Райский сад

Когда сестра оставалась в Намимори надолго, Дазай замечал за ней интересное поведение: Тсунаёши отчаянно пыталась жить «нормально». Что она под этим подразумевала, Осаму в том возрасте понимал с трудом. Тсунаёши ходила в школу, общалась с одноклассницами, но «нормальной» в контексте «совершенно такой же, как остальные», девочки из неё, по мнению Дазая, не получалось. Если бы он умел бояться из-за такой ерунды, сестрица наверняка бы пугала его, наблюдающего со стороны. Попадая в окружение тех, кто был условно равен ей по положению, Тсунаёши словно становилась дирижёром большого оркестра. Осаму видел, что люди тянулись к его сестре даже тогда, когда та сознательно глушила своё обаяние. Тянулись — и рады были подчиниться ей. Тсуна как будто бы всегда знала, что нужно тем, кто входил в её близкий круг. И каким-то образом, совсем не напрягаясь, она делала так, чтобы её люди это получали. Это было сложно объяснить. Просто Тсуна организовывала мир и людей вокруг себя, будто ставила на место — и это место всегда было подходящим. Очарованный, Дазай тоже так попытался. И впервые провалился с таким треском. В лучшем случае у него получалось вызнавать слабости, манипулировать и давить морально. Это совсем не было так изящно, как у Тсуны. Если сестра чего-то хотела от них, люди были рады поступить в соответствии с её советом, будто это было решение, которое они всегда искали, но не могли увидеть сами. Если Осаму пытался чего-то добиться, то выходило либо задурить голову так, чтобы человек начинал верить, что это то, без чего он жить не может, либо приходилось добиваться своего шантажом. Даже если что-то Дазай, по примеру сестры, пытался сделать во благо жертв своих экспериментов, всё равно это ощущалось так, будто бы он сам от этого получит не меньшую выгоду. Большая разница с Тсуной, которая делала это для приятелей бескорыстно. Конечно, даже разочаровавшись в своём методе, Дазай решил отточить его до совершенства — как и любой другой навык. В конце концов, он тоже мог получать своеобразное удовольствие от того, что всё идёт по его плану. Финальным испытанием он назначил одного наглого и приставучего ухажёра сестры, который как-то заметил его с Тсуной и почему-то решил, что Осаму претендует на то, чтобы быть её парнем — что бы это ни значило. Дазай последовательно лишил того всего самого значимого: контрольные и домашние работы оказывались потерянными и считались несданными или были испорчены (совершенно случайно и, конечно, не Дазаем) в самый последний момент. Подменив витамины, которые парень пил (и хвастался) как выдающийся спортсмен, Осаму обеспечил ему головную боль и приступы агрессии. Это, конечно, сказалось и на остальной учёбе. Дазай сделал так, чтобы хулиганы с района напали именно на этого парня прямо перед соревнованиями, в которых, разумеется, тот не смог участовать из больницы. Сделал так, чтобы от него отвернулись друзья — с помощью слухов и капельки шантажа. Разговоры с учителями, встреча учителей с родителями и постоянное место в классе отстающих стали для жертвы интереса Осаму обыденностью. С редким для одиннадцатилетки хладнокровием Дазай на протяжении нескольких месяцев разрушал жизнь другого школьника, был абсолютно уверен, что это скажется и на будущем этого парня, и не жалел. Ни капли не жалел. В конце концов, в день, когда его документы забирали из школы, чтобы перевести в другую, парень нашёл Дазая. Удивительно, что такой идиот оказался достачно прозорливым, чтобы вычислить источник своих проблем хотя бы под конец игры. Вот только избить себя Осаму не позволил, воспользовавшись уроками Тсуны. Получив по болевым точкам, пацан рухнул на колени и… расплакался, громко обвиняя Дазая во всех грехах. Именно в такой момент их застала сестрица. И вот тогда-то Осаму впервые с начала своей многоходовой интриги почувствовал холодок по спине. Тсуна молча окинула их взглядом и увела Дазая, оставляя своего бывшего поклонника рыдать в кабинете. Радовало, что не бросилась утешать, но и Осаму не сказала ни слова, пока они шли домой. Только чуть хмурилась, будто обдумывала что-то сложное. Не выдержав, Дазай заговорил первым: — Тсуна… Ты злишься? — А похоже? — ровным тоном спросила та. Дазай задумался. — Похоже. Тсуна вздохнула. — Обвинения Мочиды были справедливы? Его неприятности — твоих рук дело? Дазай внутренне сжался, но врать сестре не стал: — Да. Я пытался научиться управлять людьми так же, как это делаешь ты… и, возможно, немного перестарался, — на всякий случай повинился мальчик. — И, как у тебя, у меня всё равно не вышло. Брови Тсунаёши слегка приподнялись, будто она удивилась. — Управлять людьми — это хороший навык. А как это получается, у каждого зависит от внутренних качеств. Ты проделал большую работу, спланировав и воплотив всё это, — признание сестры согревало. Главное, чтобы за ним не последовало какое-нибудь «но». — Просто… почему ты выбрал Мочиду в качестве испытуемого? Дазай, сообразив, что ни разочарования, ни лекций о том, насколько это неправильно, не будет, позволил себе нахмуриться: — Он предлагал всем парням драться с ним, если они хотят с тобой общаться. Устраивал поединки и утверждал, что ты будешь призом, который достанется только победителю. Мне это не понравилось. — Вот как? — звонко рассмеялась сестра, и напряжение в их разговоре растворилось, как шоколадная конфета в горячем чае. — Не понравилось? — она, остановившись, притянула Дазая к себе и веселым шёпотом спросила: — Скажи, братик, Мочида-кун заставил тебя ревновать? Насчёт того, как называется то неприятное ощущение, которое он испытал, Осаму уверен не был, поэтому честно ответил то, что подумал в тот момент: — Ты не вещь, чтобы какой-то Мочида делал на тебя ставки. Тсуна опять рассмеялась, стиснула его напоследок в объятиях и снова взяла за руку, ведя его домой. — Можешь продолжать свои эксперименты и дальше, братец. Главное, не попадись. И… Осаму, — закончила она немного мечтательным голосом, — мне нравится, когда ты ревнуешь.