Начар Малай*

      Вернулась Варя в общежитие почти к десяти вечера. Медленно она плелась по лестнице на третий этаж, но все ее мысли также оставались там, в больнице; они сидели рядом с Вовой на соседней кушетке.       Варя приоткрыла дверь комнаты и заглянула вовнутрь: Марина не спала, видимо, ждала ее возвращения. Завидев подругу у входа в комнату, Манюня сразу оживилась и подскочила к Варе, схватив ее за рукав пальто. Затянув Варю в помещение, Марина уставилась на нее, как на самую желанную пару импортных сапог, которые увидела у спекулянтов на рынке.       Сняв с себя милицейскую форму, Варя аккуратно убрала ее в шкаф, сдунув невидимые пылинки с ткани. Она не обращала на Марину внимания, потому что знала, что если сейчас все ей рассказать, то они просидят до самого утра, а Варе еще и на пары нужно было идти! Ноги немного гудели от усталости: день выдался тот еще.       — Ну? — не вытерпела Марина, усевшись на свою кровать.       Варя облачилась в ночною сорочку и, еле передвигая ногами, направилась в сторону своей кровати. Она была вымотана донельзя. Мысли не хотели возвращаться к ней из больницы. Как это они оставят Вову в одиночестве?       Усевшись на кровать, Варя встретилась взглядом с глазами Марины и увидела в них искорку неподдельного интереса, который успокоить можно было только поделившись с соседкой подробностями.       — Апельсин передала, — коротко ответила Варя, укладывая голову на прохладную перьевую подушку. — Завтра операция у него. Во время набега, ему кто-то в ногу вонзил доску с забитыми гвоздями.       Марина прикрыла рот рукой, но продолжила выжидающе смотреть на соседку. Варя закатила глаза и цокнула языком:       — В кино позвал.       — А ты что? — кусая накрашенные лаком ногти, спросила Марина, не сводя с Вари взгляда ни на секунду.       — Согласилась.       Марина запищала от радости, ерзая по кровати и махая ногами, словно маленькая девочка на качелях во дворе. Нет, ну как ребенок, которому подарили долгожданный подарок на Новый Год, ей-богу! На мгновение Варя подумала, что нужно было все-таки дождаться утра, потому что Марина теперь уж точно замучает ее расспросами о том, как все было и как Вова ей в целом.       А в целом-то что? Варя поняла, что Вова — обычный парень, который просто, по своей же глупости, связался не с той компанией. Да и, если говорить откровенно, то она вообще сомневалась, что он позвал ее в кино из искренних побуждений. Все-таки он был ее должник, ведь она два раза (тоже по глупости, кстати) уберегла его от проблем с органами правопорядка. И, если отключить эмоции, словно тумблер, холодный и расчетливый ум подсказывал Варе, что поход в кино — не более, чем просто расплата по накопившимся долгам. От этого осознания даже стало легче. Лучше сразу пресечь все на корню, чем потом ходить и мучаться от неразделенной симпатии. И Варя была готова к тому, что поход в кино пройдет на «дружеской» ноте, если можно было так сказать.       — Манюнь, пожалуйста, давай завтра это все обсудим? Мне с утра на пары, — Варя натянула одело до самого подбородка, — и тебе, кстати, тоже.       Но как бы отчаянно Варя не пыталась уснуть, она не могла: все ее мысли крутились вокруг молодого человека, что сейчас лежал на больничной койке, видя, наверное, уже третий сон.       В Вове будто смешивались несколько личностей одновременно: он был исключительно интеллигентен и очаровательно вежлив при их первой встрече, словно был из династии аристократов, и осторожно немногословен во время второй. Но, даже если он и следил за тем, что говорил, в каждом слове слышалась нотка ребячества и мальчишеского озорства, которое неимоверно подкупало; ему хотелось верить. И Варя, к своему великому несчастью, была готова поверить во все, что Суворов ей скажет. А это могло повлечь за собой ворох проблем, которые неминуемо пришлось бы решать только Варе. Это же ей приглянулся хулиган, верно? Ее же силой никто не заставлял вытаскивать его из толпы на дискотеке? Ей же никто не угрожал расстрелом, требуя тащиться в больницу, чтоб узнать, как Суворов себя чувствует после набега? Все это она делала самолично. Она сама шла к этой гильотине, гордо запрокинув голову.       Рядом с Вовой чувствовался тот самый громкий отчаянный протест, жест подросткового бунтарства, который был так необходим молодой девушке. Вова — это несанкционированный митинг против принятой всеми системы, где Варя шла в первых рядах, высоко задрав плакат с пропагандистским лозунгом. Вова ощущался, как всепрощающая юность, в объятиях которой хотелось раствориться. Рядом с Вовой стояла та желанная эфемерная свобода выбора; он был, как глубокий вдох, когда выбираешься из водной пучины; был, как разряд электрического тока, который прошибал с макушки до пяток. Был тем первым и долгожданным омутом, в который Варя хотела кинуться не оглядываясь.       Но рядом со всей этой беспечностью был здравый смысл, который верещал во все горло, требовал от Вари разумных и взвешенных решений. Ясность о том, что у них с Вовой не может быть даже и малейшего шанса на удачный финал, пришла быстро, заставив сердце как-то неприятно кольнуть, заныть. Именно здравый смысл подначивал думать головой, заставить серое вещество напрягаться. Он говорил, — вторил неустанно, — что рядом с Вовой пахло кровью, слезами, несбыточными мечтами. Пахло необъятным страхом, мучительными переживаниями и долгими бессонными ночами, наполненными темнотой ожидания в утомляющей надежде, что вернется жив-здоров. Пахло жестокой реальностью, в которой Варя Юнусова была будущим следователем, а Вова Суворов — представителем бандитской группировки под незамысловатым и абсолютно неоригинальным названием «Универсам».

***

      Варя сидела в аудитории, готовясь к лекции, когда рядом с ней на скамью плюхнулась Марина, запрокидывая свою сумку на стол. Удивительно, но несмотря на то, что сама Манюня была не любительницей посещать занятия в институте, да и вообще вставать по утрам, она была в крайне приподнятом настроении. Ее беспечность и не обремененность всегда удивляли Варю, но относиться к Марине плохо она не могла, как бы они и не ругались порой. Они были очень дружны, стояли друг за друга горой. За все то время, что они были знакомы, они стали очень близки, как родные сестры. И Варя всегда это ценила.       Часы, что висели над массивной коричневой доской в аудитории, показывали без пятнадцати три. А это значило, что через полтора часа учебный день подойдет к концу.       Утром, до начала занятий, Марина-таки выпытала у Вари все подробности вчерашнего визита Владимира Суворова в больнице. И вывод у нее был, как всегда, один: «Варюш, надо брать!». Варя также поделилась с соседкой своими догадками о том, что Вова позвал ее в кино только из-за вежливости, на что Марина отмахнулась, стараясь убедить Варю в том, что, если б она была ему неинтересна, как девушка, он мог просто принести ей конфеты или еще чего в этом духе. А поход в кино — это поход в кино, как ни крути! Никаких двусмыслиц быть не может! «Юноши, Варь, девушек просто так в кино не зовут!» — убеждала Марина. И ведь получилось же у нее это сделать! Еще одним качеством Марины было то, что она обладала невероятной убедительностью и осведомленностью в делах романтических. Это всегда приводило Варю в шок, потому что Марина, хоть и кокетничала иногда с парнями, никогда особо не была замечена в их компании. Про нее никогда никто не судачил, потому что знали, что Марина может дать отпор. У нее был непоколебимый авторитет, который она заработала на дискотеках, выдергивая другим девчатам клоки волос. Наверное, правильнее было бы сказать, что про нее попросту боялись судачить.       — Ты уже слышала, что случилось в двенадцатой городской? — спросила Марина, накручивая прядь своих черных волос на палец.       — Нет, — Варя напряглась и повернулась к соседке, нахмурив брови. Удивительным способом Манюня всегда была в числе первых, кто узнавал любые слухи, связанные с криминалом. И она всегда честно делилась ими с Варей, — а что стало?       — Там такое было! — Марина захлопала ладошками по столешнице парты и глубоко вздохнув, набрав в легкие воздух, на одном дыхании выпалила: — Там, короче, кто-то кого-то побил, и другая группировка штурмом пришла с утра мстить! Говорят, что там одного парня, — ну, мы-то с тобой знаем, что это твой Вова был, — прям с операционного стола украли! Они еще машину «скорой» угнали и уехали на ней, представляешь?! А патрульная за ними ехала и почти догнала, если б в «Волгу» не врезалась, которая из поворота выезжала! Группировщики бросили машину «скорой» возле комиссионки на Универсамовской и скрылись.       Варя внимательно слушала весь тот поток информации, который вываливала на нее Марина, затаив дыхание. Какое-то время она молчала. Внутри все сжалось от возмущения, когда до Вари дошло, что Марина сказала: «Твой Вова», потому что было очевидно понятно, что Вова — никакой не «ее»!       — Пиздец, — только и сказала Варя шепотом. Более цензурных выражений, чтобы описать данную ситуацию у нее не было.       Устало проведя по лицу ладонью, Варя выдохнула. Что за люди-то они такие недальновидные? А если, от операции зависела последующая дееспособность Суворова? Ну что за идиотизм? Раздражение перемешалось со злостью в один сумбурный коктейль. Хотелось прийти в отделение, куда вчера отвезли Вахита Зималетдинова, которого задержали за наличие ножа на набеге, и начать его трясти за плечи, чтоб тот признался, где собираются группировщики. Ну, логично же, что они где-то собирались и, вероятнее всего, это было отапливаемое помещение. Также было логично, что Вову не могли отвезти домой — у родственников появились бы вопросы, почему их ребенок в больничной сорочке и под общим наркозом, из которого он выйдет, в лучшем случае, к вечеру. Варя почувствовала себя крайне беспомощной: во-первых, она не могла заявиться в отделение вне дней практики, во-вторых, она также не могла начать требовать встречи с Зималетдиновым в допросной, в-третьих, он вообще вряд ли поделится с ней этой информацией! Она же «под погонами», а значит, — враг номер один. Но вот только Варя искренне хотела помочь Вове, но руки были связаны тугими веревками закона, который строго диктовал свои правила. Можно было, конечно, пойти на хитрость: организовать за Вахитом негласную слежку от выхода из отделения милиции и украдкой проследовать к месту, куда, предположительно, могли отнести Вову. Но вот только Варя подумала о том, что не слишком ли много она на себя берет? Какое ей вообще дело до того, как Суворов себя чувствует? Если действительно ему будет так нужно с ней связаться — он сам объявится. А то, негоже, молодой девушке носиться за ним, как собачонка — надо бы и себя уважать, в конце-то концов!       Но он не появился ни на следующий день, ни на день после…       Оно и правда к лучшему. Зато не нужно будет идти в кино с группировщиком, а вопрос о чувствах со временем отпадет сам собой. В любом случае, маленький мир Вари, в котором она училась в «УКПшке», отправляла телеграммы бабуле с дедулей в Куюки каждую субботу, трепалась с Мариной о том, о сем, — не перестал существовать, не остановился из-за отсутствия в нем Владимира Суворова.

***

      В субботу, рано утром, Варя явилась на автовокзал с небольшим количеством вещей, чтоб отправиться в деревню. Она давно собиралась навестить бабулю с дедулей, которые, наверное, уже истосковались по внучке. Телефона у них дома не было, поэтому Варя за несколько дней до планируемого прибытия к ним, отправила телеграмму. Ехать до Куюки недолго — всего два часа на автобусе, но хотелось прибыть туда, как можно скорее. Провести выходные в тихой умиротворенной деревеньке, где никогда ничего не происходило, разве что местные пацаны могли подраться на танцах из-за девчонки. Но это даже не могло идти в сравнение с тем, что за последнюю неделю происходило в Казани.       Автовокзал на улице Девятаева пятнадцать представлял собой трехэтажное здание с большими оконными рамами и большой красной надписью «Казанский Автовокзал».       Дождавшись времени отхода автобуса, Варя плюхнулась на сиденье у окна и прислонилась к стеклу лбом. Рядом с ней села недовольная женщина.       Транспорт сдвинулся с места, заставив пассажиров по инерции качнуться. Варя смотрела в окно, наблюдая, как пейзаж казанских домов, с их красочными витринами, медленно сменились на глухой лес, в котором было не меньше жизни, чем в городе.       Автобус остановился в центре Куюки, недалеко от отделения почты. Варя выскочила из автобуса, оглядываясь по сторонам. Натянув на голову шарф, она шла по Олимпийской улице, сжимая пальцами ремень сумки, в которую наспех сложила свои вещи. Мартовское солнце, отражаясь от сугробов, немного слепило и заставляло жмуриться. Свернув на Овражную, Варя шла вдоль нее.       В Куюки ничего не менялось, всегда спокойно; туда хотелось возвращаться за умиротворением, набираться новых сил. А Варе, — особенно в последние дни, — было необходимо выбраться из наполненной событиями, Казани. Спрятаться от ее вечной суеты, от ее шума во дворах, где собирались группировщики. Утаиться от, звенящего в ушах, противного звука сирен, проезжающих мимо патрульных машин.       Когда Варя свернула на Дачную улицу, она почувствовала, как ноги немного ныли от продолжительной прогулки. Подойдя к дому, где она провела практически все свое детство и юность, сердце сдавило чувством приятной ностальгии. В доме бабушки и дедушки никогда не было ругани, всегда царила идиллия. Всегда пахло выпечкой, а в особенности перемячами, запах которых Варя никогда не спутает ни с чем.       Ее дед, Алексей Сергеевич, чистил дорожку к дому от навалившего за ночь снега, а завидев внучку, бросил лопату на землю и в несколько шагов оказался возле нее. Взяв Варю за плечи, он оглядел ее с ног до головы:       — Син шундый ябыгасың! — вымолвил Алексей Сергеевич по-татарски.       Он часто на нем разговаривал, когда хотел, чтоб бабушка, Анна Вадимовна, не понимала его. Он так над ней шутил — брякнет что-нибудь по-татарски, а она ходи и гадай, что он там сказал! Но, в отличии, от бабули, Варя татарский понимала, но говорить на нем не могла — вот хоть убей!       — Тебе кажется, дедуль! Ничего не худая!       Алексей Сергеевич забрал у Вари сумку с вещами, и они пошли ко входу в дом. Зайдя в него, в нос ударил приятный запах выпечки. К ним вышла Анна Вадимовна, закидывая на плечо кухонное полотенце. Увидев любимую внучку, она тут же сгребла ее в свои цепкие материнские объятия. Такие крепкие и родные, что из них не хотелось никуда вырываться. Сделав шаг назад от Вари, Анна Вадимовна внимательно оглядела ее с головы до ног.       — Дубленку новую купила? — спросила она.       — Ага, — подтвердила Варя, торопливо снимая с себя верхнюю одежду. Алексей Сергеевич, что стоял позади нее, забрал дубленку у Вари и повесил ее справа на крючок возле входной двери за петельку.       Варя прошла с Анной Вадимовной на кухню и села на табуретку возле небольшого обеденного стола, накрытого скатертью. Она выпрямила спину, потому что знала, что могла ненароком вызвать праведный гнев бабушки. «Не сутулься! А то горб появится!» — приговаривала Анна Вадимовна еще тогда, в детстве. Алексей Сергеевич покинул дом, чтоб продолжить дальше расчищать дорожку.       Он был немногословным, но имел искрометное чувство юмора, которое, вероятнее всего, и подкупило Анну Вадимовну, когда те только познакомились. В браке они были уж почти сорок четыре года. Поженились, когда Великая Отечественная закончилась. Когда Алексея Сергеевича призвали на Фронт, Анна Вадимовна себе места не находила: хотела было уж и сама пойти воевать, но лишь бы быть рядом с ним, однако была отговорена его матерью, с которой они были очень схожи по характеру. И все эти мучительные четыре года жила от понедельника до понедельника в надежде не увидеть похоронку. Слава Богу, все обошлось, и Алексей Сергеевич вернулся жив, но, к сожалению, частично оглохший на одно ухо. Но это мелочи, главное — живой! У них всегда было удивительное понимание друг друга.       Анна Вадимовна нагнулась к духовке, открыла ее и достала противень с пирогом. Поставив его на конфорки газовой плиты, она развернулась к Варе на пятках и ласково ей улыбнулась:       — Голодная, поди? — не дождавшись ответа внучки, Анна Вадимовна отвернулась к плите и подвинув противень, поставила на конфорку старенький железный чайник со свистком с изображением какого-то цветка. Включив газ, она спичкой зажгла конфорку. — Как в институте дела?       — Нормально, бабуль, — пожимая плечами, ответила Варя. — Ничего интересного.       Анна Вадимовна снова закинула на плечо вафельное полотенце и, уперев руки в бока, сощурилась, внимательно глядя на внучку:       — Прямо-таки ничего интересного?       — Ну, из последнего: ездили во вторник набег группировщиков разгонять, — закатив глаза, Варя начала скучающе водить пальцем по графину с водой, который стоял на столе.       Варя была и рада бы поделиться с Анной Вадимовной и Алексеем Сергеевичем подробностями ее обучения в институте, но чего, как говорится, лишний раз заставлять стариков волноваться? Профессия, которую выбрала Варя итак нервная, а ее старики, — как и все, наверное, — довольно впечатлительные. Они были относительно против ее поступления в «УКП», не хотели повторения истории с их сыном. Но Варя тогда настояла, и они, скребя сердцем, отпустили ее, хотя искренне желали, чтоб их внучка стала каким-нибудь инженером. Якобы, так им было бы спокойнее.       — Боже правый! — воскликнула Анна Вадимовна. — Ох уж эти группировщики — от безделья друг дружке морды бьют, где ж видано-то такое?! Вот в наше время такого не было, ей-богу! Все дружные были!       Качая головой, Анна Вадимовна продолжала причитать. Когда чайник засвистел, она развернулась к нему. Достав из подвесного шкафа кружку, она принялась заваривать внучке чай. Варя следила за каждым ее движением. Не смотря на свой возраст, Анна Вадимовна была довольно бойкой старушкой! С легкостью могла устроить нагоняй, если того потребуют обстоятельства!       — А Маруська там как? — спросила Анна Вадимовна, поставив кружку с чаем и тарелку с нарезанным пирогом с капустой перед внучкой. Она села рядом с ней на табуретку, внимательно осматривая лицо Вари.       — Ой, Манюнька, как всегда, хорошо! — искренне ответила Варя, сделав глоток из кружки. — У нее вообще никогда проблем нет.       Варя, вернувшись в Куюки из Казани в первый год обучения в институте, очень много рассказывала о Марине. Всегда только хорошее! И у бабули с дедулей сложилось о ней крайне положительное впечатление. Пару раз даже просили Варю привести ее с собой, но Марина, услышав это предложение, сразу же отказалась. Но не потому, что была невежей, а потому, что никогда не понимала всего этого сельского шарма — она всю жизнь прожила в центре Казани, в квартире со всеми удобствами.       Входная дверь скрипнула, пуская Алексея Сергеевича в теплый дом. Он снял меховую шапку и натянул ее на банку, а тулуп повесил на крючок и широченными шагами прошел на кухню.       — Ну все, — устало выдохнул дедушка, вытирая лоб тыльной стороной ладони, — дорожку расчистил.       — У вас-то как дела? — спросила Варя, оглядывая своих стариков.       — У нас все как обычно, — вздохнула Анна Вадимовна. — Тут-то ничего не происходит. Это у вас, в Казани, что ни день — событие.       — Ну ты скажешь тоже! — закатила глаза Варя, откусив кусок от пирога.       — Не разговаривай с набитым ртом! — воскликнула бабушка, шуточно замахнувшись на внучку кухонным полотенцем.       Вечером, когда Анна Вадимовна накрыла на стол, все семейство Юнусовых собрались вместе. Дедушка налил себе сто грамм водки для аппетита, а Варя с бабушкой обошлись чаем с молоком.       Варя нейтрально относилась к алкоголю, даже несмотря на то, что мать ее запойно пила. Варя никогда не видела в алкоголе никакой проблемы, потому что главной проблемой, на самом деле-то, были люди. Не все же запойно пьют? Вон, дед сто грамм может тянуть хоть весь вечер! Бабушка вообще пила крайне редко: на похоронах, да Новый Год. Сама Варя выпивала мало, потому что не любила, когда голова становилась неясной, а мысли в ней превращались в кашу. Да и ответственность за пьяные выходки никогда никто не отменял. У Вари таких не было, да и слава Богу! «Не пей, Варюш, наследственность-то плохая!» — всегда говорила Анна Вадимовна. И Варя так и делала.       Стол валился от всевозможных угощений, которые наготовила бабуля (скорее всего, еще со вчерашнего вечера начала все подготавливать к приезду внучки). Варя тоже не осталась в стороне — помогала натирать свеклу, чистила яйца, пока Анна Вадимовна суетилась с бешбармаком. В доме царила именно та приятная и уютная атмосфера, навевая детские воспоминая, которые теплились где-то в районе груди. Трагические события с родителями не смогли вытеснить самые яркие моменты, связанные с бабулей и дедулей, которые всегда были рядом. Поддерживали, когда это было действительно необходимо. Как они гордились внучкой, когда та получила аттестат и медаль за отличие в школе. А в тот год выпустились только двое с медалями: Варя и Юра Акимов, который учился в параллельном классе. Он, вроде как, перебрался в Москву, учился там. Ой, а как он за Варей гонялся — все пытался привлечь ее внимание, пригласить на танцы, до дома провожал. По большому счету, Варя разрешала себя провожать только потому, что он жил через дом от дома ее бабушки и дедушки. Можно ли было его считать за провожатого? Вряд ли.       Если так разобраться, то партия-то была хорошая! Порядочный молодой человек, всегда опрятный, вежливый, двери всем девушкам держал! А Варя, дурочка, промахала его. Сейчас бы в Москве училась, если бы Юра смог ее уговорить поступить в «ВЮЗИ» но нет же! Она уперлась — не нужен ей такой, и все тут! Да и, чего уж греха таить, — ей никто был не нужен в то время. Ее интересовала исключительно учеба и будущее поступление в «УКП». Да и какая там Москва? Варя ни за что бы туда не поехала! Поэтому-то и выбирала институт, который самый ближайший к родному поселку, чтоб, не дай Бог, что случится — могла быстро приехать.       — Варюш, — начал Алексей Сергеевич, делая маленький глоток водки из хрустальной рюмки, — жениха-то нашла?       Ну, началось! Варя посмотрела на деда и закатила глаза. Ну, вот что она скажет? Считался ли Вова потенциальным ухажером? Нет. А женихом — и подавно! Она поднесла вилку с салатом из свеклы с растительным маслом ко рту, задумавшись о том, стоит ли вообще говорить правду. Но и соврать было бы нечестно по отношению к людям, которые вложили в нее столько времени и сил.       — Ну, — протянула Варя, жуя, — вряд ли его можно назвать «женихом», это так — знакомый.       Анна Вадимовна с интересом взглянула на внучку, подперев голову ладонью.       — Хороший парень-то? Приличный? — не унимался дед.       — Я не знаю, — честно призналась Варя. — Мы виделись всего пару раз. Он просто позвал меня в кино. Я согласилась.       Она не соврала насчет Вовы: они действительно виделись всего два раза, и он позвал ее в кино. Зачем усложнять и говорить о том, что он местный хулиган-группировщик? Вот Варя и подумала, что не стоит нагружать и без того вечно волнующихся стариков таким фактом.       — После кино и узнаем, — Варя сделала глоток чая с молоком, оглядывая заинтересованные лица Анны Вадимовны и Алексея Сергеевича.       «Но только в том случае, если этот поход вообще состоится» — мысленно договорила она.       Но Варя даже и не ждала его. А зачем? Пусть все идет так, как идет. Если Вова появится еще раз — хорошо, а если нет — да и Бог с ним! Чего лишний раз напрягаться и переживать?       — Син игътибарлырак бул, начар малай безгә гаиләдә кирәкми, — снова сделав глоток водки, выдал Алексей Сергеевич. — Әгәр ул сине рәнҗетсә — мин аның тезләренә атармын Варя внимательно посмотрела на деда, не моргая. Когда он поставил рюмку на стол, она сглотнула липкий ком, образовавшийся в горле. Было ясно, что его слова предназначались исключительно ей. Но почему он не хотел, чтобы Анна Вадимовна его поняла — стало для Вари загадкой.

***

      Варя вернулась в Казань в воскресенье поздним вечером. Она шла по улице, подходя к общежитию. Тусклый свет фонарных столбов несильно освещал улицу, придавая ей определенный завораживающий шарм. Крупными хлопьями с неба падал снег, такой волшебный и очаровывающий, что Варя могла бы часами стоять под ним и наслаждаться каждым мгновением заканчивающейся зимы.       Оттряхнув сапоги от снега, она зашла в общежитие, коротко поздоровавшись с Лидией Васильевной, которая сидела на своем месте и разгадывала очередной кроссворд. Минуя ее, Варя торопливым шагом направилась к лестнице. Перепрыгивая ступеньки, она поднялась на третий этаж, воодушевленная скорой встречей с Мариной, по которой успела соскучиться за эти два дня. Варя, чуть ли не в припрыжку, скакала к двери их комнаты.       Она открыла дверь и просунула в нее голову, чтобы проверить, что Манюня в комнате. Она застала ее, сидевшей на своей кровати и листающей какую-то книгу, что удивительно, ведь Марина больше любила листать журнал «Siluett», на который у нее была подписка. Журнал действительно стоил такого обширного к нему внимания, даже Варя иногда его листала. Больше от скуки, конечно.       Марина подняла взгляд, когда дверь скрипнула и, увидев соседку, вскочила с кровати. Варя прошла в комнату, поставив сумку с вещами возле двери. Она сняла шарф, дубленку, сапоги и наспех убрала все в свой шкаф. Опустившись рядом с сумкой на корточки, Варя достала оттуда банку с малиновым вареньем. Выпрямившись, она протянула ее Марине.       — Бабушка и дедушка настаивали, чтоб я привезла тебе что-нибудь, — Варя закатила глаза, протягивая банку.       Манюня аккуратно взяла ее в свои руки и поставила на стол рядом со своей кроватью.       Варя не сразу обратила внимание на какое-то странное суетливое поведение Марины. Та же как-то ожидающе смотрела на свою соседку, переминаясь с ноги на ногу. Раскладывая вещи по своим местам из сумки в шкаф, Варя чувствовала, как Марина сверлила взглядом ее спину.       Развернувшись на пятках, Варя уперла руки в бока и вопросительно посмотрела на соседку. Было в ней что-то не то, но что именно?       — У тебя все в порядке? — встревоженно спросила Варя, продолжая внимательно изучать лицо Манюни. — У тебя такой вид, как будто ты сейчас лопнешь!       Марина подскочила к Варе и, схватив ее за рукав цветастого свитера, потащила в сторону ее кровати. Когда девушки подошли к ней, Варя увидела небольшой белый пакет, который почему-то не заметила сразу. Она вопросительно посмотрела на соседку, но Манюнечка молчала, быстро-быстро хлопая ресницами.       — Что это? — спросила Варя у Марины, опускаясь на кровать.       Соседка продолжала хранить гробовое молчание, которое никогда не было ей свойственно. Обычно Марина болтала без остановки, что иногда вызывало у Вари раздражение, но сейчас она молчала, будто набрала воды в рот.       Вздохнув, она раскрыла пакет, заглянув, чтоб узнать, что там такое лежит и вызывает у Марины оцепенение и молчание, которое начало немного напрягать даже больше, чем когда она разговаривала без умолку. Варя замерла от удивления. Ее брови взлетели вверх, когда она поняла, что именно там лежало. Капроновые колготки! Варя аккуратно достала упаковку из пакета, приблизив ее к лицу, чтоб рассмотреть внимательнее. На голубой упаковке была странная геометрическая фигура с узорами и черной надписью «Kaprons». Это были не просто капроновые колготки, а импортные, и не откуда-нибудь, а из Чехословакии! Такие стоили не меньше семи рублей, а где-то их цена доходила до чудовищных пятнадцати! Преступно дорогая вещь! Достать такие было очень сложно! Варя вытаращила свои голубые глазища на Марину.       — Это ты купила? — ошарашено спросила она, не сводя взгляда с соседки.       — Нет! — воскликнула Марина, отрицательно качая головой и усаживаясь рядом с подругой.       — А от кого это тогда?       — Я чувствую себя, как в том фильме, — сказала Марина, нервно щелкая пальцами, — «Иван Васильевич меняет профессию», поняла? Варюша, ты сейчас умрешь!       Варя непонимающе глядела на подругу. Марина будто всю жизнь ждала, чтоб ей выпала возможность хоть разок процитировать фильм Леонида Гайдая. Она резко схватила Варю за плечи, что заставило ее охнуть от неожиданности; начала трясти ее туда-сюда. Марина вскочила с кровати и стала несколько нервно ходить в разные стороны. Варя следила за ней глазами. Такой взволнованной она видела соседку впервые за четыре года со дня знакомства с ней.       — Я сегодня ходила гулять с подружкой, с Викой, помнишь? Эта которая с нами на дискач в «ДК» ходила, поняла? — тараторила Марина, задыхаясь от переизбытка эмоций, которые она копила, скорее всего, все выходные! Она захватила ртом воздух. — И, значит, иду я такая к общаге. Подхожу, а там… а там…       Марина снова шумно втянула воздух в легкие через приоткрытый рот и продолжила, остановившись на месте.       — …а там Вова твой стоит, весь такой деловой! С пакетом этим! И я, значит, подхожу к нему и говорю: «А Вари нет — она в деревню на выходные уехала». А я, поняла, вся тоже такая деловая, будто я твой секретарь. А он такой: «А, ну, понял». — Марина, хмуря брови, пыталась пародировать тон голоса и манеру речи Суворова, прыгая из стороны в сторону, словно показывала разделение ролей в своем рассказе. — И пакет мне этот сует и говорит: «Как приедет — передай ей и скажи, что я заходил». А я такая стою в шоке полном, Варь! Нет, ну ты можешь себе такое вообразить?! Такой подарок!       Варе нужно было несколько минут, чтоб она осознала, что именно сейчас сказала Марина. Она сидела молча, пыталась переварить и расставить все по полочкам в своей голове. Выстроить логическую цепочку, причинно-следственную связь. Она смотрела куда-то перед собой, хлопая глазами, не веря в услышанное. Как это Вова приходил? Как это он ей подарил такие дорогущие колготки? Варя покачала головой, когда до нее дошло осознание, что для Вовы, встреча с Мариной тогда, на пороге общежития, — подарок Свыше, не иначе! Марина-то что? Она возьмет от него все, что угодно под предлогом того, что это предназначалось Варе, и ей было бы неважно, что там: хоть буханка хлеба! Сама же Варя, встретив его на улице, не стала бы брать от него ничего, даже если бы ей грозила Высшая Мера! Это вообще противоречило внутренним убеждениям Вари: кто он ей такой, чтоб она принимала от него такие дорогие подарки?!       — Марин, — Варя посмотрела на соседку, нахмурившись, — ты зачем их взяла?       — Что значит, «зачем»? — хлопая длинными ресницами, спросила Манюня. В ее тонком голоске слышалось явное удивление. — Варь, тебе юноша подарок сделал! Да не абы какой, а колготки! Ты хоть понимаешь, что это значит?       — А я-то, как раз-таки, понимаю, Марин!       Они начали перепираться. Варя пыталась донести до Марины, что такие подарки нельзя принимать ни от кого! Хоть будь он от руководителя Центрального Комитета! Это просто невоспитанность! Марина же пыталась вдолбить в голову Вари, что невежливо еще и отказываться от подарков! А тут, тем более дефицит! «Нужно брать, пока дают» — кричала Марина, топая ногой. Если бы не маленький камень, влетевший в их окно, они могли бы провести целый вечер, пытаясь доказать друг другу важность каждого мнения. Слава Богу, что камень не разбил стекло и никого не поранили осколки, а то Лидия Васильевна содрала бы шкуру с обеих! Варя с Мариной молча переглянулись. Осторожно подойдя к окну, Варя несильно отодвинула ажурную шторку, выглядывая, затаив дыхание от нахлынувшей тревожности. Никогда такого не было! Даже ухажеры Марины, коих у нее всегда было довольно приличное количество, не позволяли себе такого безобразия! Варя прикрыла открытый от удивления рот ладонью, ее глаза увеличились, стоило ей разглядеть фигуру Вовы Суворова там, внизу. Как он вообще докинул камень до третьего этажа? Варя посмотрела на Марину, закатив глаза:       — Ты сказала, на каком этаже мы живем? — прошипела Варя. — Ты ведь знала, да, что он придет?       Марина изобразила полное непонимание и искреннее удивление, пожав плечами. Но Варя легко вычислила ее обман, который, если честно, она и не пыталась особо скрыть. Манюня широченно улыбнулась, заглядывая в окно через плечо подруги. Хотелось рассмотреть эту картину как можно подробнее!       Варя, тихо выругавшись на подругу, полностью отодвинула ажурные шторы, чтобы лучше приглядеться. А, может, она просто сошла с ума и ей все это кажется? Насколько вообще реальны массовые галлюцинации? Варя увидела, как силуэт, в довольно приметной синей куртке, нагнулся к земле за очередным камешком. Она наскоро открыла створки и высунулась из открытой оконной рамы. Лицо тут же несильно обожгло легким февральским морозом, а светлые распущенные волосы, которые Варя обычно заплетала в хвост, начало трепать несильными и короткими порывами ветра.       — Хватит кидаться камнями в окно! — гаркнула Варя Вове, который, только завидев ее, заулыбался, оголяя верхний ряд зубов. — Разобьешь ведь!       — Прости! — крикнул в ответ Вова, пожав плечами.       Варя и сама не заметила, как улыбка начала ползти на ее лицо. Нет, ну вы только подумайте: молодой очаровательный парень стоял под окном и улыбался ей самой обворожительной улыбкой на всем белом свете, от которой любая девица бы сошла с ума; начала бы пищать от счастья, не веря в реальность событий и в собственную удачу! А другие девчонки уж точно теперь обзавидуются, узнав, что за Варей ухлестывает ни кто-то там, а целый военный!       — Погуляем?       Варя повернулась к Марине, которая кивала в знак согласия, мол: «соглашайся, дуреха!». Поворачиваться к ней за советом было, как минимум, не совсем объективно: ей лишь бы толкнуть подругу в широченные объятия Владимира Суворова. Исключительно в его, ни в чьи больше!       — Я же только приехала! — она облокотилась туловищем на подоконник, высовывая голову и плечи на улицу, чтобы лучше слышать, что там ей кричит Вова. Пытаясь не улыбаться так широко, Варя прикусила внутреннюю часть щеки, чтоб скрыть ее вовсе. Марина же громко цокнула языком прям у нее под ухом.       — Устала с дороги? — спросил Вова, засовывая руки в карманы своей синей куртки, топчась на месте.       По нему было видно, что он был крайне смущен, собственно, как и сама Варя. Он, запрокидывая голову, смотрел на нее с надеждой в карих глазах, которые при тусклом оранжевом свете фонаря, казались почти черными.       — Да, прости! — нагло соврала Варя.       Конечно, она ему соврала! Она не устала ни капли! Появление Суворова под окном, наоборот, воодушевило и придало сил. Почему соврала? Ответ был прост донельзя: девичья гордость была бесцеремонным и наглым образом задета! Согласиться так быстро считалось для Вари полным поражением и унизительным признанием капитуляции. Он и так позвал ее в кино и пропал на несколько дней! А так, в приличном обществе, с девушками никто не поступает! Нужно было его проучить, показать, что Варя, вообще-то, не такая простая, как ему могло показаться до этого!       — Ну, можем, там, в другой день! — кричал Вова, стоя под ее окном. На его плечи так красиво падали снежинки, что Варя невольно почувствовала себя героиней какого-то романтического кино. — Завтра, там, например? Может, хочешь в кафе, там, туда-сюда?       — Нет, кафе не надо! — Варя отрицательно покачала головой, скрестив руки на груди. Была в ее голосе все-таки такая надменная нотка, но она не выделялась. Не стала главным акцентом.       — Не, ты это… отдыхай там, отдыхай! — Вова нервно почесал затылок, его усы зашевелились, когда он снова улыбнулся. — Завтра можем решить! Как говорится: «Утро вечера мудренее», там!       Смотреть на стесняющегося Вову для Вари оказалось произведением искусства. Никакая картина в Ленинградском «Эрмитаже» не могла сравниться со стоящим внизу Суворовым. Марина толкнула ее острым локтем в ребра, отчего Варя согнулась от боли.       — Ладно, пошли завтра! — закряхтела Варя, чувствуя, как ребра зажгло от удара подруги. — Но мы просто погуляем! Ничего больше!       — Ну, да-да, конечно! — Вова радостно закивал. — Ну, я это… Пойду, там, а ты… а ты отдыхай!       — Спасибо! Пока! — Варя улыбнулась, стоящему внизу Вове. Она стояла и ждала, когда он начнет отдаляться от здания общежития, но он стоял на месте. Смотрел на нее и улыбался такой честной улыбкой, которую Варя, кажется, видела впервые в жизни.       Когда Варя увидела, как Вова начал уходить, она стала провожать его взглядом. Он снова обернулся и, на ходу махая ей рукой, подмигнул. Варя лишь улыбнулась, почувствовав, что ее щеки налились румянцем. Она обреченно покачала головой.       Закрыв оконную раму и задвинув шторы обратно, Варя повернулась к Марине, которая смотрела на нее, поднеся к губам кулак. Варя молча села на кровать, не веря в то, что это все происходило по-настоящему. Она не могла поверить в то, что Вова действительно пришел! Что он кидал камни в окно ее комнаты и так невинно и робко просил с ним провести хоть немного времени. Варя глянула на Марину, которая была готова заверещать от радости за подругу!       — Ну вот зря ты так! Надо было идти сейчас! — Марина начала отчитывать ее, как маленькую девочку, закатывая глаза. — Ну хороший же парень ведь!       — Ага, хороший…