Перчатка миру

Период адаптации можно было назвать успешным: на трудную приспособляемость к разным обстоятельствам жаловаться, слава богу, никогда не приходилось. В противном случае обе его жизни, которые простыми не назовёшь, были бы ещё сложнее. С новой жизнью он сжился, даже не заметив этого, вовсе не испытывая желания отправиться в небытие или на перерождение, так скоротечно. К облегчению Шэнь Цинцю, всё развивалось настолько благополучно, насколько могло, пусть и временно. Пик мог работать автономно, если лорд был на миссии, уходил в затворничество, попадал в руки лекарей или вовсе умирал раньше других лордов. Это давало время, хоть документы и собирались на столе — с ними придётся разбираться позже. Впрочем, они не были сложны для человека, который годами занимался бизнесом. Напротив, документы представляли собой хороший источник информации. Оставалось лишь догадываться, как могла бы повернуться ситуация, окажись на его месте человек, не имеющий опыта с документами. Но это были лишь размышления о том, что не произошло. Сам Шэнь Цинцю восстанавливал здоровье, расшатанное оригиналом, в том числе занимался предписанной медитацией. Оказалось, что, имея общее представление о процессе, он интуитивно понимал, что нужно делать. Это не было осознанным исполнением, но мышечная память стала ценным подспорьем. Горько улыбаясь, он вспоминал годы службы в ВВС и на войне, когда рефлексы оказывались быстрее медленного разума. Разница была в том, что в далекой юности, мальчик, мечтавший о стабильной жизни нарабатывал летные навыки и мастерство за штурвалом сам. Сейчас же Шэнь Юань, давно миновавший пору юности был вынужден опираться на чужие. Пункт об улучшении теоретической базы был добавлен к плану без сомнений. За эти несколько дней его навещал предсказуемо узкий круг лиц, оригинал хоть сколько-нибудь общительным человеком не был. От того и ближний круг даже учитывая особенности положения был небольшой, а никто более его навещать и не решался. За исключением лекаря и главы школы разумеется, но они отдельный разговор. Мастера залов и их ближайшие помощники утверждали, что всё в порядке, и подавали документы на окончательное согласование. Глядя на скопившиеся бумаги, Шэнь Цинцю вовсе не улыбалось превращать собственную спальню в офис, пусть рабочий стол и можно было спрятать за ширмой. Пришлось подумать, как перенести бумажную работу в другое место. [ООС! Шэнь Цинцю ненавидел своей официальный кабинет, так как не любил скоплении людей.] «Ну, хотя бы кабинет есть, чего ещё ожидать от социофоба?» Ученики и Бай Лу периодически составляли ему компанию за едой и чаепитиями, скрашивая больничные дни, а также следили за приёмом лекарств. Му Цинфан, вопреки словам Чжоу Гуаньцзяна, не появлялся, а вот сам врач приходил ежедневно, бросая подозрительные взгляды, что жутко нервировало Шэнь Цинцю. Система ведь об ООС молчала, удовлетворённая маской ледяной вежливости, так что он считал, что ничем себя не выдал. Оставалось предполагать, что подозрительность не временное состояние врача, а постоянная часть его отношения к лорду с сомнительной репутацией. Пока это были лишь слухи, но человек, сталкиваясь с откровенной неприязнью в свой адрес от такого персонажа, чаще склонен им верить. Оригинал, впрочем, с самого начала недолюбливал любых медиков, и Система это подтвердила вскоре после переселения. С такими мыслями Шэнь Цинцю решил не придавать поведению врача большого значения, чего нельзя было сказать о другом посетителе. К счастью, хамить Юэ Цинъюаню напрямую было не обязательно; вполне можно было изобразить холодную отрешённость от мира и собеседника. На веранде рядом со спальней шло чаепитие с литературным диспутом, в который Шэнь Юань добавлял немного легкого снобизма, по большей части по отношению к произведениям, но и слегка к собеседнику — чтобы Система не оторвала голову за нарушение образа. Глава школы и на первой встрече произвёл приятное впечатление, а уж когда шрамы обнаружились, и вовсе проникся к нему искренним уважением. Видимо, этот человек, как и многие, прошел через серьёзные испытания, но сумел стать достойным человеком. Дело было в том, что в романе мелькнула что двое старших лордов были хорошо знакомы задолго до вступления в секту. Это единственная ясная информация о прошлом главы школы, и скорее всего лучший друг раба тоже был рабом. Жизненные трудности либо ломают человека, либо закаляют. Похоже, оригинал и глава школы были ещё одним подтверждением этого правила. Шэнь Цинцю, конечно, не был виноват в случившемся, но человек, переполненный злобой, симпатии у него не вызывал. Сложно не уважать силу воли, закалённую трудностями, и сохранить внутренний свет. Юэ Цинъюань был именно тем человеком, которого хотелось видеть рядом и на кого хотелось равняться. Несгибаемая воля, надёжность, ум и доброта делали задачу держать лицо почти физически болезненной. Сам мужчина удивлялся силе своей привязанности к малознакомому человеку, но иногда бывает, что привязываешься сразу и надолго, будь то к добру или во вред себе. Оставалось надеяться, что судьба, подбрасывая монетку, выкинет на этот раз благополучную сторону. После первого долгого разговора Шэнь Цинцю уверился в способности оригинала обижаться на какие-то неоднозначные ситуации, как на смертельное предательство. В прочем удивляться было нечему, это было вполне в духе мерзавца. Глава школы отличался чистой привязанностью к другу, которая выдержала даже годы игнорирования и презрения. Шэнь Цинцю совсем не верилось, что такой человек способен на подлость по отношению к близкому. Или он сам вдруг разучился разбираться в людях, что казалось ещё менее вероятным. Глава школы ушёл, хоть и озадаченный, но спокойный, а значит, и душевное равновесие Шэнь Цинцю осталось целым, что было бы невозможно, если бы Система упёрлась бы рогом. С ней оказалось вполне можно договориться, если предоставить убедительную трактовку мотивации и искусно её отыграть. Во время анализа последних событий он прогуливался по пику, наслаждаясь красивыми видами этого места. Шёл величаво, неспешно, по пути отмахиваясь кивками на почтительные слова беспокойства о здоровье лорда от учеников и адептов. Система не возражала против его актёрской игры, оставаясь довольной. А сам Шэнь Цинцю страдал от головной боли, пытаясь уложить в голове связь между мелькающими лицами, именами, рангами и одеждами, отражавшими статус владельца. Система, созданная Самолётом для пиков, была незамысловатой, но функциональной. В конце концов, лица многих адептов не отражали прожитых лет, и потребность в лёгкой идентификации была высока. Ученики носили полностью белые одежды, право добавить цвета требовало особого статуса. Например, чтобы получить звание старшего ученика или свой собственный меч. На ханьфу Мин Фаня, например, красовались полосы зелёного шёлка и пиковые орнаменты. Чем выше был ранг, тем меньше оставалось белого на одежде. У самого Шэнь Цинцю белый цвет присутствовал только на отделке воротника верхней мантии. Из этого правила было два исключения: Байчжань и Кусин. В первом случае белый — цвет пика — заменялся серым, а Кусин был даосским монастырём, и монахи одевались согласно своей вере. Их одежды почти не походили на одежды других сект. Двенадцатый пик, вошедший в Цанцюн как полностью сформированная структура, оставался «белой вороной» во многих вопросах. Даже спустя века жизни бок о бок со всеми остальными. Всё это было детально описано одной фанаткой в тандеме с Самолётом. Целью же прогулки были дебри, где неуклюжие попытки освоить меч можно было скрыть от посторонних глаз. Если получилось с медитацией, то должно получиться и с этим, хотя бы на базовом уровне. ООС снимется неизвестно когда, а впервые взять меч на миссии — на которую его вполне могут отправить было самоубийством с какой стороны не смотри. Или Система заберёт баллы за нарушение образа опытного заклинателя, или его убьёт противник. Место нашлось на Заднем склоне, эта часть горы изобиловала скалами и потому совершенно не была пригодной для строительства. Ходить во многих местах было затруднительно, на некоторые камни приходилось запрыгивать. Но укрыться от чужих глаз это место помогало идеально, мужчина искал более укромное пока не уткнулся в край горы и крутой обрыв. На открывшейся уютной поляне тек небольшим ручьем, срывавшийся вниз с обрыва и напомнивший Анхель. Вид на Радужный Мост и соседние вершины был потрясающим, и место дышало подлинным величием, которое не нуждалось в доказательствах. Залюбовавшись видами, Шэнь Цинцю почти забыл зачем забрался в подобную глушь, созерцая прекрасное и жалея, что не взял с собой бумаги. Только насмотревшись вдоволь, он взялся за меч. Оказался он полуторным, сталь клинка имела голубые переливы, а небольшая гарда, не имевшая в прочем поперечной перекладины была украшена коварными узорами. Неброский, но элегантный в дизайне меч, под стать своим владельцам. Даже если истинная природа меча оставалась неизвестной, этот клинок нельзя было назвать простым. Выкованный основательницей шесть столетий назад, Сюя успел до появления оригинала сменить несколько владельцев с громкими именами, все из которых почему-то были лордами или мастерами залов Цинцзин. Существовала упорная теория, что каждый из Цзиичжигуанов был привязан к определённому пику, и тот факт, что Сюя открывшийся как последний недостающий до двенадцати теорию эту укреплял. Достопочтенная, как говорят рассказы, лишь многозначительно улыбалась, не отвергая и не подтверждая эту гипотезу. Прославленный заклинатель и клинок с богатой историей выглядели достойным союзом. На практике этот мезальянс между знаменитым мечом и заклинателем, у которого «кукуха» улетела в далекие дали ещё в юности, оказался одной большой сюжетной дырой. Искать ответы, похоже, не имело смысла — оно просто так работало. Из меча струился ровный белый свет, обладающий способностью отгонять разномастных духов и слабых демонов. Насколько мужчина помнил описание принципа работы мечей в мире ПГБД, они служили проводниками и усилителями силы заклинателя. Оружие вроде Сюя в руках сильного заклинателя могло разрубать камень, металл, щиты или доспехи. Подобные спецэффекты могли привлечь ненужное внимание, поэтому Шэнь Цинцю решил ограничить приложенные усилия. Кроме банальной необходимости конспирации, был и другой резон: следовало привыкнуть контролировать свою силу, чтобы не выдохнуться раньше времени в критический момент. В бою на мечах, как читал Шэнь Юань, выносливость — не менее важный аспект, чем скорость реакции. Клинок озарил пространство яркой вспышкой, которая, впрочем, не слепила глаз — было бы нелепо, если бы собственное оружие мешало воину. Шэнь Цинцю направил взмах меча в сторону скал. Послышался глухой удар, и с камня посыпалась мелкая крошка, трава на пути была срезана. Когда пыль осела, на камне осталась большая вмятина, похожая на порез, — след от движения меча. Тихо сделать это не удалось, но, похоже, привлекать ничьё внимание он здесь не мог из-за отсутствия свидетелей. Осознание этого сменило напряжение на лёгкую радость и азарт. До Собрания Союза Бессмертных нужно было просто дожить в этом опасном мире, где даже безобидный на вид цветочек мог оказаться смертельно опасным. Демонстрация собственной силы вселяла хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне. Решив, что он точно забрался в безлюдную глушь, Шэнь Цинцю решил ещё немного «помучить» скалу. Земля всё так же была изрезана, но на камне больше не появлялись новые борозды. При этом мужчина не чувствовал усталости, так что дело было не в истощении. Сочтя это хорошим результатом, Шэнь Цинцю решил прислушаться к совету лечащего врача и не переусердствовать с расходованием духовных сил. Вместо этого он решил устроить себе дилетантскую тренировку по фехтованию, чтобы клинок хотя бы не казался ему психологически чужим. Удивительно, но получалось что-то отдалённо похожее на настоящее фехтование, и жертвой этой импровизации стали бескрайние заросли бамбука. Решив, что на данный момент часа тренировок вполне достаточно, Шэнь Цинцю повернул обратно, ведь нужно было успеть на осмотр, а забрался он довольно далеко. Однако на полпути его остановил звонкий девичий голос, доносившийся у подножия крутой скалы. — А-Ло, А-Ло, поиграй со мной! — Не могу. Шисюн поручил мне сегодня нарубить дров, а после этого я должен ещё натаскать воды. Нужно поскорее закончить с этим, тогда, может, у меня останется немного времени на медитацию. — Эти шисюны такие гадкие! Постоянно посылают тебя то за тем, то за этим. Сдаётся мне, они нарочно тебя притесняют. Гм, пожалуюсь-ка я на них учителю, после этого они уж точно не посмеют вести себя таким образом! [Младшая ученица Шэнь Цинцю, Нин Инъин.] Подсказка была бесполезной, так тепло в эти годы могла обращаться к нему только единственная девочка. В её волосы были вплетены яркие оранжевые ленты, не прописанные правилами формального дресс-кода, но являющиеся привилегией древнего клана. Этот клан некогда вошёл в состав Цинцзин как самостоятельная структура с собственным политическим весом и историей. Ленты были видны даже с расстояния, они весело подпрыгивали, когда она скакала вокруг Ло Бинхэ — воплощение наивности и непосредственности. И эта ученица пробуждала в душе Шэнь Цинцю весьма противоречивые чувства. Несчастный ребёнок, чьей наивностью и доверчивостью пытался воспользоваться взрослый наставник в худшем из возможных вариантов. К счастью, всё обошлось. Но нужно отдать должное оригиналу: лицемер он был прекрасным. Внешне — очистивший сердце и умеривший желания воин поднебесья, которому чужда вся грязь этого мира, в душе — до мозга костей порочный подлец без стыда и совести. Тем временем Ло Бинхэ ни на миг не прекращал размахивать топором, даже чтобы стереть пот со лба. — Ни в коем случае! Мне не хотелось бы беспокоить учителя такими мелочами. Мои шисюны вовсе не желают мне ничего дурного — просто, видя, что я ещё мал, они хотят дать мне больше возможностей учиться на собственном опыте. «Бедный наивный ребёнок, зря не веришь ей». Но главный герой всё ещё оставался белым лотосом, по-детски наивно взирая на того, кто казался героем из легенд, которыми детей воспитывают с самых юных лет. В такой картине мира наказание он воспринимал как личное, хотя на самом деле на обратное мог указать только Старейшина Мэмно. В то время как Нин Инъин не прекращала болтать, Ло Бинхэ наконец нарубил достаточно дров, убрал топор и нашел относительно чистый участок земли. Там он сел, закрыв глаза, скрестив ноги, и погрузился в медитацию. В глубине души Шэнь Цинцю тяжело вздохнул. Читерские качества главного героя начали проявляться ещё на раннем этапе этой слезливой драмы, и вот теперь они начали проклёвываться в полном объёме. Мин Фань, вероятно, подменил настоящий учебник поддельным руководством с «секретными» техниками, позволяющими овладеть основами совершенствования. Занятия по такому пособию не могли привести ни к чему хорошему, кроме как к полнейшей чуши. Однако Ло Бинхэ, опираясь на свои не имеющие аналогов природные дарования, скрытые в демонической крови, хоть и шёл совершенно не в том направлении, всё же сумел вслепую нащупать свой собственный путь. Шэнь Цинцю тяжело вздохнул, уже по-настоящему разочарованный. Читеры — они везде, даже театралы с их пока ещё непонятными адгрейдами ПГБД решили не вмешиваться в эту особенность. Впрочем, их задача — не разрушить сюжет, а облагородить его, не нарушая основы. За этим вздохом сразу последовал беспорядочный шум множества шагов. Едва заслышав его, Шэнь Цинцю мгновенно понял, что ситуация складывается не в его пользу — явно всё это не закончится ничем хорошим! Вскоре из-за деревьев показался Мин Фань, за которым следовало несколько учеников более низкого ранга. Завидев Нин Инъин, он потянулся было, чтобы взять её за руку. — Шимэй! Наконец-то нашёл тебя. Как ты, не сказав никому ни слова, ушла в такое глухое место? Задний склон горы столь обширен, что ты могла наткнуться на хищника или ядовитую змею. Посмотри-ка, шисюн даст тебе кое-что интересное! Разумеется, Мин Фань не мог не заметить Ло Бинхэ, который безмолвно сидел в стороне, погружённый в медитацию. Однако он не обратил на него ни малейшего внимания, будто тот был пустым местом. Тем не менее, приличия требовали, чтобы он всё же открыл глаза и поприветствовал своего шисюна. В ответ девушка хихикнула и сказала: — Не боюсь я ни змей, ни хищников, и пристало ли мне? К тому же, разве со мной рядом нет А-Ло? Покосившись на Ло Бинхэ убийственным взглядом, Мин Фань фыркнул.