Душа дракона

      С тех пор, как Деймон отправился завоёвывать Ступени, прошло три года. Эти годы растянулись, как вечность, заполнив каждый уголок моего существования гнетущим чувством пустоты и беспокойства. Время текло медленно, каждое утро было словно пытка, каждое слово, сказанное отцом, звучало, как эхо в пустом замке. Он был сух и сдержан, и его "Деймон всё ещё жив" не приносило мне ни утешения, ни надежды. Это были просто слова, не несущие ничего, кроме упрямого факта, в который мне и так хотелось верить. Я искала утешения в тайной комнате зала Малого Совета, где подслушивала разговоры об успехах и потерях на полях сражений. Я знала, что не должна этого делать, но желание знать хоть что-то о его судьбе перевешивали. Сестра, моя милая Рейнира, оставалась для меня источником света в это время. Ради неё я улыбалась, держалась на плаву. Мы вместе летали на драконах, пытаясь вырваться из оков этого затхлого замка, где на каждом шагу висело напряжение. Но даже полёты на драконах не могли заглушить тревогу. Ночи были мучительными. Я ворочалась в постели, снова и снова переживая в кошмарах сцену нашего прощания. Его взгляд, его голос – всё это преследовало меня. Просыпаясь, я чувствовала, как сердце бешено колотится, а холодный пот покрывает тело.       Деймон, Деймон, Деймон…       Его имя, его образ – всё это прочно поселилось в моём сердце и голове. Я пыталась бороться с собой, пыталась заглушить чувства, убеждая себя, что это глупость, что моё увлечение – всего лишь иллюзия. Но это было бесполезно. Если бы я могла заснуть в тот день, когда он ушёл, и проснуться лишь в момент его возвращения, я бы сделала это, не задумываясь. Но вместо этого мне оставалось лишь ждать и надеяться, что он вернётся. Рейнира тоже страдала, но её печаль была иной. Её мысли были о Лейноре, сыне Морского Змея. Когда она успела влюбиться в него? Их взгляды, их улыбки – всё это стало для меня очевидным, когда я наконец обратила внимание. Впрочем, не мне задавать этот вопрос, я и сама была хороша. Племянница, отдавшая сердце собственному дяде. Узнал бы отец, не одобрил, несмотря на то, что в нашем роду подобные браки не редкость. Они действительно подходили друг другу, и отец был доволен перспективой их брака. В ближайшее время, если война будет закончена и Лейнор вернётся, отец хотел всерьёз обсудить с ним женитьбу на Рейнире. Я видела в этом шанс для Рейниры обрести счастье, чего я не могла сказать о себе. Мои чувства к Деймону были совсем иного рода. Я помнила всё: каждую нашу встречу, каждый его взгляд, каждую тень улыбки. Я помнила тот день, когда, собравшись с духом, призналась ему в своих чувствах. Его растерянный взгляд словно высекся в моём сознании. Он ничего не ответил. Это молчание тяготило меня больше, чем любой отказ. Но что значили его другие взгляды? То, как он смотрел на меня на турнире или в Большом зале? Было ли это притворством или искренностью? Я решила больше не мучить себя этими вопросами. Если судьба приведёт нас снова друг к другу, я позволю ей решить, как всё будет. Я не стану искать его, не стану преследовать или добиваться ответа. Если он захочет что-то сказать, он скажет.       За эти три года многое изменилось. Мы с Рейнирой стали близки, как никогда, ведь нам казалось, что кроме друг друга у нас больше никого нет. Отец отдалился от нас, всё больше времени проводя с Алисентой, которой нравились её новые обязанности королевы. И настал мрачный день для нас с сестрой, но радостный для отца и всех Семи Королевств. Алисента родила. Мальчика, долгожданного сына, назвали Эйгоном. Он не был Бейлоном, моим с Рейнирой первым братом. Эйгон родился здоровым и в глазах отца сияла радость. Белокурый, здоровый и крикливый, он выглядел настоящим Таргариеном. Но для меня он был не просто ребёнком, а угрозой для Рейниры. Я видела это в глазах Отто, в его улыбке, в его тонких намёках. Я знала, что этот мальчик станет источником раздора, но сейчас это волновало меня меньше всего. В моей голове и сердце оставалось лишь одно имя: Деймон.       В Большом зале устроили пир в честь рождения Эйгона. Королевская Гавань праздновала всю ночь напролёт. Музыка и смех разносились по всему дворцу. Я сидела в своих покоях и слышала этот шум. Я не могла присоединиться к празднованию и видеть, как все радуются рождению ребёнка, который угрожал моей сестре. И может это неправильно и эгоистично так считать, ведь Эйгон ничего не сделал, но лучше уж пусть я буду честна сама с собой, нежели пытаться лгать.       Внезапный стук в дверь нарушил моё погружение в мысли. Я открыла, ожидая увидеть слугу или, возможно, отца, но передо мной стояла Рейнира. Её лицо было бледным, глаза блестели.       — Можно? – спросила она, не дожидаясь моего ответа и заходя внутрь.       Я закрыла за ней дверь и обернулась, чтобы спросить, что случилось, но не успела – Рейнира бросилась ко мне, обнимая.       — Я больше так не могу, – прошептала она, почти ломаясь, словно ледяная глыба, треснувшая под тяжестью своих же волнений.       — Рейнира, что случилось? – обеспокоенно спрашиваю я, поглаживая её по спине.       — Ты знаешь, что случилось! – вдруг воскликнула она, отстраняясь. Её голос задрожал, а вместе с ним задрожал и мой мир. — Ты же тоже это видишь. Этот пир, эти тосты... Этот ребёнок! Эйгон!       Я растерянно смотрела на неё, не зная, как ответить. Она провела рукой по волосам, пытаясь успокоиться, но это не помогло.       — Я вижу, как отец смотрит на него, – продолжила она, понижая голос, в её словах слышалась боль. — Я вижу, как он светится радостью. И это правильно, я понимаю. Эйгон – его сын. Его долгожданный сын. Но я боюсь, Вэйнис...       — Чего ты боишься? – спросила я осторожно.       — Я боюсь, что он передумает, – её глаза были полны отчаяния. — Что он посмотрит на этого ребёнка и увидит в нём будущее. Что я останусь в прошлом. Мы останемся.       — Рейнира, – начала я, но она перебила меня.       — Нет, послушай! Я боюсь, что Эйгон затмит для отца всё остальное. Что он будет души в нём не чаять, как сейчас. И что тогда? Что произойдёт с его решением о наследии? Ты ведь знаешь, что женщина на троне – это невообразимо. А Эйгон... Он идеален. Здоровый мальчик, беловолосый, как положено настоящему Таргариену.       Я не знала, что сказать, потому что её слова были отражением моих же собственных переживаний.       — Но это ещё не всё, – продолжила она, отводя взгляд. Её голос стал тише, и в нём появились нотки гнева и отвращения. — Ты слышала, что предлагал десница совсем недавно?       — Нет, – настороженно ответила я.       Рейнира горько усмехнулась, но эта усмешка была полна боли.       — Он предлагал отцу обручить меня и Эйгона.       — Что?! – я ахнула.       — Да, – кивнула она. — Ты только представь! Мне шестнадцать, а мой брат – младенец! Это просто ужасно!       Охотно верю, что Отто это не волнует. Для него это лишь очередная игра, чтобы укрепить влияние Хайтауэров и подобраться к трону ещё ближе.       — Отец согласился? – я не могла скрыть страха в голосе.       — Нет, слава Богам, – она закрыла глаза и выдохнула, словно вспоминать тот разговор причиняло ей физическую боль. — Он отказался. Но сам факт, что это вообще было предложено и отец задумался...       Она замолчала, и я обняла её за плечи.       — Рейнира, я понимаю, что ты чувствуешь. Правда, понимаю. Но отец не откажется от тебя. Ты его наследница. Он сам принял это решение.       — А если он всё же передумает? – прошептала она, снова глядя на меня.       — Тогда мы будем бороться, – твёрдо сказала я, глядя ей в глаза. — Мы найдём способ. Но сейчас, Нира, тебе нужно быть сильной. Не давай им повода усомниться в тебе. Вместо того, чтобы мочить моё платье слезами, ты должна быть там и показать, что Эйгон для тебя не помеха.       Нира коротко рассмеялась, вытирая слёзы о рукав платья, и кивнула.       — Ты права, – сказала она. – Я не дам им этого удовольствия.       Мы обнялись ещё крепче, и я почувствовала, как её напряжение немного ослабло. Мы были друг у друга, и это давало силу идти дальше.       В Большой зал мы явились вместе, рука об руку. Алисента, сидевшая за столом рядом с Визерисом и державшая беловолосого малыша на руках, вскинула голову и посмотрела на нас. В её карих глазах мелькнула мимолётная печаль, которая быстро сменилась ревностью и злобой, а затем безразличием и натянутой улыбкой на губах. Наше молчаливое противостояние оставалось тайным, но с каждым годом разгоралось всё сильнее.       На третий год Алисента снова забеременела. Вся Королевская Гавань ожила, словно проснувшись от долгой спячки. Балы, пиры, турниры – бесконечная череда празднований не умолкала ни на день. Барды во дворце сочиняли новые песни, воспевая рождение королевских детей, описывая Алисенту не иначе как идеал – "плодоносная и прекрасная", говорили они. Её образ – молодая, сияющая, утопающая в королевской роскоши, – проникал в каждый уголок замка, и, казалось, вытеснял саму память о нашей матери.       Рейнира не могла этого вынести. Каждый раз, когда Алисента проходила мимо, её шаги звучали для сестры, как гром. Каждое её слово резало слух. Даже её улыбка – приветливая, чуть виноватая, – вызывала у Рейниры ярость. Она избегала мачеху, как могла, и не появлялась там, где та могла быть. Если в зале собирались гости, Рейнира находила себе тысячу причин остаться в своих покоях или просто улететь на драконьей спине за пределы замка. Алисента, к её чести, пыталась наладить с нами отношения. Её шаги к примирению – осторожные разговоры, попытки поделиться радостью, мелкие жесты вежливости, – были искренними. Но они разбивались о стену, которую Рейнира возводила вокруг себя, кирпич за кирпичом. Она не могла простить её. Как и я. В её фигуре мы видели олицетворение предательства – не только по отношению к нашей матери, но и к нам. Сама мысль о том, что та, которую мы когда-то считали близкой подругой, теперь стала нашей мачехой, казалась невыносимой. Рейниру буквально трясло от этого. Иногда я видела, как она украдкой стискивала кулаки, когда слышала имя Алисенты. Или как её глаза наполнялись гневом, когда отец в очередной раз хвалил свою молодую жену. Я не могла винить её за эти чувства.       Мне казалось, что это была насмешка Богов. Наша мать столько раз страдала, рожая детей. Она плакала в одиночестве, прижимая к груди маленькие, холодные тела, которые не пережили первые дни жизни. Её лицо, искажённое горем, часто посещало меня во сне. Алисента же сияла, её кожа была гладкой и свежей, её движения – лёгкими. Она чувствовала себя прекрасно, пока жизнь в её чреве процветала, а не угасала. Этот контраст был невыносим. Мы обе не могли закрыть глаза на несправедливость. Словно сама природа благословила её. А Рейнира… Рейнира оставалась в тени этого блеска, её наследие трещало по швам под натиском новой королевской линии.       И всё же, я знала, что Рейнира сильная. Даже в её молчании, даже в её гневе была сталь. Она не сдастся. Но каждый день борьбы с этой новой реальностью, где Алисента была для всех олицетворением идеала, съедал её изнутри. И я могла лишь быть рядом, чтобы подставить плечо в тот момент, когда она решит бороться за себя.       Под покровом ночи я пришла в Драконье Логово. Мои шаги отдавались эхом под сводами, наполняя воздух ритмичным стуком. Лунный свет падал сквозь высокие проёмы, очерчивая мягким серебром каменные стены и мои распущенные волосы. Чёрный костюм для полётов плотно облегал фигуру, защищая от ночного холода. Здесь, в Логове, никогда не было тихо даже в самые поздние часы: металлический звон цепей, рычание и недовольное фырканье драконов раздавались то с одной, то с другой стороны. Их глаза поблескивали в темноте, подобно углям. Но мой взгляд искал только одного – того, кого не сковывали цепи.       Я остановилась под высоким куполом и подняла голову. Лёгкий ветерок коснулся лица, донёс запах дыма и крови. Где-то наверху, за пределами моего поля зрения, в ночи прятался Миракс. Лишь он был свободен здесь. Никто не осмеливался ограничить его волю. Он приходил и уходил, когда хотел, и питался либо мясом, оставленным для него, либо тем, что добывал сам. Его присутствие я чувствовала сердцем. Это не было магией – скорее, нечто большее, глубокая связь, что объединяла нас в одно целое. Я знала, что он здесь, и знала, что ждёт меня.       Тени начали двигаться, становясь плотнее. Сначала я увидела очертания лап, затем мощное туловище, покрытое чёрной, как ночное небо, чешуёй. Из мрака возникла огромная голова с алыми глазами. Он ступил ближе, величественный и спокойный, и склонился ко мне, приветствуя. Из его ноздрей лениво поднимались струйки дыма, а пасть, усеянная острыми зубами, чуть приоткрылась. Он почувствовал меня ещё до того, как я вошла.       — Здравствуй, Миракс, – прошептала я, подходя ближе.       В ответ он издал глубокий гортанный звук, похожий на мурлыканье. Это было его проявление нежности, скрытое за массивным обликом существа, способного уничтожить целые города. Я протянула руку и коснулась его морды. Тёплая, гладкая чешуя была тёмной, почти поглощающей свет. Я прижалась лбом к его голове, чувствуя вибрацию его дыхания. В такие моменты я всегда осознавала, насколько мала по сравнению с ним. Но вместо страха я ощущала защиту. Он был моим.       — Мне тяжело, – прошептала я вдруг, зажмурившись. — Всё давит, сжимает, будто воздух становится гуще, и я не могу дышать.       Миракс тихо фыркнул, как будто понимал. Его дыхание обдало лицо горячим воздухом. Я всегда удивлялась, насколько глубокую связь мы разделяем. В этом жесте было что-то утешающее, что-то, что он не мог выразить словами.       — Иногда мне кажется, что я одна. Что никто не понимает... — голос мой дрогнул, но я заставила себя продолжить: — Кроме тебя. Ты – единственный, с кем я могу быть собой.       Его огромная голова чуть качнулась, будто он пытался что-то сказать. Лёгкое движение, почти незаметное, словно утешение. В какой-то момент я почувствовала, как его силуэт стал для меня не просто тенью, а настоящим убежищем. Здесь не было лжи, претензий, ожиданий – только мы двое.       — Полетим на Драконий Камень? – спросила я, чуть улыбнувшись.       Миракс издал низкое рычание согласия и вытянул крылья. Я ощутила его радостное волнение. Он любил это место так же сильно, как и я. Я быстро взобралась на его спину, усаживаясь в седло. С недавних пор Рейнира настояла, чтобы я использовала его для безопасности. "Ты не неуязвима, – говорила она. — Даже полностью подчинённые драконы могут совершать ошибки". И хотя я не любила ограничений, на этот раз её беспокойство казалось оправданным.       Миракс встряхнулся, расправляя крылья. Лунный свет пробежался по его чешуе, делая её похожей на гладкое, холодное зеркало. Я натянула поводья, и он взревел, грозно и мощно. Остальные драконы, почувствовав силу его голоса, тут же стихли. И только мы двое ринулись ввысь, в объятия ночного неба, чтобы до самого рассвета искать свободу вдали от людских оков.       Миракс мощно разбежался, расправив крылья, и мы вылетели через ворота. Как только мы оторвались от земли, сильный ночной ветер растрепал мои волосы, приятно захолодил кожу. Верхом на драконе я  чувствовала себя свободной, не скованной. Мы летели над Королевской Гаванью, под нами сверкали огни города. Я смотрела на город и думала о том, что происходит внизу. Я думала об Алисенте и Эйгоне, о её второй беременности и об отстранённости отца, о разлуке с Деймоном, который воевал на Ступенях. Но здесь, высоко в небе, на спине Миракса, я могла ненадолго забыть обо всём этом. Я могла сосредоточиться только на полёте.       Мы летали всю ночь, как того и хотели. На рассвете Миракс приземлился у Красного Замка и я спрыгнула с его спины на землю, погладив чешуйчатый бок.       — Спасибо, – благодарно сказала я. — Ты лучший дракон в мире.       Миракс издал довольный рык, прощаясь. Я посмотрела, как его массивное тело исчезло за облаками, и только тогда направилась в Богорощу, где меня ждала Рейнира. Утро было ясным, с ароматом свежей листвы и мягким теплом солнца, которое пробивалось сквозь кроны деревьев, играя на траве золотистыми бликами. Воздух был наполнен звуками птиц, и этот спокойный, умиротворяющий момент казался чем-то далеким от хаоса, царящего за пределами этой рощи.       Рейнира сидела под старым сердцевидным деревом с кроваво-красными листьями, её силуэт, облачённый в светло-золотое платье, сиял, окутанный солнечным ореолом. Белоснежные волосы спадали на плечи, а пальцы, изящные и тонкие, держали книгу. Она была спокойна, но в её осанке чувствовалась лёгкая напряжённость, будто даже здесь, в этом священном месте, её мысли не могли обрести покой.       Заметив меня, Рейнира подняла голову, и её лицо озарила искренняя улыбка, в которой было столько тепла, что я сразу ощутила, как с плеч упала часть груза. Она похлопала рукой по траве рядом с собой, приглашая присесть. Я опустилась на землю, позволяя себе расслабиться, и устало положила голову ей на плечо, прикрыв глаза. Здесь, рядом с ней, я могла позволить себе быть уязвимой.       — Как прошёл полёт? – спросила она, её голос звучал мягко и с ноткой любопытства.       — Замечательно, – ответила я, не открывая глаз. — Летали на Драконий Камень. Миракс, как обычно, вёл себя как герой: сжёг парочку пиратских кораблей… Ай! – вскрикнула я, почувствовав лёгкий щелчок по лбу.       — Не смешно, – пробормотала Рейнира, строго нахмурив брови, но я видела, что в уголках её губ прячется улыбка.       — Хорошо-хорошо, – примирительно сказала я, потёршись носом о её плечо, прося прощения. — Больше никаких шуток про сгоревшие корабли и их несчастных обитателей.       — Вот и правильно, – сдалась она, рассмеявшись, её звонкий смех разлился по рощице, как мелодия. — Всё равно я рада, что ты вернулась. Я успела соскучиться.       — Меня не было всего несколько часов, – я прикусила щёку, пытаясь скрыть улыбку, которая всё равно прорывалась.       — Несколько часов — это слишком долго, – вздохнула Рейнира. — Ты же знаешь, что без тебя в этом змеином гнезде мне не продержаться.       Её слова заставили моё сердце сжаться. Эти стены, когда-то казавшиеся надёжным укрытием, теперь стали клеткой, наполненной интригами и завистью. Мы обе чувствовали это, но для Рейниры всё было вдвойне болезненным. Она потеряла не только подругу в лице Алисенты, но и дом, каким он был прежде.       Я хотела найти слова, которые могли бы её утешить, но язык не слушался. Всё, что я могла сделать, – это оставаться рядом.       — Ты устала, – скорее утверждая, чем спрашивая, произнесла она. Я чувствовала, как её пальцы мягко касаются моих волос. — Хочешь, я тебе почитаю? Отдохнёшь немного, пока я буду рассказывать что-нибудь красивое.       Я лишь кивнула, и это было всё, что она хотела услышать. Её мелодичный голос заскользил по утреннему воздуху, словно песня, лаская слух. Она читала строки из своей книги, и каждый её вздох, каждое слово уносили меня в другой мир – мир, где не было дворцовых интриг, боли или страха. Там ветер шептал на ухо стихи, а звёзды, казалось, светили только для нас. Я закрыла глаза, чувствуя её тепло рядом, её голос, обволакивающий меня, и её присутствие, которое было подобно крепости, защищающей от любых бед. В эти мгновения мы были не просто сестрами – мы были единым целым, двумя сторонами одного огня, который продолжал гореть, несмотря на штормы вокруг.       В какой-то момент тишину Богорощи нарушил странный шорох, раздавшийся из кустов позади нас. Мои веки, до этого тяжёлые от усталости, моментально распахнулись, а тело напряглось. Рейнира, до этого расслабленная, будто окаменела, задержав дыхание. Мы обменялись молчаливым взглядом, в котором читался вопрос: "Кто это может быть?".       — Кто там? – прозвучал голос Рейниры. Его лёгкая дрожь выдала её тревогу, хотя она старалась казаться спокойной.       Шорох прекратился, и из тени кустов вышла фигура в плаще с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Сердце у меня екнуло – странники в таких местах обычно ничего доброго не приносили. Но незнакомец, медленно приближаясь, поднял руку, показывая, что он безоружен. Я успела заметить, что в другой руке он держал лютню – гладкий, изящно сделанный инструмент с натянутыми струнами, которые поблёскивали на солнце.       Рейнира облегчённо выдохнула, и её напряжённые плечи опустились.       — Простите, прекрасные леди, – мягко заговорил человек, снимая капюшон. Под ним оказалось молодое лицо с тёплыми карими глазами и чуть угловатой челюстью. Его голос был глубоким, приятным, как музыка. — Я не хотел вас пугать.       — Это Сэмвелл, бард, – представила его Рейнира, бросив на меня короткий взгляд. — Пока я ждала тебя, мне стало скучно. Я велела его позвать, чтобы он сыграл что-нибудь. Ты ведь не против?       Я нахмурилась, не сразу найдя слова. Лёгкое раздражение проскользнуло во мне, хотя, скорее, не из-за барда, а из-за того, что кто-то нарушил наше уединение. Но в глубине души я понимала Рейниру. Она нуждалась в чём-то, чтобы отвлечься. От всего. И если музыка могла вернуть ей хоть толику радости, то я не могла возражать.       — Раз уж он здесь, то пусть играет, – наконец пробормотала я, вновь возвращаясь к прежнему положению и устало прикрывая глаза.       — Как скажешь, – с улыбкой отозвалась Рейнира и махнула Сэмвеллу рукой.       Он почтительно кивнул, явно не желая показаться навязчивым, и сел на плоский камень неподалёку. Его пальцы прошлись по струнам лютни, и в воздухе разлилась мелодия. Она была лёгкой, словно ветер, ласкающий лицо, и тёплой, как солнце, пробивающееся сквозь листья. Я ощутила, как эти звуки проникают в мою душу, мягко укрывая её, как одеяло в холодную ночь.       Сэмвелл начал петь, и его голос оказался не менее чарующим, чем игра. Он пел о великом море, о кораблях, что борются с бурями, о домах, оставленных за горизонтом, и о надежде, которая ведёт путешественников вперёд. Слова его песни отзывались в сердце. Они звучали так, будто он знал всё, что творится у нас внутри: тоску, боль, мечты и страхи. Я слегка повернула голову и заметила, что Рейнира смотрит на барда с задумчивой улыбкой, её глаза были прикрыты, как будто она представляла себе его историю. Возможно, она думала о будущем, которое стало слишком зыбким.       — Он хорош, – тихо сказала я, чтобы не прерывать мелодии.       — Да, – ответила Рейнира, её голос был почти шёпотом. — Иногда мне кажется, что музыка – это единственное, что может склеить сердце, разбитое вдребезги.       Музыка продолжала звучать, окутывая нас, словно незримая защита от всех бед, что поджидали за пределами Богорощи.       Когда последняя нота стихла, Сэмвелл откинулся назад, аккуратно подстроил струны лютни и посмотрел на нас с застенчивой улыбкой.       — Благодарю за внимание, леди, – мягко сказал он, склонив голову в лёгком поклоне. — Если позволите, я бы хотел исполнить ещё одну песню. Это баллада, которую я сочинил... Она посвящена вашему Дому.       Рейнира подняла голову, оторвавшись от своих мыслей. Её глаза внимательно вглядывались в лицо барда, будто она искала в нём скрытый умысел.       — Нашему Дому? – переспросила она, в её голосе звучал интерес. — И что именно вдохновило тебя на это?       Сэмвелл улыбнулся чуть шире, но не нагло, а с теплотой, будто хотел, чтобы его слова звучали искренне.       — Легенды о Таргариенах, леди. О вас, – ответил он, глядя на Рейниру, а затем перевёл взгляд и на меня. — Ваши драконы, ваши победы, ваша кровь. Я вырос, слушая рассказы о силе вашего рода, о вашем огне. И однажды, вдохновившись этими историями, я решил написать песню, которая смогла бы передать красоту и величие вашего Дома. Никто ещё её не слышал.       Рейнира некоторое время молчала, обдумывая его слова, затем, бросив на меня быстрый взгляд, она приподняла бровь, спрашивая моё мнение.       — Почему бы и нет? – пожала я плечами, всё ещё чувствуя тепло его предыдущей мелодии. — Послушаем твою балладу, Сэмвелл. Тем более лестно знать, что мы первые услышим её. Только постарайся оправдать свои слова.       — Конечно, миледи, – с лёгким поклоном ответил он, вновь устраиваясь поудобнее с лютней. — Обещаю, я постараюсь сделать так, чтобы огонь вашего рода загорелся и в звуках моей музыки.       Рейнира не удержалась и хмыкнула, прикрыв улыбку ладонью. А я лишь вздохнула, приготовившись к очередной мелодии.       Сэмвелл провёл пальцами по струнам, и на этот раз звуки лютни стали глубже, насыщеннее, словно отголосок грома перед бурей. Он начал петь, и его голос заполнил пространство вокруг нас, будто эхо из самой древности.       Голос его звенел и дрожал в тех местах, где в песне звучала скорбь, и становился громче и ярче, когда слова воспевали силу и непоколебимость. Я почувствовала, как мурашки пробежали по моей коже. Рейнира сидела неподвижно, её взгляд устремился куда-то вдаль, словно она представляла себе всё, о чём он пел.

В землях Вестероса, где древние сказания живут,

Таргариены правят вечно,

С драконами в небе, огнем и кровью в руках,

Они защищают Семь Королевств от врагов и атак.

Таргариены, Таргариены, их правление вечно,

Их короли и королевы мудры и безупречны,

От Эйгона Завоевателя до тех, кто ещё грядет,

Их династия будет править вечно, их слава не умрет.

От Драконьего Камня до Красного Замка,

Их власть нерушима, их воля сильна и крепка,

Они защищают своих подданных, служат им верно,

И обеспечивают мир и процветание в своем королевстве.

Их драконы – их сила, их крылатая мощь,

Они парят в небесах, охраняя королевство всю ночь,

С огнем и пламенем, они внушают страх врагам,

И защищают Таргариенов от всяких бед и ран.

Их власть от Богов,

Они справедливы и милосердны, их сердца полны блага,

Они заботятся о своем народе, его ставят превыше всего,

И ведут Семь Королевств к вечному миру и богатству.

Таргариены, Таргариены, их правление вечно,

Их короли и королевы мудры и безупречны,

От Эйгона Завоевателя до тех, кто ещё грядет,

Их династия будет править вечно, их слава не умрет.

Так поют менестрели Вестероса,

О Таргариенах, их вечном правлении и величии,

Их наследие будет жить вечно в сердцах людей,

Как сказание о королях и королевах, которые правили мудро и умело.

      Когда последняя нота замерла в тишине, она повернулась ко мне, её глаза блестели, и я не была уверена, были это слёзы или просто отражение света.       — Ну что ж, Сэмвелл, – наконец сказала она, её голос звучал чуть хрипло, будто слова давались ей с трудом. — Ты не обманул нас. Эта песня... она достойна нашего Дома.       Сэмвелл снова поклонился, в его глазах блеснула гордость.       — Для меня это честь, леди. Если моя музыка вам понравилась, я могу считать себя самым счастливым человеком на свете!       Баллада барда убаюкивающе звучала в это тёплое утро и я, не заметив, как, поддалась мелодии, незаметно для себя задремала. Легкое дуновение ветра играло с моими волосами, наполняя воздух ощущением спокойствия. Всё казалось таким умиротворённым – песня, рядом сестра, безопасное окружение Богорощи.       Но покой оказался недолгим. Посторонний голос, прорезавший эту хрупкую тишину, заставил меня вздрогнуть.       — Ты можешь быть свободен, Сэмвелл, – голос, холодный и вычурно вежливый, принадлежал Алисенте, которая зачем-то решила прервать наше уединение и отличное времяпровождение.       Мои веки ещё не полностью поднялись, но я почувствовала, как напряглась Рейнира. Она сидела, будто стальная струна, и голос её прозвучал резким, но приглушённым, так как она не хотела разбудить меня.       — Ты останешься по приказу принцессы, – отчеканила она, но Сэмвелл замялся, не зная, что делать.       Я, конечно, уже полностью проснулась, но не шевелилась, надеясь, что этот конфликт разрешится сам собой. Однако стоило ли на это надеяться, когда речь шла о Рейнире и Алисенте?       Алисента чуть приподняла подбородок, словно укутываясь в своё королевское достоинство.       — Королева приказывает тебе покинуть Богорощу, – с нажимом произнесла она.       Я открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Сэмвелл, бросив извиняющийся взгляд на нас, уходит, сжимая в руках лютню. Фигура барда быстро растворилась в тени деревьев. Рейнира замечает, что я проснулась, и недовольно поджимает губы, виня Хайтауэр в этом. Я поднимаю голову с плеча сестры и сажусь прямо, скрестив руки на груди.       — Зачем ты здесь, Алисента? – спросила я. Мой голос звучал ровно, но внутри я ощущала раздражение.       — В честь именин Эйгона, мой муж решил устроить пышную королевскую охоту, – ответила она, взглядом задерживаясь на мне, будто её задела моя недовольная интонация.       Эйгон. Конечно. Как мы могли забыть? Сегодня ему исполнилось три года. У нас с Рейнирой не было никакого желания портить мальчику день своим отсутствием, но и участвовать в празднике, окружённым лживой свитой, улыбавшейся нам изо всех сил, – это тоже казалось мучением. Мы рассчитывали провести день вдвоём, спокойно, как и всегда.       — Нам всем пора выезжать в Королевский лес. Свита уже ждёт, – продолжала Алисента. Её взгляд метался то ко мне, то к Рейнире. — Ваше присутствие требуется при дворе, и король хотел бы, чтобы вы тоже поехали с нами.       Рейнира захлопнула книгу с глухим хлопком и поднялась, так быстро, что я поспешила за ней. Её лицо было холодным, взгляд ледяным, и она явно старалась не потерять остатки сдержанности.       — Так это приказ короля? – спросила она, глядя на Алисенту поверх её головы. Нира избегала смотреть на бывшую подругу, которая стояла, неловко сжимая руки на своём большом животе. После свадьбы с нашим отцом Алисента стала предпочитать цвета Дома Таргариен. Её очередное новое платье было из плотной дорогой ткани красного цвета и светло-розовыми рукавами. Медные волосы были убраны в золотую сетку, когда раньше она любила, чтобы те свободно ниспадали на спину. Что она пыталась этим показать? Что стала частью нашей семьи? Даже несмотря на то, что она носит цвета нашего Дома, ей никогда не быть Таргариеном по крови!       — Да... вернее, нет, – замялась та, чуть опустив взгляд, — но он хотел бы, чтобы мы провели этот день все вместе. Возможно, охота поможет вам развеяться?       Развеяться? Мне помогают развеяться только полёты на Мираксе и минуты, проведённые с Рейнирой. Всё это сборище лордов и леди со всего Вестероса, которые прибудут на это празднование и будут лживо улыбаться нам и друг другу – пустая формальность.       — Все вместе? – переспросила Рейнира, насмешливо хмыкнув. Её слова звучали едко, как хлёсткий удар. — Не считаешь, что это уже давно не про нас? Пойдём, Вэйнис.       Она взяла меня за руку, и я позволила увлечь себя прочь от Алисенты. Мои пальцы сжали её ладонь, чтобы показать, что я полностью на её стороне. Мы почти миновали Богорощу, когда я услышала негромкий и горькие слова, которые Алисента бросила нам в спину.       — Всё не обязательно должно быть так!       Я почувствовала, как напряглась рука Рейниры. Её шаг замедлился, но она всё-таки не обернулась. Вместо неё я позволила себе ответить:       — Могло бы быть, если бы ты не предала нас, – сказала я твёрдо, не оглядываясь.       Мы продолжали идти дальше, не говоря друг другу ни слова, но я видела по взгляду Рейниры, что она чувствует то же, что и я. Боль. Горечь. И злость.

***

      Поездка в одном экипаже напоминала театральный спектакль, в котором каждый из участников играл свою роль, стараясь разбавить тягостное молчание, но не сделать его ещё более угнетающим. Казалось, воздух внутри кареты пропитан напряжением, и даже мягкий скрип колёс казался громче, чем следовало. Я украдкой смотрела на лица попутчиков, пытаясь угадать их мысли. Напротив нас с Рейнирой сидела Алисента, стараясь выглядеть безмятежной, но её тонкие пальцы время от времени нервно поправляли складки платья. Отец разместился рядом с ней, держа на коленях Эйгона, который крепко сжимал в маленькой ручке деревянную фигурку дракона. На заднем сиденье теснились две служанки-няньки, которые бросали настороженные взгляды, явно чувствуя общее напряжение. Тишину разорвал заливистый смех Эйгона, пронзительный и светлый, как солнечный луч, прорвавшийся сквозь плотные облака. Он кружил в воздухе своего деревянного дракона, словно тот был живым. Отец улыбнулся, глядя на игру сына, его взгляд смягчился, как будто в этом простом моменте он нашёл утешение.       Мой взгляд остановился на Рейнире. Она сидела, нахмурившись, с отрешённым видом, словно её мысли витали где-то далеко. Тишину вновь нарушил голос отца, мягкий, но пропитанный горьковатой ноткой.       — Совсем скоро и у тебя будут дети, – сказал он, глядя на Рейниру с теплотой, в которой проскальзывала и некоторая доля ожидания. — А я буду гордым дедом. И ты обязательно выйдешь замуж, Вэйнис, и, надеюсь, подаришь мне крепких, здоровых внуков.       Его слова ударили по мне как гром среди ясного неба. Я старалась не думать об этом – по крайней мере, пока. Дети, брак, долг... Все эти понятия казались мне одновременно неизбежными и пугающими. Дети – это, без сомнения, великое счастье, но и огромная ответственность, к которой нужно подходить с умом. Мой избранник должен быть не просто выгодным союзом для Дома, но и милым моему сердцу и душе. Но проблема была в том, что моё сердце и душа уже принадлежали одному человеку, и от этого осознания становилось страшно.       Рейнира, поджав губы, отвернулась к окну. Её пальцы сжали почти прозрачную штору, которую она чуть отодвинула, чтобы смотреть на мелькающую вдоль дороги местность.       — Я не могу забыть нашу матушку, – тихо произнесла она, её голос был полон боли и тоски.       Её слова повисли в воздухе. На мгновение Алисента отвела взгляд, но неожиданно для всех решила вмешаться.       — Всё не так скверно, – осторожно произнесла она, словно взвешивая каждое слово. — Эйгон вот родился быстро и без лишней суеты. Если ты боишься, то я тебя понимаю.       Я почувствовала, как она старается поддержать Рейниру, пусть и немного неуклюже. Отец, который до этого улыбался, вдруг посуровел. Я заметила, как его взгляд затуманился, словно его мысли вернулись к тем страшным дням. Я думала, что он забыл, но оказалось, что воспоминания о матери были для него мучительно живыми до сих пор: тот ужасный день, крики, её смерть и гибель младенца. Эти картины снова всплыли в его памяти, как утопленники, которых вытолкнули волны. Он встряхнул головой, пытаясь прогнать эти тени. Его лицо вновь приняло спокойное выражение, напоминая себе, что нужно радоваться тому, что есть здесь и сейчас.       По прибытии в Королевский лес, где уже раскинулись шатры и расставили длинные столы, уставленные яствами, мои глаза невольно зацепились за Отто Хайтауэра. Он появился почти одновременно с нами, уверенно спрыгнул с лошади и ласково похлопал её по шее. Его движения были спокойными, в них чувствовалась некоторая небрежная величественность, как будто весь мир вокруг принадлежал ему. Не теряя времени, он направился к нам, легко лавируя между людьми. Его лицо, освещённое мягким светом заходящего солнца, было как всегда невозмутимым, и я уловила в его глазах ту знакомую холодную решительность, которая всегда скрывалась за любезными словами. Отто поприветствовал Визериса так, как приветствуют давнего друга – тепло, но с едва заметной тенью сдержанной формальности. Эти двое направились к столам, где их уже ждали вина и обильные яства. Алисента, держащая на руках Эйгона, следовала за ними, как тень. Она выглядела безупречно, а её улыбка была настолько искусной, что едва ли кто-то мог заметить, как далеко её мысли забрались от происходящего. Но я видела. Она была здесь лишь телом, её душа же витала где-то между страхом и тревогой, словно она ожидала, что её хрупкий мир может разрушиться в любой момент.       Картина выглядела почти символичной. Отец, окружённый теми, кто был готов поклоняться ему лишь до тех пор, пока не откроется более выгодный путь. Их лояльность, как у хищников, зависела от того, насколько сытным окажется пир.       Мы с Рейнирой быстро прошли к одному из шатров, спасаясь от палящего солнца. Внутри было прохладно и темновато. Сестра опустилась на резной деревянный стул, потянувшись пальцами к вискам. Она начала массировать их, пытаясь унять напряжение, которое копилось в ней весь день.       — Всё это... бесконечно утомляет, – выдохнула она, но её голос был слабым, почти неразличимым.       Снаружи раздавались громкие поздравления и смех, словно весь мир смеялся над её печалью. Каждый новый голос заставлял её вздрагивать, и я видела, как её плечи опускаются всё ниже, словно под грузом невидимой тяжести. Её усталость и подавленность были мне невыносимы. Казалось, воздух внутри шатра сгустился до того, что стало трудно дышать.       Я не выдержала. Быстро выскользнула наружу, жадно вдыхая свежий воздух, но тут же столкнулась с кем-то. Мужчина, высокий и крепко сложенный, с золотыми волосами, стоял слишком близко. Его неожиданное появление заставило меня отшатнуться. Он усмехнулся, но эта усмешка была холодной, лишённой искренности, будто он разыгрывал заученную роль. Его взгляд прошёлся по мне, и от этого мне захотелось спрятаться, исчезнуть. В этом взгляде было что-то низкое, грязное, словно он видел не человека, а лишь способ развлечься.       — Простите, – проговорила я, пытаясь отойти в сторону, но он, кажется, нарочно не давал мне пройти, позволяя своему присутствию оставить отпечаток в моём сознании.       На его груди я заметила золотых львов, а красные и золотые тона одежды говорили сами за себя. Ланнистер. Эти люди всегда выделялись своим высокомерием и пренебрежением к остальным. Я ощутила непреодолимое желание вернуться и смыть с себя это ощущение, будто его взгляд оставил на мне невидимую грязь.       — А ваши именины были такими же пышными, как эти? – интересуется он, и я нахмурилась.       Вопрос показался мне неуместным, он касался чего-то столь далекого и незначительного, что едва ли стоило на это отвечать. Воспоминания о моих детских днях были туманными, блеклыми, как полотно, выцветшее от времени. Почти ничего не осталось в памяти Вэйнис, кроме отдельных, болезненно ярких моментов, которые потрясли её до глубины души. Лучше бы он задал этот вопрос Рейнире – она могла бы с лёгкостью рассказать о наших праздниках, о том, как мы вместе отмечали именины, несмотря на всю тяжесть того времени. Но в моих воспоминаниях редко было что-то похожее на праздник. Я была всегда... не в себе. И вряд ли мои дни рождения отмечались так, как положено.       — Я этого не помню, – ответила я, пытаясь скрыть свой внутренний дискомфорт, сцепив руки за спиной. — И Эйгон тоже не вспомнит. Он слишком мал.       Его праздники, эти яркие, бурные дни, будут для него всего лишь рассказами из уст взрослых, множеством слов, которыми мы будем оплетать его жизнь. Подрастёт ли он и возгордится ли, когда однажды услышит об этом великолепии? Мне не хотелось бы, чтобы он так воспринимал свои именины.       — Лорд Джейсон Ланнистер, – произнёс он с самодовольной усмешкой, не дождавшись от меня ответа, и без всяких церемоний обхватил мою руку, поднося запястье к своим губам.       Мне хотелось вырвать руку из его хватки, шагнуть в сторону и скрыться от его взгляда. Но я знала, что этого нельзя делать. Пришлось сдержать себя, заставить себя улыбнуться, ощущая, как его грубая борода скользит по моей коже, оставляя после себя неприятное, колющее ощущение.       — Я узнала символ вашего Дома, – сказала я, стараясь сохранить нейтральный тон. Джейсон, услышав это, гордо взглянул на герб на груди своей одежды, как на нечто, что должно восхищать каждого встречного.       — Нас не представили друг другу должным образом, – продолжил он, проводя рукой по своим золотым волосам, зачесывая их назад. Он словно ожидал, что я сейчас паду в экстазе от этого жеста, как и все другие девицы. Неужели все Ланнистеры такие напыщенные индюки? Я невольно закатила глаза внутри себя.       Моя память подсказала мне, что я уже видела этого Ланнистера. Точнее, его лицо было мне знакомо, и я вспомнила, где именно.       — Ваш брат входит в Совет моего отца, – сказала я. Несмотря на то, что те были близнецами, разница между ними огромная. Его брат казался мне более спокойным и рассудительным человеком, когда я присутствовала на собраниях и наблюдали за всем со стороны. Он выглядел менее отталкивающе.       — Тиланд… – процедил Джейсон, откровенно недовольный, — ужасно скучный. Да хранят его Боги, – он щёлкнул пальцами, вызывая кого-то. Мгновенно подошёл слуга, протягивая два золотых кубка, сверкающих в лучах заходящего солнца.       Ланнистер перехватил оба и протянул мне один с усмешкой.       — Лучшее медовое вино, которое вы когда-либо пробовали. Сделано в Ланниспорте, разумеется.       Его голос был таким уверенным, словно ни одно другое место на свете не производило вина, достойного упоминания. И я почувствовала, как меня начинает тошнить от этой напыщенности и гордыни, которые так выпирали из каждого его слова. Как если бы его существование было неоспоримой истиной, как если бы мы все обязаны были преклоняться перед его родом.       Я читала о Ланниспорте и слышала о нём от септы Марлоу на занятиях. Это был крупнейший город Западных земель и один из пяти крупнейших городов всего Вестероса, уступающий по населению только Королевской Гавани и Староместу. Расположен менее чем в миле к югу от Утёса Кастерли, родового замка дома Ланнистеров, на берегу Закатного моря. Это важный морской порт, а также торгово-ремесленный центр Западных земель: там сходились морские и сухопутные пути. Городом правили Ланнистеры. Лорд Утёса Кастерли носит титул Щита Ланниспорта, также в городе базируется их флот.       Ланниспорт защищен высокими и крепкими стенами. Город славится своими ремесленниками, особенно ювелирами и златокузнецами, также в нём производится пряное медовое вино. Гарнизон города составляет городская стража Ланниспорта. Как и в Королевской Гавани, в Ланниспорте есть элитные бордели. В городе можно найти моряков, банкиров и купцов с разных городов, с азартом занимающихся покупками, продажами и сплетнями.       Я взяла протянутый мне кубок, понюхала, но пить не собиралась. А вот лорд Джейсон выпил залпом, запрокинув голову. Как же мне избавиться от его общества? Теперь я сожалею, что покинула шатёр. Туда бы он точно не посмел зайти. Он ждал меня здесь, как паук, который охотится на мелкую мошку.       — Ах, Королевские леса, это прекрасные охотничьи угодья! Но лучшее место можно найти на Утёсе Кастерли, недалеко от моего дома. Вы там были? – спросил лорд Джейсон непринуждённо.       — Там была моя сестра, – сухо ответила я. Матушка и отец как-то посещали те места, взяв с собой Рейниру. У меня остались воспоминания о том дне. Как я плакала, вцепившись в платье матери, не желая отпускать, ведь боялась, что если её не будет рядом, я захлебнусь кровью.       Ланнистера мои слова обрадовали. Он с большой охотой начал рассказывать.       — Скала в три раза выше самой высокой башни в Староместе, еще выше, чем Стена на севере!  Говорят, что если встать на башню в погожий день, то можно было бы ясно видеть море на закате!       Я хмыкнула, сомневаясь, что так было на самом деле. Он ясно был любителем приукрасить. Но с какой целью делал это при мне?       — Должно быть, это нечто особенное, – с безразличием сказала я вместо того, что подумала.       Его глаза странно сверкнули.       — У меня, конечно, нет Драконьего Логова, но… у меня действительно есть средства и ресурсы, чтобы его построить.       Мне всё меньше и меньше нравился этот разговор. Что он имеет ввиду?       — Зачем вам понадобилось собственное Драконье Логово? – спросила я. — Не помню, чтобы ваш род владел или тем более подчинил себе драконов.       — Конечно, нет. Но вот ваш род, принцесса... Я готов на всё ради своей королевы или… леди-жены, – многозначительно произнес лорд Джейсон, пристально изучая меня.       У меня участилось дыхание и тревожно забилось сердце.       — Похвально, – повела я плечами, стряхивая дрожь от его слов. — Надеюсь, вы найдёте себе... хорошую жену.       — Думаю, я уже это сделал, – лорд Джейсон подошёл ближе и моя рука дрогнула. Совершенно... специально! Красное, как кровь, вино брызнуло ему на грудь, пачкая ткань. Пара капель попала на лицо. Он с невозмутимым видом слизал с губ вино, мерзко причмокивая, и я поморщилась. Отвратительный человек!       — Да, отличное вино, – вежливо сказала я, возвращая ему бокал в мозолистую, большую руку. Отвернувшись от него, я иду прямиком к отцу, не обращая внимание на любопытные взгляды.       Он был в самом большом и длинном, как коридор, шатре. Сидел на деревянном стуле с резной, красивой спинкой, и бархатной красной подушкой позади спины. В королевском шатре было очень шумно. Со всех сторон раздавался хмельной смех мужчин и слышалось хихиканье женщин. Лорды пили и ели за столом, а леди сидели на обитых красным атласом софах.       Визерис, в окружении Отто Хайтауэра и других его приближенных из Малого Совета, широко улыбался, хохотал и выглядел счастливо. И это больно кольнуло. Я не сомневалась в желании лорда Джейсона найти себе жену, но кто его надоумил приблизиться именно ко мне?       — Отец, что ещё за разговоры за моей спиной с лордом Ланнистером? – обращаюсь я к отцу без всякой мягкости во взгляде.       Предчувствуя бурю, отец извиняется перед лордами и отводит меня за локоть в сторону, подальше от ушей.       — Ты уже достаточно взрослая, Вэйнис. Твоё совершеннолетие через четыре дня. Лорд Джейсон хорошая для тебя партия.       "Он или его богатства?", – хотелось спросить мне ядовито. Однако, ответ я и так знала.       — Он высокомерен и самодоволен! – выплёвываю я холодным тоном.       — В браке вы ещё успеете привыкнуть друг к другу, – миролюбиво говорит отец, как будто ничего не понимает. У меня от его слов застыла кровь. — Когда твоя сестра была маленькой, ей уже слали поток писем о замужестве, о тебе же... никто и не думал. Но сейчас ты всем показала, какая ты на самом деле. В тебе, наконец, проснулась кровь Таргариенов. Ты расцвела, дочь моя. И не я один это заметил.       — Я не желаю выходить замуж!       "Только не за него... "       — Даже я не стою выше традиций и долга, Вэйнис! – лицо Визериса мрачнеет, голос зол. — Ты выйдешь за него замуж, хочешь ты того или нет! – отчеканивает он непреклонно.       И только сейчас я понимаю, что ничего не слышу. Была абсолютная тишина. Мы с отцом одновременно косимся по сторонам и видим, как лорды и леди смотрят в нашу сторону. Они всё это время наблюдали за нами и слышали разговор. Я медленно перевожу взгляд на стоящего с кубком Отто Хайтауэра, который прятал за ним свою змеиную улыбку. Затем смотрю на Алисенту, сидящую в окружении других молодых леди. Её глаза выражали сочувствие. Но оно мне было не нужно. Никто здесь по настоящему не переживал за меня и не поддержал бы мою позицию.       Ни на кого больше не смотря, я выхожу из шатра, направляясь к стойке с лошадьми. Те были привязаны к ней верёвкой и щипали зелёную траву. Хотелось уехать подальше. Так далеко, как только смогу. Но я понимала, что бегство это не вариант. Хотя бы побыть одной мне же не запрещается? Под удивленные взгляды косившихся на меня мужчин, я отвязываю одного чёрного коня и ловко запрыгиваю в седло, натягивая поводья.       — Вэйнис! – слышу окрик Рейниры и я вижу её стремительно бежавшую ко мне фигуру. — Куда ты собралась?       — Или ты со мной, или я поскачу одна, – бросила я коротко, не желая говорить обо всём здесь.       Рейнира молча кивает, больше не задавая вопросов, и седлает белую, молодую кобылу. Почти такую же белую, как свежевыпавший снег. Мы поскакали в лес. Звуки природы окружили. Чириканье птиц, шелест зелёной листвы деревьев, смятая под копытами наших лошадей трава. Солнечные лучи освещали даже частицы пыли в воздухе, делая её на какой-то миг похожей на блестящую пыльцу. Я замедлила коня, перейдя на медленный темп. Не хотелось куда-то торопиться. Нира не говорила ни слова, просто скача рядом. Но от меня не могла укрыться её обеспокоенность моим состоянием.       Вздохнув, наконец говорю:       — Отец хочет выдать меня замуж за Джейсона Ланнистера.       — Что?! – воскликнула Рейнира, побагровев от злости.       — Моего мнения он не спрашивал, как и не дал никакого выбора. Просто поставил перед фактом. Я сама догадалась, когда этот ублюдок полез ко мне, заманивая обещаниями, что построит Драконье Логово для своей леди-жены. Видите ли, так он пытается показать, на сколько серьёзны его намерения. Но я вижу, что Ланнистер только хочет улучшить своё положение за счёт брака со мной. А отец и рад, потому что он думал, что... такую, как я, никуда не пристроить.       Мне было плевать, что я выражаюсь грубо, хотя раньше этого не делала. Для Ланнистера у меня было в запасе много неприличных слов и похуже.       — Как он может так поступать с тобой! – негодовала сестра, костяшки её пальцев, которыми она сжимала поводья, побелели от злости.       — Отец не в первый раз так делает, – мрачно обронила я и Нира поняла, о чём я. Точно также он взял в жёны Алисенту, наплевав на наши чувства. — Знаешь... одно меня радует. Хотя бы ты будешь счастлива. С Лейнором.       Щёки Рейниры вспыхивают от смущения, но затем она хмурится и качает головой.       — Как же я буду счастлива, видя, какую боль испытываешь ты?       Я не успеваю ей ответить, так как мы обе слышим стук копыт позади и оборачиваемся. Это сир Кристон, последовавший за нами. Вечная тень и страж моей сестры. Он останавливается рядом и снимает шлем, открывая смуглое лицо свежему воздуху. Его чёрные, волнистые волосы длиной до плеч, заблестели на солнце.       — Принцессы, вам нельзя покидать лагерь, – отчитывает он нас, грозно сведя брови. — Хорошо, что вы уехали недалеко. В этом лесу встречаются и хищники.       — Вы же теперь с нами, сир Кристон, – улыбается ему Рейнира и он отводит глаза, словно смутившись.       — Могу я поинтересоваться... что послужило толчком для вашего столь резкого бегства?       Нира переводит на меня вопросительный взгляд, спрашивая, хочу ли я ответить на его вопрос.       — Нежеланное замужество, – сказала я, сжав зубы.       — Только попросите меня, принцесса, и я устраню любого, кто не угоден вам, – произносит Кристон и я не понимаю, шутит ли он.       — Сможешь убить, если прикажем? – засмеялась Рейнира, явно не восприняв его слова всерьёз.       Прогуливаясь по лесу, я немного успокоилась. Этому способствовал и негромкий разговор Рейниры и Коля, к которому я прислушивалась краем уха.       — Давайте вернёмся в лагерь, – предложил он.       — Здесь так красиво, – отвечает Рейнира, запрокинув голову и разглядывая высокие деревья. — Да и я не могу, пока Вэйнис сама этого не захочет.       — Вы были обручены, сир Кристон? – спросила я, желая утолить любопытство.       — Моя юность была полна приключений, когда мой отец служил в Чёрном Приюте, – молвил он. — Но моё положение было слишком низким для помолвки. До присяги королевского гвардейца, я бы мог жениться на простолюдинке.       Рейнира слушала с интересом.       — Вы можете выбирать свой путь, вам повезло, – искренне сказала я.       — Многие бы с радостью поменялись местами с вами, – на его губах появилась лёгкая улыбка.       — Только потому что они не бывали на этом месте, – отозвалась я прохладно, поджав губы. — Я из рода Таргариенов. Во мне течёт кровь дракона. Но я ничего не могу сделать.       — Вы подчинили себе одного из диких драконов, принцесса Вэйнис. Дракона, чьими сёстрами являются Вхагар и Мелеис, а братом Балерион. До вас ещё никто этого не делал. Быть может, вам стоит просто подождать и решение придёт само?       Когда солнце стало уходить за горизонт, забирая с собой свет, потемнело. Лес погрузился во мрак. Каждый звук слышался особенно чётко. Кристон Коль в очередной раз просит меня умоляюще:       — Принцесса Вэйнис, давайте вернёмся в лагерь.       Я отрицательно мотнула головой. Отец даже не обеспокоился нашим отсутствием, раз мы так и не увидели никого из стражи с факелами. Он забылся, выпивая в своей змеиной компании. Дочери ему сейчас были не важны.       — А мне тоже нравится здесь, – поддержала меня Рейнира и я благодарно коснулась её плеча, пока мы сидели и смотрели, как наш рыцарь в белом плаще разжигает костёр.       Пламя вспыхнуло и осветило наши лица. Мы сидели втроём, задумчиво глядя на поднимающиеся в небо оранжево-алые искры. Кристон следил за тем, чтобы костёр не погас, подбрасывая всё новые ветки, он боялся, что мы могли замёрзнуть. Почти идеальная компания и вечер. Почти, потому что вместо Коля я хотела видеть другого мужчину, который бы позаботился о нас с Рейнирой. Позаботился обо мне. Интересно, он бы также разжигал костёр своими сильными руками? Представляю, как пламя осветило бы его фигуру в чёрном камзоле и штанах, белоснежные длинные волосы, плясало в его серых, грозных глазах...       Внезапно мы слышим какой-то звук. Я вздрагиваю, выныривая из фантазий. Кристон приложил палец к губам, призывая нас молчать и не двигаться. Сам он медленно тянет руку к своему мечу, готовясь к чему угодно, что могло вылезти из черноты леса. Из темного леса послышался хруст веток и рычание. Мы замерли, как статуи, в ожидании того, что произойдёт дальше. Из кустов выскочил огромный кабан, его клыки сверкали в свете костра. Кабан очень быстро и неожиданно повалил нашего рыцаря на землю, а затем бросился на Рейниру, так как она была ближе всех к нему и не успела вскочить на ноги. Перед глазами всё будто размылось, лишь крик Рейниры сфокусировал меня на ней. Я молниеносно вырвала меч из руки опешившего Кристона, который поднимался с земли. Кабан был огромным и свирепым, но я не боялась. Я размахнулась и ударила кабана в бок. Кровь хлынула из раны, и кабан рухнул на землю. Рейнира успела вовремя откатиться в сторону, чтобы не быть придавленной огромной тушей. Я стояла над ним, держа в руке меч, и чувствовала, как во мне поднимается ярость. За то, что это существо напало на нас. За то, что напало на мою сестру. Внутри кипела злость на отца и моё положение. На его безразличие по отношению к Деймону и нам. Снова замахнувшись, я не могла остановиться, нанося животному, уже мёртвому, удар за ударом. Скопившиеся внутри эмоции требовали выхода. И они его нашли.       В какой-то момент я ощущаю на талии руки, которые силой оттаскивают меня назад. Я дрожу, но всё ещё крепко стискиваю рукоятку меча, который был полностью алым. Вижу движение сбоку. Это была Рейнира, которая подбежала ко мне и крепко обняла, начиная сотрясаться от рыданий. Меч выскальзывает из моей липкой руки и падает на землю. Обнимаю сестру в ответ, с ужасом понимая, что она могла пострадать, если бы я промедлила хоть на секунду. Совершенно не замечаю, что одежда обляпана кровью. На лицо попало несколько капель. Нира отстранилась и мы прижались лбами друг к другу. По её щекам струились слёзы. Я убираю пряди её светлых волос, заправляя их за уши.       Кристон Коль стоял в стороне, молча наблюдая за нами. Он был мрачен и одновременно потрясён. Даже я сама не ожидала от себя, что выхвачу у него меч и, не чувствуя тяжести стали, убью им кабана.       — Теперь то мы вернёмся в лагерь? – с надеждой спрашивает Коль. — Я думаю, прогулка затянулась, и её пора заканчивать.       Мы возвращались по тому же пути неспешно. Время удивительно быстро пролетело и небо уже посветлело. Встречать рассвет на высоком склоне, откуда можно видеть раскинувшиеся зелёные территории, тянувшиеся на много миль, было прекрасно. Остановив своего вороного коня, я успокаивающе глажу его шею, и вдыхаю чистый, еловый воздух полной грудью.       Внезапно я увидела белого оленя. Он стоял, гордо подняв голову. Его рога были прекрасны: белыми, как снег, и светились в лучах восходящего солнца. Я спрыгнула со своего коня и пошла к оленю, как зачарованная. Рейнира окликнула меня и попросила быть осторожной. Кристон Коль сказал, чтобы я не подходила к нему, но я не слушала.       Я остановилась перед оленем, и он склонил передо мной свои величественные рога. Я протянула руку и коснулась его головы. Его шерсть была мягкой и гладкой. Олень стоял неподвижно, позволяя мне гладить его. Я чувствовала, как от него исходит тепло и сила. Никогда не испытывала ничего подобного! Через несколько минут олень отошёл от меня и ушёл в лес. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.       Я вернулась к своей лошади и села в седло. Рейнира и Кристон Коль ехали рядом со мной.       — Почему он не испугался и разрешил прикоснуться к себе? – спросила я вслух, не сдержав этот вопрос.       Рейнира пожала плечами.       — Я слышала разные рассказы, что ещё до появления драконов белый олень был символом королевской власти. А может быть, он просто почувствовал, что ты добрая и не причинишь ему вреда.       Я не знала, почему белый олень не испугался меня, но я была рада, что он позволил мне прикоснуться к нему. Это был один из самых волшебных моментов в моей жизни.       Кристон Коль ничего не сказал. Он только хмуро смотрел туда, куда ушёл олень.