ROT

      — Я правильно понимаю, что наша задача заключается в том, чтобы просто сидеть тут до конца дня? — спросил Чан, вздохнув немного разочарованно.       — Угу, — вздохнул Чанбин. — Ну, если точнее, то у нас есть задание не впускать никого, у кого не будет разрешения от моего отца. Мы сторожа, понимаешь?       — Очаровательно, — буркнул Чан. — Ладно, я уже привык к подобному.       — Ага? — приподнял бровь Чанбин, пытаясь придумать в своей голове, на кой черт в Гавани нужен сторож.       Чан заметил, что у Чанбина на лице легкое замешательство, после чего усмехнулся и указал на маяк, который одним краешком выглядывал из-за домов, едва заметный, но все же очевидно выделяющийся своей круглой крышей.       — Всю ночь на нем сиди и пялься, чтоб эта фигня не потухла, — вздохнул он. — Мне не нравилось, но теперь я могу не спать всю ночь, если надо.       — Круто, — задумчиво протянул Чанбин. — Я никогда не задумывался над тем, что нужно, чтобы кто-то за этим следил. Мне казалось, что это какое-то единичное действие зажигания и все.       — Да, но кто ж знает, как эта штука себя поведет? — пожал плечами Чан.       — Ты был смотрителем?       — Нет, нет. Помощником смотрителя. Одним из десяти. Сам смотритель живет на некотором расстоянии, на возвышении Дзёдоси, и там есть постоянный смотритель, которого мы по очереди замещали на ночь, чтоб старик выспался.       — Звучит скучно, — заметил Чанбин, после чего его взгляд вернулся к воротам. — Хотя, честно говоря, моя жизнь еще скучнее.       — С чего бы это? У тебя отец — босс организации, и твоя жизнь скучна?       — Разумеется. Я очень много времени посвящаю изучению всякой чуши, и мой отец не очень хочет, чтобы я заводил друзей. Вроде как, они могут плохо на меня повлиять.       — Он запрещает тебе общаться со сверстниками? — спросил Чан, наклонив голову набок.       — Нет, но… — Чанбин поморщился. — Он пытается это скрыть. Знаешь, как будто бы мне все можно, но я все равно знаю, что отец будет недоволен, и поэтому выбираю отказаться. На самом деле паршиво. Не поверишь, сколько времени я убеждал его, что Ёнджун благонадежен и не будет плохо на меня влиять.       Чан хмыкнул, опираясь подбородком на руку и задумчиво смотря куда-то в пустоту. Он редко общался со сверстниками, но не потому, что он не мог, а потому что они казались ему чересчур жестокими. Это было странно, потому что Чан не должен был этому удивляться, но каждый раз, когда он слышал про то, что его коллеги пытались попасть камнями по хромой чайке или вроде того, у него резко пропадало любое желание с ними общаться.       — Ну, могу себе представить его реакцию на твое решение. Появляется какой-то дикарь из Гавани, и ты такой «да, пожалуй, я буду работать с ним, а значит, видеть его чуть ли не чаще, чем тебя, папаша». Он был в бешенстве, не?       Чанбин фыркнул, поправляя воротник рубашки и с легким самодовольством заявляя:       — Разумеется, он был против, но я сказал ему, что ориентировался лишь на его слова о тебе. А он описывал тебя, как весьма трудоспособного юношу, готового к почти любой работе, если с ним договориться. Разве не идеальный напарник?       — И как он отреагировал на это твое заявление? — Чан не впервые слышал, что его описывают как «трудоспособного», но каждый раз на такую характеристику он морщился, потому что не считал это чем-то действительно важным.       — Он просто сказал, что это мое дело, но он будет проверять, насколько ты благонадежен, и сделает какие-то выводы, — вздохнул Чанбин. — К тому же, не забывай, ты не просто какой-то дикарь с маяка, он сам предложил тебе работу на него. Пусть теперь сам и разгребает.       Чан улыбнулся, после чего снова посмотрел на вид, который открывался с их местоположения. Было довольно скудно, и поэтому Чан решил продолжить диалог:       — Так у тебя проблемы с отцом?       — Даже не проблемы, просто он меня не слушает, — буркнул Чанбин. — Он постоянно смотрит на мои достижения, я пытаюсь рассказать ему, чего еще я хочу добиться, и он такой «да, да, я обязательно помогу тебе с этим», а потом выкатывает мне новый список целей, никак не связанный с моими желаниями.       — Фу, — поморщился Чан. — Это, наверное, так бесит.       — Не то слово. Но я привык. Зато он с одобрением относится к моим тренировкам с оружием.       — Тренировки? Любопытно.       — Чего любопытного? Просто стреляю по мишеням, вот и все. Пару раз пробовал стрелять с завязанными глазами, но честно зассал. Не по мне это.       — Ну, я умею стрелять только потому, что меня обучили моряки. Я не знаю, зачем морякам уметь стрелять, но я не был против.       — Всем лучше уметь стрелять, — зевнул Чанбин, потянувшись и опираясь о забор. — Ну а как, хорошо вообще стреляешь?       Чан поморщился, показав руками жест, который мог быть расшифрован примерно как «в зависимости от времени суток, моего режима сна, моей степени испуга и поведения Меркурия». Чанбин хмыкнул, посмотрев на него понимающе.       — Ну, ты научишься. Пока что тебе вообще не будут доверять ничего чересчур серьезного, потому что ты себя не зарекомендовал. Босс привязал тебя к себе контрактом, и теперь ты будешь под его крылом, пока он не решит, что он тебе доверяет.       — Ты не слишком-то жалуешь папашу, — погрозил пальцем Чан полушутливо. — Нехорошо получается. Старших почитать надо.       — Ой, не душни, — фыркнул Чанбин. — Я не хочу уважать его. И вообще, я буду делать что хочу.       Чан чувствовал фальшь в его голосе. Чанбин как будто пытался казаться круче, чем он есть, но Чану было все равно. Он даже захотел перещеголять его в вопросах хвастовства.       Они продолжили сидеть молча, наблюдая как будто за пейзажем, но на самом деле друг за другом. Чан невольно засмотрелся на парня, не понимая до конца, заинтересован ли он или просто практикуется в своей дедукции.       Явно следит за собой. Глаза очень сосредоточенные, умные и серьезные, а еще в них чего-то не хватало. Однако, Чан мог точно сказать, что Чанбин был симпатичнее своего отца. От этой мысли Чан невольно хмыкнул, но его отвлек подошедший мужчина чуть постарше их двоих, который, даже не глядя им в лица, просто протянул какую-то бумагу с сургучной печатью. Чан уже было потянулся за нею, но Чанбин перехватил ее, прищурившись и придирчиво проверив достоверность.       — Да, это фамильная печать Со, — кивнул он, потом показал Чану. — Видишь, буква «W» в уголочке? По ней и проверяй.       Он отдал бумагу обратно мужчине, после чего спрыгнул вниз и полез открывать дверь, оставив Чана размышлять, как именно Чанбин понял, что в круглой печати есть уголочек?       — Что, бочонок снова понабрал всякую мелочь на побегушки? — буркнул мужчина, проходя мимо них.       Чанбин лишь закатил глаза и залез обратно к Чану, наткнувшись на его непонимающий взгляд.       — Чего?       — Бочонок?       — А, ты не знал? — спросил Чанбин. — Ну, если для тебя это секрет, нашего с тобой босса никто особо не любит. А тому, кого особо не любят, придумывают прозвища.       — Ну, про то, что никто особенно не проникается к нему любовью, я знаю. Но про прозвища не согласен, — возразил Чан. — Например, я не могу сказать, что меня не любили, но прозвище у меня все равно было. Как и у многих ребят в Гавани.       — Да ну? — хмыкнул Чанбин. — И какое же это было прозвище?       — Волчонок, — сказал Чан, не особо стесняясь этого. — Типа, первое время, когда я туда попал, я вел себя довольно диковато, так что меня посчитали чуть ли не Маугли. Потому и Волчонок.       Чанбин задумчиво прищурился, посмотрев на Чана повнимательнее, словно оценивая его похожесть на волка. Когда он задал следующий вопрос, в его голосе слышался легкий скепсис:       — И что, у остальных были похожие прозвища?       — Ты пытаешься обвинить меня в том, что я считаю свое положение среди сверстников лучше, чем оно есть на самом деле? — с ноткой защиты в тоне спросил Чан.       — Просто мне кажется, что прозвище «Волчонок» немного неуважительное по отношению к тебе. Пренебрежительное, знаешь?       — Ты просто ничего не понимаешь.       — Не исключено и такое, — признал Чанбин, отводя взгляд. — Если б мой отец узнал, что меня называют Волчонком, он бы решил, что я тряпка и не могу постоять за себя.       — Так ты и не похож на Волчонка. Да и разве они какие-то слабые? Как будто наоборот, они довольно неплохо могут защитить себя, — казалось, Чан защищал свое «второе имя» всеми возможными способами.       — Ну, тебе решать, — буркнул Чанбин.       Они немного посидели молча, честно говоря, оба подыхая от скуки. Духота стояла страшная, и Чана не могло спасти даже море, потому что оно было слишком далеко от ворот, которые они караулили.       Тишину нарушил Чанбин, спросив негромко, и как будто немного смущенно:       — А какое прозвище ты бы дал мне? Как будто я не сын некого босса, а просто, ну, твой коллега, о котором ты знаешь ровно то, что ты знаешь обо мне.       Чан задумался. Прозвища обычно дают либо по поведению, либо по внешности. Чанбин действительно напоминал ему кое-какого зверька, но он не хотел озвучивать это вслух, так как на месте Чанбина он бы обиделся на такое сравнение. Но ничего другого Чану в голову не лезло от слова совсем, и всем, о чем он мог думать, было то, как же Чанбин напоминает ему кролика.       Вживую Чан кроликов никогда не видел, но под описание Чанбин подходил идеально. Даже манера открывать рот и морщить нос была немного похожей. Но Чан решил не говорить об этом.       — Не знаю, не приходит как-то в голову ничего, — отмахнулся он. — Есть люди, которым ничего не подберешь.       Чанбин явно был немного разочарован тем, что у Чана не получилось ничего подобрать. Возможно, у Чана не получилось хорошо изобразить отсутствие идей, потому что Чанбин как будто бы был обижен.       — Жаль. Я б хотел послушать мнение почти незнакомого человека обо мне… до того, как они узнают, кто мой отец, — проворчал он себе под нос.       — Ну, я и сам уже не рад, что знаю, кто твой отец, — ответил Чан с примерно той же интонацией. — Я б рассказал тебе в ответ, кто мой отец, но я и сам понятия не имею, так что поделиться ничем не могу.       — Это бы в любом случае не спасло ситуацию, я же уже составил свое мнение о тебе, — возразил Чанбин, — и это мнение говорит, что ты забавный.       — Это комплимент или насмешка?       — Это констатация факта. Ты забавный, — сказал Чанбин. — Мне кажется, мы подружимся…       — …если твой отец не будет против этого?       — В любом случае, и особенно если он будет против, — буркнул Чанбин самодовольно, вздернув нос. — Тот факт, что он постоянно озвучивает свое мнение по поводу аспектов моей жизни, не значит, что я у него хоть когда-то это мнение спрашивал.       Чан невольно ухмыльнулся. Чанбин настолько часто подчеркивал свою независимость от отца, что делал буквально очевидным то, что на самом деле каждый его шаг контролируется. Это было довольно печально, если так подумать, но Чан не мог не найти это немного забавным.       — Ты видишь в этом что-то смешное? — недовольно спросил Чанбин, покосившись на него.       — Ни в коем случае. Я просто все еще думаю, как бы я тебя обозвал, если бы мы встретились в других обстоятельствах, — быстро нашел оправдание Чан.       Чанбин лишь фыркнул и отвернулся. Ладно, Чан убедился, что его коллега действительно похож на кролика. И это было очаровательно, честно говоря.       — Ну не ворчи, — хихикнул он. — Расскажи что-нибудь еще о своей жизни. Ты хорошо стреляешь, да?       — Да, я довольно метко стреляю. Может, будет повод продемонстрировать, — не мог не похвастаться Чанбин.       — Вот, отлично. Что ты еще умеешь? — спросил Чан, пытаясь развести Чанбина на диалог, который бы заставил его выглядеть не таким обиженным.       Чанбин задумался, наклонив голову и пытаясь сформулировать ответ.       — Несколько сонетов могу наизусть прочесть, не знаю. Вот ты как спросил, я сразу полностью забыл, что я вообще умею или когда-то умел.       — Это нормально, — усмехнулся Чан. — У меня тоже так бывает. Вот вроде я не такой уж и скучный, а потом кто-нибудь спрашивает обо мне, и оказывается, что я только и умею, что с маяком возиться да ящики таскать.       Чанбин улыбнулся, отведя взгляд, как будто ему стало немного легче.       — Ну, наверное, стоит узнать, кто из нас более скучный? — предположил он. — Кто выиграет и будет более скучным, тот… что он получит?       — Дурацкое прозвище, — хмыкнул Чан.       — Да, мне нравится ход твоих мыслей, — кивнул Чанбин.       Снова повисла неловкая тишина, хотя в ней и не чувствовалось никакого напряжения. Просто глухое отсутствие чего угодно. Скука смертная.       — Черт, даже никому не надо пройти через ворота, что за беспредел? — буркнул Чан. — Я чувствую себя горгульей.       — Не сглазь, — шикнул на него Чанбин. — Я не хочу проблем.       И все же, Чан сглазил. В их поле зрения показалась группа из трех человек. Двое остались неподалеку, а один из них пошел дальше, к воротам.       — Не нравится мне это, — тихо сказал Чанбин.       Это был довольно юный, исхудалый человек, в довольно закрытой одежде для такой погоды. Возможно, он был лишь немного старше их двоих, но по нему было сложно сказать. Для Чана это было тревожным звоночком. Непонятно почему конкретно, но он почувствовал, что эти двое остались сзади неспроста. Может, они следили за кем-то? Или готовились застать их с Чанбином врасплох?       — Где разрешение от господина Со? — спросил Чанбин сухо, когда юноша попытался пройти через ворота.       — Это так уж необходимо? — буркнул тот, подняв глаза на Чанбина, опирающегося на забор.       — Ну, это буквально причина, по которой мы тут стоим, — сказал Чанбин невозмутимо. Чан видел, что он держит руку где-то на поясе.       Юноша вздохнул, нахмурившись. Было очевидно, что разрешения у него не было. Он даже сделал вид, что роется по карманам в его поисках, но Чанбин на этот маскарад не повелся:       — Если нет разрешения, проваливай. Это даже не территория Мастиффов как таковая, это территория босса. Не будет же он допускать к себе кого попало, — сказал он негромко.       — Безусловно. Но проблема в том, что мы сотрудничали с господином Со, — ответил явившийся, покосившись на Чана. — И мы остались сильно недовольны тем, что он проигнорировал условия сделки, как только мы сделали все то, что требовалось от нас.       — Меня это не волнует, — ответил Чанбин. — Проваливай. На крайний случай передай ему письмо, может, хоть его он не проигнорирует.       Визитер хмыкнул, явно оставшись неудовлетворенным одной лишь шуточкой от Чанбина. Тем не менее, он развернулся и направился к своим двум напарникам, разговаривая с ними. Они явно не скрывались, но на это была своя причина; язык, на котором они говорили, не был сильно знаком ни Чану, ни тем более Чанбину.       — Японский, — предположил Чан шепотом. — Я улавливаю знакомые слова, но понять, о чем они, не могу.       — Какие слова улавливаешь? — спросил Чанбин тихо, не сводя взгляд с компании.       Чан прислушался, стараясь при всем этом выглядеть так, будто ему было совершенно не понятно, о чем они говорят. Это было недалеко от правды, но тем не менее…       — «Часовой», «шеф» и… эээ… подозреваю, что это слово обозначает что-то типа «молодой», но в уничижительном контексте. Честно говоря, я японский не особо знаю.       — Шеф? Оябун? — уточнил Чанбин.       — Он самый.       — Есть шанс, что мы в заднице, — не особо жизнерадостно ответил Чанбин, вздохнув и доставая оружие из кобуры. — Я подозреваю, что это Сикоку.       — Мне это мало о чем говорит, я лишь знаю, где примерно они находятся.       — Да, это неудивительно, — буркнул Чанбин, наблюдая, как другой из группы, человек явно постарше, приближается к ним более агрессивно.       Чан невольно сглотнул, нервно посмотрев на Чанбина. Тот тоже нервничал, но казался довольно сдержанным.       — Посмею предположить, что бочонок знал, что мы к нему заглянем, и потому и поставил шавок на ворота, чтобы его никто не тревожил? — спросил он.       — Есть и такой вариант, — сказал Чан, пытаясь выглядеть увереннее, чем он есть на самом деле. — Не в наших интересах пускать к боссу людей с один черт знает какими намерениями.       Чанбин посмотрел на него с некой смесью предостережения и растерянности. С одной стороны, было видно, что он считал себя главным в этом конфликте, но то ли тот факт, что Чан был старше, то ли сама непонятная динамика их взаимодействия остановила Чанбина от того, чтобы прямо заявить Чану, чтобы он не лез.       — А в ваших ли интересах знать, что ваш босс — мудак, который полностью игнорирует тот факт, что мы выложились на полную и сделали даже немного больше, чем просто переговорили с оябуном и доставили товар, и никак не выполняет то, что он пообещал нам сделать, а нашего посыльному приказал прострелить колени?       Чан затих. Он знал, что Со Гвансон — отнюдь не божий одуванчик, но он не мог ответить что-то вроде сухого «я знаю». Как будто бы для Чана это разрушило бы иллюзию того, что он идет к Мастиффам ради того, чтобы делать жизнь на Дзёдоси лучше. Нельзя делать хорошие вещи, работая на плохого человека, не так ли?       — Мы к этому в любом случае не имеем никакого отношения. Как мы уже говорили, посылайте письма. Им колени не прострелишь, — перехватил инициативу разговора Чанбин.       Мужчина фыркнул и просунул руку под пиджак очень уж знакомым жестом. Чан, прежде чем даже осмыслив свой жест, притянул Чанбина поближе к себе.       — Ты лучше не дерзи, если не знаешь, с кем разговариваешь, — сказал мужчина. — Имя Нишимура Кэтсу тебе о чем-то говорит?       — Только о том, что ты японец, — ответил Чанбин, даже не обращая внимание на Чана.       — Не просто японец, а служащий одной из ветвей семьи Инагава-кай.       Чан выдохнул. Он слышал кое-что о Якудза, когда работал в Гавани. Как-никак, некоторые торговцы были отправлены на Дзёдоси именно благодаря японской мафии.       — С каждым сказанным тобой словом мне все меньше хочется тебя пропускать. Чего ты пытаешься добиться? — не сдавался Чанбин.       Нишимура достал оружие, но пока ни на кого его не направил. Девушка из компании, которая все еще стояла неподалеку, протестующе что-то заявила, но мужчина лишь шикнул на нее:       — Мияваки, вообще не до тебя сейчас! — знаний японского Чана было достаточно, чтобы это перевести.       — Ты пытаешься угрожать мне, чтобы я тебя пропустил? — буркнул Чанбин. — Не у тебя одного тут есть оружие.       — Да? То есть, вас не просто поставили сторожить ворота, как псов на цепи, а еще и оружие дали? Как заботливо со стороны вашего босса, — хмыкнул Нишимура, направляя дуло пистолета на Чана, который, очевидно, казался ему более безобидным, чем Чанбин.       Чан не мог найти в себе сил двигаться, да и не видел в этом смысла. Вряд ли они будут стрелять прямо тут, это было бы неразумно… но стоило ли говорить о разумности, когда перед ним был человек, близко знакомый с одной из семей Якудза?       Чанбин ответил тем же, направив пистолет на младшего товарища, — коллегу? Как было правильнее это сказать? — Нишимуры. Тот поморщился и сказал негромко:       — Нишимура-сан, мне кажется, вы используете не те методы, которые следовало бы.       Девушка, которую назвали до этого Мияваки, тоже высказала свое недовольство, но Нишимура огрызнулся:       — Кто из вас тут главный, вы или я? Я сам разберусь, что мне следует делать, а что нет. Вам следует пропустить нас на территорию и дать нам поговорить с этим ублюдком, а не строить из себя зубастых шавок, какими вы явно не являетесь.       — Приказ есть приказ. Я работаю на господина Со и потому сделаю то, что он приказал мне сделать, — ответил Чанбин, посмотрев на Чана ненадолго.       Тот лишь кивнул, не в силах сказать ничего более содержательного. Разумеется, для них обоих ситуация была, мягко говоря, нетипичная, но что еще было делать? Только надеяться, что все хорошо закончится, очевидно.       — Я не могу обвинять тебя в преданности своему боссу, дело хорошее, но тем не менее… — начал младший коллега Нишимуры, но тот снова взвился.       — Не мог бы ты помолчать?!       — Что? Я пытаюсь решить ситуацию без вооруженного конфликта!       — Бочонок прострелил колени твоему коллеге, Икегамэ, ты не можешь просто делать вид, что это для тебя ничего не значит!       — Да, но не они же конкретно!       — Мне плевать. Мне нужно поговорить с Со Гвансоном. Прямо сейчас.       — Ничем не могу помочь, — огрызнулся Чанбин. — Нам нельзя покидать пост. Мы можем передать ему, что Сикоку требуют его внятного ответа на претензии, но не более того.              Чан посмотрел на пистолет, нахмурившись. Они явно в проигрышном положении, хотя и, судя по всему, только один из группы настроен агрессивно. Что, кстати, странно, потому что на их месте Чан был бы справедливо в ярости. Подумать только, прострелить колени посыльному! Не какая-то шокирующая ситуация для мафии, но достаточно мерзкое ощущение того, что просто не самый приятный человек оказался еще и до карикатурности жестоким, наталкивало Чана на совершенно неуместные размышления о том, что он, возможно, переоценил свое умение использовать все возможности для того, чтобы делать что-то хорошее.       — Тебе не стоит проверять, насколько живучий твой товарищ, приятель, — буркнул Нишимура.       — А что я могу сделать? Неужели угодить чужому боссу для меня выгоднее, чем быть застреленным своим? — рявкнул Чанбин.       Нишимура хмыкнул, понимая, что на это он ничего ответить не может. Чан не понимал, как им лучше выпутаться из этой ситуации, да и смогут ли они выпутаться вообще.       — Нишимура-сан, смысл ли докапываться до этих двоих? Они просто выполняют свою работу, — спросил Икегамэ, после чего переключился на японский, и Чан просто не смог своим наполовину выключенным мозгом обработать хотя бы одно из слов, которое прозвучало.       Ситуация сюр, если так подумать. Чан под прицелом, но почему-то даже не думает переживать. Он просто в растерянности. Жизнь не проносится перед глазами, он не вспоминает никого… а ведь одно неосторожное, даже случайное движение руки Нишимуры сейчас может привести к его гибели. Неприятно получится, наверное. И глупо. Умереть, охраняя ворота! Идиотическая ситуация.       — Ты в порядке? — тихо, почти шепотом спросил Чанбин, покосившись на него. — За исключением самой ситуации.       — Вроде все в порядке, но я не совсем понимаю, что нам нужно сделать, — признался Чан.       Чанбин задумчиво буркнул что-то себе под нос, после чего спросил погромче:       — Нельзя бы было нам перевести вашу потасовку? Я не хочу тут гадать, что вы тут задумали. Хотя бы в общих чертах расскажите.       — Не твое собачье дело, — рявкнул Икегамэ.       — Вы на территории, принадлежащей моему боссу, — только сейчас Чан понял, насколько же хорошо, что эти ребята не знают, что Чанбин является сыном Гвансона, — так что я справедливо интересуюсь, что вы задумали.       — Мы задумали отправить вашему боссу последнее предупреждение. Мы, в отличие от него, не настолько опустились, чтобы калечить подростков, — ответил Икегамэ, протягивая руку по направлению к своей напарнице. — Сакура?       Та передала конверт в руку Икегамэ, и тот, подняв руки, подошел к Чанбину.       — Заберешь?       — Сначала сними перчатки. Я знаю вашу любовь к извращенным отравлениям, — ответил Чанбин.        Икегамэ хмыкнул и снял перчатки. Они у него были необычно длинные, так что ему пришлось закатать рукава рубашки для этого. На его запястьях были татуировки пионов. Вроде бы, это о чем-то говорило в культуре Якудза, но Чан не был готов поклясться.       Юноша провел пальцем по бумаге и потом демонстративно облизнул подушечку, не спуская глаз с Чанбина. Он не смаковал момент и явно не хотел нарваться на конфронтацию, в его случае было неуместно ерничать. Но Чан невольно уловил в этом жесте легкое пренебрежение.       Чанбин взял конверт и положил его себе в карман.       — Босс получит этот конверт через несколько часов. Мы закончили?       — Полагаю, что да. Но не думай, что мы видимся последний раз, — кивнул Нишимура, все еще угрюмый и явно раздраженный тем, что его убедили решить вопрос мирно.       Сакура лишь кивнула им обоим, и троица удалилась. Чан с хрипящим звуком выдохнул, чуть ли не падая на землю.       — А что ты хотел? Мафия, — буркнул Чанбин, пожав плечами.       — Мне скорее интересно, почему господин Со не дал нам никаких инструкций на случай, если это произойдет! — возмущенно прошипел Чан.       Чанбин остался невозмутимым, но все равно явно задумался о чем-то. После некоторого молчания он сказал каким-то неопределенным тоном:       — Думаю, отец предполагал, что я их убью.       — Он настолько рехнувшийся? — спросил Чан.       — А что ты от него хочешь? Стал бы он разве главарем одной из крупнейших банд на острове, если бы был белым и пушистым? — сухо поинтересовался Чанбин, посмотрев на него.       Чан посмотрел ему в глаза, пытаясь понять, был ли Чанбин искренен в своих словах. И в его взгляде он наткнулся на то же чувство растерянности, что было и у него на душе. Это… это немного утешало.       — Ты прав, — тихо сказал Чан. — Ты был таким спокойным, честно говоря. Я почувствовал себя довольно бесполезным на твоем фоне.       — Думаю, если б тебя тут не было, я бы тоже испугался, — признался Чанбин. — Я отдам письмо отцу, забудь о нем.       — Думаю, после произошедшего нам стоит снова поиграть в шахматы, — буркнул Чан полушутливо, заставив Чанбина неловко улыбнуться.       — Да, но только я не знаю, как нам это устроить. Не думаю, что мой отец будет рад меня отпускать куда-либо сегодня.       Чана напрягало, что Чанбин говорил о своем отце, как будто он был его питомцем. Это очень смущало. Чан, конечно, не имел отцовской фигуры в своей жизни, но как будто бы отношения с отцом не должны быть такими… с другой стороны, откуда он знает, как надо? Что он, самый умный, что ли?       — Мы что-нибудь придумаем, — ограничился он почти поддерживающим ответом.       — Ага, — кивнул Чанбин, после чего повернулся и посмотрел на свой особняк, прищурившись. — Знаешь, а ведь есть один тайный ход, который начинается на улице, а заканчивается почти что в моей комнате…       — Твой отец что, король времен Французской революции? Зачем ему столько ходов?       — Грубо говоря, это чертежи не моего отца, а моего прадеда, а особняк строили при моем деде. То есть, часть чертежей видели лишь те, кто строил дом, а отец о многом не знает.       — Династия параноиков, — невольно вырвалось у Чана.       Чанбин рассмеялся на удивление искренне. Чан почти вздрогнул. Чанбин, видимо, редко смеялся, потому что этот звук был для него таким нетипичным, честно говоря.       — Ты даже не представляешь, насколько ты прав. Мой отец — ужасный параноик.       — Да, я уже понял…       Чанбин сел рядом с Чаном, видимо, смущенный своим внезапным проявлением эмоций. Чан решил сделать вид, что ничего и не произошло.       — Прикинь, и так теперь будет каждый день.       — Кошмар.       — Кошмар, — эхом откликнулся Чан. — С другой стороны, разве мы надеялись на что-нибудь другое?       — Надеялись, но не верили, полагаю… — пробормотал Чанбин, поджав нижнюю губу. — Но знаешь, я рад, что я буду проходить через это с тобой.       — Ты не жалеешь, что предпочел меня Енджуну? — удивленно спросил Чан.       — Нет, это было полностью мое решение. Я не хотел становиться коллегами с лучшим другом. Я предпочту, чтобы эти отношения развивались в другую сторону, понимаешь?       — То есть, стать друзьями с коллегой — это совсем другое? — хмыкнул Чан.       — Абсолютно не то же самое.       — Да, ты прав, на самом деле… — вздохнул он. — Черт, это было очень странно. Я все еще не уверен, было ли это на самом деле или просто видение.       Чанбин усмехнулся и встал с земли.       — Ну, узнаешь еще. Главное, чтобы это не становилось привычным, но это, к сожалению, лишь вопрос времени.       — Думаешь, я забуду, что такое шок? — спросил Чан.       — Довольно скоро…       Чан задумчиво приподнял брови, но лишь вздохнул и спросил тот вопрос, который его довольно сильно интересовал:       — Почему ты ведешь себя так, будто для тебя это все уже привычно?       Чанбин неуверенно пожал плечами, поморщившись.       — Я не знаю, — сказал он с сомнением в голосе. — Мой отец довольно часто рассказывал мне про все это, превознося это и говоря что-то вроде «так и воспитываются но-настоящему сильные мужчины». Наверное, я начал верить ему, я не знаю.       — То есть, ты, вроде как, и должен был заниматься этим?       — А какой еще есть у меня вариант? — пробормотал Чанбин. — Я единственный его сын. Разумеется, он видит во мне свою будущую замену.       — Звучит дерьмово, на самом деле.       — Ты слишком часто такое говоришь, когда дело касается твоего босса. Нехорошо как-то.       — Возможно, — признал Чан. — Но как-то других слов не находится. Только что-то похожее. Я, конечно, знал, на кого иду работать, но как-то не задумывался о том, что он еще и плохой отец.       — Не говори так. Это лучший отец, который у меня есть, и другого я не имею, — сказал Чанбин на удивление сердито. — Так что не стоит так категорично его оценивать.       Чан хотел отметить, что сам Чанбин, когда и заводит речь о своем отце, говорит только что-то довольно нелестное, но решил ничего не отвечать. В конце концов, это действительно было не его дело.       — Извини, — лишь коротко кивнул он.       Чанбин снова оперся на забор, посмотрев куда-то вдаль. Ему тоже стало немного некомфортно, если судить по языку его тела, и он сказал:       — Так вот, об этом ходе… я бы хотел, чтобы ты о нем знал. Просто на всякий случай. Раз уж мы теперь, грубо говоря, напарники…       — А напарники обычно знают такие вещи друг про друга?       — Я думаю, знают. Ёнджун, например, знает об этом тайном ходе. Он несколько раз пробирался ко мне по ночам, когда мне не разрешали выходить из дома.       — И часто такое происходит? — не мог не спросить Чан.       Чанбин покосился на него недовольно, поджав губы, но все же ответил:       — В зависимости от моих успехов и моего поведения. В последнее время гораздо реже, — он явно знал, насколько нелепо звучат его слова.       — О, рад слышать…       И снова тишина. Чан чувствовал себя так, как будто он сделал что-то не так, хотя он и не стал бы брать никакие из своих слов назад. Однако, он не хотел, чтобы Чанбину было некомфортно с ним.       — А он разрешил тебе оставить ракушку на рабочем столе?       — Он пока ее не видел. Но ракушка смотрится там настолько к месту, что я думаю, ему понравится, — слабо улыбнулся Чанбин, посмотрев на пыльную землю.       — Рад, что тебе понравился мой подарок, — сказал Чан дружелюбно.       — Очень понравился. В ней шум моря, — кивнул Чанбин. — Я знаю, что это лишь шум циркуляции крови и все такое, но…       — Но хочется думать, что это шум моря, да. Вся эта чушь с кровью, хотя и является чистой правдой, совершенно мне не нравится.       — Да, — лишь согласился Чанбин.       Они остались ждать свою смену, и, хотя диалог постоянно прерывался, с каждым разом тишина становилась все менее напряженной. Возможно, даже в тишине есть своя прелесть, которую Чан еще не научился улавливать, кто знает?       — На самом деле, мне кажется, что Нишимура и его ребята имели право на возмущение, — пробормотал Чанбин. — Я бы на их месте был в ярости. Не понимаю, почему они оставили нас в живых…       — Может, нам просто повезло? — пробормотал Чан неуверенно.       — Это само собой разумеющееся, — буркнул Чанбин. — Нам повезло так сильно, что еще одно такое везение и я уверую в Господа.       Чан издал неловкий смешок, подняв брови.       — Да, надо бы сходить в церковь. Далековато, но мне кажется, это будет того стоить.       — Я не пойду, — помотал головой Чанбин. — Я слишком мало верю в Бога, чтобы иметь наглость заходить внутрь. Мне это кажется каким-то неуважением по отношению к пономарям и священнику.       — А ты крещенный? — поинтересовался Чан.       — Да, но крестик не ношу. Отец пока об этом не знает.       Чан присмотрелся. Цепочка все же была на шее Чанбина. Если не крестик, то тогда что?..

***

      «Когда мы с тобой только познакомились, для меня было загадкой, почему ты не веришь в Бога. Я знал, что атеизм существует, но для меня он был как будто каким-то мифическим явлением, как бы иронично это не звучало.       Именно любовь к тебе стала для меня поводом впервые усомниться в своей вере. Мне казалось, что наша связь так крепка, так естественна, что я буквально гневался на Бога за то, что он не дает нам быть вместе. Да, для меня в этом был виноват Господь… ну, я был молод, так что мне был присущ максимализм.       Одна лишь мысль о том, сколько времени проходит, пока мы раздельно друг от друга, причиняет мне боль, милый. Это так невыносимо порою, засыпать, зная, что завтра я снова тебя не увижу. Каждое засыпание дается мне с трудом, и я не собираюсь это отрицать.       Мне не хватает твоего тепла. Твоего запаха, твоего голоса, твоего смеха… за все эти вещи я бы заплатил все, что у меня есть, и влез бы в гигантские долги, если бы мне этого не хватило. Для меня невыносима та мысль, что когда-нибудь я это забуду. Я бы хотел уверять тебя в том, что это незабываемо, но вчера ночью я проснулся в слезах, поняв, что я не помню, каково это — держать тебя за руку. Мне хотелось кричать, но приходилось сдерживаться…       Я знаю, что наша встреча полностью зависит от меня. Я очень надеюсь, что ты меня понимаешь, потому что дело в том, что у меня есть лишь одна попытка. В случае, если у меня все получится, мы будем счастливы. В случае, если я ошибусь, мы оба будем мертвы.       Я готов примириться со своей смертью, мне плевать, жив я или нет, но одна только мысль о том, что ты тоже будешь мертв, заставляет меня трусливо прятаться под одеяло и отбрасывать все твои планы.       Я чувствую себя виноватым за каждый день, проведенный тобой в заточении. Я ужасный человек, и самое чистое, что во мне есть, это мои чувства к тебе. Ты был бы гораздо счастливее, если бы меня в твоей жизни не было, думается мне порою… но, с другой стороны, это тоже показывает, что я все еще подвержен подростковому максимализму. Ты бы не был счастлив без меня, потому что это не я сделал тебя тем, кто ты есть сейчас. Ты был прекрасен с нашей первой встречи, лучик мой.       Мне хочется верить, что я повзрослел, но я плачу, думая о тебе, как беспомощный ребенок. Я лишь хочу верить, что ты чувствуешь себя лучше, чем я.

Буду всегда твоим,

Волчонок.»