Язык цветов

      В школьные годы у Рен почти не находилось каких-то друзей. Несмотря на внешнее спокойствие и флегматичность, она не привлекала других людей к себе. Наоборот, из-за необычного цвета волос и молчаливости, девушка отталкивала своих одноклассников, побуждая их сторониться странной школьницы, которая вечно приходит на уроки, укрытая ссадинами и пластырями. Ввязываться в дела семьи учительский состав не хотел, да и почти каждая собака в школе знала – у Хаджиме нет ни отца, ни матери. Конечно, в её слова о неуклюжести и падениях в ответ на вопросы о частых синяках никто не верил, но и сильно шевелиться взрослые люди не желали, оставляя всё как есть. Сама же девушка никому не рассказывала о том, что каждый день её преследуют неудачи и проблемы, а на сеансах со школьным психологом, к которому её всё-таки водили пару раз, предпочитала отмалчиваться и нервно теребить подол своей школьной юбки.              В середине средней школы у неё начались явные проблемы. Рен часто подвергалась издевательствам и оскорблениям – её могли толкнуть в коридоре, опрокинуть на её сумку открытую бутылку воды, написать на парте чёрным маркером что-то вроде «уродина». Привыкшая реагировать на всё крайне спокойно и отстранённо, школьница никому не жаловалась и как-то справлялась сама. Наверное, для юных учеников, эта безнаказанность и стала стимулом продолжать свои издёвки. Никто не разговаривал с ней без надобности, её могли проигнорировать или намеренно «не услышать» с первого раза. Так, всё-таки, делали не все – Хаджиме не утверждает, что над ней издевался каждый прохожий. Тем не менее, весь этот опыт не перестал быть травмирующим и крайне неприятным.              Постоянное игнорирование и короткие диалоги, которые никак не вязались, превратили флегматичную и излишне спокойную девочку в нервную, застенчивую и беспокойную девушку. Вечные попытки протараторить свою мысль быстрее, чем её перебьют и закончат её предложение по-своему, истолковав идею превратно – мучительный удел Рен в её подростковой жизни. Бледное лицо, серые глаза, застеленные мутной поволокой, по-прежнему не выражали ни обиды, ни грусти, ни злобы, но глубоко внутри у неё теплилось постоянное разочарование в своих школьных днях. Каждый день, возвращаясь из школы домой, она лежала на полу своей комнаты и мечтала о том, что хотя бы завтра у неё появится тот, кто сможет её выслушать. Но ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через месяц, ни через год – друзей у девушки не появлялось, а проблемы лишь прибавлялись.              Никто не даёт Хаджиме договорить то, о чём она думает. Никто не пытается понять её, никто не хочет узнать, чего хочет именно она. Всю её жизнь люди вокруг делали лишь то, что сами считали нужным, не думая о собственных желаниях и чувствах Рен. Возможно, в этом есть и её вина, учитывая то, что она всегда молчит и порицает даже саму мысль о том, чтобы высказать своё мнение, но это не даёт людям вокруг никакого права подвергать её почти ментальному рабству. И, несмотря на дикое желание вернуться в прошлое, вернуться в тот маня-мирок и выдуманный самой собой уют, шаманка не хочет больше быть перебитой в середине кропотливо выстроенного в уме предложения. Она больше не хочет быть окунутой в мерзкую, вонючую, зловонную воду школьного унитаза, не хочет терпеть издевательства и оскорбления.              Здесь есть те люди, которые слушают её – слышат, – и Рен ни за что не променяет эту возможность на то прошлое, которое до сих пор её преследует по пятам. Кугисаки, которая выводила её на прогулку, постоянно позволяла девушке закончить свою мысль, не перебивала и отвечала на каждое неловко выбормотанное слово, подхватывая абсолютно любую тему и разгоняя её со скоростью света. И даже молчаливый, такой отстранённый Фушигуро постоянно дослушивает свою знакомую до конца, учтиво кивая и убирая телефон в карман, чтобы вежливо ответить на её вопросы и короткие заметки. О, а этот аметистовый блеск, в который Хаджиме влюблена, когда Инумаки с наивным любопытством выслушивает её застенчивое лепетание, навсегда застрянет в её памяти и не вытащится ни одними клещами. То, как он смотрит на неё и часто кивает, качая головой, а потом торопливо пишет своим кривым юношеским почерком пометки в блокноте, заставляет её сердце зайтись в быстром ритме.              Может быть, эта тоска по делам минувших дней, названная ностальгией, слишком сильно тяготит её назад. Поскрипывая в сердце гнилыми полами той маленькой комнатушки, она иногда больно пульсирует в груди и неприятным теплом щекочет где-то под рёбрами, напоминая о себе. И всё же, Рен очень хочет отпустить весь этот гнойный шлейф острой боли, чтобы наконец освободить свою голову от гнилых сожалений и сомнений. Хаджиме больше не хочет сомневаться, сожалеть, терпеть и плакать по тому, что уже никогда не вернуть – да и не хочется больше, если признаваться честно и откровенничать в открытую. Ей очень хочется поскорее привыкнуть к новым обстоятельствам своей жизни, вникнуть в этот кипящий котёл изменений и, всё-таки, перестать бояться. Рядом с ней появились те, кто может помочь, и Рен впервые в жизни хочет прыгнуть выше головы, сделать что-то лучше нижнего порога собственных ожиданий.              Хватаясь за шершавый наконечник чужого посоха, шаманка набирает воздуха в лёгкие и цепляется тонкими дрожащими пальцами другой руки за середину древесного орудия. Отталкивая от себя посох, она делает рывок вперёд, в надежде задеть рукой замешкавшуюся Маки. К сожалению, Дзенин слишком быстро приходит в себя, а может, действует лишь на своих дьявольских инстинктах, и древесный посох по инерции с большей скоростью врезается в вовремя подставленный сгиб локтя Рен. Болезненно взвывая и делая несколько шагов назад, та шипит и прикусывает нижнюю губу, поднимая другую ладонь вверх. Сдаваясь, Хаджиме разочарованно вздыхает и прижимает небольшую ладонь к своему ушибленному локтю, пару раз покачивая головой. Рядом раздаётся усталый вздох Маки, которая ставит посох на песок и сдувает чёлку со своих янтарных узких глаз.              — На сегодня хватит. Отдохни, – приказывает она, подкидывая оружие и схватывая его в воздухе, чтобы положить на своё плечо.              Коротко кивнув и качнув головой, сделав узкий круг ею в воздухе, Рен отпускает свой локоть и зачёсывает укороченную чёлку назад пальцами. Они тренировались три часа к ряду, с самого восхода солнца, когда остальные ещё спали или лениво подтягивались к стадиону, сонно зевая в ладони. Странно, но со дня ссоры время пролетело слишком быстро, и теперь Хаджиме понимает, что не слышит голоса Наны уже больше недели. Это не так уж и плохо, учитывая то, что ей всё ещё безумно стыдно за ту истерику и вспышку гнева, но она и правда скучает. Ощущая его объятия каждую ночь на грани сна, Рен пытается поймать момент и поговорить с братом, но на утро Нана исчезает – а может, он делает это раньше, изматывая объём проклятой энергии юной шаманки, дабы та точно не одумалась проснуться посреди ночи, чтобы извиниться. Тем не менее, несмотря на все свои потуги поговорить с юнцом, девушка даже не придумала, что ему сказать.              Устало потягиваясь вверх и вскидывая руки, испещрённые шрамами, над головой, Хаджиме зевает, прикрывая свои серые глаза. Её мышцы уже не так сильно ноют, а выносливости прибавилось, но коснуться хотя бы кончика волос Маки всё ещё не выходит. Конечно, у неё нет и шанса против той, кто занимается изгнанием проклятий уже столько лет, но Рен и правда хочет достичь какого-то существенного результата. Выпятив нижнюю губу, она плюхается на траву под деревом, вытягивая ноги вперёд, чтобы хрустнуть занывшими коленями. Покряхтев и устроившись поудобнее, студентка пару раз чавкает, прижимая ладонь к своему животу. Сегодня утром она впервые позавтракала, выпив чашку чая и пожевав какой-то бутерброд из контейнера, который ей принесла Кугисаки. Тем не менее, поскакав несколько часов по стадиону, Хаджиме ощутила голод, так как довольно быстро и резво растеряла ту малую часть полученных утренних калорий.              Её серые глаза резко расширяются, а ноги вскидываются вверх, сгибаясь в коленях, когда издалека, прямо на траву возле её кроссовок, приземляется Инумаки. Кинутый в далёкий полёт Пандой-сэмпаем, парень недовольно ворчит себе под нос что-то про кацуобуси и тунец с майонезом. Различая в этом бормотании жалобы на боль и собственную неудачу, Рен осторожно садится на колени и упирается руками в траву, нависая над лицом Тоге. Он вдруг поднимает свои фиолетовые глаза, глядя на неё, после чего поворачивается на бок и садится. Приподнимаясь и укладывая ладони на свои колени, девушка наклоняет голову набок, разглядывая грязную от земли и песка спину юноши. Для неё удивительным является то, что пролетев столько метров и прокатившись по траве, Инумаки остаётся в более-менее приемлемом состоянии, особо не жалуясь на травмы и боль.              «Сильный…» – прикусывая внутреннюю сторону щеки, Хаджиме тонкими пальцами сжимает своё острое колено.              Моргнув пару раз, она выпрямляется по струнке и отметает очередную волну мыслей восхищения по поводу того, как Тоге живёт, дышит, двигается и говорит. За последнюю неделю эти мысли стали настолько частыми и насаждающими, что шаманка уже сама себя стесняется – каждый раз задумываясь над тем, как выглядят метки на лице сэмпая, она начинает ругать себя и просить мозг забыть об этом хотя бы на секунду. Рен так давно не испытывала чувства влюблённости, что сейчас эти ощущения кажутся ей беспросветной мукой. Изнывая от желания постоять рядом, поговорить подольше, незаметно коснуться юношеского локтя, обнять сзади вновь, как в тот злосчастный день, она задыхалась в тёплых, мягких чувствах. Тем не менее, Хаджиме решила для самой себя то, что лучшим для неё будет утопать в этой нежной влюблённости, чем испытывать вину, страх и стыд за каждый грядущий и проходящий день.              — Такана? – оказавшись рядом со своим кохаем, спрашивает Тоге.              Вздрогнув и дёрнувшись в сторону, Рен переводит на него взгляд и робко кивает пару раз.              — А-ага, порядок… – бормочет она, обхватывая свою шею дрожащей ладонью. Вздохнув, она садится удобнее и отводит серые глаза, — А ты… в порядке? Ничего не болит? – спрашивает девушка, опустив голову вниз.              — Окака, – мотает головой Инумаки, плюхаясь на траву совсем рядом.              Её сердце замирает, а воздух застревает где-то в горле, когда он вдруг кладёт свою голову на её плечо и закрывает глаза. Стиснув челюсти до желваков на бледных щеках, Хаджиме застенчиво подбирает конечности к телу и сжимается в комок, стараясь сильно не дёргаться. Выпуская, наконец, воздух из своих лёгких, она чувствует прилив адреналина в голову, который резким жаром окутывает её мозг. Сердце девушки делает кульбит, заходится в быстром темпе и заставляет Рен ненадолго зажмурить свои глаза, пытаясь привести себя в порядок. Шумно вздохнув, она сжимает длинными пальцами свои колени и открывает глаза, чтобы оглядеться. Остальные ребята до сих пор увлечены тренировкой, и никто из них особо не обращает внимания на ту идиллию, которая выстроилась вокруг двух студентов.              Поджав бледные губы, Хаджиме решается чуть наклониться в сторону Тоге. Прислоняясь щекой к его макушке, она делает несколько глубоких вздохов. И хоть расслабить напряжение в теле у неё не выходит, девушка всё равно остаётся в подобной позиции, жадно наслаждаясь ощущением щекотки на лице от платиновых волос второгодки. Этот человек, который показал ей, что в этом месте её всегда готовы выслушать и поддержать, который жутко нравится ей и заставляет чувствовать себя по-настоящему живой, нормальной и счастливой, прямо сейчас лежит у неё на плече и спокойно отдыхает после тренировки. От юноши пахнет сиропом от кашля и чем-то немного острым, вроде ментайко, и Рен невольно голодно принюхивается. Внезапно, нежданно и негаданно – для возбуждённого любовью разума девушки, – желудок оной урчит, и она пристыженно дёргается.              Ей приходится поднять голову и выпрямиться, когда Инумаки приподнимается и смотрит на неё. Облокотившись рукой назад, он запрокидывает голову и подтягивает к себе второй рукой свою сумку, которую закинул под дерево ещё час назад, пока сонно потирал глаза после пробуждения. Шмыгнув носом и прикрыв рукой одно из своих покрасневших от стыда ушей, Хаджиме поджимает губы, ожидая какой-то реакции от сэмпая. Когда он достаёт из сумки контейнер с парочкой онигири внутри, девушка удивлённо моргает и смотрит на него, склонив голову набок. Тоге вскидывает бровь и трясёт контейнером в руке, и когда первогодка не берёт его, сам открывает крышку с двумя щелчками и выуживает один из рисовых треугольников. Буквально впихнув тот в дрожащие руки шаманки, он ставит контейнер на свою сумку и берёт второй рисовый треугольник, расстегивая свой воротник.              Пока Инумаки небрежно ест, откусывая от небольшого блюда, Рен смотрит то на онигири в своей руке, то на парня. Сглотнув, она всё-таки поднимает порцию своего второго завтрака к губам и откусывает сверху, медленно пережевывая холодный рис. Шершавый лист нори щекочет её пальцы, когда студентка жует и ощущает прилив тёплого жжения к глазам. Такая неторопливая, незаметная забота, которая для других является почти данностью, кажется Хаджиме дарованием свыше. Никто и никогда из её ровесников не делал подобного. Если она испытывала стыд за что-то, то её обязательно корили за это, давили, добавляли чувства вины и заставляли ощущать себя полной дурой. Урчание желудка – обычное физиологическое явление, но любой неправильный звук для инфантильных школьников был спусковым крючком. Тем не менее, Тоге даже ничего не сказал – и вовсе не из-за его невозможности сделать это.              «Я придаю слишком большое значение каждому его действию…» – задумывается она, облизывая свой указательный палец.              Взглянув на второгодку, который начал есть второе онигири, Рен слегка улыбается. Даже если она придаёт его действиям и словам излишнее значение и внимание, в этом нет ничего плохого. Это то, что заставляет её радоваться, и шаманка не хочет лишать себя подобного короткого прилива эндорфина. Чавкнув пару раз, чтобы просмаковать яркое послевкусие островатого тунца с майонезом на языке, она подпирает подбородок кулаком и наблюдает за тем, как Мегуми уклоняется от ударов разъярённой Нобары. Её удивляет то, с каким рвением Кугисаки вечно долбит Фушигуро, стараясь настучать по его макушке деревянным посохом. То ли от злобы на то, что Маки заставляет её применять оружие, отличное от молотка, то ли от злобы на брюнета, который уклоняется и скачет по стадиону так, будто в нём гибкости на две Рен.              Ощутив чужое прикосновение к ушибленному локтю, девушка опускает глаза. Инумаки уже закрыл контейнер и убрал его в сумку, а теперь осторожно и аккуратно пытался прилепить пластырь на локоть первогодки. Приподняв свою руку для удобства, Хаджиме следит за тем, как мозолистые сухие пальцы Тоге разглаживают края тёмного пластыря, прежде чем он довольно кивает сам себе. Оглядев проделанную им работу, студентка улыбается и склоняет голову, укладывая её виском на свои колени, прижатые к груди. Глядя в глаза юноши, она осторожно опускает одну руку и теребит указательным пальцем краешек рукава его синей кофты. Парень поднимает свои фиолетовые глаза, встречаясь с благодарной улыбкой, растянутой на лице шаманки.              — Спасибо, – мягко произносит она, — За угощение и помощь, – добавляет Рен, отпуская рукав юноши.              Инумаки пару секунд медлит, вглядываясь в серые глаза той. Плавно кивнув, он проводит взглядом её дрожащую ладонь с покрасневшими кончиками пальцев. Хаджиме отворачивается и смотрит вперёд, упираясь подбородком в колени, чтобы понаблюдать за спаррингом между Дзенин и Пандой. По её плечам бегут мурашки, и она чувствует себя так умиротворённо рядом с Тоге, просто находясь рядом. Услышав щёлканье ручки, девушка переводит глаза в его сторону, наблюдая за тем, как сэмпай выводит чёрной пастой какие-то иероглифы на блокнотном листе. Стоит ему вырвать листок и протянуть его своему кохаю, как та нетерпеливо хватается за бумажку и наклоняется, заглядывая вперёд. Моргнув пару раз и похлопав светлыми ресницами, Рен поднимает голову и смотрит на удивлённого такой резвостью юношу.              «Поможешь вечером в саду?»              Активно кивая в ответ на предложение Инумаки, она тянет листочек за его край к себе, но парень не отдаёт ей бумажку. С усилием потянув за листок, Хаджиме замечает, что Тоге щурится, будто улыбается, и в краешках его глаз появляются мимические морщинки. Заглядевшись на подобный вид, она не успевает среагировать, когда шаман вдруг тянет листок на себя, увлекая девушку за этим движением. Отпустив заметку, он обхватывает её запястье своими пальцами и трясёт её руку, тихо хихикая в высокий воротник, который застегнул после еды. Растерянно, смущённо дёргая руку вверх, Рен вспыхивает в смущении настолько сильно, что её лоб краснеет. Притворно выпятив нижнюю губу, она резко поднимается на ноги и отряхивает свои шорты, потирая узкое запястье.              — Э-эй, Инумаки, ты опять над Хаджиме измываешься? – кричит издалека запыхавшаяся Дзенин, закинув посох на плечо.              — Окака! – возмущённо кричит в ответ Тоге, но по нему ясно, что Маки попала в точку.              Выуживая из сумки пластиковую бутылку воды, он кидает её девушке, и та ловит её одной рукой. Открыв крышку, она заливает жидкость в рот, жадно глотая и опустошая тару почти наполовину. Проходя мимо смятённой Хаджиме, Дзенин впихивает бутылку в её руки, устало зевая и потягиваясь. Кинув посох на траву, она садится под дерево и снимает очки, протирая тонкие линзы краем рукава своей фиолетовой кофты. Держа в дрожащих ладонях бутылку, Рен вздыхает и теребит её этикетку ногтем. Закрыв крышку плотнее, она оборачивается и присаживается на корточки, чтобы оставить пластиковую тару у сумки Тоге. Поднявшись на ноги, девушка заправляет пряди белых волос за уши, уже побледнев до своего привычного состояния. Взглянув на Инумаки, она недолго разглядывает его, встречаясь с ним взглядами.              — Я приду, – утверждает студентка, отводя глаза.              Разворачиваясь на пятках, она поспешно идёт к воротам стадиона. Последнее время, а точнее – неделю, Тоге всячески подкалывает юную шаманку и спешит подразнить её, вызывая у той приступ смущения и нервного дёргания глаза. Когда Рен спросила о причинах подобного поведения у Фушигуро, который явно понимает и знает старшего коллегу больше, чем сама Хаджиме, то узнала, что тот на самом деле часто поступает похожим образом со всеми учениками. Инумаки является на редкость удивительным задирой и шутником, который спешит подшутить над каждым и воплотить в жизнь свои хитрые планы. То, что он на самом деле такой ярый «тролль», девушка узнала впервые, ведь раньше парень вёл себя очень спокойно и вполне мягко, даже застенчиво доброжелательно, словно маленький цветочек.              Размышляя об этом и ковыряя царапину на запястье, Рен кусает внутреннюю сторону щеки и дует свои бледные губы в трубочку. Учитывая собственную неуверенность в себе и ужасное понимание других людей, она не удивляется тому, что неправильно понимала своего друга. Хотя, возможно, Инумаки просто не спешит раскрывать свою истинную личность сразу, предпочитая делать это после того, как хорошенько узнает человека и привыкнет к нему. Размышляя над тем, что, может быть, таким образом он впустил её в круг «близких» друзей, девушка подбирает свою сумку с каменных ступеней и поднимается вверх. Распуская белые волосы, собранные в ленивый низкий хвост, она надевает резинку на запястье и зевает в ладонь, пару раз моргая, чтобы убрать выступившие слёзы.              Внезапное ощущение постороннего взгляда заставляет её замереть, задержав руку у лица. Подняв голову и оглядевшись, Хаджиме вскидывает бровь, после чего медленно делает круг на месте и поджимает губы, опуская ладонь вниз. Подобное ощущение возникает у неё второй раз в жизни, и оно схоже с чем-то недавно испытанным. Нахмурив светлые брови, шаманка обхватывает второй рукой лямку сумки и идёт дальше по дорожке, вымощенной белым кирпичиком. Тревожное предчувствие обжигает её желудок, взбирается по груди к горлу и сдавливает дыхательные пути, заставляя спину покрыться холодным потом и мурашками одновременно. Торопливо перебирая ногами по дороге, Рен смотрит вперёд, иногда боязливо и воровато оглядываясь по сторонам. Полная тишина и пустота, окружающая её, не добавляет ощущения безопасности.              — Мышонок, куда спешишь? – резко звучит над её ухом.              Вскрикнув, Рен вцепляется дрожащими пальцами в лямку своей сумки, когда её берут за шкирку, словно котёнка. Оторвавшись от земли, она подбирает конечности к своему туловищу, сжавшись в комок. Её сердце громко стучит от страха, а по виску стекает пот, щекоча бледную, холодную кожу лица. Вскинув голову вверх и увидев любопытное лицо Годжо, Хаджиме чертыхается себе под нос и пару раз протестующе дёргается в воздухе, но мужчина не воспринимает эти попытки сопротивления всерьёз. Сатору смеётся, резко опуская ученицу на землю и разворачивая за плечо к себе. Тяжело дыша и поправляя задравшуюся вверх футболку, та недовольно задирает голову вверх, прислоняя ладонь ребром к своему лбу, чтобы солнце не светило в глаза.              «Тц… опять…» – резко опустив смятённый взгляд вниз, она вздыхает.              Теперь Рен понимает, что за странное ощущение она испытывала несколько секунд назад. Ярко-голубые глаза сенсея впиваются в её лицо, разглядывая каждую его чёрточку. Каждый раз, замечая этот взгляд, девушка испытывает какой-то животный страх, который заставляет её желудок противно сжаться. В обычное время Годжо выглядит вполне безобидно, если закрывает свои глаза повязкой или очками, но выдержать прямой беспрепятственный взгляд мужчины шаманка не в силах. У неё создается прямое ощущение того, что эти голубые глаза смотрят прямо вглубь её сердца, тела, души – переворачивают там всё так, как им хочется, искалывают иглами каждую артерию и орган, оставляя после себя крайне пренеприятную, но не такую уж невыносимую боль.              — В общежитие, – со вздохом отвечает Рен.              — Да, тебе туда надо… чтобы собраться, – потирая подбородок указательным и большим пальцами, театрально закрыв глаза и надув губы, кивает Сатору.              Мерзкое ощущение чего-то страшного вдруг настигает Хаджиме, и у неё начинает сосать под ложечкой.              — Опять? – бормочет она, всё-таки приподнимая свои глаза.              — Ага-а! У тебя новое задание, – улыбается мужчина, наклонившись ближе к студентке.              «Мне конец…» - сглатывая, та смотрит на него, поморщив нос.              — Я… я не могу, у меня проблемы с Наной, и…              — Нет-нет, мышонок, не получится. Тебе нужно пойти, – прицыкнув языком, Годжо качает указательным пальцем в воздухе.              — Но я серьёзно! – стиснув челюсти, Рен недовольно пыхтит носом.              — Всё равно-о, придётся пойти. Задание-то лёгкое, и так управишься, – небрежно махнув ладонью пару раз, вздыхает учитель.              Глядя на того из-под светлых ресниц, шаманка скрипит зубами. Несмотря на своё явное нежелание и огромный страх того, что ужас прошлого опыта настигнет её, она понимает, что без выполнения заданий ей придётся очень тяжело. Рен нуждается в деньгах, а также в боевом опыте, раз ставит перед собой цель стать лучше и сильнее. И хоть тревога грызёт её где-то на пятках, заставляя боязливо кусать свои губы, исполнять вынужденный долг приходится. Вздохнув, девушка всё же побеждённо кивает, разочарованно опуская глаза вниз. В этот раз у неё нет ни оружия, ни помощи Наны, ведь мальчишка не хочет выходить на связь. Рен придётся очень тяжело, и она даже не знает, как ей следует поступить. Нечеловеческих физических сил брата у неё нет, а собственные возможности очень и очень скудные.              Больше всего Хаджиме беспокоит то, что без Наны её способности сводятся к нулю. Все другие студенты имеют разные подходы и способы к изгнанию проклятий, но не она. Из особенностей у юной шаманки только повышенные рефлексы и удивительная гибкость тела, почти сравнимая с чем-то пугающим. За последнее время её угловатое, худое тело будто стало более пластичным, чем было раньше, и это успокаивает девушку, учитывая то, что уклоняться от ударов той же Дзенин стало значительно проще и легче. Тем не менее, противодействующих сил для боя у неё в арсенале не прибавилось. Фактически, Рен является абсолютно бесполезной примочкой к своему брату в бою, и это означает то, что она всегда исполняет роль отвлекающей цели в сражении. Думать о том, что в таком важном деле ты – лишь вспомогательный предмет, не помогает повысить самооценку и самомнение.              — Когда? – сквозь зубы выдавливает девушка.              — Отправишься в шесть часов вечера, – довольно прищурившись, звонко отвечает Годжо.              Ничего не ответив, Хаджиме обходит высокую фигуру того и спешит вернуться обратно на стадион. Сатору ещё несколько секунд следит за удаляющимся силуэтом ученицы, улыбаясь, прежде чем бормочет себе под нос что-то о своей превосходности, после чего развалистой походкой направляется в какое-то здание. Скинув сумку возле ворот, Рен съезжает по склону на кроссовках, делая несколько неуклюжих прыжков, чтобы в темпе добежать до Маки. Размахивающая деревянным мечом на пару с Мегуми, та удивлённо вскидывает бровь, когда замечает приближающуюся первогодку. Одним лёгким движением руки отбив удар Фушигуро, отчего меч того отлетает и делает несколько кувырков в воздухе, Дзенин втыкает своё орудие в песок тупым концом. Подбежав к той, студентка тяжело вздыхает и замирает, в неуверенности ковыряя свою царапину на запястье.              — Ну? – хмыкает Маки.              Дёрнувшись, шаманка поджимает губы, вскоре приподнимая серые глаза.              — Мне нужно… проклятое оружие, – шепчет та.              Увидев вскинутую бровь сэмпая, Хаджиме подходит ближе к второгодке.              — Для задания, – добавляет она.              Фыркнув себе под нос, Дзенин склоняет голову набок и закидывает меч на плечо, махнув другой рукой брюнету, который вернулся с ранее выкинутым оружием.              — Какое-то определённое? – спрашивает девушка, — Почему в прошлый раз не просила? – добавляет она.              Стушевавшись, Рен шмыгает носом и отводит взгляд.              — Ну… у меня было…              — Было… и?              — Потеряла…              — Ясно, – подытожила Маки, вновь хмыкнув.              Взглянув на Фушигуро, она кидает ему свой меч и кивает. Поймав деревянное орудие, тот вздыхает и идёт отдохнуть, поняв, что сейчас их общая наставница по спаррингам будет занята. Поправляя очки пальцем, сэмпай машет рукой, увлекая ученицу за собой. Смутившись и сцепив пальцы вместе на уровне своего живота, Рен семенит следом за Маки, опустив взгляд вниз и разглядывая песок под ногами. Они поднимаются по каменной лестнице и проходят ворота. Уверенные, твёрдые шаги и размеренная, устойчивая поступь брюнетки с ровной осанкой слишком отличается от мягких, бесшумных шагов сутулой от дискомфорта Хаджиме. Словно мышь, следующая за пантерой, которую ведут на съедение, она пытается слиться с местностью и показаться прозрачной, дабы не причинять неудобства людям вокруг.              Поход до склада затягивается из-за того, что местность комплекса меняется. Маки часто раздражённо вздыхает, причитая себе под нос о неудобстве защиты конфиденциальности техникума, пока Рен слушает каждое её слово и неловко ведёт плечами. Остановившись перед большим зданием, больше похожим на какой-то гараж, девушки одновременно смотрят друг на друга. Открыв одну из двух дверей, Дзенин заходит внутрь, а Хаджиме шмыгает за ней – внутрь, протиснувшись в щель. Когда второгодка включает свет в помещении, тот отражается от множества блестящих, наточенных лезвий. Обернувшись и взглянув на своего кохая, брюнетка задумчиво оглядывает её. Янтарные глаза под очками удивлённо провожают хрупкую фигуру взглядом, когда та скользит к оружию, лежащему на полке.              Осторожно стягивая пару тычковых ножей из деревянной шкатулки, Рен обхватывает их ручки двумя руками и разглядывает лезвия.              — Положи, – приказывает Маки.              Вздрогнув, девушка мгновенно складывает ножи обратно в шкатулку, обернувшись к той.              — Другие дам, – вздыхает шаманка, сунув руки в карманы коротких шорт.              Последовав за Дзенин, студентка разглядывает множество орудий, висящих на стенах, лежащих в шкатулках и за толстыми витринами, вероятно, непробиваемых стеклянных стен. То, что в пределах комплекса техникума хранится столько орудия, и каждое имеет бирку, табличку или наклейку с точным названием, заставляет удостовериться в безопасности системы защиты, установленной на учебное заведение. Пробегаясь взглядом по каждому инструменту, Рен замечает большой молот, стоящий у стены. Толстая ручка с острым наконечником, покрытая пожелтевшими бинтами, испещрёнными прожжёнными дырами и каплями уже давно потемневшей крови, странная надпись между ударными частями, выгравированная витиеватым почерком не японского языка – серые глаза девушки странно блестят, зацепившись за эту кувалду.              Маки резко останавливается, и Хаджиме приходится притормозить следом. Та тянется к полке и достаёт оттуда тёмный кейс, сдувая с него тонкий слой пыли. Открыв защёлку, брюнетка протягивает открытый чемоданчик к первогодке. Глядя на два тычковых ножа, Рен вдруг сбивчиво вздыхает. Светлые деревянные ручки с зелёной линией по краю, острые лезвия с гравировкой на гладкой стороне и странное ощущение чего-то родного, нужного, необходимого. Подцепляя ножи и вкладывая их в свои руки, девушка читает надпись, замечая небольшой рисунок ниже иероглифа. Замерев на месте, она поднимает глаза и смотрит на довольную Дзенин, которая ухмыляется, замечая реакцию юной шаманки. Сложив ножи обратно в кейс, и закрыв его, Хаджиме проводит дрожащей ладонью по крышке, собирая остатки пыльного слоя.              — Лотосы, – бормочет она.              — Ты же Рен, – впихивая чемоданчик той, начинает Маки, — Подумала, что будет символично, учитывая лотосы и значение твоего имени. Да и эти получше тех, что лежат у входа, – пожимая плечами, продолжает она.              «Они принадлежали мужчине с таким именем? Или это именно в значении лотосов…» – взяв кейс за ручку, задумывается Рен, глядя вниз.              Возвращаясь со склада на улицу, две девушки молча идут по кирпичной дорожке. Всё ещё терпеливо обдумывая своё приобретённое оружие, Хаджиме изредка кусает нижнюю губу. Хана учила её сражаться, проводила строгие и жесткие тренировки, но по большей части заставляла практиковаться именно с тем оружием, что избрала для внучки. Лёгкие тычковые ножи, которые не мешают ловкости и скорости маловесной девчушки, но в то же время не требуют огромной физической силы и мощности удара, идеально подходят такой, как Рен. Даже если она не была раньше уверена в том, что должна показать свои умения в обращении с этим оружием, сейчас студентка не сомневается – у неё получится, как минимум, продержаться в бою хотя бы на пару минут дольше, чем без них.              Заворачивая в сторону общежития, Хаджиме ловит краем взгляда недовольное выражение лица Маки.              — Ты куда намылилась? – хмыкает Дзенин.              — В о-общежитие? – неуверенно отвечает девушка.              — Потом сходишь. Хочу посмотреть, почему ты взяла это оружие, – с прямым намёком, почти приказом, отрезает второгодка.              Вздохнув и повернувшись на пятках, Рен идёт следом за той, надувшись и опустив свои серые глаза к дорожке. Ей так долго удавалось скрыть свои скудные способности по владению тычковыми ножами, что сейчас это кажется провалом. В своих умениях она совсем не уверена, так как по сравнению с остальными, Хаджиме явно во всём проигрывает. Хана постоянно ругала её на тренировках, говоря о том, что внучка делает недостаточно, а её движения и стремление к учёбе – и гроша не стоят. Позориться перед всеми Рен не хочет, но, судя по всему, теперь у неё нет вариантов. Раскрывая кейс на ходу, и спускаясь по каменным ступеням стадиона, она кладет чемоданчик на траву и прокручивает ножи на тонких пальцах. Знакомое ощущение привычного оружия покалывает ладони, заставляя сжать фаланги вокруг светлого шершавого дерева. Сейчас эти чувства испытываются очень резко, слишком остро.              Маки разговаривает с Мегуми ещё пару минут, когда берёт из стойки деревянный посох и перекидывает в другую руку. Отдыхающие после тренировки ученики сидят на траве, обедая и выливая воду из бутылок прямо в горло. Нервно перебирая пальцами на ручках тычковых ножей, Хаджиме поднимает глаза и смотрит на девушку напротив себя, которая встаёт в устойчивую позицию. Изо дня в день они отрабатывали лишь оборону, и только с недавнего времени Рен начала попытки дотронуться до Дзенин в спарринге. Прямо сейчас, стоя с настоящим оружием против своей «наставницы», она испытывает небольшое волнение и физическую скованность. Люди вокруг в любой момент могут взглянуть на них, увидеть неуклюжие движения юной шаманки и подумать о том, насколько же она всё-таки… жалкая.              — Нападай, – позволяет сэмпай, кивнув.              Прикусив нижнюю губу, Хаджиме сжимает пальцами деревянные ручки тычковых ножей. В прошлый раз, выполняя миссию, она боязливо держалась за настоящее оружие, после чего просто отдала его Нане. Бесполезное для физически мощного юноши, такое орудие оказалось попросту бесполезным. Тычковые ножи – удел слабой, но при этом ловкой Рен. Тем не менее, она не считает себя таковой, из-за чего каждое движение кажется излишне скомканным и неполным. Глядя на Маки, студентка замечает интерес в глазах Кугисаки, сидящей неподалёку. Её пробивает дрожь волнения, и Рен тяжело, прерывисто вздыхает, ощущая подскочившее давление, которое бьёт по вискам твёрдым, крепким пульсом кипящей крови. О, если бы у неё только была хоть капля той уверенности, которой владеют люди вокруг.              Песок под ногами противно скользит, прокатываясь по кроссовкам мелкой крошкой. Скрежет деревянного посоха глушит непривыкшие к такому шуму уши, когда обоюдоострое лезвие сталкивается с длинной палкой. Острый, короткий клинок впивается в древко, отталкивает его в сторону, чтобы вторая рука вытянулась вперёд и провела самым кончиком возле груди Маки. Ощутив ответную силу в посохе, которая вот-вот толкнёт саму Рен парирующим ударом, девушка отскакивает назад и тяжело выдыхает. Не моргая и не прерываясь, она тут же нападает вновь, врезаясь концами лезвий в посох и разводя руки в стороны, царапая дубовый материал. Чертыхнувшись себе под нос с цоканьем языка, Хаджиме изгибается в сторону, парируя удар Дзенин лезвием так, что он скользит по боку посоха.              Впервые за долгое время её настигает ощущение чего-то знакомого, чего-то такого родного, но далёкого. Удар за ударом, шаг за шагом, вдох и выдох – Рен горит с головы до пят, сжимает челюсти до скрипа зубов, когда с натяжкой может отбить удар наставницы и отскочить в сторону для ответного нападения. Её пробивает внутренняя дрожь, руки бьёт током, в груди всё сжимается, а с резкими выдохами – быстро освобождается. Её живот сводит от странного удовольствия, но колени стремительно слабеют от усталости и непривычных, быстрых движений по зыбкому песку. Кроссовки тонут в сыпучей крошке, когда Маки вдруг ударяет концом посоха прямо в живот, заставляя упасть на четвереньки и склониться над землёй. Тяжело дыша и поднимая голову, Рен встречается с орудием сэмпая, после чего улавливает её запыхавшееся дыхание и нахмуренные брови.              — Что это было? – вдруг спрашивает Дзенин, качнув посохом, направленным на Хаджиме, в воздухе.              Усаживаясь на колени и утирая тыльной стороной ладони пот на подбородке, шаманка медленно моргает.              — Что именно? – задыхаясь, бормочет она.              — Ты всегда это умела? – конкретизирует вопрос Маки, подав свою руку.              Повесив ножи на пальцы одной руки, Рен поднимает ладонь и обхватывает запястье той, чтобы подняться на ноги.              — Ну… занималась пару лет… – неуверенно бормочет она.              Замечая острый взгляд янтарных глаз, девушка неловко ведёт плечами и тушуется.              — С-совсем плохо? – мямлит Хаджиме, опустив глаза.              Молчание со стороны Дзенин заставляет её спину покрыться холодными мурашками.              — Недурно, – фыркает та, со свистом закинув посох на плечо и развернувшись.              Покрытый глубокими, множественными царапинами и тычковыми ударами, шест цепляется за ткань кофты Маки. Сжимая в дрожащих руках ножи, Рен моргает пару раз, наблюдая за удаляющейся фигурой второгодки. Сглотнув и взглянув на покрасневшую кожу бледный ладоней, испещрённых тонкими шрамами, она пожимает плечами и идёт за своей сумкой и кейсом для оружия. Чужие быстрые шуршащие шаги заставляют её обернуться, встречаясь с карими взбудораженными глазами Кугисаки. Успев откинуть руку с ножами в сторону, Хаджиме ловит прыгнувшую на неё Нобару второй рукой за талию, сдавленно пискнув. Еле устояв на дрожащих ногах, она с облегчением вздыхает и зажмуривает один глаз, когда подруга визжит ей в ухо, обхватив своей рукой тонкую шею студентки.              — Обалдеть! Рен, что за скрытые таланты? Боже, это было так… вау! Типа, что-то вроде ш-шу-у-х-х, а потом резко ба-а-ам! И после этого з-з-з, с таким громким бу-ух! – кричит шаманка, потряхивая уставшую одногруппницу за плечо.              — Шух… и бам? – посмеивается та, взглянув на перевозбуждённую подругу.              — У тебя так глаза горели! Никогда не видела тебя такой… – тараторит та, сжимая пальцами угловатое плечо Рен, — Вы с Наной похожи в такие моменты, знаешь? – добавляет Нобара, широко улыбнувшись.              «Похожи с Наной?» – растягивая губы в улыбке, Хаджиме кивает.              — Видимо, я хоть что-то умею… – пожимает плечами она.              — Смеёшься? Это было потрясно, Рен, – уже мягче говорит Кугисаки.              Вглядываясь в карие глаза, девушка тихо усмехается и извивается, избавляясь от объятий.              — Отдохну перед заданием, – выдавливает она, отводя взгляд и ступая к воротам.              Подняв кейс и вложив в него ножи, Рен идёт по каменной дорожке к общежитию. Похвала, которой она была удостоена своей подругой, и даже самой Дзенин в этот раз, казалась какой-то непривычной, неуклюжей, проще говоря – не пришей кобыле хвост. Услышав всю эту восторженность, восхищение, увидев довольное выражение лица Маки, Хаджиме ощутила себя неправильно. Ей столько лет говорили, что её стараний недостаточно, а теперь говорят о восхищении перед её способностями. Может быть, Хана просто всегда была недовольной старухой, а может, просто хотела, чтобы её внучка постоянно стремилась к большему, но неуверенная в себе Рен лишь больше утверждалась в том, что её таланты никуда не годны. Теперь же, её убеждают в обратном, и в это тяжело верится.              Подняв одну ладонь, Хаджиме разглядывает стёртую кожу, покрасневшую от трения о деревянную ручку тычкового ножа.              — Тунец!              Вздрогнув от звучания знакомого юношеского голоса, она поворачивает голову и замечает Инумаки. Держащий её сумку в одной руке, парень быстрым шагом спешит к девушке и машет ей рукой. Ощутив прилив смущения к лицу, Рен сжимает ладонь в кулак и опускает её вниз, терпеливо ожидая, пока Тоге подойдёт ближе. При виде его подпрыгнувшей на ветру платиновой пряди волос, она чувствует, как её сердце громко-громко стучит в груди. Остановившись возле своего кохая, юноша вкладывает в её свободную руку лямку спортивной сумки, после чего удовлетворённо кивает. Глядя в фиолетовые глаза, шаманка слегка опускает голову ниже, когда резкий поток ветра впивается в её щеки и облизывает белую макушку.              «Сегодня не получится?»              Подсунутая под нос записка заставляет приглядеться к размашистому почерку и сфокусировать взгляд. Подняв глаза, Рен разочарованно вздыхает и мотает головой. Тогда, Инумаки протягивает руку и сухими, крепкими пальцами раскидывает взъерошенные жемчужные пряди волос на её затылке, перемешавшиеся из-за ветра. Глядя на юношу из-под светлых ресниц, Хаджиме мягко улыбается, сжимая лямку сумки в руке. Эти чувства, тёплые-тёплые, мягкие, сладкие, словно самый нежный нектар, разливаются по её венам и сосудам, тушат разгорающийся пожар волнения перед заданием и так успокаивают, что студентка хочет заснуть на месте. Если бы у неё были свободны руки, она бы схватила его за запястье, и… о, только в своих самых смелых мечтах. Слишком застенчивая, неуклюжая, неуверенная, девушка лишь мечтает об этих ненавязчивых, но нужных прикосновениях.              — Хаджиме, – хрипловатый, низкий голос щекочет её уши.              Вскинув свою голову вверх и вцепившись серыми глазами во взгляд напротив, Рен задерживает дыхание.              — Инумаки? – несдержанно отзывается она.              Чужая ладонь приземляется на её затылок, пару раз поглаживая тот. Замирая на месте, Хаджиме поджимает губы. Её колени дрожат, а слова щекочут корень языка, неспособные слететь с губ. Изогнув брови и закрыв потеплевшие от подступивших слёз глаза, девушка наклоняет голову и ластится под знакомую, утешающую всегда ласку. Словно бездомная, грязная кошка, которую впервые за долгое время чешут за ушком, она слезливо прижимается к мозолистой ладони макушкой. Истома разочарования морщит её нос и подбородок, заставляя прерывисто всхлипнуть и приоткрыть остекленевшие глаза, когда прикосновения заканчиваются. Взглянув на Тоге, Рен слегка улыбается, горько, смято, но благодарно.              Он утешает её своим пониманием.