Доброй ночи, Дозор!

Беда с этими светлыми, - думал Евгеша, - А с этим, конкретным, всё двойным размером оборачивается. Самому Евгеше (очень нехарактерно, надо сказать) хотелось рявкнуть на нездорово истерящую вампиршу, чтоб помолчала хоть немного, выдворить прочь её подружку, а потом, в тишине допросить пострадавшую толковым порядком. Сидит, левое запястье правой кистью зажала. Что у неё с рукой? Напавший повредил, когда браслетик срывал, что ли? Но и зрелище, надо сказать, занимательное. Становится в полной мере понятно, за что все светлые (и некоторые тёмные) так впечатлены Филиппом Кларенсом. Ведь, по сути подумать, что такое ему эта вампирша? А сидит, терпеливо выслушивает и успокаивает. Хотя по тону и самим словам никак не скажешь, что такие успокоить могут. Но действует же! - Вы чепуху думаете, Марина. Если так судить, то меня раньше вас стоит в сумрак отправить. И браслет этот, что в нём такого? Полагаю, он свою роль уже отыграл. И вот что, - Филипп перевёл дыхание, - Подыщу вам что-нибудь поинтереснее. А пока... - он повернулся к своей секретарше, - Лера, сможете вы несколько дней провести вдвоём в вашей квартире, в самоизоляции? - Да, конечно, - Серова выглядела непривычно серьёзной, - Правда, Мариш, хрен с ним, с этим браслетом, - и спохватилась, - Простите. Филипп встал с диванчика, приятно рыхлого, удивительно изумрудного цвета, и прошёлся до ближайшей стены. Приложил к ней ладонь, казалось, просто любуясь висящей здесь картиной. Из мультика что-ли? Евгеша никогда не интересовался такой культурой, но вроде что-то китайское, а уж юноши или девушки в просторных одеждах на ней разлетаются в разные стороны - вообще трудно определить. Двое, стало быть: один - в чёрном и красном, другой - в белом и голубом. - Я вам защиту усилил, - сообщил светлый глава через минуту, отворачиваясь от зрелища сомнительной художественной ценности, - Без вашего разрешения никто не войдёт. - Вы не понимаете! - Королёва больше не истерила, но спор грозил повернуться по десятому кругу, - Мне без него никак! - А вот я бы поискал, действительно, - не удержавшись, высказался Евгеша. Все тут же уставились на него, будто только сейчас вспомнив о его присутствии. И зарёванная вампирочка, и её подруга, и Николай Стельмах, безмолвно стоявший тут же, у окна, сложа руки на груди. Последний сейчас очень напоминал свой сумеречный облик - такой же каменный и сероватый. Только что рук всего две, да глаза во лбу нет. Но самое главное - Филипп повернулся к тёмному коллеге, и по взгляду его стало ясно, что и так всё сообразил, без подсказчиков. Что сам он не так уж глуп, как про него тут некоторые возомнили. Только вот, обговаривать свои соображения при девушках не спешит. - Кх-м, да, - смущённый этим взглядом, вымолвил Жальцев, - Что же, Филипп Даниилович, я вас в машине подожду, пожалуй. Ждать долго не пришлось. Евгеша видел, как двое светлых вышли из подъезда. Стельмах сказал что-то Филиппу напоследок, и направился к своей машине, скользнув холодным взглядом по автомобилю Жальцева. Филипп же постоял ещё у подъезда, обозревая окрестности через сумрак. И Евгеше пришло в голову, что, пожалуй, недооценивает он вызывающе молодого главу Ночного Дозора. Опыта ему недостаёт, это верно. Но вот пройдёт с десяток лет и... Жальцев поджал губы и отвернулся, не следя больше за завидно изящными и ловкими магическими манипуляциями Филиппа. Через десяток лет ему тут, в глубинке, уж нечего будет делать. И вряд ли некая пародия на сумеречный брак его удержит. И это правильно, пусть растёт. Самому же Евгеше не по душе быть в центре внимания, если не здесь, то устроится где-нибудь ещё, в какой тьмутаракани. Ему не привыкать. Хлопнула дверца. Обоняние обласкал едва ощутимый шлейф знакомого дорогого парфюма. - К Соболевской? - спросил Филипп. Держится изо всех сил. А ведь устал с непривычки. Да и то сказать, попробуй выработать её, эту привычку за полгода, которые он здесь, в этом городе находится. Молодо-зелено. Самому-то Евгеше случалось до пяти суток кряду, без сна и еды, в засаде, а после, пешей переброской на десяток километров, и опять заляжешь, да бдишь. И никакой магии, кроме маскировочной, чтоб не почуяли никаким образом. Жальцев повернулся к пассажиру, потянулся рукой за его сиденье. Филипп настороженно проследил за этим движением, запоздало догадался о его назначении, и тут же расслабился. За это ему в руки достался предусмотрительно заготовленный термос с кофе. - Давайте-ка сперва поразмыслим чуток, - предложил Евгеша, подставляя под напиток два чистых стакана из бардачка, - Уверены, что нам по силам будет задержать преступника? - Не факт, что Соболевская сможет отыскать браслет. Да и потом, вполне возможно, что Степан его вообще выбросил где-нибудь. Филипп говорил медленно, явно наслаждаясь куда как простеньким вариантом кофе. - У меня ещё, знаете, вопрос, - Евгеша сделал глоток из своего стакана, - Наблюдение, так сказать. Вот, Валерия Николаевна, Степана этого бесспорно опознала. Откуда же у Королёвой такая неуверенность? Обе ведь его на одном расстоянии наблюдали? Филипп пожал плечами: - Каждый из детей Балора знал только двоих... соратников. Степан в её тройку не входил. Она могла его только в Дозоре случайно увидеть. А в нынешнем плачевном состоянии, возможно, его трудно узнать. - Нну-ну, - скептически протянул на это Евгеша, - Либо завирается вампирша наша. Не хочет признаваться, чего он от неё на самом деле хотел. А дело оччень! подозрительное. Глядите: она сама, да Степан, да ещё Таисия Бедрец - все дети Балора. Тут впору подумать, будто шельма-Балор... воскрес, что ли? И опять своих деток собирает, кто остался, - он покачал головой, - А вы Казанцева на работу взяли. Чёрт-то его знает, не под контролем ли он уже у своего папаши? - Тогда тем более следует его на глазах держать, - возразил Филипп, - Королёва что-то скрывает, это точно. Но... Лера умеет с ней работать. Уверен, сможет вытянуть из неё всю правду. Я... Договорить он не успел. В стекло одной из задних дверец, той, что со стороны Филиппа, остренько, как птичьи лапки, поцокали, просясь, чьи-то длинные коготки. - Легка на помине, - Евгеша вздохнул и позвал, - Садитесь уж, Карина Львовна. Побеседуем. Дверца тут же распахнулась и в салон втекла - иначе не скажешь - старшая вампирша. Кто бы заподозрил в ней опаснейшего хищника, когда она такая? Белое пышное платьице, целиком из кружев и шитья, в ушках маленькие серёжки поблёскивают - девчонка и только. - Припоздали, - пожурил её Евгеша, развернувшись к ней вполоборота. А Филипп промолчал, предпочитая посматривать на гостью через салонное зеркало заднего вида. - Я занята была, Жальцев. Но пришла же. - Что же это за дела, что важнее жизни вашей подопечной? - продолжил ковырять Евгеша. - С её жизнью и связаны, - вампирша зло блеснула глазами, - К тому же, сейчас она в безопасности. Относительной. Что мне с ней рядом делать? Носик вытирать? - Насколько чувствительная ваша связь? - вдруг спросил Филипп, - Как скоро вы почувствовали, что на неё напали? - Сразу, - Соболевская отвечала с язвительностью, будто очень злилась за что-то на обоих собеседников, - Но знала, что жива - а это главное. - А заняты вы были тем, что браслет искали? - догадался Филипп. Вампирша фыркнула, переплела тонкие ручки на груди и отвернулась. - Интересно как получается, - вступил Жальцев, - Намеревались, значит, преступника без нашего участия отыскать? И что-то мне думается, если б нашли, то мы бы даже его трупа не увидели. Так? - Но не нашла же, - аккуратные, как нарисованные бровки с вызовом приподнялись. - Почему? - спросил опять Филипп, - Вы наверняка предусмотрели в нём что-то вроде маячка? - Предусмотрела, - Соболевская посопела, недовольная, похоже, не вопросами, а своими ответами, - Что вы пристали, Кларенс? Не вижу я его! Глушит что-то. В момент нападения - видела. А сейчас - нет. - Чёрти что, - откровенно оценил Евгеша, - Только подумаешь, что просвет впереди появился, ан нет. Придётся опять выдумывать выход. - Я очень надеюсь, - сказал Филипп, и этим голосом можно было стальной лом пополам согнуть, что уж о вампирше говорить, повезло ей, что сидит, - Что как только вы почувствуете хоть что-то, то сообщите Евгению Александровичу, либо мне, а не попытаетесь произвести захват самостоятельно. Соболевская скрипнула клыками с досады. Спорить с главой Ночного, где территориально обитал её клан, было бы с её стороны весьма недальновидно. Но спорила, кошка упрямая: - А Евгений Александрович-то что? Ему полагается в кабинете сидеть и решать кадровые вопросы. Разве нет? Я уж тогда Серапину... сообщу. Выходило так, что гнева Серапина она меньше страшится, чем немилости Филиппа. Это уж совсем ни в какие ворота. Пришлось Евгеше нехотя признаваться: - Серапин Миронович изволили сегодня с утра отбыть по делам из города. Так что, желаете или нет, Карина Львовна, а я за него. - Надо же, как удобно, - продолжила язвить вампирша, - Вернётся, надо полагать, к шапочному разбору? Как раз, чтоб от Завулона медальку за успехи получить? - Я рад, что вы с таким оптимизмом на наши грядущие успехи смотрите, - ответил ей Евгеша со своим коронным тоном, каким обычно осекал не в меру зарвавшихся дозорных, - Но вот дела Серапина Мироновича обсуждать с вами не намерен. А вы, что же, решили себе новое местечко для гнезда подыскать, вдали от здешних, неприятных, как говорится, реалий? - С чего вы взяли? - в салонной подсветке личико вампирши стало совсем белым. - А как же вас понимать? - давил Евгеша дальше, - Детишек уже услали. Подчинение Дозорам вас не устраивает. Работать мы, по вашему разумению, не умеем и не желаем. Так только прикажите, мы со всем почётом и уважением, поможем вещички собрать, проводим и ручкой в след, так сказать, помашем. - Вам мало того, что я в городе? И ещё пятеро моих осталось по территории? - сипло от гнева возмутилась Соболевская, и детское личико исказилось до неузнаваемости, - Мало помощи Дозорам оказано кланом и мной лично? Что вы ещё хотите от меня? - Да ничего, - фальшиво удивился такой реакции Евгеша, - Я только спросить хотел, как мальчик ваш себя чувствует? Полегчало ли ему? А то мы с Филиппом Данииловичем переживаем, как бы он за неприятностями новый учебный год не пропустил. И пока вампирша, едва только не рыча в бессильной злобе, подбирала, что ответить, заговорил Филипп: - Карина Львовна, можете сказать, что по-вашему Орлов делает в городе? - Понятия не имею, - она мгновенно успокоилась, отвлёкшись на другую тему, - Он со мной это не обсуждал. Может, о своём ручном зверьке переживает. - Карина Львовна, - с предупреждающим нажимом осёк Филипп, - Я могу это воспринять как оскорбление светлого дозорного. - О, значит и вы это понимаете, - желчный сарказм в речи вампирши тоже легко вернулся, - Но не мешаете почему-то. Что-то ещё... важное хотите спросить? А то мне пора. - Хочу, - кивнул Филипп, и цепко поймал взгляд вампирши через зеркало. А Евгеша заинтересованно уставился на него самого, - Какие функции заложены в этот украденный браслет? Соболевская опустила длинные ресницы, но только лишь через очень долгую минуту, когда и сам Филипп отвёл взгляд. Сказала как-то преувеличенно спокойно: - Защита. Что непонятно? И следилка, для меня. - От чего именно защита? Или от кого? - не отступал Филипп. Она поджала губы, недовольно опустив их уголки и выдохнула через нос: - Опять эта ваша манера, Кларенс, - большие, искусно подведённые глаза уставились в потолок, будто там что-то интересное было написано, - У вас убийца по городу ходит. Как мне ещё своих защищать? - и бросила после короткой паузы, - Так я могу быть... свободна? Филипп вопросительно глянул на Жальцева. - Можете, - кивнул тот, - Если не забудете о нашей маленькой просьбочке - сообщить, если маячок на браслете всё же просигналит. Вампирша не ответила. Только фыркнула, заправила за ухо прядку коротких тёмных волос. И через мгновение в салоне её уже не было. А Филипп проворчал что-то о вампирских понтах. - Ох, грехи наши тяжкие, - вздохнул Евгеша, заводя мотор, - Вот что, Филипп. Давайте, я вас домой увезу. Отдохнуть вам не мешает. Поспать. Светлый кивнул, погружённый в свои скрытные думы: - Да. Поспать. - и в словах какой-то дополнительный, только ему понятный смысл. Что-то невыносимое толкнуло Евгешу, видя его такого, сказать ему: - Я подожду, когда вы созреете на откровенность. Главное... Позвольте уж вас попросить? Главное, чтобы поздно не стало. - Я обязательно всё объясню, - тоже поддавшийся, очевидно, такому порыву, ответил Филипп, - Как только разберусь. * * * Снилась Филиппу почему-то поляна в зелёном лесу. Ощущение узнавания, этих вот больших листьев на длинных, гибких ветвях, этого пустого неба, бугристой почвы под босыми ступнями, дарило чувство некоего приятного ожидания, вплоть до эйфории. Он был уверен, что видел этот лес, эту поляну, в Круге, в последней переделке. И пребывал будто бы в полной уверенности, что и Жальцев должен быть где-то здесь. Вот-вот явится. Только без гонок непонятно куда и за кем, без опасностей и драк. Это будет так... хорошо - просто посидеть тут и пообщаться. Красиво же. Но... Он с трудом напомнил себе о деле, которое привело его в этот сон. Он должен поговорить с неведомым помощником. Ну как - поговорить... Попробовать пообщаться. И как только решил это, вернулось привычное в последних снах чувство неизвестно откуда исходящей опасности. Но нахлынуло так же и ощущение чужого присутствия. - Эй, - позвал Филипп, - Ты здесь? Ему показалось, что ветви согласно колыхнулись. А между стволами показались останки древней каменной кладки. Или он попросту до этого не заметил полурассыпавшихся, пористых кирпичей и изглаженных непогодой камней? Следом, его голый торс овеял лёгкий, теплый ветерок, будто радуясь встрече. И Филипп понял, что как и в той памятной переделке, он сейчас одет лишь в брюки. Он протянул руку, словно огладив ветряные потоки. Это было приятно. - Здравствуй. Мне нужна информация. Очень нужна. Это важно, ты же понимаешь? Ветер взъерошил волосы. Понимает. Но силы ограничены. - Зачем убивает Степан? - спросил Филипп. Имя он произнёс не словами, не как наяву, а всеми силами представив сущность того иного, которого знал когда-то. Чтобы его собеседнику было проще понять, о ком речь. В ответ - грусть. Гость его сна сочувствовал Степану. Очень хотел помочь, но не знал, как. - У него браслет, - рассудил Филипп, - Если мы сможем найти браслет, то найдём и его. И если он... если у его действий есть хоть какое-то оправдание... Возможно, его удастся сдать Инквизиции живым. Я уверен, для Инквизиции он слишком ценен, чтобы его просто развоплотить. Отправят назад в камеру и... Ветром дохнуло в плечо, а с останков стены, высотой едва ли по колено Филиппу, свалился и укатился в траву ноздреватый осколок кирпича, уже не терракотовый, а грязно-бурый. Чужие печаль и тревога сдавили грудь. Есть вещи пострашнее развоплощения, - понял Филипп. Вздохнул, и сел в густую траву, по-турецки сложив ноги. Что же делать? - Борко - понятно, - вновь заговорил Филипп, доступными во сне образами, - Он был замешан в очень нехорошем деле. Но зачем было убивать Рябкову? Она ведь светлая, дозорная. Неужели тоже?.. Ветер, горячась, закружил, загулял вокруг головы Филиппа. Его собеседник был очень расстроен. Странно, но о смерти Борко он не знал. Елизавету Рябкову он не жалел. А вот Борко... Столько стараний приложено к его спасению, но не вышло. Жаль, как же жаль! - Тогда кто же его убил? - удивился Филипп, - Или в самом деле, есть ещё убийца, кроме Степана? Показалось, будто тёплые руки опустились на плечи. Печаль, горькая, безысходная: наивный. Зло многолико. И не все его корни уходят в Сумрак... Кому же помешал Борко? - тяжело задумался Филипп. И вспомнил вдруг Серапина с его настойчивой просьбой не трогать Шалыгина. Додумать мысль ему не дали. Ветер засновал по краю поляны, вздымая кверху травы и листья, сплетая их лианами в живые изгороди, а зелень тут же превращалась в камень, переложенный старой, крошащейся глиной. Приближающаяся опасность сдавила всю сущность Филиппа, будто наступала со всех сторон. Не спрятаться, не убежать. Захлестнуло на миг паникой, выбивая способность и желание спастись. Небо над головой потемнело. Сноходец-помощник судорожно метался, возводя стены. Он боялся надвигающейся сущности просто до ужаса, до оторопи, до отказа рассуждать разумно. - Уходи, - велел Филипп, видя, что от всех приложенных им усилий толку не много. Стены осыпались, крошились, обращались в куски коричневого рафинированного сахара, дунь-развалятся совсем. А ещё пришло в голову, что с тем, кто явится сюда по его душу, тоже можно попробовать пообщаться. Во мгновение стало тихо. Ветер пропал. Помощник ушёл. Сбежал. Стало очень холодно. Филипп выдохнул, и дыхание застыло перед лицом колючим снежным облаком. - Кто ты? - крикнул Филипп готовому напасть противнику. Тихо. Нереально, нежизнеспособно тихо. - Чего ты хочешь? И почувствовал чужую усмешку. А потом защитные стены в единый миг будто взорвались, больно царапая кожу каменным крошевом. Филипп рухнул ничком на землю, прикрывая голову руками. Выставил запоздало защитный купол. Горячая волна чужого воздействия успела проехаться ему по спине и лопатки взорвались болью. Он вспомнил это ощущение, как помнил и лес. Он уже переживал подобное. Мгновенно пришло понимание, узнавание. А крылья, будь они не ладны, зудели, рвались наружу. Особенно мучила левая лопатка. Филипп приподнял голову. Над его куполом гудел смерч из каменного мусора и изломанных веток. Пора убираться. Эту схватку ему точно не выдержать. Скудный опыт сноходца не позволит соперничать с тем, кто тут, в этом призрачном мире, как рыба в воде. Он тяжело встал на ноги, отряхнул зачем-то брюки. Оценил высоту царящего над куполом безобразия... И легко призвал себе под ноги паутину, плотную, как батут. Подпрыгнул на пробу, раз другой. И ударил по ней изо всех сил. Паутина спружинила правильно, выталкивая его вверх, сквозь темень смерча, сквозь чужие, хваткие пальцы, померещившиеся в гудении мусора вокруг. Из сна... За распахнутым окном лил дождь. Было в самом деле очень холодно. И Филипп с пару минут приходил в себя, вспоминая, кто он, где он. И где был только что. Болела напряжённая спина. Жгло фантомной болью левую лопатку. В страной тревоге, по наитию, Филипп осмотрел руки, плечи, грудь, выискивая полученные во сне царапины. Разумеется, не увидел ни одной. Выдохнул наконец - ему опять удалось уйти. Посмотрел на часы - почти семь. Но чувствовал он себя измождённым, больным, будто и не спал вовсе. С трудом поднялся на ватные ноги и поплёлся в душ. Его не оставляло противное ощущение, что уйти ему... позволили.