СЫНОВЬЯ НЕБЕС - Бродячие души Тенгри

***

Тканей, действительно, навезли полный шатёр — шагу ступить было негде. Несколько прислужниц во главе с Айлаей очень эмоционально, бесконечно охая и ахая от восхищения, выбирали наряды для обряда. Это было мило, но непривычно. Прислуга в его дворце почти никогда не поднимала глаз и вела себя максимально бесшумно. Хенджину было всё-таки сложно слушать этот девичий щебет, словно он – одна из них, а не самый завидный когда-то жених целого королевства. Он тряхнул головой, отгоняя тяжёлые мысли. Открылась дверь, затем чья-то рука снаружи отдёрнула полог, и в шатёр грузно вплыла пожилая женщина, укутанная в тёмные одежды, в сопровождении нескольких других знатных дам. По надменному виду и роскошным украшениям принц безошибочно угадал, что первая – самая почётная гостья. Айлая сразу же привстала в коротком поклоне и представила своему новому господину первую супругу шаньюя, госпожу Тан. Та подошла ближе, ревностно оглядела юношу, внимательно изучая, о чём-то гортанно переговорила со своими спутницами. После несколько снисходительно вручила ему свои дары – нити отборного заморского жемчуга и отрезы каких-то тяжёлых тканей. Госпожа Тан приняла самое активное участие в выборе наряда нового мужа собственного супруга. Несмотря на то, что супругов мужского пола у кагана больше не было, всё это было здесь словно в порядке вещей. У Хенджина же от абсурдности ситуации голова шла кругом. Он и не замечал, что госпожа отбирает для него шелка потемнее, а портнихам советует крой поскромнее. Глаза Айлаи вспыхивали от негодования, но перечить госпоже Тан девушка не смела, хоть теперь она была не простой прислужницей: главная женщина каганата – сама смотрительница Айсылуй выбрала её за знание языков, весёлый нрав и исполнительность и назначила смотрительницей покоев для нового мужа великого кагана. Главная смотрительница Айсылуй управляла у знати хунну всеми женскими покоями, следила за порядками в каганате, назначала других смотрительниц, прислужниц, отбирала наложниц и наложников. Мимо неё не проходил ни один обряд, ни одно таинство, ни одни роды – по влиянию она была даже выше жён и дочерей кагана, и при этом она, главная жена верховного шамана, всё ещё не удостоила шатер новоявленного жениха своим визитом. А потому госпожа Тан распоряжалась здесь по своему усмотрению, а Айлая уже готова была лить слёзы от обиды – такие, по её мнению, грубые бусы и некрасивые ткани выбирала госпожа для прекрасного принца. Хенджину же было глубоко безразлично – красная парча или золочёная, нить жемчуга или нефрит в золотом оплетении. Мысль о предстоящей свадьбе пугала. Чем больше суеты устраивали женщины рядом, тем хуже ему становилось. Наконец, он не выдержал, накинул широкий тёмный халат из тяжёлой блестящей ткани, подпоясался потуже и молча вышел из шатра. Прислужницы недоумённо переглянулись. — Какой невежливый. Даже слова не сказал, – пробурчала госпожа Тан, – А ещё принц! И чему их только там во дворцах обучают? — Простите его, госпожа, – осмелилась вступиться за хозяина Айлая, – Принц не говорит на нашем языке, вот и молчит. Ворчать госпожа не перестала, но и без принца продолжила решать судьбу его приданого и свадебного наряда.

***

В степи было уже темно, где-то вдали, между шатрами горели костры и слышались голоса. И, хоть здесь, в каганате, было намного теплее, чем в горах, порывистый ветер кусался всё же ощутимо. Хенджин поёжился и, запахиваясь поглубже, пошёл вдоль шатров, изучая местность. Очевидно, юрты располагались кругами от центральной – самой большой, принадлежащей кагану. Шатер Хенджина располагался совсем неподалеку. Гораздо ближе, чем предпочёл бы сам принц. Укрываясь сумерками, он стремительно отходил подальше, пока не столкнулся с кем-то во тьме. Принц споткнулся, но крепкие руки напротив удержали его от падения. — Принц? Куда это вы? Молодой парень хунну держал его почти в своих объятиях. Лицо незнакомца было так близко, что даже в густых сумерках Хенджин разглядел загорелую чистую кожу, крупный нос и большие выразительные губы. На голове парня был обод из конского хвоста, который немного приглаживал его тёмные кудри. Этим он сильно отличался от большинства хуннов, которые, как и сам Хенджин, носили длинные волосы, а зачастую ещё и усы и бородки. Парень бережно выпустил принца из рук и снова спросил на знакомом наречии: — Куда вы идете, принц? Вам не стоит покидать сейчас свой шатер. — Я... – Хенджин растерялся, – Недалеко, просто захотелось подышать свежим воздухом и побыть немного в тишине. — У вас в шатре так шумно? – не отставал парень, отстраняясь, наконец, на пару шагов. — Там, женщины, – Хенджин поморщился, – Они выбирают ткани. Парень добродушно фыркнул: — О, тогда понимаю! Это действительно утомляет. Но, понимаете, к вам должны скоро прибыть наложницы, чтобы, – собеседник растерялся, явно смутившись, – Чтобы подготовить вас к свадьбе. И лучше бы вам вернуться. Хенджин покраснел до корней волос. Говорить о своём унизительном положении с кем-то, кто не оброс бородой и выглядел ненамного старше, оказалось неимоверно стыдно. Он опустил голову и промямлил что-то, похожее на согласие. Медленно развернувшись, принц развернулся назад, чувствуя на спине чужой внимательный взгляд.

***

Красивый... Странная мысль для такого, как Банчан. Он никогда не был приверженцем мужской любви и даже к своему высокопоставленному наставнику относился с уважением, но без излишней сердечности. И голову он потерял, как и полагается нормальному парню, из-за девицы. И именно это сводило его с ума в последнее время. По законам хунну, логад-наследник не мог жениться. Он мог иметь сколько угодно наложниц, которые могли рожать ему сколько угодно детей, но женой и законным наследником мог обзавестись лишь после того, как сам станет каганом. И в жёны мог взять лишь невинную девицу, а не кого-то из прежних наложниц. Сура — любовь всей его жизни, наложницей не была. Дочь одного из логадов, она давно уже была невестой на выданье, к которой никто не сватался, хотя ни отец её, ни кто-либо ещё в каганате не знал, что девица уже и не девица. И отец давным-давно мог выдать дочь замуж, но до сих пор терпел лишь из уважения к чувствам наследника. О том, что между молодыми есть настоящие чувства, в ставке знали все. Но как далеко они зашли в их проявлении — знали, к счастью, лишь они двое. Шаньюй был крепок и силён, и Банчан уже не чаял успеть жениться на любимой, скрыв ото всех, что она не девица. Проблему надо было решать как-то иначе, но как? Суру в любой момент могли выдать замуж, и супруг точно не стал бы скрывать её позора. А ещё она могла понести от него — и тогда ей точно не сносить головы. Да и ему достанется — за то, что склонил дочь уважаемого человека на греховные сношения. Эти мысли и страхи не давали Бачану спокойно спать, мирно жить и радоваться новому солнцу. В последнее время он не находил себе места, и это замечал отец. Но каган, очевидно, думал, что сын просто рвётся к власти, а потому их отношения заметно ухудшились, что ранило наследника и мучило его ещё больше. А тут в довесок этот совсем юный принц. Супруг отца! Как его вообще называть? Смерти и болезней Банчан отцу, конечно, не желал, но такая явная демонстрация мужской силы огорчала и лишала последней надежды. Банчан очень боялся, что отец Суры также поймёт намёк шаньюя и более не станет ждать, выдав дочь замуж за любого, кто посватается. Сура в ожидании любимого и так упустила лучшие годы – нынче ей стукнет уже двадцать четыре! Но она была красавица и к тому же с хорошим приданым, и это могло привлечь женихов, объяви отец, что она — снова на выданье. Банчан аж с лица спал за последнее время, чувство вины не давало покоя. А теперь его вдруг ужалила неземная красота этого приезжего принца. Пока тот с отцом играл в переглядки, не замечая никого вокруг, один – от вожделения, другой – от страха, Банчан хорошо разглядел юношу. Юный, трепетный, необъяснимо пленительный — его безупречный профиль стоял перед глазами, пробуждая неожиданную нежность. И их внезапная встреча в темноте лишь усилила это чувство. Принц был слишком хорош собою! И так уязвим, так напуган. Очевидно: юноша не в восторге, что станет мужем их кагану. Банчан видел, как поникли плечи, как запылало от унизительного стыда прелестное личико, когда речь между ними зашла о подготовке к свадьбе. Ему должно быть очень страшно сейчас. Хотелось бы обнять его и успокоить. Услышать биение сердца. Почувствовать тепло изящного тела... Йа. И так забот полон рот. А он ещё сам себе на ровном месте яму роет. Отец же, не задумываясь, скормит его степным шакалам, лишь только сын попробует покуситься на его жениха. Страсть, которой воспылал к принцу каган, была чересчур очевидна. Впрочем, может быть и такое, что юноша, как и другие наложники, скоро надоест вождю. Нет, не надоест, — прошептал внутренний голос. И Банчан сердцем почуял: все его проблемы вообще только начинаются.

***

Шатры хунну были просторны, легки и прочны, и, хоть в это время года они отлично держали тепло, по всем углам в жаровнях всё равно горел огонь, который отбрасывал причудливые тени собравшихся женщин на стены. Войдя в юрту, Хенджин не стал оставаться с ними и сразу скрылся за плотной занавеской, отделявшей его спальное место. Госпожа Тан снова цыкнула неодобрительно, загудели голоса её спутниц. Хенджин ничком опустился на шкуры, укрытые плотными коврами, шерстяными циновками и покрывалами. С тоской он думал о том, что теперь всегда придётся спать вот так, по сути, на земле. В комфорте он, безусловно, многое потерял: одна глубокая медная лохань вместо облицованной мрамором ванной комнаты чего стоит? Или вместо специального отхожего места с благовониями и удобным сидением – керамический горшок в другом углу юрты, который по приказу Айлаи куда-то уносят, чтобы опорожнить, а потом отмывают прислужницы?! Кругом срам и стыд, позор и бесконечное унижение. В груди принца теснились тщательно сдерживаемые рыдания – как же переменчива оказалась его судьба, как же кардинально сменились обстоятельства! Он часто вспоминал отца, его густой голос, насмешливый добрый взгляд, полный гордости и обожания, но запрещал себе даже думать о матери. Тот её сбивчивый шепот на прощание, дрожащие тонкие руки, лихорадочно горящие глаза... Нет, эти воспоминания острым лезвием вонзались в ещё открытые, кровоточащие раны. Больно было настолько, что ощущалось даже физически, где-то в груди, под рёбрами начинало колотить так, что дышать становилось невозможно. А потому Хенджин, стиснув зубы, снова отогнал мысли о матери прочь. Прислушался к шуму женщин за перегородкой – там явно что-то изменилось. — Айлая, где твой господин? – низкий, хриплый голос, похоже, принадлежал очень пожилой женщине. Очевидно, старуха вошла в шатер в тот момент, когда он уходил в свои невеселые мысли. Хенджин не хотел ни с кем разговаривать, а потому зарылся в покрывала, не намеренный знакомиться с какими-то старыми ведьмами. Будто издалека послышался звонкий голосок Айлаи, но слов Хенджин под шкурами не разобрал. Полоска тёплого света упала на него, когда меховой полог отодвинули, и кто-то вошёл в опочивальню. Скрипучий голос уверенно и спокойно произнёс на его языке: — Принц, вставайте, вас нужно подготовить к свадебному обряду. Пройдемте со мной. — Не пойду, – в Хенджине вдруг проснулось ребячливое упрямство, – Я устал, вы все меня утомили. Сами готовьтесь к своему дурацкому обряду! Неожиданно голос хрипло рассмеялся: — Боюсь, без вас подготовка не будет полной. Ну, будет вам, принц. Избежать этой процедуры не удастся, но я обещаю сделать её более приятной для вас. Чья-то тёплая ладонь огладила его волосы, нежно потрепала за плечо, выпростав его из-под мягкой шкуры. Принц тяжело вздохнул, он прекрасно понимал, что, пока с ним здесь по-хорошему, лучше не артачиться, а то заставят по-плохому. Сбежать от судьбы ему всё равно уже не удастся. Он сел в темноте и побрел за крупной женской фигурой к свету. Госпожи Тан и её товарок уже не было. Остались лишь Айлая и две новые прислужницы, одетые иначе, чем все предыдущие. Оказалось, когда-то они были наложницами самого шаньюя, который, впрочем, оказался равнодушен к их прелестям, а потому теперь они выполняли подобного рода услуги для жен кагана и более востребованных им наложников. В юрте уже было прибрано, мерцала вода в медных тазах, на низеньких ажурных столиках горели свечи, курились благовония, желтели латунные подносы, на которых красовались стеклянные бутылечки разных форм и размеров, жидкости в них тоже плескались всеми оттенками янтаря и степного заката. В центре юрты стояла широкая высокая скамья – накрытая белыми покрывалами и с подголовником в виде валика. Хенджин поёжился, понимая, что его сейчас ждёт. Старуха обернулась и оказалась, действительно, пожилой странной дамой в причудливом пёстром наряде. Голову её венчал необычный убор, похожий на скрученный узорчатый платок, к которому были пришиты звонкие цепочки с каменьями. Смуглое лицо её было круглым и плавно перетекало в бесформенную шею и необъятную грудь, скулы – очень широкими, нос – приплюснутым, с плоской переносицей. Сама она была приземистой, но довольно тучной. А самым живым и молодым в ней были глаза – две хитрые щелочки. Она лукаво улыбнулась принцу, внимательно разглядывая его. Как ни странно, отторжения женщина в нем больше не вызывала. Принц даже вымученно улыбнулся в ответ. Старуха кивнула: — Меня зовут Айсылуй, я – смотрительница всех знатных покоев каганата. Подбираю логадам сарбазов и невест. Слежу, чтобы знатные девицы вовремя и удачно выходили замуж. Выбираю знатным мужчинам наложниц. Обычно у нас мальчики, вроде тебя, становятся сарбазами либо наложниками. Ты – первый за долгое время законный супруг самого кагана. Это – большая честь. Не стоит жалеть себя. Хенджин вспыхнул: — Я – наследный принц Сонджо! И мог в будущем стать императором! Женщина без капли злости фыркнула: — Но не стал. Небесные духи уготовили тебе иную участь, наследник Сонджо. Благодаря благородству крови и исключительной красоте ты избежал доли наложника, – женщина по-прежнему смотрела на него с тёплой насмешкой, – Ты стал вторым человеком в каганате хунну, который по числу людей во много раз превосходит твой Сонджо. Гордись этим. — Да уж, вот повод для гордости, – съязвил принц, – стать мужем мужчине! Прожить с ним мужеложцем всю жизнь, а если он покинет срединный мир раньше, то его наследник тут же скормит меня степным псам! Старуха рассмеялась: — Я видала многих из Сонджо, принц, и все они напоминали мне дохлых рыб. А в тебе столько огня! Столько страсти! Ты рожден быть номадом, кочевником, ты – истинный сын Тенгри. Просто пока не понимаешь своей судьбы, ребенок. Сколько тебе вёсен? —Пятнадцать, – пробормотал Хенджин, немного теряя запал. Он увидел напуганные его вспышкой глаза Айлаи, полные сочувствия, и устыдился своих эмоций. Эти женщины – всего лишь, по сути, невольницы, они выполняют непростую службу при дворе кагана, не им нужно высказывать недовольство. Хенджин пристыженно замолчал и смиренно позволил наложницам подойти к нему, аккуратно развязать тесёмки его халата и штанов. Они помогли ему снять обувь и уложили на скамью. Полностью обнажённый, лежал он перед всеми ними, закрыв глаза и пытаясь свести тонкие колени, дрожа не от холода – от стыда. — Ты – словно каменное изваяние, принц, – голос смотрительницы был мягок и доброжелателен, – Прекраснее никого не видала я за свою долгую жизнь. Такая красота вместе с пылким нравом неспроста досталась нам. Ты изменишь судьбы многих здесь, наш господин. —Я не могу изменить даже свою, – с болью прошептал Хенджин, и маленькая слезинка скатилась из-под сомкнутых век по точёной скуле, исчезая в лоснящейся гуще волос. — Всему своё время, мой прекрасный господин, всему своё время, – и вдруг изменившимся тоном смотрительница продолжила, обращаясь к наложницам: — Если господин хоть одну слезинку уронит от боли из-за ваших грубых рук, выпорю каждую! И девушки с трепетом принялись за работу – они наносили на мраморную кожу принца жидкий воск, смешанный с медом и маслами, чтобы не оставить на ней ни волоска, бережно смывали эту пасту теплою водой, умащали, массируя, его тело ароматными маслами. Аккуратно состригли ногти, придали им форму, отполировали кусочками войлока. В этот раз процедуры, действительно, оказались почти безболезненными, а во многом – даже приятными, Хенджин разомлел под умелыми руками наложниц и даже начал было дремать, когда смотрительница подошла к нему и провела шершавой рукой по тонкому бедру. — Разведи ноги, господин мой. Хенджин распахнул глаза: — Что? Лукавые глаза смотрели на него сверху по-прежнему тепло и немного насмешливо: — Ножки разведи, мой прекрасный, нужно тебя подготовить. Но Хенджин сдвинул коленки и сел в возмущенном недоумении: — К чему это ты собралась меня готовить, безумная? Как смеешь ты просить меня о таком? Он попытался слезть со скамьи, но смотрительница крепкой рукой уверенно ухватила его за плечо: — Без подготовки завтра ночью ты будешь рыдать от боли, мой прекрасный. А верховный шаньюй лишит всех нас голов. Хенджин замер. Посидел так с минуту. После поднял огромные, напуганные глаза на старуху и тихо прошептал: — Я не знаю, что значит эта ваша подготовка, но мне страшно, госпожа. Что вы намерены делать? Женщина ласково погладила его по голове, бережно уложила снова: — Не бойся, мой господин, мы не причиним тебе боли. Я сама займусь твоей подготовкой, разведи ножки. Хенджин, мотнув головой в бессильном жесте, обреченно всхлипнул и покорно раздвинул ноги. Женщина набрала полные ладони масла и принялась оглаживать внутреннюю сторону его стройных, мускулистых бёдер. Весь он — в бликах огней, нагой и распластанный — казался идолом, божеством, словно фигурки из слоновой кости, которых порой привозят купцы откуда-то с дальних земель. — Вот так, мой хороший, расслабься, дыши глубоко, — к немому возмущению принца смотрительница подобралась к самому заветному, скрытому его местечку и принялась настойчиво ласкать там пальцем. — О, небо, какой стыд, какое унижение, — прошептал Хенджин, кусая губы и отворачиваясь. Он накрепко сжимал в ладонях белоснежную ткань покрывала и дрожал всем телом от каждого прикосновения, потом повернул страдальческое лицо, — Он тоже будет, да? Туда? Смотрительница покачала головой: — Ну, какое же ты невинное дитя! Ничего не знаешь! Твой муж войдет в тебя сюда своим мужским органом, покажет тебе мужскую силу. Мужество у нашего предводителя внушительное, поверь мне, в первый раз будет больно — надо расслабиться, тогда станет легче. — Аа! Женщина едва просунула в него кончик заскорузлого пальца, как Хенджин от неожиданности громко заорал, едва не подскакивая в воздух. Айлая закрыла рот обеими руками — она начинала не на шутку тревожиться за своего юного, такого неопытного господина. — Чшш, тише, мой хороший, — смотрительница, вновь обильно полив руки маслом, продолжила разрабатывать задний проход принца, толстым и сильным безымянным пальцем она уверенно растягивала анус. Женщина не спешила — унизительная процедура всё длилась, уже с парой пальцев. Хенджин лежал точно изваяние мученика — весь в испарине, с застывшей гримасой боли, стиснув зубы и вцепившись в покрывала, пока в его невинном теле копошились чужие пальцы, пытаясь задеть простату, чтобы хоть немного облегчить неприятные ощущения. Айсылуй внимательно вглядывалась в лицо господина в надежде увидеть хотя бы подобие удовольствия, но из-под крепко зажмуренных глаз лились лишь слезы. — Завтра перед ночью любви надо успеть подготовить тебя еще раз, мой господин. Видимо, это тяжелый случай. И в голосе смотрительницы Айлая услышала неподдельное беспокойство.

***