Monster

      Они сошлись через пару часов в центре импровизированного ринга, посреди открытого поля. Хотя границы ринга были лишь условностью. Как и на Конклаве, драться противники могли где угодно и сколько угодно, пока один из них не умрет.       Ник ждал своего врага стоя спиной к стенам столицы Ингранрона. Кажется, весь клан собрался наверху и криками поддерживал своего кхала. В ожидании Ник разминался с двумя короткими мечами, внешне напоминающих мачете — оружие для боя на земле. От его мощного тела поднимался пар.       Из командирского шатра вышел Малахай, скидывая тяжелую накидку с наплечниками на руки идущего чуть позади кровнику, и предстал перед Ником в длинной, почти по колено легкой безрукавке, тонких тряпичных штанах и с откинутым назад капюшоном. Но — главное, босиком. Руки по локоть и ноги до щиколотки у него были обмотаны кожаными ремнями и это была его единственная защита. На лице чернели полосы боевого раскраса пустынного клана, а длинный хвост из нескольких тонких кос, сплетенных по центру головы был дважды перехвачен лентой у шеи и ниже.       Мало кто осмеливался кинуть ему вызов: все еще помнили бойню, устроенную им на Конклаве в Полисе. За всю кампанию по принуждению кланов к Конгеда, он дрался на поединке лишь один раз. Это было в так же осажденной столице Трикру, Тондиси. А его противником была Анья ком Трикру — молодая предводительница своего огромного клана. Она дралась отчаянно, агрессивно и Малахай гонял её целых пятнадцать минут, прежде чем принудил к сдаче. Убивать Анью не входило в его планы: с молодыми легче потом договариваться. Так и случилось. Анья осталась править в Тондиси, а Хеда за её верность отдал на том поединке свой правый глаз. Тогда север территории Трикру быстро перешел под его командование, а вот с югом пришлось воевать до последнего трикру.       Сион протянул Командующему его излюбленные два кинжала с шилообразными лезвиями и утяжеленной рукоятью. Ник повел бровью: разве у Хеды не будет меча? Но его сомнения в адекватности противника развеялись так быстро, что Ник не успел даже среагировать. Бросок был молниеносным, как удар змеиного жала. Кхал успел лишь почувствовать ожег вдоль запястья и резкую, пульсирующую боль. Ник рефлекторно сжал сильнее пальцы на рукояти меча — сухожилия целы, Шейдхеда пропорол лишь кожу и вены. Первые капли алой крови упали на сухую траву. Его руку спасли наручи из толстой кожи со стальными заклепками. Удар был таким сильным, что лезвие кинжала на мгновение высекло пару искр от заклёпок.       На следующую атаку Ник успел лишь частично отреагировать, вскользь врезав, Шейдхеде локтем по челюсти. И то это вышло даже случайно, звериным рефлексом. На стенах взревели, потрясая руками кочевники. А гонакру сосредоточено следило за каждым движением своего Командующего и он это знал. Любая ошибка означала для него больше, чем смерть. На поединке с Аньей его страховал Юлиан, готовый выдрать ему из шеи Пламя, как только остановится сердце Командующего. Нового Хранителя, Титуса — он выслал обратно в Полис, полагая, что после увиденного в Дельфикру у рейдеров кишка тонка, вызывать его на поединок. Но как оказалось у кхала Ника стальные яйца.       По подбородку Малахая потекла струя черной, как чернила крови, придавая ему еще более зловещий вид. Кхал не атаковал, встав в глухую оборону, и выставив перед собой мечи. Понимая, что в этом случае он оказывается не в самом выгодном положении, Хеда перехватил кинжалы, разминая затекшие пальцы и снова рванул на противника, сменив тактику. Легко двигаясь и всё время ловко уходя от попыток контратаковать, он ждал ошибки обороняющегося. Уследить и одновременно предугадать его следующий ход было сложно, и Ник терял бдительность. И это случилось!       В кульминации Командующий мгновенно сокращал расстояние, не давая противнику применить полный размах длинными лезвием меча и точечно бил кинжалами. Прямыми ударами пробивая тело в самых уязвимых местах. Даже короткие мечи Ника не помогали против этой тактики. Они были бесполезны и только мешали. Каждый раз, при попытке достать соперника, Ник подавался вперед и снова попадал в слепую для меча зону, которой тут же пользовался Малахай. Лишь ускоренная регенерация заставляла его все еще стоять на ногах и, хотя бы поворачиваться лицом к Шейдхеде в момент следующей атаки.       Безумие, — подумал Ник, когда Командующий двумя точными ударами прошил ему почки и заставил впервые за три столетия встать на колено главу Ликвидации.       Безумие, — подумал Малахай, когда Ник, шатаясь от пяти смертельных ранений — одно из них в сердце, а он не промахивался! — пытался подняться на ноги.       Пора с этим кончать. Шейдхеда ударом ноги подбил второе колено кхалу и, схватив его сзади за волосы, рванул голову назад, обнажая шею. Ледяное лезвие кинжала смертельным остриём коснулось кожи над тяжело пульсирующей ярёмной веной.       Малахай загнанно, со свистом дышал. Всё-таки такая скачка вокруг противника давалась и ему с трудом. Колючая осенняя трава и острые камешки изрезали ему стопы до мяса, за собой он оставлял черные следы. Но не зря он считался лучшим мастером ближнего боя во всей Коалиции кланов: небольшая жертва в виде неудобства боя без обуви, компенсировалось его чувством земли под ногами и отточенной годами тренировок эквилибристикой.       — Kneel or Die! — гаркнул он.       Упавший на колени Ник сглотнул и прислушался к тишине. Он был слишком шокирован для выбора. Единственный кто мог его победить в физическом бою, летал сейчас в пространстве Хаоса, аннигилируя мертвые миры. И вооружен он был страшным оружием демонов — трилезвенными стилетами, вкупе с когтями, крыльями и звериной силой. И случалось так, что ван Гравенхоф держался против обезумевшего Харальда до двух часов боя. А здесь его завалил... человек! Бой не длился и пяти минут. Вот почему перед ним встают на колени все кланы. В самом деле у них мало вариантов. Бой с гонакру, поединок с Шейдхедой или неправильный выбор, который сделали Дельфикру. Результат один; очевидно, что он всё равно возьмет то, что за чем пришел. Теперь очередь за Ингранрона.       Ник смотрел в небо и понимал, что бой окончен здесь и выбор, может быть, только один. Он разжал окостеневшие пальцы и отбросил мечи на взрыхленную землю. Шейдхеда победил и кхал кочевников должен это признать.       Для порядка подержав его еще в своей власти, чтобы все хорошо увидели, Хеда отпустил волосы Ника и убрал кинжал от шеи. Кхал выдохнул и посмотрел на стены клана. И в это мгновение он услышал звон тетивы и свист оперения о воздух. Всё произошло так быстро и он не успел среагировать, чтобы отбить стрелу — хотя с такого расстояния мог. Звук разрываемой позади плоти и Хеда споткнулся, выронив кинжалы, со звоном упавшие на землю.       Проклятье! Ник с рыком обернулся назад. Шейдхеда без чувств повалился навзничь: в правом плече торчала толстая стрела Ингранрона, обычно применяемая для охоты на степных волков. Специально зазубренный четырёхугольный наконечник дробил кости и оставлял ужасную рану. Никто не выживал после попадания такой стрелой.       Законы поединка — священны. Ни один человек, каким бы ни был его статус, не осмеливался вмешиваться в его ход, останавливать, а тем-более помогать, убивая соперника! Всего секунду назад был выбор и шанс поторговаться еще раз с Командующим об откупе.       Сейчас же было похерено всё: не подающего признаков жизни Шейдхеду за руки утянули за линию ощетинившихся копьями и мечами гона. А клан Ингранрона, распахнув ворота, на лошадях с боевым кличем и знамёнами, нёсся сюда спасать своего кхала.       Первую линию гонакру конники попросту смяли; топча людей — живых и мертвых, и их палатки. Шатер Командующего с одного края занялся огнем: кто-то мстительно кинул внутрь факел. Ник хотел заорать об отходе, но комки крови, что застряли в глотке не давали ему набрать побольше воздуха в легкие.       Задний край всадников — самые опытные, отступили назад, развернули коней по широкой дуге и тогда ударили со всего маху в самый центр обороняющихся. Пусть они и проносились мимо него, кхал был не в силах их остановить.       И вот тогда прилетел первый серьёзный снаряд из онагра по городу. Да так, что земля задрожала! Центральное здание в четыре этажа с ужасным грохотом рухнуло до основания, поднимая клубы пыли, вперемешку с щебнем. А впереди, где сражались конники против гонакру Шейдхеды, раздались первые крики боли и смерти на языке степного народа. Понеслись назад окровавленные лошади, потерявшие всадников. На шкуре зияли глубокие раны от копий и мечей.       Быстро оправившись от первого шока, гонакру Шейдхеды управляемое Сионом, встало в крепкую оборону, выстроив ловушки из копий. Разгоряченный погоней конный всадник сходу влетал в прямоугольник из гона, где его коня валили, поражая копьями в шею или мягкое брюхо. Наездника стаскивали и безжалостно добивали мечами и топорами, оставляя обезображенное тело на земле. Вырваться из такой ловушки удавалось немногим. Атака быстро захлебнулась под натиском всё новых трупов лошадей, людей и наступлением превосходящих по численности, и боевой выучки гонакру.       Когда Нику удалось подняться на ноги, над его головой с ревом, пролетел следующий заряд онагра; зажигательный и в этот раз попало куда-то за площадь. Криков оттуда он не услышал, но развернувшись вперед увидел, как конники несколькими нестройными волнами отступают, выдавливаемые войском противника. Чтобы не быть затоптанным своими же, Ник пинками поднял полумертвую лошадь, что лежала недалеко от бывшего шатра Шейдхеды, взобрался на неё и, вдарив в бока, вскачь понесся спасать город…

***

      Далеко за полночь Малахай пришел в себя и с трудом разлепил свинцовое веко. Мир вокруг плыл, как масляное пятно в луже. Ему понадобилось время, чтобы осознать себя в пространстве, будто его грубо выдрали из Чертогов памяти. Оказалось, что он лежит на тюках сена в телеге под навесом. Снаружи неторопливо суетились гона. Воздух пах гарью и горелой кровью. В том числе его кровью: рану прижигали несколько раз, но черная кровь всё еще сочилась. Повязку пока не накладывали, надеясь что края схватятся и подсохнут.       Тело горело от лихорадки, а общее состояние больше походило на муки агонии. Он был жив только благодаря мощнейшему иммунитету найтблиды. Так тяжело его еще не ранило: руку он не чувствовал от слова совсем, а боль в теле была такой страшной, что при попытке сменить позу, он невольно застонал сквозь стиснутые зубы.       Услышав звук, под навес заглянул уставший фиса в грязном от крови одеянии и, поклонившись Командующему, принялся осматривать его рану. А посмотреть было на что: точнее, сквозь что: дыра в десять сантиметров диаметром, через которую можно разглядеть раздробленные кости плеча в ошметках разорванного мяса. После срастания, годы уйдут на восстановления подвижности сустава, а то и вообще никогда. Малахай судорожно выдохнул и отвернулся, стараясь не смотреть на манипуляции с раной. Он понимал, что время уходит, а дело его жизни еще не завершено.       Фиса поднес к губами Командующего миску с мутно-белой водой, но он отвел её здоровой рукой.       — Потом. Зови Сиона.       — Но, Хеда, вы на грани. Вам надо уснуть, сейчас, — возмутился фиса и Малахай понимал его искреннюю озабоченность, однако настоял. Фиса оставил миску в доступном месте и, выйдя из-под навеса, позвал кровника.       Взволнованный Сион явился, через полчаса. Малахай терпеливо выслушал доклад о потерях, общую обстановку и настроение гонакру. Узнав о том, что жажда отмщения заставила их работать онагром почти двенадцать часов, он первым приказом отменил его.       — Мы сюда не разрушать город пришли, а за лошадьми. Усмири артиллерию.       Выглянув за навес, Сион сделал отмашку онагру и снова вернулся к Командующему. Пока его не было, Малахай отхлебнул из миски и поморщился. Ему никогда не нравился вкус макового молока, а особенно его действие на разум. Но превозмогать острую боль, с каждой минутой находясь в сознании, становилось всё сложнее, а с дурманом он справится. С контролем Пламени же справлялся! Он залпом допил миску и позволил Сиону укрыть себя одеялом, чтобы тот не пялился каждую секунду в сочащуюся неприятными жидкостями рану.       — Я думал тебе конец, еще бы немного в сторону… — Сказал кровник, участливо накрывая своей его ледяную ладонь и несильно сжимая пальцы. Не то, чтобы Хеде было нужно его сочувствие, но сейчас Сиону он мог позволить больше личного, чем обычно. Возможно, в следующий раз он увидит этого бойца уже другими глазами нового Командующего.       — Я сам так думал. И потому уклонился, но недостаточно. Ублюдок целился мне в грудь.       — Мы найдем его, Heda. Клянусь.       — И я лично вырву ему внутренности, обмотаю кишки вокруг шеи и подвешу на стене города в том месте, откуда он стрелял. А потом выслежу его родственников и утоплю их в навозной жиже, откуда они вырастили такого сына. А еще его коня… — Малахай засыпал… — И собаку. И даже хомячка в банке удавлю.       — Так и будет, Heda.       И Сион не сомневался в этом. Малахай уже выдержал половину критического срока и даже пришел в сознание, значит скоро встанет на ноги.