Перчатка миру

Ради задуманного пришлось отправиться на самую верхушку горы, благо к гнездовью вела цепь неплохо сохранившихся лестниц. Карабканье по скалам, к счастью, обошло Шэнь Цинцю. А точнее его вероятно попросту несли на руках. Ведь заниматься скалолазанием, когда можешь в любой момент грохнуться в обморок, — занятие, тянущее на премию Дарвина. И это даже не говоря о том, что глупостей в этой истории и так хватало с головой. Стоило первому шоку сойти, как Шэнь Цинцю восстановил последовательность событий, осмыслил произошедшее и обозвал себя круглым идиотом. Звоночков, на самом деле, хватало. Начиная с Вэй Цинвэя, который, судя по выражению лица, столкнулся с чем-то незнакомым и потому советовал сходить к врачу. А потом — история с Сян Чжэ и связь с небожительницей... Оглядываясь назад, удивительно, что массив не начал отторгать золотое ядро ещё вчера. Однако сказывалось, что и массив прибывал в своем около идеального состоянии. Вот и рука лишь немного побавивала, а Шэнь Цинцю лишь отмахнулся от правильной мысли, пришедшей ему в голову. Невольно Шэнь Цинцю задумался: не выйдут ли ему таким же боком все остальные его идеи? Во время подъёма он наслаждался рассветом и осматривал эти дикие, причудливые, пропитанные древностью места, ещё больше, чем привычные ему. Руины зданий, стелы с клинописью и барельефами, полуобнажённые и далеко не самые изящные статуи, следы первых обитателей и тех, кто канул в лету... Строители умудрились оставить после себя множество артефактов, но местные учёные это помогло не сильно. Об этих людях имелись довольно смутные представления, и известное звучало так. Вершины хребта Тяньгун — и не только те, что ныне занимает Цанцюн, но и многие окрестные — некогда были священными местами давно исчезнувшей цивилизации. Вероятно, эти люди стали жертвами Излома — катастрофического катаклизма, который порой полностью стирал цивилизации, изменял географию и временно влиял на законы Цзянху и сосуществование трёх миров. Заклинатели именно такими событиями отделяют одну глобальную эпоху от другой, хотя у обычных людей подобные датировки не в чести. Возможно, эти храмы — единственное, что осталось от древней цивилизации. Память об этом удивительно хорошо сохранилась, и эти места обходили стороной, считая их обителью грешников и их самих гиблых. Никто не ставил это утверждения, когда попутный ветер не занёс в эти места, редких смутьянов своего времени. Основателей Цанцюн ведомые нужда, презрение к утверждениям без доказательств и толика наглости ступили на запретные вершины. Шэнь Цинцю был полностью согласен с Ву Баофа: этих людей от гибели берегла только счастливая звезда. Проклятие в местных реалиях вполне могло оказаться настоящим — гиблых мест, отравленных своим прошлым, хватало. Однако основатели нашли, лишь груды старых камней и клювокрылой. Ни то, ни другое ни несло особой угроза при наличии здравого смысла в голове. Когда же этот факт стал достоянием широкой общественности, многие кусали локти, но выгнать первооткрывателей с насиженных мест уже не представлялось возможным. Хотя безвредность хребта Тяньгун не отменяла массы вопросов без ответов. Как, например, переводить клинопись? А ведь это была именно она. Никто так и не понял. Хотя активно пытались — и продолжают пытаться по сей день. Откуда взялись эти диковинные люди, кому они родня? В их облике угадывалась кровь людей из-за моря. Самолёт фантазии в порыве вдохновения добавил в сюжет сестричку для Ло Бинхэ — в духе Прекрасных Дам рыцарских романов. Правда, вероятно по незнанию, он нарушил куртуазный канон Это вызвало недоумение у китайских пользователей. Впоследствии Прекрасная Дама в сюжете больше не появлялась, хотя задел на путешествие в иные края был весьма любопытным. Но и дети смешанных кровей, такие как сам Шэнь Цинцю и Юэ Цинъюань, — зрелище не столь частое даже на востоке, у морских побережий. Тем более странно, что они жили и создавали государства так далеко в глубине континента. И заселение континента с западной стороны не представлялось возможным — рано или поздно упрёшься в границу с демонами. Хотя она и не малой своей частью и находилась в море, но орден Сяньланчжэ так и не нашли в ней бреше. А эти морские волки имели историю наблюдений в две с половиной тысячи лет, и собаку съели на морской флоре и фауне. Эти люди были авторами и соавторами многих масштабных морских экспедиций. В сущности это больше моряками, чем обычными заклинателями. Но людям живущим на отшибе мира, на этом самый мир зачастую плевать. Хотя это часто негласный девиз даже Цанцюн, хотя уровень изоляции двенадцати пиков, и близко не такой как у морских волков. Но Запад место во все века совершенно особое, это просто данность. Граница в сущности представляла собой неровный, вогнутый меридиан, проходящий, как по воде, так и по суше. Но тем не менее он сходился на полюсах и дела кругосветное путешествие решительно невозможными. С противоположной стороны, если верить словам той же Прекрасной Дамы, картина выглядела точно так же. Даже когда во время последнего Излома демоны и люди оказались временно отрезаны друг от друга, добраться на другую сторону границы всё равно было невозможно. Единственное возможное объяснение — во времена строителей мир был совершенно другим. Возможно, то же самое применимо и к народу Полумесяца, местным мусульманам, которые на старых изображениях определённо выглядели арабами, хотя со временем сильно смешались с ханьской кровью. Сюэ Юшань смотрел на это выражение блаженного любопытства на лице человека при смерти со смесью умиления и недоумения. Нет, для их пика это не новость, но всё же нечто необычное для Шэнь Цинцю. Он — академик, теоретик, практик, но не исследователь по натуре. А сейчас выходило, что на самом деле был. Просто считал это неразумной тратой времени и сил. Вопрос в том, что же заставило его изменить расстановку приоритетов, перестать жить в вечной гонке и ощущении осаждённой крепости? Понял, что сам себе враг, или с подзатыльника Достопочтённой у него появилось больше совести? Нет, совесть у этого человека, вопреки мнению того же лорда Лю, всё же была, но то, к кому и как она применялась, отличалось от общественного консенсуса. И порой Шэнь Цинцю откровенно перегибал палку. Если подобного станет меньше, впечатление определённо будет неизгладимым. Хотя вариант с холодным расчётом тоже никто не отменял — время покажет. Впереди замаячила самая сложная часть пути — участок над обрывом, где перила либо отвалились, либо их изначально не было. Сюэ Юшань как-то читал версию, что эта лестница — испытание на пути к вершине горы. Придётся держать Шэнь Цинцю за руку, чтобы тот не вздумал свалиться вниз. А возмущаться он, конечно, будет — не желая облегчать задачу Сюэ Юшаню. Но всё же Шэнь Цинцю понял его мотивы и, как хотелось верить Сюэ Юшаню, устыдился собственных обвинений. Тех самых, которые у него самого не хватило сил опровергнуть. Хотя сам Сюэ Юшань был не лучше — он делал ровно то же самое. И что ещё хуже, даже в тот момент, когда Шэнь Цинцю, похоже, признал свои ошибки (пусть и не вслух) и пошёл навстречу. Они друг друга стоили — и в этом с первых дней знакомства была их главная проблема. Шэнь Цинцю же в этот момент был крайне рад отсутствию у себя страха высоты. Но вот доверия к собственному состоянию у него не было совершенно, и потому, подойдя к началу лестницы, он остановился и выразительно посмотрел на заместителя. Сюэ Юшань, глядя на это странное смирение, съязвил — раньше, чем успел подумать: — Надеюсь, меня не перепутали с прекрасной девой, на встрече с которой любуются видами… Шэнь Цинцю закатил глаза и раздражённо бросил: — Мастер Сюэ, я вас сейчас с летающим клювокрылым львом случайно перепутаю. Но подставленный локоть взял, и он осторожно шёл рядом с острой скалой. Благо, лестница была не узкой, и трое людей, идущих в линию, не испытывали больших неудобств. "Дурак, что это было сейчас? Дорогая, надеюсь, ты этого не видишь." А вот Шэнь Цинцю задумался об упомянутых разумных зверях и этом месте. Клювокрылые львы осели здесь, когда эти постройки были оставлены людьми и со временем обратились в руины под весом времени. И ничего о своих предшественниках они не знали, кроме того, что видели собственными глазами, и, в общем-то, не хотели знать. Они не особо жаловали людей, считая их хрупкими существами, которым только дай шанс навредить себе и перемудрить. Удивительно, как одинаково думали духовные звери и демоны о людях. Но современный человек легко мог опознать шумеро-аккадские мотивы и понимал, что Самолёт хотел оживить прошлое этих земель, вписать дикую, таинственную и непостижимую древность, но не хотел сильно углубляться в детали. И вот, в Средневековом Китае появились шумерские храмы, Шэнь Цинцю когда-то плевался на это дальше, чем видел. Но теперь он был готов взять свои слова обратно, ведь всё это создавало тот эффект, который и задумывался: после классической китайской архитектуры, забравшись на вершины, будто попадаешь в другой мир, живший по иным законам. Шэнь Цинцю хотел бы пару томиков по культуре Месопотамии и аналог Розеттского камня, чтобы оценить совместное творчество Самолёта и Системы, но догадывался, что цену за это заломят неприличную, и отложил эту идею в долгий ящик. Наконец, миновав опасный участок, Шэнь Цинцю отошёл от заместителя, и они немного затормозили. Рядом с ними стояла стела с барельефом крылатой полуобнажённой женщины, одной ногой стоящей на льве. Мужчине она показалась смутно знакомой, вероятно, это была значимая богиня . И именно в этот момент к ним подлетела диковинного вида ворона, в два раза больше обычного, с синими перьями. Шэнь Цинцю узнал эту птицу — личный посланник старейшины Ли. Пернатый посыльный сел на руку Сюэ Юшаня. — Так быстро они перестали ругаться и что-то решили? Шэнь Цинцю невольно усмехнулся. Отношения между хранителям, лидером Братства и частью старейшин, оспаривающих этот факт в той или иной форме, в числе которых был Ли Му — это притча во языцех. Мужчина взял переданный ему лист бумаги и развернул его. В самых сухих, бесстрастных формулировках сообщалось следующее: он мог покинуть переговоры без риска. Как вспомнил Шэнь Цинцю, старик и не давал обещаний там точно появляться. Хозяева любезно согласились помочь, правда, предупредив, что это — в порядке персонального исключения. Речь всё же шла о закрытых для посторонних территориях клана Фу. В конце содержалось указание на уютную поляну, где его будут ожидать сопровождающие. — Клан Фу не изменяет своим добрым традициям, — мужчина протянул бумагу заместителю. Тот, прочитав, с усмешкой отметил: — Ничего не меняется. Может быть, в случае с другими людьми такая осторожность в отношении тайны не выглядела бы подозрительно. Но Шэнь Цинцю, учитывая уже известное ему, чувствовал особую настороженность и понимал, что клан Фу видит в нём и в особенности в Сюэ Юшане возможных шпионов. Аргумент, что вмешательство в разборки Братства не простят даже свои, тоже не работал. Хотя с другой стороны у Хранителей был горький опыт не осторожности и их можно было понять. Когда они забрались на самую вершину, их встретил внушительный зикурат и расположившиеся на его ступенях едва проснувшиеся клювокрылые львы. Шэнь Цинцю встал посреди площадки перед ними и дождался, пока сонные создания примут надлежащий для официальной беседы вид. И лишь после этого уважительно поклонился. Величавые звери в ответ склонили головы. Вожак, восседающий до этого на вершине зикурата, грациозно слетел вниз, блестя в рассветном солнце необычными для стай хребта Тяньгун синими перьями. На землю спустилась фигура высотой два с половиной метра в холке, с ключом, который, казалось, мог проломить каменную стену, с великолепными синими крыльями и львиными лапами, способными легко переломить человеческий позвоночник. Шерсть её была блестящей, песочного цвета, а сама она излучала концентрированную красоту с звериным оскалом и, тем не менее, разумным взглядом. Ещё один взаимный поклон, и когда любезности были соблюдены, Шэнь Цинцю заговорил, стараясь не хихикать от напыщенности своей речи. Сюэ Юшань вежливо остался вне центральной площадки, на которой имел право находиться только тот, кто просил о непосредственной услуге. — Перед вашими взорами, достопочтенный вожак, благородная стая, Шэнь Цинцю, лорд Цинцзин и меч Сюя. Не то чтобы клювокрылые страдали амнезией, но вычурность этикета у них была, как у двора монарха. И как бы Шэнь Цинцю не хотел пропустить это словоблудие, идти на конфликт было не в его интересах. Вожак ведь мог и отказать, и возможность тихо и безопасно добраться до места была бы упущена. — Перед вашим взором, владыка пика, синяя стая, и я её вожак, Ланьцивэйюй. Третий и последний приветственный поклон был совершен. — Какая забота привела вас в наши обители, лорд Шэнь? — Прошу прощения у вас и стаи за то, что потревожил ваш покой в столь ранний час. Этот лорд вынужден был это сделать, ведь ему нужна ваша помощь. Вожак окинул его изучающим взглядом. И, конечно, дело было в тоне — обычный человек, попавший в беду. Совсем не то, что можно было ожидать от персонажа, у которого в восьми случаях из десяти эмоциональный спектр ограничивается бесстрастностью или агрессией. — Поведайте, пожалуйста, свою беду, и мы посмотрим, сможем ли мы вам помочь. Благо пересказывать всё не пришлось, ведь рассказывать о своей жизни вожаку клювокрылых своего пика при вступлении в должность горного лорда, — давняя традиция. Злоключения Шэнь Цинцю в лапах безумного старейшины Ланьцивэйю были уже известны. — Моя жизнь находится под угрозой. Если я не доберусь вовремя до долины Иньгуань, достопочтенный вожак, трагедия, которая произошла со мной, и связанная с вами, также станет вам известна. — Пример столь вопиющего беззакония против людей и Небес забыть не получится. И худшее уже произошло? Удивительный получился переход от неприкрытого презрения и гнева к беспокойству. — Да, достопочтенный. Иначе я бы не потревожил вас. Воспользоваться мечом — верный способ покинуть этот мир, а на коне не успеть добраться в скрытую твердыню. Шэнь Цинцю повторял это скорее для проформы, ожидая ответа, подавляя желание расписать мотивы до последней капли, ощущая, как стягиваются раны. — К чему такие тайны от собственных сородичей — мне не понять. Впрочем, не мне вмешиваться в дела людей. И я не могу оставить вас на верную погибель. Ещё один вежливый поклон. — Этот мастер благодарит вас, Ланьцивэйюй, и этот ваш должник достопочтенный. Надеюсь, когда представится возможность, я смогу вернуть вам доброту. — Вопросы жизни и смерти не терпят отлагательств. А затем он напел что-то на своём языке, и с ленцой с зиккурата спорхнула молодая самка. Не царское дело летать туда-сюда. Пришлось раскладываться и с ней. «Бедная моя спина...» — Мои искренние благодарности, достопочтенный. Для меня ваше предложение — честь. Почтенный зверь прижался к земле, и Шэнь Цинцю, к собственному удивлению, одним движением влез на чужую спину. Припомнив разглагольствования Ву Баофа, он улёгся на живот, ухватившись за оперённую шею. — Держитесь крепко, — раздался мелодичный тонкий голос. Шэнь Цинцю кивнул своему спутнику, который уже успел достать клинок из рукава. Мужчина облегчённо выдохнул: прошло чуть больше получаса, и дело почти решилось. Что радовало ещё больше — раны не прогрессировали с такой стремительностью, как у гоночного болида. Шэнь Цинцю искренне наслаждался моментом. Он снова возвращается в небо, пусть и не он был за штурвалом. Мир, как на ладони: крутые горные хребты, заснеженные вершины и руины древних храмов. Ввыси величаво плывут облака, и солнце наполняет всё своим светом. «Как же я скучал по тебе.» Этот полёт был совершенно новой гранью общения с небесами, и, возможно, стоило над собой посмеяться. Шэнь Цинцю когда-то связал свою жизнь с авиацией и армией, но это была всего лишь работа. Хотя, с другой стороны, не скажешь, что это было мучением — он не жалел о годах, проведённых на работе. Но ведь он легко смирился с тем, что из-за болезни больше не сможет быть пилотом. И, возможно, только во второй жизни он действительно полюбит полёт искренне и чисто.