Engel mit schwarzen Flügeln

      — Амариллис, ты здесь? — Виктория подняла фонарь, пытаясь рассмотреть каменный выступ, на котором сидела жерлянка.       Едва мисс Мюллер занесла ногу над порогом, как Цвакельманн ловко ухватил ее за талию, предостерегая от падения.       — Разумеется, она здесь, — обвив левой рукой талию Виктории, правой волшебник забрал фонарь из ее рук. — Осторожней, тыковка, здесь темно и скользко.       Яркая полоска света освещала громадных размеров подвал, а вместе и тем и каменную глыбу. В свете фонаря можно было разглядеть широкую каменную дорожку, устланную мхом. Но дальше зияла глубокая пропасть, заполненная черной водой. Мисс Мюллер невольно отступила на шаг назад и прижалась спиною к волшебнику.       — Я держу тебя, — шепнул волшебник, — Не бойся.       — Не понимаю, как я могла блуждать тут одна?       — Возможно, тминная водка стала причиной твоего бесстрашия, — беззлобно хохотнул мужчина.       Из темной расщелины раздалось тихое кваканье.       — Довольно, Амариллис, — сказал волшебник. — Покажись!       — Зачем вы пришли, — молвила фея, перебирая камни скользкими лапками.       — Мы пришли, чтобы освободить тебя. — голос Виктории прозвучал неясно и глухо.       — Это правда? — квакнула жаба. — Цвакельманн готов простить меня?       — Вообще-то я здесь. — цокнул волшебник.       — Невозможно! Цвакельманн — омерзительный дряхлый старик, который должен был сгнить в одиночестве.       — Но это действительно он, Амариллис. И насчет старика я бы поспорила.       Почувствовав, как сжалась рука волшебника на ее талии, Виктория невольно вздрогнула. Слова феи явно разозлили его.       — Знаешь, Амариллис, я весьма терпелив, но будь осторожна — мое терпение все же не безгранично.       Жерлянка глубоко вздохнула, а затем горько заплакала. Крупные слезы покатились по ее жерлянковому лицу.       — Пожалуйста, освободите меня, — всхлипнула жерлянка и лапкой вытерла слезы. — Я все осознала. Томясь здесь долгие годы, я поняла, какую ошибку совершила. И хотела бы....то есть я хочу.... ах, прости меня, Петросилиус. Моему поступку нет оправдания.       Смотря на мучения феи, Виктория гладила волшебника по руке, надеясь на его благосклонность к этой несчастной.       — Ладно, я тебя освобожу.       Петросилиус с трудом верил в происходящее. Если бы год назад ему сказали, что он добровольно спуститься в подвал, чтобы даровать Амариллис свободу, он бы рассмеялся в лицо тому чудаку, который это сказал. Но этим чудаком сейчас был сам волшебник.       Цвакельманн передал фонарь Виктории, а затем, нехотя отстранившись от нее, сделал два шага вперед. Вынув из широкого кармана звездной мантии свою волшебную палочку, он взмахнул ею, рассекая плотный теплый воздух, а затем произнес:       — Цвикель-цвакель, волшебство пусть разрушится мое!       В этот момент подвал озарила яркая вспышка. Мисс Мюллер испугалась сильного света, так как он буквально ослепил ее. Не в силах выдержать этого, Виктория вынуждена была закрыть глаза. А когда она открыла их снова, то увидела, что рядом с волшебником стояла прекрасная девушка. Она сияла как солнце. Ее лицо и руки, ее рыжие кудрявые волосы и длинное воздушное платье было столь прекрасно, что не описать. Виктория не могла отрицать очевидного — Амариллис была красива. Теперь она начала догадываться, почему Цвакельманн так неохотно говорил о прошлом. Хоть волшебник и утверждал, что между ним и феей ничего не было, тем не менее, мисс Мюллер это не убедило.       Похоже, сама фея не до конца верила в происходящее. Ее зеленые глаза метались туда-сюда, а губы дрожали так, будто она вот-вот заплачет. Она смотрела то на Викторию, то на Цвакельманна и с горечью осознавала, что ее проклятье разрушено. Цвакельманн снова стал прежним благодаря сильному и волшебному чувству, имя которому — любовь.       — Ты свободна, — заключил Цвакельманн, пряча волшебную палочку в карман волшебной мантии.       — Д-да, пожалуй, свободна.       Фея почувствовала, как вспотели ладони.       — Можно мне принять ванну?       Эта просьба казалась ей неуместной, учитывая ситуацию. Но пренебрегать правилами гигиены она более не собиралась.       — Конечно, — ответил волшебник.       Когда Цвакельманн отступил, освободив путь, Амариллис выскочила из подвала, ремившись наверх, в свою старую комнату.

***

      Миссис Мюллер и Марк как раз проходили мимо небольшого рынка в центре города, когда услышали позади велосипедный звонок — и, едва обернувшись, увидели, что из-за ближайшего угла на полном ходу вывернул доблестный господин полицейский. Левой рукой Демпфельмозер одновременно правил велосипедом и звонил, а правой приглаживал себе черные густые усы. Серебряные пуговицы его мундира сверкали на солнце, а сапоги и портупея были начищены до зеркального блеска. Утренняя встреча с вдовой Худобок пошла господину полицейскому на пользу; весь он сиял, будто начищенный серебренник.       — Господин Мемопрозер! — закричала женщина. — Ой! То есть Демпфельмозер!       Завидев впереди надоедливую женщину, вахмистр затормозил так, что завизжали покрышки, и лихо соскочил с велосипеда. Говорить с Мюллерами Демпфельмозер не хотел. Потому, изобразив удивление от столь неожиданной встречи, двинулся вперёд.       — Доброго утречка, миссис, — поздоровался полицейский. — Какая неожиданная встреча.       — Да-да, — затараторила женщина. — Я вот по какому вопросу....       Демпфельмозер набрал побольше воздуха в грудь, готовый в очередной раз выслушивать притворные стенания «безутешной» матери.       — Неужели у вас нет ни одной хорошей новости для меня?       — Каких новостей вы ждете, миссис Мюллер? — полицейский задал встречный вопрос. — Мне кажется, мы с вами все выяснили, и дело закрыли. Виктория нашлась живой и невредимой, а это, если позволите, было нашей первостепенной задачей.       — Но как же! Ведь вы обещали вернуть ее нам? И что же мы видим, господин Мемопрозер, то есть Демпфельмозер?       — Я выполнил все поставленные задачи, миссис Мюллер. Когда я нашел Викторию, мы все обсудили и пришли к выводу, что для ее безопасности будет лучше не говорить вам о ее местоположении. Это принесет больше вреда, чем пользы.       — Нет! Нет! Нет и еще раз нет! — закричала женщина. — Она должна вернуться домой и немедленно! Эта мерзавка отлынивает от работы!       — Вот-вот, — вклинился в разговор Марк. — Вы укрываете беглянку.       — При всем уважении, Виктория — взрослая женщина. Она вправе сама решать, где и с кем ей жить. Она не ваша собственность и уж тем более не груша для битья.       Вахмистр начинал терять терпения. От прежней благосклонности не осталось и следа. Не выдавать эту юную девушку на растерзание «семье» было лучшим его решением.       — Груша для битья, — повторил Марк. — И что же она вам рассказала?       — Достаточно для того, чтобы держаться от вас подальше. Не хочу быть предвзятым, но, кажется, я был прав: Виктория для вас исключительно вещь. Не более.       — Вы ответите, Демпфельмозер, — зашипела миссис Мюллер. — Слышите? Вы мне за все ответите! Вы отняли у меня дочь!       — Увы, миссис, но дочери вы лишились в тот момент, когда позволили Марку издеваться на ней. Не забывайте, я представитель правопорядка и моя задача выявлять подобного рода нарушения. Виктория приняла верное решение — она ушла от вас и нашла место, где ей хорошо. Ей ничего не угрожает, и она в полной безопасности.       Поправив каску, Демпфельмозер тронулся с места, оставив Мюллеров одних.       — И что же мы будем делать, Марк? Кто будет выполнять всю домашнюю работу? Кто будет готовить и вести хозяйство?       — Я найду ее, поверьте. А когда найду, буду сечь воловьим кнутом до тех пор, пока она не окривеет и не охромеет! Эта дрянь поплатиться за то, что сбежала. У меня имеются связи. Отъявленные разбойники выполнят любую грязную работу, и никто не сможет обвинить нас.

***

      После самого странного и неловкого ужина в своей жизни мисс Мюллер вместе с волшебником переместились в кабинет. Расположившись на уютном диванчике, Виктория наблюдала, как Цвакельманн разливает по бокалам причудливой шарообразной формы лунное вино.       — Все в порядке? — протянув бокал Виктории, волшебник уселся рядом.       — Не знаю, — честно ответила девушка.       — Поговори со мной, тыковка, — взяв ее руку в свою, Цвакельманн уверенно сжал ее. — Я вижу, тебя что-то беспокоит.       — Теперь я понимаю, почему ты не хотел говорить о ней, — прошептала мисс Мюллер. — Я вообще не должна говорить об этом. Мне неловко так же, как и тебе....       — Стоп-стоп-стоп, — приложив указательный палец к ее губам, Цвакельманн покачал головой. — Ты расстроена из-за нее? Ты действительно думаешь, что между мной и Амариллис что-то было?       — А что мне думать? Ты ничего не объяснил . Она была твоей помощницей. Жила в этом замке. Хочешь сказать, за то время, что Амариллис была здесь, ты ни разу...       — Виктория, — понизив голос, волшебник поддался вперед. — Я что говорил?       Высвободив руку, мисс Мюллер поднялась с дивана. Ей не нравился этот разговор. Она понимала, что во многом не права, но то жгучее чувство в ее груди не давало покоя. Ревность была несвойственна ей.       Хотя откуда она могла знать?       Она ведь никогда не любила, и чувство ревности было ей незнакомо.       Дрожащими руками мисс Мюллер поднесла толстое горлышко бокала к губам и в несколько больших глотков выпила его содержимое. Поставив пустой бокал на стол, она скрестила руки на груди, не желая поворачиваться к волшебнику. В кабинете воцарилась тишина. И лишь спустя мгновение мисс Мюллер услышала, как опустел бокал в руке волшебника. Громко поставив его на столик, Цвакельманн встал с дивана, направляясь к Виктории.       Тяжелые шаги волшебника ускоряют пульс, а сладкая, едва ощутимая дымка желания медленно окутывает тело, оседая между ног влажной пульсацией.       — Лунное вино, — прошептала мисс Мюллер.       Только сейчас она поняла, какую ошибку совершила.       Поясницу пронзил болезненный спазм. Охнув, Виктория облокотилась о стол, выгнув спину. Как нельзя кстати руки волшебника сомкнулись на талии, а крепкие бедра прижались к ее бедрам. Стиснув зубы, волшебник зарылся носом в ее белые волосы, жадно вдыхая их аромат. Сердце молотом колотится в груди обоих, закрепляя связь.       — Тыковка, — рычит волшебник, задирая платье, — расставь ноги.       Протяжный стон срывается с ее пухлых губ. Она закидывает ногу на стол, сгибая в колене, раскрываясь для него. Твердый член упирается снизу. Цвакельманн водит головкой между складок, разжигая ее аппетит.       — М-ммм.... — мисс Мюллер сильнее выгибает спину, виляя бедрами. Заводит руку между ног, касаясь себя пальцами. К щекам приливает кровь, пока пальцы утопают в скользкой смазке. Кажется, Виктория упустила момент, когда волшебник избавил ее от белья.       Цвакельманн входит в нее резко. Оказывается внутри целиком, прижимая к столу. Его руки блуждают по всему телу, разнося волшебные искры желания. Член выскальзывает наполовину, затем резким толчком вколачивается обратно, выбивая из горла громкий стон.       — Чувствуешь? — рычит волшебник, кусая шею. — Это связь намного глубже, чем ты думаешь. Это не просто желание. — он входит в нее глубокими жадными рывками, от которых подкашиваются ноги. Виктория кладет руку поверх руки волшебника, что сжимает ее талию, а другой сжимает грудь, которая скрывается под одеждой.       Жарко. Мисс Мюллер нестерпимо жарко. Она изгибается в его руках, зажатая между дубовым столом и его телом....

***

      После ужина Амариллис вернулась в «свою» старую комнату, тихо закрыв за собой дверь. К ее удивлению, комната почти не изменилась. Кровать и большой шкаф стояли так, как она и запомнила, а небольшой ящик с волшебными принадлежностями находился ровно посередине.       Амариллис было непривычно спустя столько лет вновь оказаться здесь. Она думала, что как только чары рассеются, она тут же покинет это место. Но все оказалось куда сложнее. Виктория предложила ей остаться на ночь, на что Цвакельманн сухо кивнул, уткнувшись в свою тарелку. Куда больше его занимало воздушное пюре с укропом и мясной подливкой, и, конечно же, Виктория. С ней он был обходителен и добр, смотрел так, как никогда не смотрел на нее и это не могло не беспокоить.       Загибая пальцы, Амариллис невольно вспоминала былые деньки в этом замке. Фея помнила все до мельчайших подробностей, и, конечно, помнила того, прежнего Цвакельманна. Она и не думала, что найдется та, которая сможет полюбить его, учитывая отвратительный внешний вид. Но Виктории удалось. Она действительно полюбила его. Фея не могла не отметить как сильно изменился волшебник. Он стал совсем другим.       — Что он в ней нашел? — задала вопрос фея, нарезая круги по комнате. — Она не способна даже на элементарное заклинание.       Ответом ей послужил звон бьющегося стекла.       Ее ошибкой было покинуть комнату.       Ей бы закрыть уши.       Проигнорировать.       Не слушать.       Вот только разгорающийся интерес, подпитанный вином, требовал от феи беспрекословно следовать к источнику звука, повинуясь сиюминутному порыву. Тихо спускаясь по винтовой лестнице вниз, Амариллис старалась прислушиваться ко всему, что могло бы помочь ей найти истинный источник звука. В абсолютной темноте фея полагалась лишь на широкую полоску лунного света, исходившую из гостиной, что вела прямиком в кабинет волшебника. Чтобы не привлекать к себе излишнее внимание, Амаррилис окутала себя волшебной пыльцой, чтобы быть невидимой для посторонних глаз. По мере приближения звон усиливался, а сердце с каждым шагом билось быстрей. «Может, Цвакельманн что-то сделал с Викторией» — пронеслось в голове феи.       От увиденного ее щеки тут же стали пунцовыми.       Цвакельманн действительно был той причиной, по которой кричала мисс Мюллер. Он трахал ее на своем столе, выбивая из уст Виктория громкие стоны. Ее бедра приподнимались при каждом толчке, а влажные звуки были настолько неприличными, что фея поспешила заткнуть уши. Однако это не помогло. Стоны и шлепки разгоряченных тех усиливались. Амариллис спряталась за стену, приложив ладошку ко рту. Первой мыслью было вернуться в комнату, а второй...       ... она решила подсмотреть, и это стало ее ошибкой. Фея не могла оторвать глаз. Это было так горячо, так страстно и так чертовски правильно. При каждом яростном рывке мисс Мюллер льнула к волшебнику кошкой, нашептывала в ухо то, что Амариллис не могла разобрать. Вскрикивала, всхлипывала, подмахивала бедрами, умоляя не останавливаться. И Цвакельманн не останавливался. Трахал ее как заведенный, сжимая в своих объятиях. Кусал шею, цеплял зубами разгоряченную кожу, терзал острые пики темных сосков. Липкие мокрые толчки, отрывистые движения и непрекращающиеся поцелуи.       — Сладкая девочка...       От этих слов Виктория закатывала глаза, царапая спину волшебника.       — Я люблю тебя...       Амариллис потеряла счет ее оргазмам. Вид обнаженной и взъерошенной Виктории беспокоил.       Как можно получать от этого удовольствие?       Как оказалось, можно.       Амариллис наблюдала за ними до тех пор, пока мисс Мюллер обессиленная, но жутко довольная, не легла стол, восстанавливая сбившееся дыхание. В то время как Цвакельманн зацеловывал ее острые ключицы, поцелуями спускаясь к пышной и упругой груди.       — Я хочу еще, — пошло посасывая затвердевший сосок, шептал волшебник. — Хочу громко, мокро.       Вместо ответа Виктория выгнулась дугой, разводя ноги шире.       Тряхнув головой, Амариллис решила вернуться в комнату. Поднимаясь по лестнице, фея снова услышала стоны, но теперь они принадлежали волшебнику.       — Кажется, мне пора покинуть это место.