Перчатка миру

В Запретной зоне хватало вещей, которые стоило показывать исключительно проверенным людям, не раз и не два доказавшим свою лояльность, надёжность и здравомыслие. Да допущенные не могут ничего сказать вовне по опредению. Но возмущённый человек, которому обманом заткнули рот, временами хуже того, кто может свободно говорить. А ведь места для возмущений там хватало с головой. В массе своей информация в этом месте делилась на несколько категории разведданные, сведения сокрытые от общественности ради её спокойствия, информация служащая пику щитом и скелеты в шкафу. Трактаты о демонах, черных заклинателях, похищенные переписки союзников и врагов, планы обороны пика, сведения о преступлениях членов пика. Чего в этом месте не встретишь. Но, несмотря на всё это «добро», о котором сложно говорить иначе, как о цирке, из которого сбежали все клоуны, большая часть Запретной зоны была совершенно иной. В ней хранились книги и документы, столь старые и ценные что они требовали специализированного ухода и защиты, но не из-за своего содержания, а по куда более бытовым причинам. Их содержание не предполагало необходимости держать их под семью замками. Именно в таком виде Запретная Зона была известна большинству. Хотя все слышали, что где-то за стеной хранятся более экзотические и опасные вещи. Кроме того, все знали: несмотря на формальную возможность запросить доступ к наиболее закрытым зонам, лучше запастись терпением и дождаться, пока тебя туда проведут, посвятят и сочтут достойным. Форсирование хода событий обычно заканчивалось настойчивой просьбой-указом "проветрить мозги" где-нибудь на дальнем аванпосту. В непроходимую глухомань с соседством в виде злобных тварям и крайне специфичных коллег. Контингент на подобных опорных пунктах разговор совершенно особый. Но несмотря на видимость драконовской меры, такое решение имело смысл: подобные заявки зачастую были порождением самоуверенности и непонимания серьёзности вопросов, в которые пытались лезть. Шэнь Цинцю ещё мог себе позволить менять атмосферу и вмешиваться в некоторые рабочие процессы, устраняя влияние людей, по которым лекари душ давно плакали. Но покушаться на веками выработанные механизмы сохранения секты он не осмелился бы. И вот один такой дурак объявился среди самых прозаичных просьб о допуске к цивильным залам Запретной Зоны. Звали просителя Сян Чжэ и он был одним из шисюнов оригинала, всего на пару лет старше. Отличный боец на мечах, талантливый заклинатель, неплохой управленец и историк на досуге — как и многие ученики Ву Баофа. Именно с этим обстоятельством и было связано его прошение. Мужчина решил разобраться в крайне мутной истории распада западных земель некогда великой империи. А точнее, в том, как отношение и расположение тогдашних горных лордов пика к видным фигурам эпохи повлияло на политическую карту. Многие, пусть и не имея весомых доказательств, смутно догадывались, что Цанцюн, возглавляя коалицию сильнейших сект региона, продвигала более симпатичных и сговорчивых правителей — и небезуспешно. Так оно на самом деле и было. Все хотят жить спокойно, а уж когда привычный мир рушится, тем более. Шэнь Цинцю не видел в этом ничего зазорного: откровенных упырей ведь не поддерживали. Однако это слишком противоречило доктрине невмешательства жителей Цзянху в политику, поэтому о таком предпочитали молчать. И именно записи, проливающие свет на те события, интересовали Сян Чжэ. Человек довольно взрывного характера, который часто сначала действовал, а потом хватался за голову. Умудрялся, хоть и не без жертв, выбираться из созданных собственноручно проблем. Однако, когда речь шла о местном аналоге государственной тайны, Шэнь Цинцю считал крайне сомнительным доверять её такому персонажу. Он уже собирался написать отказ и отправить шисюна на годок-другой к родственникам. Но внезапно наткнулся на ходатайство от весьма любопытной дамы, которое заставило его серьёзно задуматься и не позволяло просто так ответить ни «да», ни «нет». Ду Ляньчжэ, одна из первых учениц Ву Баофа, в своё время была крайне перспективной адепткой и даже носила титул главной ученицы. Но все её блестящие перспективы оборвались практически одновременно из-за одной бахвальской выходки. Молодая женщина поспорила с одним из своих шиди, что сможет без особых усилий получить доступ во внутренние секции Запретной Зоны, хотя у нее не было прямой необходимости делать это. Спорили, к слову, на весьма дорогое золотое кольцо в месте, где азартные игры сильно порицались. Но Ду Ляньчжэ считала, что может позволить себе и такой спор, и игру на деньги — просто потому, что она главная ученица и птица высокого полета. Неизвестно, как хозяйка пика узнала о споре, но, возможно, обиженные высокомерием соученики донесли на нее. Госпожа Ву была настолько разочарована и возмущена поступком своей главной ученицы, что лишила ее титула и отправила на дальний аванпост. И не тихо и спокойно, как Шэнь Цинцю собирался поступить с Сян Чжэ, и как это обычно происходило. Нет, Ву Баофа устроила впечатляющее шоу, чтобы никому другому не хотелось повторять ошибки уже бывшей главной ученицы. Под раздачу попали и ряд других учеников, на проступки которых до этого момента закрывали глаза. Лекарством от спеси публичная выволочка и ссылка оказались удивительно эффективными. В воспоминаниях оригинала женщина безусловно представилась гордым человеком, но в этом совсем не ощущалась надменность. На форпосте женщине, волею судеб, пришлось разбираться с темными заклинателями, и так активно Ду Ляньчжэ это делала, что по окончании «долгосрочной миссии» Ву Баофа решила сделать из ученицы подготовленную охотницу. Самолично ходатайствовала, искала наставника и позже провела в те части Запретной Зоны, которые некогда послужили причиной её изгнания. Женщина сумела вернуть расположение наставницы, но не титул — дважды он давался при исключительных обстоятельствах. Этот поезд для остальных уходил на веки вечные. Шэнь Цинцю был уверен, что шицзе, знавшая эту систему со всех сторон и с годами начавшая питать к ней пиетет, не стала бы ручаться за кого-то ненадежного. Мужчина вовсе не хотел судить строже, чем было необходимо, и потому счёл за лучшее не опираться слепо на чужую картину мира, а поговорить лично с шисюном и попробовать понять, что в той бедовой голове творится. И вот объект его размышлений о жизни, школе и немного о себе стоит перед ним — красивый и, кажется, успевший пожалеть обо всём на свете. Шэнь Цинцю стало совестливо с одной стороны, что человек столько времени мариновался, не получая ни разрешения, ни отказа. Но роман вел повествование от лица ученика-изгоя, поэтому местный бомонд для переселенца был темным лесом. Не мог мужчина в таких обстоятельствах действовать на ощупь. И совершенно не представлял, сколько бы граблей по незнанию собрал, если бы Система не сжалилась над ним и не рассказала все обстоятельно. Хоть какой-то толк от этих пришибленных. Сян Чжэ, после вежливых приветствий, без стеснения косился на его помощниц. Мужчина, как будто, хотел провести этот разговор откровенно и без чужих ушей. Шэнь Цинцю было очень интересно, что этот человек может наговорить без оглядки на других, и поэтому пошел ему навстречу. – Дамы, на сегодня ваша помощь больше не понадобится, можете заслуженно идти отдыхать. Мужчина и словом не погрешил против истины. Женщина работали стенаграфистками и помогали разбираться в документах, когда приходил Сюэ Юшань. И ни взглядом, ни словом не выказали усталости, но зачем людей утруждать сверх меры? Особенно когда в этом не было строгой необходимости. С этим человеком мог состояться исключительно допрос, так и встреча на сегодня была последней. А если случится нечто срочное и неожиданное, секретарь все ещё будет на месте. Женщины с благодарностями отклонялись и стоило двери закрыться, как Сян Чжэ заговорил по делу. – Лорд Шэнь, позволите продолжить беседу в более неформальной обстановке, когда посторонних больше нет? Шэнь Цинцю с деланной усталостью и вполне искренней усмешкой, пусть и скрытой за раскрывшимся веером, указал рукой собеседнику на место рядом со столом. – Рассказывай, какой демон тебя дёрнул написать эту бумажку. Сян-шисюн, ты как будто в первый раз на родном пике очутился! В ответ послышался шумный и усталый вздох и выдох. – Да идиот, который сделал это и потом подумал, но было уже поздно. Так ещё и Ду-шицзе в это втянул, но Шэнь-шиди, я её об этом не просил и даже не знал, что она за меня поручится. И да, дурак, который полез туда, куда не просили, и готов нести за это наказание. Вещи уже собрал. Ещё один тяжёлый вздох, и собеседник продолжил. – Ты тогда был прав, моя порывистость меня в могилу загонит однажды, ведь удача переменчива. Откровенно говоря, Шэнь Цзю тогда скорее глумился, чем пытался искренне помочь попавшему впросак шисюну. Тот старательно скрывал сей факт от наставников, и в конечном итоге ему даже удалось выйти сухим из воды. Вот что-то, а создавать себе проблемы и самолично же их разгребать Сян Чжэ умел мастерски. Именно поэтому он занимал неплохое положение с перспективами в молодые годы. Навык выбираться из экстренных ситуаций с минимальными потерями был полезен везде. Это был одновременно дар и проклятие этого человека. – Дурак, без сомнения, но начнём с того, что я ещё ничего не решил. Ответом последовал удивлённый взгляд, а Шэнь Цинцю прятал за веером весёлую усмешку. – Так что будь любезен ответить на первый вопрос. Вот что отличает местных, так это спокойствие. Сян Чжэ, даже зная, что ему грозит ссылка, хотя и был уставшим и злым на себя, держал себя в руках. Пусть в этом было больше смирения, чем чего-либо другого. – Всё куда банальнее, Шэнь-шиди. Я просто хотел знать и, по возможности, оставить свои труды потомкам. Да, их прочтёт узкий круг людей, и признания, возможно, будет только в их среде. Но с подобной щекотливой информацией только такой подход и возможен. И кто я такой, чтобы спорить с этим? Но какой демон меня дёрнул подойти к вопросу таким глупым образом — у меня нет ответа. Как и нет настоящего объяснения другим нелепым выходкам. Шэнь Цинцю в который раз убеждался, что некоторые люди нутром чувствуют, что от них хотят услышать, при этом сохраняя достоинство. Ведь он был уверен, что будь на его месте оригинал, последнее, что следовало бы делать, — это вспоминать, что они не только лорд и адепт средней руки, но ещё и шисюн и шиди. Его же самого, желавшего понять, что за человек перед ним, излишняя формальность только бы оттолкнула. – И ты имеешь полное моральное право не верить ни единому моему слову, ведь видел и не раз, как я свою горячность прикрывал такими же красивыми словами. Шэнь Цинцю не знал, верить ли этому лису и не выкинет ли он ещё чего, но тут Система решила напомнить о себе. [Появилась новая цепочка миссий «Книжное собрание». Хотите узнать подробности, пользователь?] Баллы лишними не были, да и название не внушало ощущения сложности, потому Шэнь Цинцю ответил своей электронной попутчице даже с энтузиазмом. «Хочу». [Ваша задача — собрать все дневники, которые в вашем мире были опубликованы как рассказы. Их поиск будет разделён на несколько отдельных миссий, и за каждую найденную вам будет начисляться 100 баллов.] Шэнь Цинцю уже был готов на всё согласиться, но решил уточнить кое-что. «Я имею право отказаться от них?» [Вы вольны отказаться от исполнения любой подобной миссии. За неисполнение будет наложен сюжетный штраф на все заработанные баллы.] «Понятно». [Что же до первой миссии цепочки «Книжное собрание» — время не ограничено, место: внутренние секции Запретной зоны, обязательные напарники: Сян Чжэ.] Перед его носом высветились два варианта: согласиться или отказаться. «Так вот почему ты ожила именно сейчас…» Мужчина сверлил взглядом зелёную кнопку, пока она не загорелась. [Удачного выполнения миссии, пользователь!] Шэнь Цинцю искренне надеялся, что жадность и читательская любовь не выйдут ему потом боком. Пусть он и помнил слова Альтары, что подлянок, выходящих за рамки отведённой роли, ему делать не будут. Но слова таких людей лучше делить на два и быть готовым ко всему. – На сей раз так и быть, поверю, но, Сюн-шисюн… откровенно говоря, в тех документах давно стоило навести порядок, да руки ни у кого не доходили. Так что лёгкой, уж поверь, затея твоя не будет. Но это возможно только при одном условии. – Обет молчания? Вопрос прозвучал крайне неуверенно, а Шэнь Цинцю весело усмехнулся, подтверждая догадки о серьёзности ситуации. Обет слишком много оставлял лазеек — достаточно не самой ядрённой сыворотки правды, чтобы его пробить. Это не годилось. – Простым твоим обетом я уже не отделаюсь от суда, когда меня неминуемо спросят о тебе. Узы молчания – единственный приемлемый вариант. Теперь уже тебе решать, стоит ли оно того. Узы молчания – страшная вещь, оказывающеяся во власти над человеческой волей. Они буквально лишали возможности сказать, записать или иным способом передать лишнее слово. Менее удручающим эту ситуацию делал тот факт, что такие узы давались только добровольно и действовали весьма точечно. Подобное обещание нельзя было ни вырвать против воли, ни навязать. И пробивались такие узы исключительно охотничьими сыворотками правды — шедеврами своего ремесла. Для Минъян угроза для судьбы мира была достаточным основанием для содействия и она ставила интересы охотников выше обетом, которым сама была гарантом. Сян Чжэ с позором смотрел в стену, будто перед ним был мифический манускрипт со всеми ответами на его беды. Шэнь Цинцю же удивительно терпеливо сидел напротив, с непринуждённым видом ожидая решения. Мужчина, отправляясь сегодня под «светлые очи» хозяина пика, искренне полагал, что без больших потерь из этой идиотской передряги ему не выбраться. Однако вместо ссылки ему предложили возможность глубинно исследовать вопрос, который манил его столько лет и не давал покоя. Тему, что увлекала его до такой степени, что он ради собственного спокойствия предпочитал молчать о своём интересе. И, домолчавшись, в один не самый прекрасный день написал злосчастное прошение. Но посвящать шисюна в природу своего порыва Сян Чжэ не рискнул. Возвращаясь к заданному вопросу, мужчина, даже понимая, что решение останется с ним до конца его дней, задал себе иной вопрос: «Что я, собственно, теряю? В любом случае знал, что язык придётся держать за зубами. Значит, разница между простым запретом и невозможностью говорить не так уж и велика». – В классическом варианте, с печатью? Шэнь Цинцю, глядя собеседнику в глаза, понял, что тот уже всё для себя решил и лишь уточняет детали. В который раз ему приходилось удивляться, на какие ухищрения местные жители готовы пойти ради стремления знать. Ву Баофа, которая бродила по проклятым руинам в поисках знаний, не факт, что когда-либо увидят свет, в этом отношении не сильно отличалась. Это одновременно вызывало восхищение и пугало, ведь пик помнил немало учёных, забывших о гуманизме и научной этике. – Не жди поблажек. Клятва и обряд стары и традиционны. Условие же бесхитростное: полностью под запретом передача в любой форме знаний, почерпнутых из внутренних залов Запретной Зоны, людям, не имеющим к ним доступа. Сян Чжэ задумался — звучало как-то слишком просто. Ду-шицзе, хоть и не могла посвятить его в детали, высказывалась о системе защиты как о вещи весьма изощрённой. Похоже, его гипотеза о том, что самая грозная защита приходится на самый суровый обет, была ошибочной. Истинная суть защиты, вероятно, скрывалась в ином. – Остальные правила приличий в этом месте будут озвучены позже. Без клятвы разговор не имеет смысла, – добавил Шэнь Цинцю. Сян Чжэ ещё раз обдумал своё положение, и, придя к окончательному решению, уверенно ответил: – Думаю, дело того стоит. Я согласен. Шэнь Цинцю лишь кивнул и поднялся, вспоминая, где лежит текст этой пугающей клятвы. Искомое оказалось спрятанным в дальнем углу шкафа за стопкой книг. Глядя на устроенный беспорядок, Шэнь Цинцю решил, что наведёт порядок позже. Вернувшись на место, он протянул пожелтевшие от времени листы внимательно наблюдавшему за ним Сян Чжэ. – Изучай и учи наизусть. Если вставишь свои дополнения, это будет исключительно твоя проблема. – Справедливо. Сян Чжэ быстро пробежался взглядом по короткому тексту. Написанный сухо и по делу, он не налагал на человека никаких лишних обязательств. Обычная, ничем не примечательная бумага, если не вчитываться в детали. Впрочем, ни один из пунктов не вызвал у него протеста, и его решение осталось неизменным. Шэнь Цинцю тем временем перевёл взгляд с Сян Чжэ на свои бумаги, которые внезапно решил разобрать прямо здесь. Так за удивительно спокойными занятиями прошло минут пятнадцать: Сян Чжэ учил строки, прекрасно помня слова шицзунь, что печать, будучи разумной сущностью, чтение по бумажке не примет. – Я готов. Шэнь Цинцю не мог не спросить для порядка. – Ты уверен в своём решении? – Да. – ответ прозвучал уже без единого сомнения. – Тогда раздевайся. Сян Чжэ картинно вздохнул: перспектива была смущающей, но Шэнь Цинцю вежливо уткнулся в бумаги, игнорируя его. Сам Сян Чжэ знал, на что подписывается, и молча принялся расстёгивать пояс. Неженатый и стыдливый, Сян Чжэ полностью соответствовал своему воспитанию. Шэнь Цинцю же встал, достал из кармана связку ключей и тщательно запер все двери, а затем завесил окно шторами. И остановился у этого самого окна рассматривая стену, дабы не смущать Сян Чжэ ещё больше. Получив знак, что шисюн полностью готов, Шэнь Цинцю встал, подошёл к нему сзади и, прежде чем начать, напомнил: – Когда дам знак, начни произносить клятву. До этого – ни слова. – Помню. Мужчина аккуратно положил руки на ровную, напряженую как тетиву спину. Мышцы под пальцами едва ощутимо вздрогнули, в прочем в том не было ничего удивительного. Был у Сян Чжэ неприятный опыт доверия Шэнь Цзю своей тушки. Было дело на одной из миссий, когда эти двое ещё были учениками, а Ву Баофа ещё была жива. Их двоих послали разобраться с колонией ракоскорионов, и Шэнь Цзю так аккуратно обрабатывал раны Сян Чжэ, что добавил ему пару синяков грубо хватая за невредимую до того руки и ударив пару раз веером, чтобы сидел смирно. Шэнь Цинцю и наверняка Сюя наблюдая за этим ловили очередной приступ испанского стыда. Сян Чжэ безусловно раздражать мог порядочно, но зачем бить почём зря и так раненного человека? Выдохнув и собравшись с мыслями, Шэнь Цинцю начал ритуал. Он тщательно исполнял инструкции, наблюдая за состоянием Сян Чжэ. К облегчении мужчины, всё шло хорошо, что было подозрительно. Но он отмёл лёгкую паранойю и проговорил. – Можешь начинать. – Я, Сян Чжэ, добровольно и в здравом уме отдаю свою волю в руки Тяньжэня и Минъянь . Я отказываюсь от права говорить или иным способом передавать знания, полученные в скрытых основателем секциях Великой Библиотеки. Слова были произнесены, и Шэнь Цинцю убрал руки, прекращая поток энергии, который создавал Сян Чжэ время сказать свои обеты. Дело было кончено, а мужчина порядком устал. Устанавливать контакт и буквально договариваться с одним из небесных дворцов было весьма хлопотно. Благо хоть кроме личной силы, дополнительные танцы с бубном были не нужны. Минъянь не признавала при никаких подношений и сложных обрядов, в отличие от других богов. Она принимала только силу для связи с ней. Шэнь Цинцю взял Сян Чжэ под локти и опустил на пол, его ноги едва держали тело, а взгляд был пустым. Это была пугающая, но нормальная реакция на возвращение с небес на землю. Напоследок Шэнь Цинцю поднял с пола накидку и накинул её на его плечи. Мужчина мало чем мог ему помочь, но, возвращаясь на своё место, он всё же налил чашку воды и поставил её возле живой статуи. А сам вернулся к столу, чтобы написать послание на Цаньцяо. Дописав небольшую записку, он снял кольцо и приложил его к бумаге. Небольшой фокус с ним, и оно оставило на бумаге рисунок бамбуковых побегов. Сян Чжэ не приходил в себя долгое время, и Шэнь Цинцю успел испугаться, что что-то пошло не так. Но как только паника начала набирать критическую массу, Сян Чжэ наконец взял чашку и сдавленно проговорил. – Благодарю. Мужчина лишь кивнул, в душе чувствуя облегчение. Впрочем, дискомфорт терзал не его одного, судя по тому, как поспешно собирался Сян Чжэ. Всем своим видом он показывал, что решительно не намерен вступать в разговор. Это было вполне типично для данного мероприятия, поэтому Шэнь Цинцю не стал навязывать беседу. Хотя поговорить было о чём правила физического допуска с искомые секции и правила нахождения там было эпопей отдельной. Но Шэнь Цинцю, решил, что время ещё есть, успеется. Когда собеседник, несмотря на свою спешку, оделся удивительно опрятно, Шэнь Цинцю встал и пошел открывать дверь. Когда Сян Чжэ подошёл к двери, он мягко сказал: – Мой тебе совет: не слоняйся без дела, а сразу иди спать. Утром – к лекарям. Передай им это, они поймут. – Благодарю за совет, доброго дня лорд Шэнь. – Будь аккуратнее. Когда дверь за посетителем закрылась, Шэнь Цинцю тяжко вздохнул. Даже понимая, что поведение Сян Чжэ временная реакция и что сам обет был необходим ощущение его поведение гнетущее само по себе. Не говоря уже о том, что всё ещё боялся закрывшейся в ритуал ошибки.