Доброй ночи, Дозор!

Из комнаты отдыха Дмитрий Сазонов направился в дозорную раздевалку. Ему было о чём подумать, после короткого рассказа Николая. Не особо прилагая усилия, он напросился дежурить в стационаре, с 12:00 до 4:00. Кружившие над недавними нападениями загадки не давали покоя. И он, пожалуй, не успокоится, пока хоть кого-то не поймает за руку. Кого-то, ага... Он знал, чувствовал - кого. На скамейке, у своей кабинки сидел Фёдор, низко опустив голову и обхватив себя руками. Впрочем, запоздало услышав вошедшего, постарался сменить позу, опустил ладони на скамью по бокам. Но вот голову так и не поднял. - Федя? - удивился Дмитрий, - Ты что тут делаешь? - Я тут работаю, вообще-то, - пробухтел парень. - Я думал, что тебя хоть на сегодня освободили от дежурства. Николай в курсе? - Не надо меня ни от чего освобождать, - Фёдор поджал бледные губы и подскочил на ноги. Решительно одёрнул рабочую ветровку, - Я что, больной? - Федя, если опять... - начал Дмитрий, но дослушивать его не стали. - Я просто не ожидал. А щас пусть этот гад попробует. Я его загрызу нафиг, - злые глаза исподлобья пылали жёлтым, - Чё, вы все думаете, я теперь бояться буду на улицу выйти? Ага, как же!.. Он замолчал, восстанавливая сбившееся дыхание. Сжал кулаки, отчего стало ещё заметнее отсутствие указательного пальца на левом. А щёки-то подрагивают, как от тика, - понял Дмитрий, - И глаза красные. Спорит он, по большому счёту, не со мной, а самим собой. Сазонов покачал головой, начиная догадываться, в чём всё дело, шагнул ближе к мальчишке и обнял, крепко прижав его к своей груди. Тот задёргался, вырываясь, замычал протестующе. И вдруг сдался, притих, лишь сопел тихо, с надрывом. Только бы дверь сейчас никто не открыл, - беспокойно подумал Дмитрий, - В таком возрасте самолюбие у мальчишек как минное поле. - Я же ничего... - глухо раздалось откуда-то у него из-подмышки, - Я же... Я не тёмный! Я не хочу! Почему он на меня?.. Что я сделал? Я... - содрогнулся всеми плечами, всё же выпутываясь из чужих рук. Отвернулся, - Я только когда... Когда Тая... Таисия, там, у Круга была... Я ей чуть руку не откусил, так озверел тогда... Парень всхлипнул, совсем по-детски, теранул под носом ребром ладони. - Федя, - Дмитрий крепко сжал подрагивающее плечо, - Ты о чём? Ещё бы маньяка-убийцу считать мерилом добра и зла. С чего ты взял, что он поступает по справедливости? Он - убийца, понял? И мог напасть на тебя по сотне неадекватных причин. - Он нападает только на тёмных, - проговорил Фёдор, уже не так уверенно, - На тех, кто что-то плохое сделал. - Это неправда, - возразил Дмитрий, думая о своём, - И в любом случае, оправдывать его никак не может, - решил, утягивая Фёдора за предплечье к двери, - Пойдём-ка к Филиппу. - Зачем? - заартачился тот. - Я не очень умею объяснять такие вещи, - честно признался Дмитрий, - А вот Филипп знает, что сказать. И потом, начальник должен знать, что ты пришёл. Фёдор сопел недовольно, но больше не спорил. Надо же, - подумал про себя Дмитрий, - Мы-то, взрослые дураки, и не видим, что в душе у мальчишки каждый день творится. Как разрывает его на части между Светом и Тьмой. И как до сих пор он корит себя за Таисию Бедрец, которая, по сути - преступник. Да ещё и беглый. * * * Александр Казанцев слышал весь разговор. Как и рассказ Николая в комнате отдыха. Михалыча здесь давно считали за своего и не скрывались особо. Конечно, он не стал врываться в раздевалку в самый неподходящий момент, а бесшумно спрятался в тень, пропустив мимо себя выходящих. Но пищу для размышлений получил. Он очень хотел помочь, всем, но не знал - как. В таком раздрае Казанцев двинул на задний двор, где собирался добить дверные откосы, пока не стемнело. И в коридоре столкнулся с очень сосредоточенным Колей. - Пойдём, покурим, - предложил Стельмах со вздохом. Это значило: ты покуришь, а я посижу рядом, подышу свежим, не кабинетным воздухом, хоть пятнадцать минут отдохну от суеты. Они сели на скамеечке у крыльца, новенькой, раскрашенной как в детсаду в разные яркие цвета - Лера постаралась. Казанцев поставил рядом сумку с инструментом, достал сигареты из кармана и закурил. Небо было чистое, потрясающе сиреневого цвета. Значит, завтра снова будет жара. Но сейчас, к вечеру, воздух посвежел, обогатился лёгким ветром, неся медовый запах от клумбы с мелкими белыми цветочками. - Как рука-то? - спросил Николай. - Нормально, - отмахнулся Казанцев, - Заживает. - К Верочке ходил? - Да чё я буду её по всякой ерунде тревожить? Коля помолчал, он друга знал давно и не особо ждал другого отношения к собственным травмам. Хотя, кажется, в больнице побывал, рука перевязана не как попало, а чистым бинтом, со специальной сеткой поверху. - Я чего хотел спросить, Саш... - Николай помедлил, прежде чем продолжить. Тема для друга довольно болезненная и неприятная, - Ты ведь помнишь Степана? Перовского? То есть, того, кто так себя называл, пока в Дозоре работал? Потом его арестовали и передали в Инквизицию... - Откуда он благополучно сбежал. Я слышал, - Казанцев поморщился, - Помню. Хорошо помню. Это он меня... наказывал. По приказу Балора. - И... - осторожно продолжил Николай, мучить Сашу ему вовсе не хотелось, - Что ещё ты о нём помнишь? Может... Ты не можешь предположить, как его можно найти? Видишь же, что творит, сволочь? И Таисия... - Это не он, - Казанцев выпустил вверх большое облако дыма, - Не в его духе. - Думаешь? - Николай вспомнил, что и Филипп в этом тоже сомневался. - Степан любитель исподтишка бить, с хитростью, - дополнил Саша, - Его и Балор за это ценил. Степан не стал бы сам убивать. Да ещё так. Он скорее бы кого другого науськал, а потом в сторонке подождал и посмотрел бы. Николай обругал себя за собственную чёрствость, но спрашивать приходилось. Он сильно сомневался, что Филиппу Саша рассказал бы всё то же самое: - Он ведь... В Инквизиции побывал. Могли там с ним... Что-то такое сделать, чтобы... Ну, повадки изменились? Филипп говорил, что по бумагам, которые оттуда прислали, он не в себе был. - Мы и так все... - новое облако дыма, обречённое какое-то, - Не в себе были. И, пожалуй даже, изначально. Сам подумай, стал бы нормальный, адекватный человек, иной, в байки Балора верить? Он нашу шизу просто себе на пользу направил. А в Инквизиции... Вокруг них было тихо-тихо, даже проезжающих машин и вездесущих птичек не слышно. Только запоздалая пчела прогудела мимо. А Саша продолжал, до жути спокойно: - В Инквизиции у меня память читали. Всю, какая есть. И я, вместе с ними, всю свою жизнь заново пережил, с самого младенчества. Каждую мелочь заново ощутил. И как коленки до мяса сбил, когда с велика свалился в семь лет. И как в первый раз с девчонкой переспал. Понимаешь, всё, что я успешно забыл за прочими, более яркими воспоминаниями, снова пережил. И переоценил тоже многое. Мне до сих пор кажется иногда... Что всё вокруг не настоящее. А просто я опять у них, на холодном столе лежу, руки-ноги ремнями пристёгнуты... И вспоминаю. Николай молчал. Ему страшно было заговорить. - Только ты не переживай так, - Саша мгновенно уловил его состояние, улыбнулся виновато, - А то знаю я тебя. Я ведь это заслужил. А когда понимаешь, что заслужил, всегда легче. Он бросил окурок в урну и закончил: - Так что, я уверен, это не Степан. И не Таисия. Не они точно. И про то, что этот... маньяк наказывает иных за какие-то грехи - тоже чушь. Может даже сам себя утешает этим, что наказывает плохих. Но на самом деле причины в другом. - И в чём же? - риторически вопросил Николай, не особо ожидая чёткого ответа. - В ненависти? - Саша пожал плечами и поднялся. Поставил свою сумку на скамью, и стал искать в ней всякие свои отвёртки и саморезы, - Знаешь, мне порой думается, что дело всегда либо в любви, либо в ненависти. Николай бы спросил ещё, про Таисию, например, уточнил. Очень хотелось знать и её причины. Но Саша, кажется, говорил как-то, что её как раз и не знал совсем. - Давно мы на рыбалку не ездили, - сказал он вместо этого, вставая. Пора на рабочее место возвращаться, - Вот разберёмся с делами... И усмехнулся, вспомнив, что примерно так же рассуждал недавно Филипп.