Перчатка миру

Шэнь Юань, вынужденный лежать в постели, занимался размышлениями о своей новой жизни и планированием своих действий. Первым и главным предметом его размышлений был Ло Бинхэ, а точнее вопрос, как себя вести, чтобы казаться в его глазах хорошим и важным человеком. При всех пороках Ло Бинхэ неблагодарность среди них не числилась — герой всегда платил за сделанное ему добро. И в глазах Шэнь Юаня сейчас этот поезд был единственный не везущий его на станцию «Смерть в адских мучениях». Оставалось лишь придумать, как успеть запрыгнуть на этот поезд и не дать ему сойти с рельс. Второй пункт программы вытекал из первого — нужно было стать хорошим наставником, который следит за своими учениками, не даёт им творить, что вздумается, и не поощряет подростковую жестокость. Шэнь Юань вспомнил многочисленные стычки между главным героем и Мин Фанем с его прихлебателями, катализатором которых часто становилась Нин Инъин. Эти стычки заканчивались тем, что главный герой оказывался крайним и получал наказание за всех участников. Оригинал же всегда делал вид, что верил словам Мин Фаня, который никогда не изображал себя зачинщиком. Однако, в защиту девочки стоит отметить, что, хоть её благоразумие и избалованность требовали серьёзной работы, её слова и поведение были лишь поводом для хулиганов обижать соученика. Настоящая же причина крылась в уверенности учеников в безнаказанности и даже одобряемости их действий. И ведь никто не собирался их останавливать, даже Шэнь Юань не мог при всём желании, пока действовал ООС. Шэнь Цинцю не мешали всё сильнее измывается над главным героем, даже становящаяся с годами всё более двусмысленной репутация и растущее разочарование любимой ученицей. Лазейка с использованием Нин Инъин в случае драки едва ли бы сработает. Поняв, что придётся импровизировать, Шэнь Юань решил закрыть эту тему до поры до времени. Хотя лучше было бы вообще не встречаться с Ло Бинхэ до срока — так меньше риск, что Система заставит его вести себя как подлец. Помимо проблемы с учеником, прежний хозяин тела с его наплевательским отношением к закону и морали был ещё той головной болью, заставляющей Шэнь Юаня примерить на себя роль адвоката дьявола. И оставалось только вопрошать бездушную вселенную, как он докатился до такой жизни. Но так или иначе, финальный вариант набросков планов на первое время звучал примерно следующим образом. Во-первых, стать для главного героя достойным наставником, как минимум максимально снизив количество причин для мести. И заодно стать хорошим наставником для остальных учеников. Пункт во-вторых не имел отношения к главному герою или заданиям Системы, но был продиктован совестью Шэнь Юаня. В рассказах от лица Ву Баофа мелькала одна сюжетная линия: последние несколько поколений лорды Цинцзин были хорошими учителями, но награждали учеников душевными травмами. Не жестокостью, а равнодушием к их душевным терзаниям, оставаясь величественными, холодными изваяниями. Это было больно читать, поистине — безразличие ничем не лучше жестокости, и Шэнь Юаня претило продолжать порочный круг. Он должен был закончиться на нём. В-третьих, не ломать дров, которые в избытке наломал оригинал, и разобраться с уже имеющимися проблемами. План был ненадёжный и нуждался в корректировках по ходу событий, но за неимением лучшего Шэнь Цинцю решил придерживаться его. Вести себя порядочно, добросовестно работать, заботиться о своей репутации, налаживать связи, закапывать репутационную яму. А там будь что будет, до этого ещё нужно дожить. Основной проблемой с добрым именем была история с кланом Цю и чудом выжившей невестой оригинала из этого семейства. Шэнь Цинцю было искренне жаль женщину, пережившую столь многое, но этой жалости не хватало, чтобы безропотно принять наказание за преступления, которые он не совершал. Нужно было думать, как оправдаться, но в голову, как назло, не приходило ничего не криминального. Возможности договориться просто не существовало. Размышления прервало внезапно зачесавшееся лопатка. Под пальцами неожиданно вместо гладкой кожи обнаружился бугристый шрам, что привело мужчину в недоумение. Проведя ладонью по спине, кряхтя от боли, он обнаружил множество длинных шрамов, как будто... от плетей. Теперь стоял вопрос: кому дать в лицо за подобное и почему золотое ядро до сих пор не убрало эти следы. Ходить в шрамах, пусть и скрытых одеждой, ему совсем не хотелось. Обдумав это, Шэнь Цинцю решил начать с технической стороны вопроса. «Система, разве заклинатели не должны обладать телами как у греческих статуй, на которых шрамам нет места по определению?» [Шэнь Цинцю обладает нестабильным золотым ядром, и шрамы, полученные до его формирования, останутся до конца жизни.] «Оригинал, ты же малодушное создание… как можно было настрадаться в детстве и заставлять через это проходить других? Как!?» Шэнь Цинцю понадобилось немало времени, чтобы перестать кипятиться от человеческой низости. Взяв себя в руки, он задал более конкретный вопрос. «Система, могу я узнать происхождение этих шрамов?» [Стандартная стоимость базового информационного пакета — 50 баллов. Желаете приобрести?] «Нет.» Цена увы кусалась; лишать себя права на ошибку было крайне опрометчиво, и пришлось отложить выяснение до тех пор, когда появятся баллы. Пока что оставалось осмотреть шрамы и делать первичные выводы самостоятельно. Заметив в комнате большое бронзовое зеркало и решив, что никто без разрешения его не потревожит, Шэнь Цинцю решился на подвиг. Кряхтя как старик и опираясь на столбик кровати, он встал и нетвёрдой походкой подошёл к зеркалу. И, благополучно упав на колени перед зеркалом, разбил их, проклиная свою поспешность. Но ругаться как и до того приходилось шёпотом, дабы не привлечь внимание адептов, которые далеко не ушли и находились в соседней комнате. Слушать не шумящих людей находящихся через стенку, было до боли не привычно, но факт оставался фактом. — Эти шрамы… что, они убежали бы от меня? Старый дурак... В отражении виднелся болезненно бледный человек, что неудивительно — для настоящего владельца тела болезнь оказалась последней. В остальном же он обладал изящной внешностью: аккуратные черные брови, красивые тонкие губы, бледно зеленные глаза, которые местные вероятно могли назвать нефритовыми. Он словно родился, чтобы выглядеть, как учёный муж. Его, определённо, можно было назвать привлекательным мужчиной. Настоящий возраст было определить невозможно, ведь оригинал обладал значительными духовными силами и выглядел юношей. Под сброшенной рубашкой обнаружился полнейший ужас: грудь была покрыта ожогами и порезами, а на спине пересекались шрамы от плетей. Этот мрачный пейзаж венчало выжженное на боку клеймо, едва заметное, почти неразличимое. Когда Шэнь Цинцю всё же изловчился его как следует рассмотреть, перед ним предстала роспись в чистосердечном признании. На клейме был изображён иероглиф «цю», который одновременно подтверждал слова Цю Хайтан о рабском прошлом Шэнь Цинцю и разоблачал её ложь или слепоту. Домашних рабов, не относящихся к осуждённым или военнопленным, которых женщина оригинала описывала как подвергшихся жестоким пыткам и клеймению, клеймили и пытали лишь в случае самых отпетых негодяев. Даже в обществе, где рабство было привычной частью жизни, на таких людей смотрели косо. В некоторых случаях особо отличившихся даже отдавали под суд. Это никак не вязалось с образом благостного семейства, который старательно рисовала Цю Хайтан. Шрамы оказались куда более весомым аргументом, чем пустые слова. Оставался шанс, что не все шрамы можно было списать на это мрачное семейство, но клеймо оставляло вполне определённое впечатление о годах, проведённых Шэнь Цинцю с этими людьми. Выходило, что убийство хозяев было способом спастись, и это меняло ситуацию с ног на голову. Оригинала стало неожиданно жаль, в прочем всего ублюдства совершенного человеком это перекрыть не могло. Идиотская логика прощать человека за преступления только потому, что он много страдал, казалась абсурдной. Тем не менее, это давало серьёзные аргументы против притязаний Цю Хайтан, которые, впрочем, стоило подкрепить и другими доказательствами, учитывая, что у него не было доступа к воспоминаниям оригинала. Нужно было найти свидетелей и составить точную хронологию событий, чтобы его обвинения не выглядели как посмешище. В этот момент мужчина вспомнил о главном двигателе сюжета, о котором упоминала Система ещё в «театре», и который теоретически мог ему помочь. — Система, ты говорила о каком-то двигателе сюжета. Можно узнать, что это и при каких условиях он сработает? [Он входит в стартовый набор, как указание имён персонажей и состояния тела, и не будет стоить вам баллов. Ввиду глубоких изменений в сюжете было решено ввести вас в курс дела для возможности полноценного исполнения роли.] — Я внимательно слушаю. Шэнь Цинцю приободрился. Он уже был готов к долгим и почти шпионским расследованиям, но Система сама преподносила всё на блюдечке — прекрасно. [Наберитесь терпения: вы ещё недостаточно восстановились, чтобы активировать триггеры. Главным двигателем сюжета является ваш меч Сюя, который признаёт вас своим хозяином и является одним из мечей Цзиичжигуан. Ваше ослабленное состояние не даёт его свойствам активироваться; пользователь в нынешнем состоянии этого не переживёт.] Объяснять Системе про мечи не требовалось — Шэнь Цинцю и так всё помнил. Ву Баофа в главе, посвящённой основательнице Пика Ваньцзянь, привела длинный список её выдающихся творений с подробным описанием их свойств, среди которых были и эти мечи. Главной особенностью мечей Цзиичжигуан была способность возвращать утраченную память владельцу, а также занимательное свойство никак не проявлять свою природу до срока, меняя при этом нескольких владельцев. Это было, безусловно, не случайностью, но и не сюжетной дырой: меч Сюя описывался как древний артефакт и творение основательницы, так что он технически мог быть одним из Цзиичжигуанов. Кроме того, оригинал обладал хорошей памятью, и поэтому свойства Сюя не могли проявиться в книге. Но меч, принявший две души за одну, имел на это свой взгляд. В свете новой информации Шэнь Цинцю решил неукоснительно следовать указаниям Чжоу Гуаньцзяня и держаться в тени, пока Сюя не проявит свои свойства. И только прохладный ветерок, пробежавший по обнажённой спине, заставил его вспомнить, что он сидит полуголым и, даже не по местным, а по современным меркам, в неподобающем виде. Шэнь Юань быстро, насколько мог, оделся и поковылял к постели, где вскоре уснул.