Вернись

Не важно что было в прошлом. Никогда не поздно построить что-то новое. Кто-то стоит того...

Говорит Экко, и она верит. Соглашается на всё, что предлагает мальчик-спаситель. Доверяет ему свою жалкую жизнь без сомнений, идёт послушно следом в логово Поджигателей, вопросы не задаёт, хотя от любопытства мозги плавятся. Зацепки как-то в единую картину не складываются. Экко добавил тогда, что узнал это от особенного человека. И выразительно так на прибор странный мельком глянул, который на боку его висел. Имя не назвал, как специально, чтобы заинтриговать. Или важным не посчитал... Для Джинкс важно, потому что она глаз оторвать от обезьянок внутри огромной колбы не может и теряется в догадках. Невольно рождаются всё новые предположения, каждое бредовее предыдущего. Верить в них как-то не хочется, если уж совсем честно. Для надежды в её разбитом сердце места не осталось. Да там уже и сердца нет как будто, только дырка, забитая до отказа воспоминаниями. Потерять Ишу она была не готова. Джинкс никогда ни к кому сильно не привязывалась, даже к Силко, но больно ей было до ужаса, когда его не стало. Бежать от своих чувств можно бесконечно долго, вот только... Как бы далеко не бежала, они всё равно догонят. Вернее даже не отстанут ни на секунду, потому что это ты и есть, даже если не признаёшь. Игнорировать пытаешься? Хорошо, но когда внимание на них обратишь — снесут тебя и лавиной накроют, из под которой самостоятельно уже не выберешься. Джинкс выберется, ей не впервой. Она не выберется. И вот что поделать, если всё это один человек? Один запутавшийся, разбитый вдребезги и уже несколько раз криво склеенный макет человека. Делать что? "Умереть" — читает она ответ в глазах иллюзорного образа Силко. Круг разорвать этот идиотский, чтобы близких больше не заставлять страдать. Хоть сестра жива осталась, но и та ненадолго. Ты же Джинкс. Ты проклятье. Экко портит всё, как обычно. Приходит к ней так, будто неожиданно последние несколько лет из памяти вычеркнул, спасти пытается... Мальчик-спаситель, что с него взять? Джинкс и не слушает, что он там бормочет. Решительно к цели идёт — исчезнуть из круговорота боли. Аннигиляции подвергнуть себя, чтобы больше ничего испортить не могла. Но она зачем-то слушает. Иша, злодейка, на поверхность её вывела, да там и оставила совсем одну. Джинкс больше над ней не властна. Она себя не контролирует. — Держись рядом, — рекомендует Экко, когда они пешком к огромному дереву приближаются. На ховерборде почему-то всю дорогу её везти не решился, как будто долго прикасаться не хотел. Всё равно трогать пришлось, конечно, потому что в тоннели без этого поспать сложновато, но основную часть пути топали на своих двоих. Медленно и долго. Мимо шумно проносятся какие-то дети. Соревнуются, кажется, чей светлячок последним из поля зрения скроется... Она с Ишей соревновалась тоже, как дитя малое, когда они жучиные бои устраивали. Мелкая побеждала всегда, радовалась так, какую-нибудь дичь просила в качестве награды... В последний раз волосы умоляла ей в синий покрасить, дурашка. Тупая затея. Зачем ей быть похожей на Джинкс, если она намного лучше? Была лучше... Джинкс ненадолго прикрывает глаза, губу нижнюю прикусывает до крови, а после старается себя отвлечь и начинает осматриваться без особого любопытства. Дерево. Что ещё? Разноцветные деревянные домишки, местами криво покрашенные яркой краской. Сероватый бетон. Стены высокие, в которых прячутся тоннели. Железки. Трубы, тёмные перила лестницы, ведущей по стволу куда-то наверх, к неожиданно красивым лучам солнца. Пёстрые флажки. Симпатично тянутся от зелёных листьев к небольшому сооружению прямо на стене. Несколько таких стоят высоко, будто на больших деревянных полочках. Как держатся вообще? Джинкс бы расположила иначе. Всё в рисунках. Где-то детские совсем, как яркое жёлтое солнышко с улыбкой, а где-то прямо таки произведения искусства. Портреты ушедших, среди которых и Вай, и Паудер... Иша бы смотрелась хорошо. Только нарисовать её Джинкс не сможет, скорее кисточкой себе глаза выцарапает, чтобы образ малышки не вспоминать. Слишком больно. Да и неуместно как-то. Экко напряжён: челюсть сжата, взгляд туда-сюда бегает, плечи чуть подняты вверх... Потому что здесь пострадавших от рук Джинкс полно. Главное, чтобы отомстить не решили в момент, когда она максимально беззащитна, потому что защищаться не хочет. Экко ни на секунду отвлекаться от спутницы не намерен. Был бы чуть смелее, за руки бы взял, чтобы сзади не плелась вне поля зрения. Впрочем... Как будто его и не оттолкнут сейчас. Решается и осторожно хрупкое запястье обхватывает. Она не вырывается, Джинкс вообще не замечает. Слишком увлечена штукой, висящей на его боку. Обезьянки... — Хочешь есть? — Негромко спрашивает парень, остановившись перед лестницей. — Может, в душ или спать? Без обид, выглядишь... Красиво, как и всегда, иначе быть не может. Только измученно до беспредела. Она молчит, потому что не хочет ничего. Совсем. Наверное, желаний своих не слышит, после ухода Иши находясь в полном онемении. Психика заблокировала всё, чтобы она ещё больше с катушек не съехала. Хотя куда больше-то? Боль всё равно мучает. — Джинкс? — Зовёт, потому что та молчит слишком долго. Как-то жутко молчит. Экко даже не уверен, что к Джинкс обращается, потому что её перед собой не видит. А кого видит? Вопрос сложный. Никого вообще. Отдалённо напоминающую знакомую девушку человеческую фигуру. Пустой внутри объект как будто, только оболочка. — Хочешь меня починить? — Без эмоций спрашивает Джинкс, особо ничего не имея в виду, кроме своей внешности, а Экко пугается и в защиту уходит. — Нет! Нет-нет-нет, — тараторит с таким выражением лица, будто она подорвёт что-нибудь прямо сейчас, потому что слишком к Джинкс привык, — просто сказать пытаюсь... Если ты чего-то хочешь, не молчи. А она не хочет. Но выглядит бедолага Экко так, будто реально ныть начнёт, если сейчас что-нибудь не услышит. Она этой мысли про себя усмехается и медленно пытается придумать что-нибудь. Выдумать, что чего-то хочет. Чего она может хотеть? — В душ, — коротко бросает девушка, потому что в голове мелькает фантазия, что там удастся найти какое-нибудь лезвие. Возможно, слишком очевидно мелькает, потому что Экко на неё с какой-то жалостью начинает смотреть и шагает следом, даже когда маршрут ей уже понятен. Джинкс плевать, когда он заходит следом в маленькую душевую комнатку. Всё ржавое, но довольно аккуратное, явно по-человечески сделать старались... Она хочет спросить, почему Экко до сих пор здесь, когда начинает расстёгивать свои ремни, но языком шевелить слишком тяжело, поэтому не спрашивает. Он по сторонам в поисках чего-то суетливо оглядывается и, кажется, не сразу замечает, что чужое личное пространство нарушает. — Экко, — просто оповещает, прежде чем совсем раздеваться начать, чтобы заметил, но не упрекает. Плевать как-то. Пусть стоит. Какая разница? — Прости, ухожу, — говорит, но почему-то не уходит, будто оставить одну боится. Джинкс могла бы игру продолжить, начать при нём вызывающе с себя одежду сбрасывать, упиваясь реакцией. Могла бы, но... Ей не хочется даже дразнить. Усталость мешает. — Тут нечем, — поэтому успокоить пытается, а он от этой фразы аж вздрагивает, бормочет что-то сам себе и глубоко вздыхает. — Нет, правда, не могу выйти, — признаётся и к хлипкой деревянной двери отходит, на выход развернувшись, — я не буду смотреть, но можешь говорить что-нибудь? Мне нужно знать, что ты в порядке. Серьёзно, я боюсь... Джинкс не может. Сил нет. Молча раздевается и воду включает, про Экко забыв вообще. Прохлада по коже струится, наверное, приятно, но девушка ничего не ощущает. Криво обрезанные волосы к плечам липнут и намокают постепенно, воспоминания опять в голове начинают крутиться, потому что она забывает на мгновение о том, что страдать должна. Иша. Хекстек. Взрыв. Нет Иши. Джинкс хочет чем-нибудь вскрыться. Краем глаза Экко замечает, который, лжец, всё-таки смотрит, ещё и с тревогой. В лицо, конечно, но за каждым движением следит. Спасибо, не пялится хотя бы, как будто перед ним не женщина вообще, а манекен. Так и есть, наверное, потому что Джинкс на его взгляд параллельно. Абсолютно. Хоть дёрнулось бы что-нибудь внутри, а тишина. Ни стыда, ни смущения, ни удовольствия, ни злости, ни обиды. Ни-че-го. Девушка не слишком тщательно стирает с глаз остатки макияжа и выключает воду. Медленно к брошенной в углу одежде подходит, чтобы одеться опять. — Подожди, я что-нибудь чистое принесу, — соображает Экко, но опять почему-то не двигается. Смешной. — Мне с тобой сходить? — Вполне серьёзно предлагает Джинкс, и он наконец абсурдность ситуации осознаёт. — Нет, замри на минуту, — умоляет почти, — пожалуйста. Одна минута. Хорошо? — Тут правда нечем, — повторяет Джинкс. — Ты найдёшь, — отрицает парень, — не находи, пожалуйста. — Не буду, — она обещает, потому что стоять всё-таки холодно, — честно. Минута у тебя есть. И он бежит, как ошпаренный, за чистой одеждой. Тырит у кого-то с верёвки для сушки штаны, бинт на повороте хватает, потому что искать что-то ещё уже некогда, и на пятьдесят седьмой секунде залетает обратно. А её кто-то уже душит, в кафель разбитую голову вдавив. Сердце от страха биться перестаёт. Экко разъярённую Роуз оттаскивает от обмякшей Джинкс, из ванной комнаты выталкивает, что-то гневное крича, и дверь подпирает изнутри маленьким ящичком. Бросается к жертве покушения, убеждается, что жива... — Я же говорил. Ты найдёшь, — смеётся нервно и к себе рефлекторно прижимает, чтобы рану на голове проверить и как будто защитить. — У тебя была минута, — она невесело усмехается в ответ и трёт горло, — я же жива, мальчик-спаситель. Издёвка как-то не звучит даже после всего произошедшего. Просто факт. Мальчик? Ну, да. Спаситель? В точку. Придумать ему новое прозвище что ли?... Нападавшая бьёт по двери, очевидно пытаясь её выбить, и орёт что-то про отмщение, про сестру погибшую, про то, как сильно Джинкс покалечить хочет и не остановится. Экко шевелиться не хочет. Можно просто время остановить, чтобы со всем этим не разбираться? Сейчас совсем не до конфликтов. — Не мешал бы, — бормочет девушка ему в плечо, — всё равно меня здесь кто-нибудь грохнет. Рано или поздно. — Нет, — на грани рыка отвечает Экко, — я с ними поговорю, объясню... Что? Что ты объяснишь? Что Джинкс простить надо и оставить в покое? Удачи. Наивняк. Парень наконец в сторону отходит, чтобы позволить ей одеться. Джинкс своими ремнями чьи-то штаны обвешивает, чтобы сидели лучше, из бинта мастерит подобие топа и тоже ремешками украшает, какие-то части у своего старого наряда заимствует, чтобы получилось посимпатичнее. Не задумывается вообще-то об эстетике, но вкус, наверное, не пропьёшь. На крики Роуз внимание не обращает, как будто не волнуется совсем или как проблему не воспринимает. А зачем? Жить не то чтобы сильно хочется. Это Экко тут за неё трясётся почему-то, как за дорогую подругу, хотя чужой уже давно. А чужой ли?

Эта тварь не заслуживает жизни! Я вырву её уродливые глаза и раздавлю! Раздроблю её череп...

— Хватит! — В настоящей ярости кричит Экко и громко бьёт по двери, чтобы женщину с той стороны наконец заткнуть. Джинкс рефлекторно вздрагивает от шума и смотрит в сторону выхода. Так это были не галлюцинации?... Да, различать реальность и иллюзорные вспышки всё труднее. Права была Вай, что Джинкс в психа превратилась. — Заткни свою пасть! — Не унимается Экко и снова бьёт так, что петли дёргаются. — Не смей подходить к ней снова! — С каких пор ты защищаешь убийц?! — С той стороны бьют в ответ. — Предатель! Убирайся к чёрту! Как смеешь приводить её сюда?! Как ты смеешь?! Убирайтесь оба! Я убью её!... Экко пугается и разжимает кулаки, когда рука Джинкс аккуратно ложится ему на плечо. Он недоумённо смотрит, как девушка с завидным бесстрашием открывает дверь и почему-то не думает, что должен остановить. Наверное, теряется от неожиданности. — Убивай, — почти дерзко заявляет она в лицо обомлевшей Роуз, когда та, явно не ожидав появления Джинкс, пятится назад. Конечно. Лицом к лицу страшно. Не то что подкрадываться и со спины нападать. Джинкс уже наизусть выучила стратегии поведение тех, кто хочет её смерти. Эта добить не решится. Значит, нервов Экко не стоит. — Т-ты... — Женщина судорожно вдыхает и пытается броситься на ненавистную ей особу, но не может двинуться. Жуткие, внимательные и по-мертвецки равнодушные розовые глаза приковывают к месту. Как собаку к ноге. Роуз позорно бежит, сопровождаемая по-прежнему холодным взглядом, чтобы позвать кого-нибудь ещё, потому что с ситуацией не справляется. С Джинкс не справляется. Нет, это не Джинкс даже... Кто-то намного более страшный. Так думает и Экко. Ровно до того момента, как девушка разворачивается к нему. Ничуть не жуткая и вообще не Джинкс, уставшая до жути она. Разве что в глаза смотреть и правда некомфортно. — Не хочу ломать твои планы, надежды или что ещё ты там придумал, — она подходит, кладёт холодные руки ему на щёки, чтобы всё-таки смотрел, и медленно говорит, наверное, чрезмерным усилием воли, — но мне конец. Твои люди ненавидят Джинкс, доброе утро! — Пару раз слабо хлопает его по лицу правой ладонью. — Проснись, Экко. Сказки не будет. Никто тебя слушать не станет, и сделают через пару минут из меня фарш, потому что заслужила... Парень глупо рот открывает, но не знает, что сказать. Что сделать тоже понятия не имеет. Просто стоит по-дурацки. После возвращения из другой вселенной здесь находится и правда тяжело. Нормальный план он придумать не успел... И она права. — Иди погуляй что ли, — советует девушка, потому что вдалеке слышатся постепенно приближающиеся злобные крики, — ты пытался. — Нет, — Экко дёргается, решительно сбрасывает её руки и прячет их в свои, — я ещё не пытался. И пытаться не собираюсь. На этот раз я действую, потому что бездействовал слишком долго. Она смотрит с удивлением. Почти. Очень похоже. Брови поднимает, а потом чуть заметно хмурится, пытаясь что-то в его горящих глазах найти. Может быть, причину ищет. — Она здесь! — Доносится знакомый голос, и из-за поворота показывается взъерошенная Роуз. Короткие розовые волосы напоминают о Вай... Хватит думать о сестре. Прекрати. Оставь уже страдалицу в покое, и так проклятьем на ней висела всю жизнь. С Роуз несколько мужчин, чуть поменьше женщин и... Знакомое лицо, надо же. Вернее даже морда. Вастайя же. Виделись, кажется, когда Джинкс из заключения Ишу вытаскивала... Иша. Бросилась малышка к ней, так страшно было, наверное, бедняжке. Плакала, обнимала... Больно становится до невыносимого. Даже голоса её милого в голове нет, только тишина ужасная, хоть бы мычание запомнилось... Ничего. Образа нет, дыра просто. И душа разрывается. — Уведи её, — сурово торопит Скар и старается толпу задержать, — быстрее! Джинкс на этот раз вполне очевидно хмурится. Защищает её? Зачем? Ладно Экко. Этот-то почему? Разобраться не успевает. Мальчик-спаситель её за руку к трубам тянет, находит где-то по пути ховерборд и на него девушку ставит, сзади пристраиваясь. Уже касаться не стесняется, напротив, прижимается сильно, чтобы на высокой скорости не упасть. За талию держит от страха, вероятно, что спрыгнет сама... Прячутся недалеко, чисто символически, потому что пойти особо некуда. Темно, сыро, холодно. Зеленоватым светильником служит только средство передвижения, отброшенное в сторону. Экко зачем-то ей куртку свою отдаёт, а сам плечи трёт и подрагивает то ли от мурашек, то ли от злости. А чего ожидал? Примирения? Обнимашек? Рукопожатий? Никому это не нужно. Ни Джинкс, ни Поджигателям. Глупый что ли? Глупый или... — Я пойду и поговорю с ними, Скара отправлю сюда, — планирует Экко вслух, — он тебя защитит. Будь здесь, никуда не уходи, в тоннелях заблудишься... — Зачем? — Джинкс перебивает, потому что его оптимизм начинает её подбешивать. Надо же. Хоть что-то ещё чувствует. Удивительно. — Просто признай, что уже поздно, — просит без печали и откидывается назад на стену, потому что даже стоять не хочет. Его надежду жизненно необходимо растоптать. Если до этого что-то заставило её довериться, то сейчас это наваждение отступило. Остались только вопросы, сомнения, страхи... — Никогда не поздно, — снова повторяет Экко, — всё может быть иначе! — Убеждает пустоту. — Не может, — Джинкс злится, обхватывает себя руками и повышает голос, — есть вещи, которые нельзя изменить. — Ты про себя? Никто менять и не собирается! Просто позволь мне... — Про смерти, — отрезает коротко, — которые случились из-за меня. — Каждый имеет право на второй шанс, — после продолжительного молчания уверяет парень, — ты точно. — Добавляет уверенно и чуть ближе подходит чтобы видеть её чётче. — Почему? — Она с искренним недоумением интересуется. Экко теряется. Почему? — ...Потому что я видел, что ты можешь быть другой? — Пытается сам себе ответить, но сразу понимает, что говорит что-то не то. — Тупик, Экко, — сообщает Джинкс с усмешкой, — я не могу измениться. Последние слова говорит со вздохом. Наконец-то что-то в её голосе слышится, кроме равнодушия и усталости. Что-то похожее на сожаления. Что-то похожее на неё. — Не меняйся, — решительно кивает Экко, — я изменюсь. — Ха, — смех выходит почти натуральным, — насколько? Расстреляешь всех своих друзей из моего пулемёта, м? — Расстреляю, — резко перебивает парень, — тех, кто попытается навредить тебе! — Говорит настолько искренне, что она замолкает, потому что услышать ожидала явно что-то другое. Ох, Экко. Вёл бы ты себя так раньше, может быть, с Силко бы Джинкс долго не пробыла. Ей нужен был мальчик-спаситель, но тогда он сдался слишком быстро. Теперь уже поздно, а дурачок всё верить не хочет. Ну не отмотать назад! Так не работает. Неужели не понимает... "Не понимает" — недостающая частичка пазла с щелчком встраивается в рисунок, общая картина постепенно начинает складываться. Догадки уже не кажутся такими бредовыми... — До сих пор любишь её? — Спрашивает почти машинально, но первый вопрос сразу вторым перекрывает, потому что ответ знать не хочет вообще-то. — Что ты видел там, где был до того, как прийти ко мне? Вопрос странный, но они друг друга понимают прекрасно. К сожалению. Наверное, даже лучше, чем стоило бы. Две гения на грани безумия. Один чуть меньше, другой чуть больше. Читают между строк в каждой детали спрятанный смысл, который как будто и не прячется совсем. — Люблю, — предельно честно отвечает парень, потому что игнорировать это не хочет, — я видел тебя. — Добавляет немного погодя. — Меня? Сомневаюсь. — Джинкс ёжится и смотрит куда-то под ноги. Никого ты не видел. Иначе бы на первый вопрос даже отвечать не стал. — Тебя, Паудер, — повторяет настойчиво и подходит совсем впритык, — мне пришлось свыкнуться с мыслью, что даже изменившись, это всё ещё ты, как себя не называй. Тишина. Долгая. Думает? Жаль эмоции не разглядеть. —...Как хочешь, — Джинкс неохотно соглашается, потому что имя старое больше слух не режет, — но ты слишком оптимистичен. Не знаю, каким всё было там, но здесь уже нет пути назад и ничего построить не получится. — Назад не нужно, — зачем-то шепчет Экко, — только вперёд. Рывок вперёд, а прошлое оставить позади. Этому ты научила, там где я был... — Как откровение произносит дрогнувшим голосом. — Попробуй, — с насмешкой соглашается Паудер. — И ты, — просит Экко и осторожно поднимает её голову за подбородок, — хотя бы ради меня, даже если здесь и сейчас ничего не значу. — Добавляет, борясь со смущением и страхом. — Когда-то же значил, верно? Бедолага. Совсем во времени заплутал. Нелогично получается: оставь прошлое в прошлом, но обо мне вспомни, пожалуйста. Ага, очень складывается. Джинкс к этому почему-то цепляться не хочет, хотя впору бы высмеять. Молчит опять долго. Может, думает о чём-то. Может, нет. — Надеюсь, тебя не закидают камнями, — прямо не отвечает, но, кажется, соглашается и снова глаза уводит, — иди, я буду здесь. На этот раз Экко хочет верить и верит. Она будет здесь. Потому что не ответила. Джинкс послала бы, сказала что-нибудь колкое... Но не сказала. Паудер. Экко был прав. Она всегда была здесь. — Значил? — Понимает, что давит, но язык не слушается, потому что получается наконец поговорить с ней. Не с той Паудер, с которой его по счастливой и невообразимой случайности свела жизнь в другой вселенной. Со своей. Это совсем другое. — Вали, Экко, — Джинкс с усмешкой фыркает и толкает его назад, — может быть. Не помню. — Добавляет всё-таки, потому что могут больше живыми не увидеться. Врёт. Нагло. Прямо в лицо. Помнит, конечно. Ещё как значил. Наивная детская влюблённость... Но пусть он этим свою светлую голову не забивает. Всё равно смысла нет. Экко задерживается ещё ненадолго. Пытается придумать, что бы такое сказать напоследок, но ничего не приходит. "Мы справимся" — будто лишнее. "Дождись меня" — слишком пафосно. "Я спасу тебя" — ха-ха, тут сразу можно самому себя послать нахер... — На этот раз я не отступлю, — сообщает просто, скорее для себя даже, чем для неё, и скрывается в темноте. Паудер ещё долго стоит в тишине одна, потому что призраки прошлого все куда-то попрятались, как будто решительности Экко испугавшись. С ума сошёл мальчик-спаситель. Окончательно и неотвратимо.