Бесценные уроки

      До комнаты Силко несет ее на руках: девочка слишком ослабла от шока и у нее подкашиваются колени, едва она делает шаг. Воспитанница Вандера совсем маленькая, хрупкая и почему-то напоминает ему мышонка. Силко кривит уголок губ от возникшей ассоциации и думает, что девчонка совсем не похожа на своего отца.       — Вот мы и на месте.       Хибарки в сточных ямах, покоцанные, снедаемые временем, склонились в одну сторону, как плакальщики над могилой — перестраивать их, конечно, никто не стал. Здесь тише: стенания попрошаек, ухмылки падальщиков, охочих до сбережений прохожих, драки, стоны и вопли — все остается позади, в средних Линиях. Округа наполнена шуршанием ветра, да перескрипом заржавевших труб, по которым уже давно не течет вода. Самое то, чтобы отсидеться, переждать нарастающее волнение, и подумать. Силко знает: новость о смерти Вандера уже течет вдоль переулков Зауна.       Он толкает дверь носком ботинка. Не комната — каморка, но на первое время и она сгодится. Он прокапывал себе путь наверх и не из таких помоек.       Девочка — Паудер — опасливо озирается по сторонам: новое место пугает ее не меньше, чем незнакомые люди — его подчиненные, — снующие тут и там; скрип от их шагов и сейчас гуляет вдоль коридора. Силко видит, как она ежится, как, ведомая скорее привычкой, чем чутьем, оглаживает пальцами жесткий матрас, на который Силко ее опустил, проверяя, не торчит ли из него острая проволока.       Она не отпускает его руку на мгновение дольше, чем нужно, хотя знает, что здесь, на задворках пропахшей копотью и смрадом Вселенной, главная угроза исходит от него же.       Силко сдерживает снисходительную ухмылку и обходит комнату в поисках пледа.       На рваную тряпку на дне комода — единственный отрезок ткани, нашедшийся в этой дыре, — даже смотреть тошно. Силко ведет плечом и отдает Паудер свое пальто. Все равно у него осталась еще одежда, а вылечить ребенка от простуды в этих краях — задачка не из легких.       — Отдохни, — бросает он. Голос сипит и неестественно булькает, как кран с застоявшейся водой: оказывается, он потрясен едва ли меньше, чем она. — Скоро мы сможем перебраться в место получше.       Паудер поднимает на него большие умоляющие глаза. Он ждет, что она начнет упираться или жаловаться, но Паудер покорно сворачивается клубком на матрасе и замирает. Глубокий вдох застывает в ее груди.       Еще раз оглядев тесную комнатушку, Силко закрывает за собой дверь.

***

      Наутро Маркус докладывает, что старшая преемница Вандера мертва. Это поднимает ему настроение на добрую половину дня, и все же одна загадка остается нерешенной…       Под ботинками хрустит битое стекло и мелкий щебень. Силко останавливается посреди зала полуразрушенной фабрики, держа в руках деревянную игрушку, всю перепачканную в саже.       Как она здесь оказалась?       Меж пустых стен гуляет редкий перестук обломков, падающих с крыши. Здание выглядит как торт, который кто-то решил обглодать без помощи рук. Тем не менее, многие колбы с мерцанием уцелели. Отдав приказ собрать все до единой, Силко карабкается на второй этаж по обглоданной взрывом лестнице. Лопнувший пол опасно стонет под его шагами, но чутье упрямо ведет Силко дальше.       Воспоминания сворачиваются спиралью, веретеном закручиваются вокруг взрыва: звон, голубая вспышка, бам! Синяя волна поглощает здание, стирает Севике руку, будто та сделана из пыли.       Силко никогда прежде не встречал подобного оружия. Откуда оно взялось?       Силко прыгает на металлическую балку — основание разрушенного моста из одного крыла здания в другое, — цепляется пальцами за перила и перелезает в левое крыло. Короткий взгляд наверх — лучи серого солнца освещают пыль от осыпавшегося цемента. Она гуляет по воздуху, покрывает вывернутое железо, стружкой оседает в горле.       — Босс? Нашли что-нибудь? — кричат снизу.       Силко щурится, оглядывая выбеленные шероховатости на полу — с него будто сняли верхний, загрубевший слой, как снимают ножом заскорузлую корочку с сыра.       Голубая вспышка.       Воздух сворачивается тугим клубком и тут же распрямляется, как пружинка.       Рябь волной прорезает дощатый пол.       Маленький светлый кружок на полу, у единственной двери — запекшаяся сажа.       Вот оно. Отсюда пришел взрыв.       Силко соединяет большие и указательные пальцы, кладет на нетронутую клеточку пола. Крохотная…       Хм.       Поднимается с корточек, ведет глазами по стене, разобранной по кирпичику.       Вандер, прикованный к стулу. Трое детей. Забаррикадированная железная дверь.       Бам!       Силко поворачивается на пятках. Делает шаг, другой, восьмой.       Ударная волна нападает мгновенно, сметая все на своем пути.       Но до него так и не добирается.       Толчок в грудь, падение. Удар, боль, звон в ушах.       С улицы выглядывает покосившаяся пристройка из прутьев, а ниже, с первого на второй этаж по стене взбираются выступы — короткие, с два дюйма, но для кого-то они могут послужить лестницей.       Для кого-то маленького.       Миг — и все становится красным. Едкий смог заполоняет пространство, режет по глазам, забивается в легкие. За закрытой дверью — три ребенка, и еще один — сразу за стенами, как раз с той стороны, откуда прогремел взрыв.       Как она там оказалась? И, самое главное, почему не пошла с остальными?       Картинка складывается сама собой. Силко крепче сжимает обгоревшую игрушку-обезьянку и идет прочь от развалин.

***

      Паудер обнаруживается на том же месте. Да она, вероятно, даже не двигалась — так и пролежала всю ночь деревянной куклой, глядя пустыми глазами сквозь стену. В свете дня ее потрепанный вид становится заметнее: вдобавок к бледности и болезненной худобе, привычным для этого города, ее глаза превращаются в два красных воспаленных пятна, под щекой и на подбородке коркой запекается кровь.       Силко опускается на край дивана, стараясь двигаться как можно более плавно.       — Ты не голодна? — спрашивает, заметив полную тарелку на полу у кровати.       Паудер дергается, веки перекатываются под сомкнутыми ресницами. Молчит.       Она напоминает жука, попавшего под чей-то ботинок.       — Ты настоящий? — голос вздрагивает, скрипит местами, как забуксовавшая шина.       — Да.       Ясный фиолетовый зрачок вцепляется в Силко. Девчонка ерзает, как бы невзначай поддевает его бедро пяткой. Проверяет.       Жаль. — не проговаривает, но все мысли написаны на ее лице.       Силко не злится.       — Кто ты?       — Я… — он медлит всего секунду, — друг Вандера. Силко. Он не упоминал обо мне?       Паудер мелко мотает головой. Рассматривает его во все глаза, а пальцы безотчетно сжимают лацкан пальто.       Силится узнать, но не может.       Ну, еще бы.       — Он был твоим заложником. — Тверже.       — У нас с ним… Случились разногласия.       Лоб прорезают морщинки, но взгляд — острый, как нож — вдруг затягивает туманом. Паудер сжимается, как от боли.       — Вай ненавидит меня.       Тускло, плаксиво, жалко. Силко будто смотрит на самого себя, лет так двадцать назад.       — Она думает, — горло дрожит, но она продолжает давить из себя: — Она думает, я предательница.       Как ты, — договаривает ее потухший взгляд.       — Не всегда все так, как кажется на первый взгляд. — Силко выуживает из-за пазухи надтреснутую голову деревянной обезьянки: — Это ты сделала?       Глаза Паудер расширяются. Она дергается в сторону, как от толстенной крысы, бьется плечом об обшарпанную спинку кровати. Эмоции захлестывают ее тяжеленной волной, и она обессиленно утыкается лбом в колени, закрыв перепачканными в грязи и крови ладонями уши. Силко слышит приглушенные всхлипы.       Он тянется к ее предплечью.       — Я просто посмотрю, — объясняет он, когда Паудер снова дергается, приготовившись не то удирать, не то наброситься с кулаками. — Если ссадина глубокая, в кровь может попасть инфекция.       Паудер глядит с сомнением, но руку не вырывает.       Силко молча поднимается с дивана, уходит в соседнюю комнату. Возвращается с пузырьком спирта и мотком марли и принимается за дело: промакивает сначала содранную кожу на локте, потом, с ее молчаливого согласия, обрабатывает ранки на скуле. Паудер морщится от колющей боли, и все же Силко замечает, как она постепенно расслабляется: в конце концов она даже отодвигает рукав пальто, чтобы показать Силко еще одну ссадину на коленке. Определенно, тишина и медицинские процедуры приносят ей куда меньший дискомфорт, чем их разговор до этого.       — Вай не вернется, правда?       Вопрос стрелой врезается в сгустившуюся тишину.       Силко кладет перепачканную кровью марлю на стол. Молчит. Он хочет, чтобы она сама ответила на свой вопрос.       Паудер обнимает себя за плечи, жмурится так, будто снова собирается заплакать.       — Тебе нужно поесть.       Она захлебывается вдохом и поднимает на него озлобленный взгляд:       — Зачем?! Я все только порчу!       — Это не так.       — Нет, это так! Нет, это так! — воет она прямо ему в лицо, но тут же перепуганно замирает.       Силко не двигается. Крошечное тельце Паудер содрогается от всхлипов, но истерика быстро сходит на нет, она замолкает, оглушенная его спокойствием. Силко позволяет себе улыбнуться уголком губ, глядя на отломанную голову обезьянки в своей руке.       — Придет день, и ты сама это увидишь.       О ее локоть стукается прямоугольный бутылек — задумавшаяся Паудер поджимает плечи от неожиданного прикосновения.       — Это поможет тебе уснуть.       — Это яд, — неожиданно категорично заявляет девчушка, разглядывая, как перекатываются за стеклом белые кругляши.       Силко смотрит на нее пару секунд — он так удивляется, что забывает рассмеяться.       — А ты не такая доверчивая, как может показаться. Это хорошо.       Он забирает у нее бутылек, щелкает пальцем по таблетке, как по монетке, и та послушно падает ему на язык.

***

      Силко уходит, оставив на полу бутылек и то, что осталось от игрушки-обезьянки.       Паудер неотрывно глядит на таблетки. В голове ворочаются, как клубок земляных червей, чужие голоса.       Не вздумай, слышишь? — предупреждает Вай, хмурясь. — Ты не знаешь, что это.       Да эта слабачка собственной тени боится, — смеется рядом Майло. — Не станет она их пить.       Обезьянка скалится на нее квадратными зубами. Паудер зарывается пальцами в волосы.       — Замолчите! Замолчите все!!!       Таблетка проскальзывает в горло, Паудер валится спиной на диван, шумно и часто дыша.       Нестройное жужжание голосов становится все тише, как будто Паудер удаляется от улия. За стенами свистит ветер, металлическая заслонка, служащая крышей, бьется о каркас хибарки, и это самый успокаивающий звук, который она слышала за последнее время.       Тихо.       Паудер натягивает ворот серого пальто до ушей и закрывает глаза.