Украденная жизнь

Внутри этого зловещего здания, каждая тень казалась живой, как будто кто-то наблюдал за ними. Иосиф прошёл мимо витрин с фотографиями на стенах.Каждое изображение словно напоминало о потерянных мечтах, о том, что еще совсем недавно казалось обычной реальностью. Там были изображены люди, совершенно разные, от стариков до совсем маленьких детей. Но была у них рдна общая черта-они все были одеты в уродливые полосатые пижамы не пр размеру, с номерами на груди. Я чувствовал, как сердце Иосифа колотилось так, словно хотело вырваться из груди. Он опустил на меня взгляд— его глаза, полные невиданного страха, стали ещё более печальными под давлением заявления Менгеле. Но Иосиф понимал, что нужно взять себя в руки — нельзя показывать слабость. Он наклонился ко мне и сказал тихо: — Нам нужно держаться вместе. Я не оставлю тебя. Вторя ему я, стараясь глядеть на старшего брата с надеждой, кивнул, как будто уже понимал, что нам предстоит пройти вместе через испытания, о которых они никогда не могли бы и вообразить. Но куда они идут, и что ждет их впереди? Эти мысли кружили в голове Иосифа, когда они вошли в тёмный коридор, освещённый лишь тусклыми лампами, которые только усиливали атмосферу безнадёжности. Менгеле шагал впереди, обедая угрюмым молчанием, под его шагами пол заместился, как будто сам мир вокруг них затих, приготовившись к невиданному. Он развернул какой-то план с отмеченными на нём метками, часто, останавливаясь, чтобы что-то объяснить двум мужчинам, стоявшим рядом с ним. Иосиф почувствовал, как его сердце сжимается еще сильнее при созерцании этой картины. — Шмуэль, — прошептал он, когда Менгеле отвлёкся, — помни, что бы ни случилось, мы должны сейчас говорить о том, что важно. Тебе нужно думать о хорошем. — О чём? — попытался ответить я,чувствуя как голос мой дрожал, как и руки. — О доме, о маме и папе, о том, как мы вместе играли на солнце. Давай представим, как будто мы вновь проводим лето на улице, как катаемся на велосипедах. Я улыбнулся, но затем снова почувствовал как мой разум затянулся глухим утиханием. Мы шли за Менгеле, и счета крадущихся мыслей обрывались, как ноты на рвущемся папиросе. В глазах Иосифа живыми стали образы родного дома, мамы – любящей и заботливой, и заботливого отца, который всегда воодушевлял их. Как только мы вошли в большую, бледно-алюминиевую палату, Иосиф почувствовал, как напряжение в воздухе стало невыносимо тяжелым. Мы оказались среди долгих рядов больничных кроватей, пустых или занятых истощенными людьми, каждый из которых выражал страх и смятение, даже предательство. Менгеле, обернувшись, уселся на стул перед ними, оперевшись локтями на спинку. Его взгляд был холодным и прожигающим насквозь. Шмуэль сжимал руку Иосифа, и их взгляды встретились. -Что бы ни происходило, — прошептал он с отчаянной надеждой, — мы будем вместе, правда? Иосиф кивнул, в его глазах сияло твердая решимость. Он никому не позволит отнять у него еще и брата... Вздохнув, Иосиф стараясЬ не смотреть на жуткого мужчину в белом халате, наклонился к младшему брату и прошептал: -А помнишь, когда мы построили шалаш в саду? — тихо сказал Иосиф, его голос дрожал, но решимость в сердце усиливалась. Он старался загрязнённым сквозным светом делать далекие воспоминания ярче. — Мы вставили туда все подушки от дивана. И даже мама не ругалась… Шмуэль, теребя край свитера, потянулся к воспоминаниям. На его лице появилась слабая улыбка, и это было избавлением – хоть на мгновение вырваться от реальности. — А потом мы готовили обед для папы, — тихо усмехнулся он, но этот смех, этот маленький проблеск счастья казвлся раз в сто ярче этом мрачном месте Менгеле резко повернулся и посмотрел на них, его хмурое лицо вспыхнуло интересом. — Что за шалаш? Вы ещё какое-то веселье тут замышляете? — его голос был резок, но под ним таились тугая напряженность и интерес: будущая жертва могла ему пригодиться. — Ничего важного, — быстро ответил Иосиф, желая скрыть их разговор. Менгеле скривил губы, недовольный, но не настаивал. Он продолжил свой путь, а Иосиф вновь обратился к Шмуэлю. — Мы должны держаться крепко. Ничто не сможет отнять наши воспоминания, если мы будем хранить их в сердце. Не бойся, я тебя не оставлю В этот момент они сделали ещё один шаг вперёд, и вокруг них снова затихло, пока они приближались к дверям, несущим на себе печать ужаса. От крыльца до зала с высокими потолками их встречали молчаливые фигуры, оберегающие тайны, которых не следует никому знать. — Я боюсь, Иосиф, — наконец произнёс Шмуэль, его голос протянулся в воздухе, словно шёпот молитвы. — Чем это всё закончится? — Мы выживем, — твердо ответил Иосиф, сжимая руку брата. — Как бы трудно ни было, мы выживем. Жизнь всегда найдет способ пробиться сквозь тьму. Когда все это закончится, — сказал Иосиф, глядя в глаза Шмуэля с полной уверенностью, — мы вернёмся к нашему шалашу. И знаете что? Мы построим его еще раз, и сделаем его больше и ярче.

Шмуэль кивнул, зная, что это всего лишь мечты, но мечты, которые создают свет даже в самой темной бездне.