему действительно нужно.. - Входи, - сказал он, - Чего стоишь? - Для тебя будет разумнее меня не впускать, - Артур всё ещё стоял за порогом. - Не люблю говорить в дверях. Дурацкая манера. Артур помедлил, склонив голову, но сделал шаг и вошёл. Прошёл следом за Туманом в зал. Уселся в кресло, уложил затылок на спинку, глядя в потолок. Был бы человеком, можно было бы счесть его усталым и больным. Туман не стал включать верхний свет, достаточно бра на стене. Тоже сел, только на диван. И стал ждать. - Расскажи мне, чем ты занят? - попросил Артур. - В Дозоре? - Туман, немного напрягаясь, сдвинул брови. Артур, всё так же не глядя на него, снисходительно фыркнул: - Про ваши дела в Дозоре мне известно. Чем ты занят в свой выходной? - Музыку слушал, - неуверенно, не понимая правил игры, стал перечислять Туман, - За компом. Играл. Компьютерные игры Артура не заинтересовали. - Поставь что-нибудь. Пожалуйста. Туман пожал плечами. Взял пульт со столика, пошарил немного в фонотеке. Вскоре из колонок зазвучала музыка, и голос, полный оптимизма, запел: Heaven loves ya The clouds part for ya Nothing stands in your way When you're a boy... Clothes always fit ya Life is a pop of the cherry When you're a boy... Артур усмехнулся, вслушиваясь в слова, и его закаменевшие плечи наконец-то заметно расслабились. Туман невольно заулыбался, наблюдая это. Поднять настроение вроде бы получилось. У Тумана было много вопросов к Артуру. Но обдумав трезво, прямо сейчас, он пришёл к выводу, что все они выйдут бессмысленными. И ответы ему уже больше не нужны. Boys Boys Boys keep swinging Boys always work it out... - Туман, - позвал вдруг Артур, ближе к концу песни, - Скажи, если мне понадобится твоя кровь, что ты ответишь? Странный вопрос застал Тумана врасплох. Он перестал улыбаться и убавил звук. Спросил деловито: - Сколько нужно? То есть... Я работать завтра смогу? Или мне предупредить в Дозоре, ещё выходной взять? Он понятия не имел, как чувствуют себя жертвы вампирьих поцелуев. Общие лекции в Дозоре - это другое. Было дело, лектор прибыл из Москвы. Старичок профессорского типа, маленький, сухонький, со старомодной бородкой, в поношенном сером костюмчике в узкую полоску, всего-то шестого уровня силы. Он скучно расписывал на доске таблицы по изъятым из организма миллилитрам. И это были всего лишь цифры - без причин, без личностей, без судеб. Вывод, что сделал лектор в конце, обнулял начисто все расчёты: вампиры крайне редко умеют или хотят остановиться. Исход у практически любого "донора" - летальный. Либо происходит инициация и жертва тоже становится вампиром. Второе Туману не светило однозначно. А первое... Артур мог убить его тысячью разных способов уже давно. И если спрашивает про кровь, значит, это важно. Но Артура его потенциальное согласие почему-то вовсе не обрадовало. Он передёрнулся и резко встал. Такого голоса у него Туман никогда не слышал. Морозящий нервы сиплый присвист, переходящий временами на истерический взвизг: - Дурак! Ответ всегда должен быть - НЕТ! Кто бы тебя об этом ни просил! Тебя что, не предупредили?? Идиоты! Со своими дурацкими, детскими секретиками! - Артур, что-то случилось? - Туман тоже встал, с тревогой вглядываясь в белое с просвечивающими венками на висках лицо, в чёрные с багровыми отсветами глаза, - Если тебя чужие секреты бесят, так ты мне расскажи. Обещаю прислушаться. Но Артур успокоился так же быстро, снова впадая в обречённо-усталое состояние. Попросил, морщась и потирая левой ладонью правое предплечье под чёрным рукавом рубашки, будто на него напал внезапный озноб: - Приглашение. Больше мне не давай. А это... Возвращаю. - Стой! - запоздало крикнул Туман в пустоту перед собой. Напрасно. Вампира рядом с ним уже не было. * * * Весь путь от дома Вдовина и до дома Филиппа, Жальцев выслушивал версии, одна другой фантастичнее, и вопросы. Целый ворох вопросов и версий! Он пытался спорить и отвечать светлому до тех пор, пока не понял, что это попросту попытка хоть немного взбодриться, выпасть из накатывающего опасного ступора. - Вот что, - в конце концов порешил Евгений, - Утро вечера мудренее. Завтра всё обсудим, на свежую, так сказать, голову. Он затормозил у подъезда, вышел, пресекая разговоры и возражения, прихватив с заднего сидения заготовленный ещё днём пакет с продуктами. - Вы же не всерьёз? - Филипп неуловимо быстро оказался перед его носом, стоило разогнуться и перехватить пакет в левую руку, чтобы правой свободнее было пользоваться автомобильным брелоком. - Именно что всерьёз, Филипп Даниилович, - Евгений строгим тоном на корню обрубил любые возражения, - Мы ведь с вами ещё утром определились. - Это было утром... Светлый бурчал ещё что-то покорно плетясь следом. За порогом же квартиры он погрузился в какое-то угрюмое молчание. А Евгеша скинул туфли в прихожей. В зале на спинку кресла повесил свои пиджак и галстук. Закатал рукава рубашки до локтя, расстегнул верхнюю пуговку. И пошёл на кухню, готовить поздний ужин. Филипп тоже пиджак снял и сидел сейчас на стуле, рядышком, нахохлившись, наблюдая за тем как хозяйничает его гость. Он молчал так долго. Евгению казалось, что он думает о деле. Но за спиной вдруг раздалось неуверенное: - Может... мне для вас футболку... найти? Домашние штаны? - Ой, что вы, - заявил Жальцев со всей серьёзностью, переворачивая лопаткой жарящуюся картошку, - Мне по утру вашей рубашки хватит. И Филипп наконец-то рассмеялся. - Вот это славно, - одобрил тёмный, - Вы не суетитесь, Филипп, не нервничайте. Ничего такого не случится, уж я прослежу. Подстрахую, так сказать. А выспаться вам перед завтрашним днём очень следует. Вот, порежьте хлеб, пожалуй. Пусть-ка руки делом займёт, - решил про себя Евгений, - Когда руки заняты, и голове легче. И дал Филиппу доску, нож и свеженький батон. - Вам ведь тоже надо. Выспаться, - предпринял ещё одну попытку Филипп. - Уж я-то загодя это сделал, не переживайте. Евгений быстро и ловко разложил по тарелкам жареную с грибами картошку, ещё по сосиске каждому. Поставил посерёдке наскоро покрошенный в большую чашку салат из свежих помидоров и огурцов. - Чай с молоком пьёте или как? - спросил он, снимая кипящий чайник с плиты. Филипп кивнул. Он счастливо улыбался, глядя в свою тарелку. Сосиска его видите ли, так умилила, с развернувшимися розочками на концах. - Вы уж кушайте, да спать, - поторопил Евгений. Покачал головой, - Давно следовало за вас взяться. А то глядеть страшно. - Правда? - тут же тревожно вскинулся светлый, - Что, так плохо? Евгений открыл было рот, чтобы пошутить в духе: дескать, мне вы в любом виде - идеал. Но не успел. Зазвонил его оставленный на подоконнике смартфон. Он поспешил ответить на вызов. Выслушал, покивал. Велел и Михею тоже отправляться спать. С тем отключил трубку и вернул на подоконник. Филипп отставил свою картошку и выжидательно на него смотрел. Пришлось отвечать: - Подтвердились наши с вами опасения. И планы тоже. Две чашки из одного сервиза, оприходованные под кровь иных - это уже никакое не совпадение. И обе они из квартиры Алексея Гаева. Филиппа даже стало жаль. До последнего не хотел верить, что Гаев в этом деле замешан. И опять спорит, что с него взять - светлый. - Чашки могли взять в его отсутствие. - Имея доступ в квартиру. - Демон достаточно силён, вполне мог пробить защиту. И создать для нас все подозрения. - А поведение самого Гаева вы на что спишете? Тут уж возразить ему было нечего. - Вы правы, - сказал Филипп и вернулся к ужину. Вид он теперь уже имел уверенный, основательный. Это Евгешу всегда в нём удивляло - то, как умеет светлый быстро отставлять в сторону личные эмоции и переживания. Это правильно. - Что ещё? Вот ведь, догадливый. Евгений откровенно любовался аппетитно жующим светлым. - Олег утверждает, что у Гаева гость сейчас. Но никто к нему не входил. - Через сумрак, - законно прибавил Филипп. - Через очень глубокий сумрак, - кивнул Евгеша, Полагаю, пришлый, не из наших. - Среди наших таких нет, - согласился Филипп. С ужином он расправился достаточно быстро. За это был оделён горстью шоколадных конфет к чаю. Осчастливленный светлый застыл на миг, странно глядя на Евгения. - Спасибо. С вами голод мне точно не грозит. - А это всё для личной выгоды, - заявил Евгений, - Неужто думаете, что просто так? - И какова же выгода? - серые глаза искрили изнутри. Ну, точно они в карты играют, а тут нарисовался такой хороший способ узнать, кто из них ловчее. - Кто же о своих выгодах рассказывает, что вы? Уж всяко не тёмные. После этого больше не разговаривали. От "постелить на диване" Евгений отказался наотрез. Он облюбовал кресло у входа в спальню, уселся в него и больше никуда сдвигаться не хотел: - Я ведь у вас здесь не для того, чтобы сладкие сны смотреть. - Если бы сладкие, - вздохнул светлый. Он облачился в серые пижамные штаны, такую же майку. Распахнул окно, чтобы шёл с улицы свежий, ночной воздух. Неловко посидел на краю кровати. Потом бросил ещё один умоляющий взгляд на своего гостя. Очевидно, ситуация его тяготила. Но понимал, что ведь выбора у него нет. Сказал напоследок: - Доброй ночи. - Доброй ночи, - отозвался Евгений. Филипп улёгся под одеяло на бок, шевельнулся раз-другой, укладываясь удобнее. И наконец затих. Вот тогда-то хитрый Жальцев, выждав для гарантии около десяти минут, поднялся из своего кресла, и бесшумно войдя в спальню, уселся на подоконник. Отсюда наблюдать за спящим было куда удобнее. Хитрец, - усмехнулся про себя Евгений, любуясь мирно расслабленным лицом, - Думает - обманул. Эксперименты свои продолжает, вот что. На самом-то деле, ему эти сны уже как наркотик, тянут к себе, зовут. Этакая иллюзия власти над реальностью, хотя бы во сне. Ещё и ощущает себя медиумом-предсказателем. Особенно после случая в СИЗО. Жальцеву-то доподлинно понятно, что его нарочно в это дело втянули. Ну ничего, вдвоём они с этим делом покончат. Справятся. В десять закрылся магазинчик с доме напротив. Разошлись по домам все поздние гулёны. Последним ушёл с балкона этажом ниже, что наискосок, пузатый мужик в белой майке и трусах, бросив вниз мелькнувший искрой окурок. И настала тревожная тишь. * * * Бежать по траве было удивительно легко. Трава высокая, до груди, отчаянно зелёная. И деревья вокруг тоже - высокие-высокие. Филипп остановился отдышаться. Ему было и непривычно-странно, и очень хорошо. Вокруг тела сновал тёплый ветер. Невдалеке, он точно слышал, шумела река. Он огляделся, задирая подбородок. Почесал затылок, и удивился - волос на голове было слишком много. Они были длинные, падали за спину, щекотали голые лопатки. Филипп перетянул одну прядь ближе к глазам, и увидел, что руки у него тоже странные - слишком маленькие для взрослого. Тогда он оглядел себя полностью и рассмеялся - он был мальчиком, и инициация (почему-то вспомнил это) ещё впереди. Он всего лишь человек, ещё не сделавший выбор. Всего лишь ребёнок, которого очень любят родители, дедушки и бабушки. И защищают все, кому не лень. Можно вообще ни о чём не беспокоиться, не заботиться. Это оказалось очень приятным ощущением - свобода и беззаботность. От радости он подпрыгнул и завис в воздухе, мягко планируя куда-то вбок. Крылья отчего-то у него уже имелись, все шесть. Они сложились в этакий экзотический капюшон над головой, позволяя себя разглядеть. Филипп вновь рассмеялся и взмахивая крыльями, время от времени взлетая, понёсся через лес к реке. Ветер бил в грудь, отталкивал, путался в перьях. В какой-то миг мальчика-Филиппа закружило волчком, обрушивая на землю, в траву. Он ловко сгруппировался (очень гордясь собой!), перекувыркнулся через голову и замер, встав на землю в полуприсяди, опираясь на прямые пальцы рук. Вскинул голову - смотри, ветер, как я умею! Ветер же его спортивных кульбитов не оценил, загудел, завыл с возмущением. Очевидно, он не одобрял подобного легкомыслия. Новый порыв принёс запах гари и чего-то ещё противно-палёного. - Ну что ты?! - обиделся Филипп, ему хотелось продолжить игру. Деревья вокруг начали темнеть и скукоживаться, как под сильным пламенем, гарью запахло сильнее. И тогда ветер толкнул Филиппа в спину, да так, что он не удержавшись, хлопнулся всем телом ничком на землю. Ему сразу стало по непонятной причине дико страшно, так страшно, как бывает только в детстве - совершенно безысходно и бессильно, с абсолютным пониманием, что ничего не можешь изменить и неспособен защититься. Вокруг него полыхало пламя, обжигая кожу, опаляя крылья. Он поднял голову, попытался встать. Здесь больше не было зелёного луга, только порубленные части человеческих тел валялись по пепелищу. Он подметил, что голов не имелось, ни одной. Страх обрушился на него с такой силой, что в какой-то момент, перевалив через возможный край пропал вовсе. Вместо него появилось упрямство - выжить и наказать того, кто это всё сделал! Прямо у его босой ступни (почему-то уже большой, взрослой) оказалась зверски откромсанная мужская рука. И он каким-то образом понял, что это рука Степана. Ветер выл и скулил, он сожалел о произошедшем. Не это ли ждёт их всех - клеймёных невольников демона? - Демон, - тихо произнёс Филипп и ему показалось, что губы у него не шевелятся и слов не слышно, - За что он его убил? Ветер услышал. Или догадался. Дохнул в ухо, неся понимание: не убил. Степан сам это сделал с собой. Успел. Смог. Потому что, происходившее с ним, как и грозящее ему, было стократ хуже. А теперь он свободен. Они вместе сделали это. Приложив все имеющиеся силы. Вот почему "демон" так разозлился. Вот почему сделал так скоро свой ответный шаг, обнося город рунами, больше не церемонясь со своими рабами. - Кто?? - взамен страху и упрямству, сознание наполнили почти неконтролируемые злость и ненависть, - Кто?? Где он?? Убью!! Мысли, как и слова, были коротки и категоричны. Светлому не пристало ненавидеть? - к чёрту! Тварь следует убить! А ветер с разочарованием и болью качал головой - не так, всё не так... А затем - страх: не зови! он откликнется! услышит тебя! ты призовёшь его и погибнешь! Поздно. Горелая вонь нарастала, забивала ноздри. По воздуху, в мутно-серой туманной каше, понесло пепел. Сперва Филиппу показалось, что по пепелищу к нему шагает человек в красном костюме. Лица его было не разобрать. Потом лацканы пиджака шевельнулись и оказалось, что человек завёрнут в собственные кожистые крылья - то ли пламенные, то ли окровавленные. Отчего-то в сознании Филиппа незнакомец казался этаким искажённым отражением его самого, уродливым двойником. Крылья распахнулись, разворачиваясь, и оказалось, что внутри них нет ничего, только красные, как раскалённые, голые рёбра. На позвонках, непропорционально высоко, торчала голова с останками кожи и пучками слипшихся от крови волос. Из глазниц смотрела чёрная, равнодушная пустота. Тварь сделала к нему несколько медленных шагов, от каждого из которых содрогалась земля и до тошноты переворачивалось что-то внутри. Оказалась, демон едва ли не вдвое выше самого Филиппа. С такого расстояния удалось разглядеть, что между рёбер у чудовища болтается мерно пульсирующее сердце... Филипп понял, что умрёт именно сейчас. Да, он будет драться, изо всех сил, но победить не сможет. В его ладонях заискрило - белый сумеречный меч с большим трудом обрёл форму. Филипп изо всех сил сжал рукоять. Стиснул зубы. Если бы он был сейчас не один... Если бы... * * * Филипп зашевелился во сне и опрокинулся с бока на спину. Кажется, застонал. Жальцев мгновенно оказался у кровати. Началось? Дыхание светлого стало прерывистым, частым. Черты лица заострились, в полумраке сделавшись почти болезненными. Евгений сел рядом с ним на кровать, снял очки и потёр глаза. Пораздумал над тем - будет ли это прилично? Но быстро решил, что не до приличий сейчас. Очки легли на тумбочку у кровати, а Евгений опустился на постель рядом с Филиппом, поверх одеяла. Нет, пожалуй, следует ещё ближе. Как же это делается? Ага... Он сжал руку Филиппа, и ткнулся лбом ему в висок. Вдохнул и выдохнул с наслаждением, всеми лёгкими, от души. Закрыл глаза и настроился. Сейчас. Он будет рядом. Сейчас. * * * В квартире у Александра Казанцева зазвонил телефон. Он взял трубку, про себя удивляясь, что понадобился кому-то в такой поздний час. А услышав короткое приветствие, удивился ещё сильнее. Звонил Гаев. - Ну, здравствуй, - Казанцеву сейчас было сильно не до того. - Саш, меня выпустили, - сообщил Гаев. - Рад за тебя, - Казанцев бросил тоскливый взгляд на свою распахнутую пока спортивную сумку. - Саш, можешь приехать? - голос Гаева радостным не был. - Зачем? Паспорт не забыть. И воды купить в дорогу. Решение, конечно, херовое, но альтернативы ещё хуже. - Посидим, выпьем. - в голосе собеседника сквозила глухая тоска. - Почему со мной? - удивился Казанцев. - А с кем мне можно ещё выпить, чтобы понял? Казанцев с силой потёр лоб. - Саш, - добили на том конце провода, - Я тебя прошу. Ты ж всё равно не спишь, я знаю. Да, Казанцев сам не заметил, как проклятая бессонница превратилась в спасение. Гаев тоже давно не в себе. И понять им друг друга действительно проще, как никому другому. - Я... - и он сдался, - Ладно. Щас, такси возьму. Мне в магазин заскочить? У тебя пожрать-то есть чего? К "выпить"? Казанцев самого себя прекрасно помнил после заключения. В доме шаром покати, хлебной корки нет. Потому что, кто о таком думает, когда наконец - свобода, вырвался, и можно выдохнуть? Другие тоже про тебя думают, что у тебя всё и так хорошо. А что денег нет и сил на улицу выйти, хоть с деньгами, хоть без - ну, мелочи. Вот когда готов с голодухи по помойкам шарить и милостыню просить у рынка, тогда понимаешь, что свобода - ещё не всё. - Есть, - Гаев будто на расстоянии разобрал все его мысли. Горькую улыбку по голосу слышно, - Ты главное - приезжай. А то невмоготу совсем. Понимаешь? Казанцев понимал. Отлично понимал. - Еду, - он положил трубку и пояснил в глухую тишину квартиры, - Я ненадолго. Пару часов. Обернулся к спальне. Опять посмотрел на почти собранную сумку. Если он посидит часика три у Гаева, за это время ничего же не случится? Тем более, и самому ото всего... невмоготу. * * * Филипп хотел было нанести удар, взмахнул своим мечом. Бить всегда лучше первым. Но меч вдруг снова заискрил, как неисправная проводка, и погас. А его страшный противник, тем временем, подступил ещё ближе. Сон, - вспомнил Филипп, - Это только сон. Во сне я могу всё, если справлюсь вообразить. А это моё бессилие, неожиданно лишившее связи с привычным сумраком, лишь от моих сомнений. Я испугался, что не справлюсь, вот и не получается. Он постарался вернуть себе прежнюю уверенность, но получалось плохо. К чёрту меч, - в конце концов решил он, - есть и другие способы. Но ни одно заклинание не выходило, всё лишь по началу работало, а потом переставало совсем, будто глох, едва заработав, неисправный мотор. Демон же нападать не спешил, а смотрел на Филиппа так, будто в этой задержке и была его сила. Он постепенно менялся, обрастая плотью, и одеждой, как ещё одной кожей. Филипп же всё слабел, отдавая сумраку силы, но ничего не получая взамен. И неожиданно понял, что это странное существо берёт из него силы. Так ведь было и раньше! - вспомнилось ему. Вот почему он после каждого такого сна был так слаб, вот почему ему было плохо. Но тогда... Он попытался проснуться, вырваться из тисков врага. Ничего не получалось. Он напрягался изо всех сил, жмурился, сжимая кулаки. Бесполезно. А потом перестал пытаться. Понял - ничего у него не выйдет. Жальцев, - подумал он, - Жальцев обещал помочь. Вряд ли обманул. Просто у него не получается разбудить. Ну и пусть! С обречённой отчаянностью Филипп налетел на противника, со всего маху врезаясь кулаком в мерзко хрустнувшие рёбра. Костяшки успели коснуться мякоти сердца, и от этого стало ещё противнее. Теперь успеть отпрыгнуть прочь, увернуться от огромной лапищи, всё же скользнувшей когтями по волосам. Дикий рык-вой, полный злобы, ударил в уши, до звона заполняя их целиком. И очень неожиданно для обоих, будто эхо, горелую, окровавленную долину огласил странный, ни на что не похожий звук - клёкот, визг и шипение, всё вместе. Звук приближался, и Филипп обернулся к нему. А его враг засуетился, заспешил, подаваясь к нему, пытаясь ухватить. Только вот, сделать шаг у страхолюдной, мрачной фигуры, зависшей в полувоплотившемся, неровном состоянии, не получилось. Завязшие в пепле ноги в лохмотьях кожи и ткани, так и не смогли сдвинуться с места. Тварь развернула плечи в начатках деталей несостоявшегося пиджака, и зарычала, широко разевая круглый, как у пиявки рот. Раскинула руки, на которых только начали образовываться белые рукава рубашки, махнула правой, вновь пытаясь достать противника издали. Эта рука вытянулась, как резиновая, делаясь втрое длиннее, но безуспешно - Филипп успел увернуться. А потом на всю громадную фигуру упало белёсо-сияющее полотно редкой паутины, спутывая её в трепыхающийся кокон. Филипп радостно рассмеялся, различив быстро несущийся к ним бесформенный сгусток мрака. Семенящие мохнатые лапы перебирали землю с различимым шорохом. Кудлатая чёрная голова, плотно сидящая на плечах, совсем не имела сходства с человеческой, но каким-то образом удавалось разобрать в восьми блестящих большими чёрными бусинами глазах знакомый взгляд двух человеческих. И взгляд этот не сулил его врагу ничего хорошего. Облепленный обрывками вязкой паутины, демон пытался очистить себя, но тенёта схватывались на других местах, затрудняя любое движение. Демон зарычал, и паук откликнулся собственным угрожающе свистящим клёкотом. Жвалы в паучьей пасти разошлись в стороны, скалясь на противника загнутыми внутрь белыми клыками. Филипп с невероятным облегчением ухватился за оказавшийся рядом мохнатый бок и ткнулся в него лицом, ощущая жёсткую шерсть. И тут же вернулись связь с сумраком и уверенность. Он вскинул левую ладонь, направляя в демона, ставшего теперь совсем нелепо-смешным, а вовсе не страшным, луч собственной чистой силы. Демона сбило с ног, валя в кашу пепелища, обмазывая в придачу к липучей паутине, ещё и чёрной мерзостью. А новая сетка, непостижимым образом брошенная пауком, намертво пригвоздила его к земле. Паутина шипела, исходила вонью и паром, будто была соткана из кислоты, прожигая едва образованные мышцы продольными рубцами. - Скорее! - крикнул Филипп, кидаясь к поверженному врагу, - Мы сейчас узнаем, кто он! Но добежать не успел. Сеть была пуста. Демон будто испарился. - Гаденько тут у вас, - прозвучал за спиной знакомый голос, - Так себе пейзажик. Охваченный досадой Филипп обернулся. Перед ним стоял уже паук-кентавр, со щелчками разминая переплетённые длинные пальцы. - Сбежал, - посетовал ему Филипп. - И что-то мне это очень не нравится, - вздохнул Жальцев, переступая длинными, паучьими ногами поближе, - Сдаётся, он, силы из вас тянул. Но как-то без особенного усердия. - Вы же можете меня теперь разбудить? - заспешил Филипп. - Вот уж нет, - возразил Евгений, - Лучше вам будет и впрямь поспать, отдохнуть. Теперь только без таких неприятных встреч. Сон, - вспомнил Филипп, - Во сне время и пространство непостоянны, переменчивы. И как же будет хорошо, если в самом деле провести остаток сна в хорошей компании, растянув это время на подольше. - Здесь где-то река была, - сообщил он, осматриваясь. По его желанию небо вдали светлело, и под робкими лучами рассвета страшная долина меняла очертания, будто очищалась. Останки тел пропадали, зарастая травой. Он снова был здесь хозяином. Вдруг он качнулся и едва не осел на землю. Возникшая во время неравной борьбы слабость никуда не делась. Крепкая рука ухватила его, прижав к мохнатому боку. И это было так чертовски приятно, что Филипп позволил себе позабыть обо всём на свете. В самом деле, ведь если это сон, то в нём всё можно, так? Перед глазами поплыло, растворяя остатки недавнего кошмара в блаженной пустоте. Нет уж! - спохватился Филипп, - я хочу чтобы ЭТО осталось. Ему возомнилось единственным способом, последним шансом это пребывание рядом с тем, кто сделался ему так дорог. Поэтому он, с энтузиазмом тонущего, вцепился в почти уже ускользнувшие из сознания плечи, обхватил ладонями костлявую шею, нечеловечески длинную, с выступающими под кожей позвонками. Он так долго этого хотел! Вот так, подушечками пальцев пробежаться по каждой косточке, нырнуть в каждую ямку между ними. Провести по остро торчащим лопаткам. А потом... потом перебраться на грудь. И вот оно, до замирающего сердца почему-то желанное - белёсая верёвочка старого шрама. На ухо Филиппу хмыкнули, то ли удивлённо, то ли согласно. Он и забыл, что в своей паучьей ипостаси Жальцев значительно выше. Перьев на крыле осторожно коснулось что-то, ныряя в мягкий пух. И это было так приятно, что будь он котом, непременно замурчал бы от нахлынувшего удовольствия. Чужие пальцы, тоже не останавливаясь ни на минуту, жадно скользили по сгибам между спиной и крыльями, между самими крыльями, переползали на плечи, касались сосков. А вокруг была лишь пустота, лишь невесомость, и только они двое - реальны и живы. Настоящие. И до полоумия друг другу нужные. Возбуждение нарастало, накрывало мягкой приливной волной. И никаких слов не надо говорить, как же это хорошо. Мягкие прохладные губы на щеке, и тут же взамен им влажный клык касается скулы. Почему-то оба избегали настоящих поцелуев, предпочитая кожу шеи, груди, за ухом под волосами. Словно боялись нарушить своеобразное целомудрие возникших взаимных ласк, словно это могло опошлить то, что зародилось и выросло между ними. Филиппу уже не хватало дыхания, и не сдержавшись, он сдавленно застонал. Крылья встопорщились, все шесть разом, вздымая обоих куда-то в необозримую высь. В бока впились паучьи пальцы - по шесть с каждой стороны. А затем они вдвоём обрушились куда-то вниз. И казалось, что резкий поток воздуха выдул всё начисто из обоих голов, делая их свежими, чистыми и волшебно пустыми. Как будто начался новый отсчёт с создания мира. Ветер рванул, знакомо раскручивая их волчком. И Филипп встрепенулся. Что? Помощь! - истерично выл обеспокоенный ветер, наполняя едва успевшую образоваться пустоту, - Нужна твоя помощь! Спаси! Скорее! Пальцы на боках сжались сильнее, обхватили за спину, догадливо поторапливая - пора! Филипп поднял голову и в последний раз посмотрел в странные, почти белые глаза с маленькими чёрными точками зрачков. В голову ворвался дурацкий, совершенно несуразный сейчас звук - оставленный на тумбочке смартфон требовал к себе немедленного внимания. Всё пропало: крылья, блаженная пустота, приятно щекочущая между пальцев жёсткая шерсть. Только руки остались, сжимая так крепко, даже во сне. И это почти примиряло Филиппа с реальностью.