whumptober

Микки не исключал возможность того, что это может произойти.  Он знал, что, перед тем как угодить в Бэкмен, Йен очень долгое время не принимал назначенные таблетки. По возглавлению секты, взрыву грузовика и признанию себя невменяемым во время вынесения приговора Микки прекрасно понимал, что психическое состояние Йена хуже некуда.  К тому времени, как тот появился в стенах тюрьмы, его состояние было более менее стабильно. Конечно, Йен не был до конца самим собой, но Микки, в отличие от предыдущих недель, видел в нём того самого глупого ребёнка. Йену понадобилось ещё несколько дней, чтобы полностью адаптироваться ко всему: смене рутины, ограничению свободы и не самого лучшего качества таблеткам, которые ему выдавали в тюрьме.  В конечном счёте ему понадобилась где-то неделя, чтобы привыкнуть. Может, десять дней. Но как только Микки увидел, что Йен возобновил приём таблеток и что он активно пытается избежать неприятностей, то начал расслабляться.  Обычно тогда и происходит всякая хуйня, разве нет? Опять же… Микки не исключал возможность того, что это может произойти. Он знает, что таблетки не смогут удерживать стабильное состояние Йена каждый день до конца его жизни. Но какое-то время у них всё было хорошо, — ну, настолько хорошо, насколько может быть в тюрьме — и к тому же Микки предпочитает не думать о причине того, что занесло их обоих в металлический отель.  (Потому что именно критическое состояние Йена заставило Микки вернуться, о чём он никому не собирается говорить. Правительство могло посадить его за незаконный сбыт огнестрельного оружия, или за его хранение, или за какую-нибудь другую поеботину, которую на него повесили бы, чтобы удержать Микки взаперти до тех пор, пока копы не разберутся с делом Эль Чапо. Однако Микки знает, что именно Йен привёл его сюда). Может, пазл в его голове сложился бы раньше, будь он внимательнее. А может, и нет.  Три дня назад он проснулся от того, что Йен делал отжимания в их камере в два часа ночи. Микки наблюдал за тем, как он выполнил пятьдесят повторений махом, видимо, не собираясь останавливаться. Когда Микки наконец позвал его, Йен испугался его голоса, словно позабыв, что в камере есть кто-то ещё, помимо него. Затем он молча забрался на верхнюю койку и провалился в сон.  Но Микки заметил, как тряслись руки Йена и как загрубела кожа на его ладонях от жёсткого цементного пола. Он ещё двадцать минут провёл, раздумывая, как долго Йен делал бы отжимания, если бы рядом не было никого, кто остановил бы его.  Потеря аппетита, которая сопровождалась безостановочной болтовнёй Йена во время приёмов пищи, стала очередным звоночком. Иногда парень просто привередлив к подобной еде, однако Микки мог запросто убедить его съесть хоть что-нибудь с тарелки. Этим утром Йен ни к чему не притронулся. Даже не взял в руки пластмассовую вилку.  Микки уверен в том, что были и другие, менее очевидные, знаки, которые, возможно, помогли бы ему понять, что у Йена началась маниакальная фаза до того, как это всё достигло точки кипения. Однако он сомневается в том, что смог бы сделать хоть что-то, чтобы остановить грядущее бедствие.  *** — Нам нужно выбраться отсюда, — в десятый раз произносит Йен за последние пять минут.  — Йен, — не спеша начинает Микки, — ты же знаешь, что мы не можем.  — Но нам нужно. Разве ты не слышишь её? — Слышу кого? — Микки непонимающе моргает.  Наворачивая круги по тесной камере, Йен неясно бубнит о какой-то женщине, что вообще никак не помогает Микки. Даже если бы они не были заперты в тюрьме, где находятся только мужчины, он всё равно бы понял, что Йен слышит ненастоящий голос. Но раз уж они заперты тут, то у него нет ни единой догадки, кого он имеет в виду.  Микки изо всех сил надеется, что его парень не видит Бога снова. — Она зовёт нас, — произносит Йен, стоя напротив двери со сжатыми кулаками. — Нам… Нам нужно ей помочь.  Он не даёт Микки время на то, чтобы возразить, и начинает бешено колотить по двери, умоляя хоть кого-нибудь выпустить его.  — Эй! — восклицает Микки, вскакивая с койки и подходя к Йену.  Его действия заставляют парня ненадолго остановиться, но он так же продолжает сверлить пустым взглядом маленькое окошко в металлической двери.  Микки пару раз открывает, но затем сразу же захлопывает рот. У него нет ни малейшей идеи, что за хуйню творит Йен.  — Мы нужны ей! — кричит парень, всё ещё не поворачиваясь в сторону Микки.  — Йен. О ком ты, блять, говоришь?  — Серьёзно? — произносит он, пуская беззвучный смешок. — Ты не слышишь её? Она же очень…  Йен хватается за волосы. — …Громкая. — Кто громкий, Йен? — Микки не бросает попыток достучаться до парня. — Фиона? Йен оставляет его без ответа.  — Дебби? У Микки кончаются идеи.  — Я знаю, что ты предпочитаешь делать вид, что вовсе не знаешь её, — без каких-либо эмоций произносит Йен, — но хватит пиздеть уже. Микки окончательно теряет терпение и вскидывает руки наверх: — Да что за хуйн… — Это ебучая… Моника, Лип! — орёт Йен, разворачиваясь к Микки с горящими глазами и стиснутой челюстью. — Боже, ты, правда, не слышишь её? Микки безмолвно моргает. Лип? Честно, он не знает, что тут больше вызывает сомнения. Йен, который слышит голос своей мёртвой матери за решёткой тюремной камеры, или Йен, который думает, что мотает срок вместе со своим ебанутым братцем, а не парнем.  Когда Микки ничего не отвечает, Йен поворачивается обратно к двери и начинает снова тарабанить по двери, но сильнее и быстрее, чем в прошлый раз. Он не останавливается. Охранники начинают обращать на него внимание. — Да боже ты мой, Йен, — бубнит Микки, когда его мозг начинает работать.  Он оттягивает парня от двери, крепкой хваткой держа его за плечи, и кидает в другую сторону тесной камеры. Йен вскидывает руки, становясь в боевую позицию, и испепеляющим взглядом смотрит на Микки.  Тот смотрит в ответ, выгибая бровь. Йен не понимает, кто перед ним стоит.  — Эй, — мягко произносит Микки, разжимая кулаки и расслабляя руки. — Всё хорошо. Он слышит громкое дыхание Йена и всё, что он хочет сделать, это обнять его и не отпускать до тех пор, пока парень не придёт в себя, однако сейчас это не кажется хорошей идеей. Вместо этого Микки делает один шаг по направлению к Йену и понижает голос: — Это же я, — произносит он, глядя на него молящим взглядом, — Микки. Видимо, с упоминанием имени что-то в голове Йена щёлкает, потому что его плечи сразу расслабляются, а взгляд становится более ясным. Он долго моргает, после чего роняет руки вдоль тела.  — Липа здесь нет, — говорит Микки, делая ещё шаг. — Тут только я. Йен снова моргает. — Я знаю, — произносит он дрожащим голосом. Микки снова делает шаг, и теперь он может дотянуться до парня рукой. — Хорошо. Он нежно обхватывает лицо Йена, поглаживая бледную щёку большим пальцем.  — Я знаю, — повторяет он почти шёпотом. — Хорошо. Другую руку Микки кладёт на бедро Йена. Он хочет сжать парня в объятиях и уложить спать. Он хочет хотя бы попытаться унять голоса в голове Йена всеми возможными способами.  Йен ещё минуту удерживает взгляд на Микки, после чего переводит его обратно на дверь.  — Думаешь, эти парни помогут нам отыскать Монику? Микки тут же отскакивает от парня и оборачивается, чтобы увидеть ораву тюремных охранников, открывающих дверь их камеры.  — Пиздец, — выдыхает Микки, незамедлительно преграждая Йену проход к выходу.  — Что за балаган вы тут устроили? — спрашивает один из охранников. Должно быть, Джексон, вспоминает его имя Микки.  — Тут всё ровно, — он предпринимает заведомо провальную попытку исправить ситуацию. — Нам нужно выбраться отсюда, — произносит Йен, пытаясь обойти Микки, который то и дело отпихивает его назад, заслоняя парня своим телом.  — Неужели? — Джексон противно ухмыляется. — Не только вам отсюда выбраться охота.  — Она зовёт нас, — говорит ему Йен. — Вы не слышите её? Ей нужна наша помощь.  — Да-да, мне побоку. Вы никуда отсюда не уйдёте.  — Просто… Послушайте! — умоляет Йен, снова пялясь на дверь широко распахнутыми глазами.  Джексон смеряет его странным взглядом, а затем поворачивается лицом к Микки, вопросительно выгнув бровь.  — Он ещё не до конца проснулся, болтает во сне, — не бросает попыток тот.  — Заткнись, — отвечает Йен, проталкиваясь через его руку. — Вы, правда, не слышите? — Не слышим чего? — спрашивает Джексон. Йен таращится на пространство над головами охранников. Словно над ними летает что-то, что может видеть только он. Возможно, в его голове там и вправду что-то есть.  — Ангела, — шёпотом отвечает Йен. Микки закрывает глаза и тяжко вздыхает. Полный пиздец. Йен срывается с места и направляется к двери, совсем не обращая внимания на пять амбалов с пушками, которые преграждают ему путь.  — Эй, — рявкает Джексон, его грубый тон заставляет парня остановиться и крепко сжать челюсти. — Мне нужно пойти и отыскать Монику.  — Йен… — Мне похуй, — Джексон перебивает Микки. — Быстро встал напротив коек.  Йен несколько секунд глазеет на него, после чего срывается: — Нахуй вас. Далее всё происходит, как в замедленной съёмке, и всё, что остаётся делать Микки, — это стоять и смотреть.  Йен несётся к двери, полный решимости проскочить мимо пяти охранников, стоящих напротив него. Микки, поскольку находится сзади, не может увидеть лица парня, но, видимо, есть в его взгляде что-то кровожадное, раз Джексон отскакивает и автоматически тянется рукой к кобуре.  — Нет! — кричит Микки, и вся его жизнь проносится перед глазами в ту секунду, когда Джексон спускает курок и дротики врезаются прямо в грудь Йена.  Напряжение сразу же покидает его тело, когда он замечает, что охранники держат в руках ненастоящие пистолеты, однако ненадолго, поскольку далее Микки видит, как Йен падает на пол и начинает биться в конвульсиях.  Ему тяжело наблюдать за этим зрелищем, поэтому он прикусывает губу, чтобы не наделать чего лишнего, что ухудшило бы ситуацию. Микки чувствует вкус крови.  Когда тело Йена расслабляется и он замечает, что парень по-прежнему дышит, то ему становится немного легче.  Два других охранника присаживаются на корточки и вынимают дротики из груди Йена, который снова начинает дёргаться, но затем успокаивается. Он слабо стонет от боли, когда один охранник начинает переворачивать его на живот, а другой надевать на его запястья наручники.  Микки, наконец ощущая как адреналин утихает в крови, подходит к ним поближе.  — Что вы творит… — Полегче, Милкович, — говорит Джексон, хватая свою дубинку и вытягивая её перед носом Микки.  Парню ничего не остаётся, кроме как молча смотреть на охранника, ведь он понимает, что преимущество уж точно не на его стороне. Выбор только между проигрышем и ебейшим проигрышем.  Другие охранники поднимают Йена на ноги, что требует немалых усилий, потому что он, очевидно, ещё слаб. Йен не может ни идти, ни стоять самостоятельно, а его руки, сцепленные наручниками за спиной, только усугубляют положение, однако охранники не сдаются и продолжают удерживать его.  Йен приподнимает голову, чтобы взглянуть на Микки, который видит перед собой измождённое и уставшее лицо.  — Микки… — Всё в порядке, Йен, — говорит он, не сдвигаясь со своего места у коек. — С тобой всё будет хорошо. Они собираются отвести тебя в больничку.  Джексон смеётся: — Больничку? Он пытался напасть на нас. — Он не пытал… — В ШИЗО его, — приказывает Джексон остальным охранникам, которые колеблются всего секунду перед тем, как начать тащить Йена на выход.  — Что? — выкрикивает Микки, продвигаясь вперёд. — Да вы издеваетесь. Ему нужна помощь, он… В ту же секунду его грудь сталкивается с дубинкой Джексона. Металл неприятно вдавливается в кожу.  — Ты глухой? — выплёвывает Джексон, толкая Микки назад. — Встал к койкам.  Он послушно отходит назад, пока не касается плечами и коленями бетонных кроватей. Микки с презрением осматривает охранника, когда тот дубинкой придерживает ему подбородок.  — Микки, — Йен спотыкается о собственные ноги, когда охранники силком выводят его из камеры, его глаза широко раскрыты и нацелены только на него. Его взгляд полон паники, отчего у Микки щемит сердце. — Всё хорошо, — пытается он успокоить Йена, хотя сам ни капли не уверен в собственных словах. — Иди с ними, Йен. Доверься мне.  — Мик… Один из охранников резко дёргает Йена за руку, на что тот снова начинает препираться. — Нет, — произносит он, глядя на Микки умоляющими глазами, полными желания остаться. — Микки! — Не сопротивляйся, Йен, — говорит он почти дрожащим голосом, проглатывая комок, образовавшийся в горле, надеясь, что его глаза не намокли. — Просто следуй за ними. — Мик, — начинает Йен, но безрезультатно.  Он всё равно сопротивляется охранникам, но его тело всё ещё вялое, поэтому его попытки ни к чему не приводят. Особенно учитывая то, что его руки скованы наручниками.  — Нет, — умоляет Йен, дрыгая плечами, в то время как охранники продолжают уводить его за дверь. — Нет, я не хочу… Микки! Микки смотрит на него до тех пор, пока фигура Йена не исчезает из его поля зрения. Как только его уводят, Микки закрывает глаза, умоляя себя не плакать каждый раз, когда слышит истошные вопли Йена, который выкрикивает его имя.  Это полный пиздец. Он не знает, что ему делать. Наконец, Джексон убирает дубинку от подбородка Микки, но всё ещё держит её в руке.  Остальные охранники уходят, но Джексон задерживается в камере, оглядывая Микки с головы до ног, словно нарываясь на то, чтобы он не выдержал и набросился на него.  Микки сдерживается. Но когда Джексон поворачивается, чтобы покинуть камеру, и почти подходит к двери, Микки не может промолчать. — Он болен, — произносит он, приковывая к себе внимание охранника. — Ему нужен врач. Таблетки. Вы не можете просто бросить его в карцер и притвориться будто ничего не бы… Микки падает на пол, когда его левое колено пронзает дикая боль, и единственное, что он слышит, это свист разрезающей воздух дубинки. Он стонет сквозь стиснутые челюсти, тяжело дыша.  —  Не наглей, — выплёвывает Джексон, крепкой хваткой держа дубинку.  Микки не может заставить себя поднять на него взгляд. Его колено блядски горит, и он уверен в том, что все его силы ушли вместе с Йеном из этой чёртовой камеры.  Он ждёт очередного удара от Джексона, но вместо этого слышит отдаляющиеся шаги тяжёлых ботинок, гудение закрывающейся двери  и то, как она захлопывается позади него.  Микки тяжёло дышит, лёжа на полу и держась за больную ногу. В его голове то и дело вертится Йен Йен Йен, и так по кругу.  Он не знает, что делать. Он не знает, может ли он хоть что-то сделать.  Он чувствует себя абсолютно беспомощным впервые за долгое время.  Он продолжает какое-то время сидеть на полу со сбившимся дыханием, пока в камере не выключается свет. Как только его начинает душить темнота, к ней присоединяются слёзы.              *** На следующее утро Йен не возвращается.  Микки не спал. Он не мог перестать видеть Йена, который борется с препятствиями в своей голове, своего парня, который выкрикивает его имя, — умоляет его сделать что-нибудь — а всё, что Микки оставалось делать в ту секунду, — это стоять и наблюдать за происходящим.  Он встаёт вместе с другими заключёнными и спускается на завтрак. Его глаза затуманены от слёз, а сам он полностью опустошён и измотан.  К тому времени, как он возвращается обратно в свою грустную и пустую камеру, тяжёлый груз ложится на его плечи. Йена всё ещё нет. Его кровать заправлена со вчерашнего дня, а подушка так и лежит на нижней койке, где этим утром её оставил Микки.  Полночи он не может заснуть, однако усталость всё-таки берёт верх, и Микки проваливается в тревожный и беспокойный сон, пока вновь не восходит солнце.  *** Прошло три дня. Три дня, а Йен до сих пор кукует в ШИЗО. По крайней мере, Микки думает, что он там. Честно, он не уверен. Никто в этом месте не горит желанием поделиться с ним хоть какой-нибудь информацией. Уж точно не за бесплатно.  Он проверяет лазарет каждый день в надежде увидеть Йена, стоящего на ногах и работающего со своими пациентами или хотя бы прикованного к кушетке.  Однако ничего из этого он не видит и не знает, стоит ли ему радоваться или плакать.  На четвёртую ночь Микки начинает сходить с ума. Он бродит по периметру малюсенькой комнатки, словно это помогает его мыслительному процессу, а не пробуждает в нём желание ударить стену. Он не знает, что делать. Ему необходимо знать, где Йен, — необходимо знать, в порядке ли он, — и у него заканчиваются идеи.  Он просто надеется, что на этот раз всё пройдёт удачно.  Раздаётся тихий стук, а за ним звук гудения открывающейся двери камеры, куда заходит тюремный охранник. Микки распрямляет плечи и, не вздрогнув, встречает старого пердуна презрительным взглядом.  Его имя — Даниэль, он работает тут ещё с тех пор, когда Микки совсем ребёнком навещал здесь своего отца. Он старый добрый взяточник, какие Микки как раз по душе, и никогда не отказывается от лишних денежных компенсаций.  Микки достаёт из носка пачку денег, заранее убедившись, что Даниэль наблюдает за ним, и начинает пересчитывать их.  — Что на этот раз, Милкович? — вздыхает Даниэль.  Микки, раздумывая, постукивает пачкой денег по ладони.  В ответ Даниэль закатывает глаза: — Ну же, шевели булками, или я уйду. Мне нужно ещё к трём бедолагам наведаться, пока свет не вырубили.  — Мне нужна инфа, — бормочет Микки. — По поводу? — О сокамернике. Зовут Йен Галлагер.  Даниэль переводит взгляд с пачки денег на Микки: — Твоём сокамернике? — Да. — Он тебя достаёт? — Нет, — мигом вылетает ответ со рта Микки. — Просто не видно его в последние дни.  — Серьёзно? — Они его забрали, — объясняет Микки. — В карцер. Не сказали, когда он вернётся.  — Тебе-то какое дело? — спрашивает Даниэль, заинтригованно подняв бровь.  — Никакого, — произносит Микки настолько убедительно, насколько это возможно, бесстыдно обманывая охранника.  В ответ Даниэль фыркает.  — Просто… — Микки колеблется. — Можешь узнать, где он? В стабильном ли он… состоянии? Даниэль впивается в него пристальным взглядом: — Он в ШИЗО, Милкович. Они все там в нестабильном состоянии.  — Да-да, — отмахивается от него Микки, отсчитывая нужное количество денег и протягивая их охраннику. — Просто узнай, в порядке ли он.  Даниэль согласно машет головой, скручивая пачку денег и запихивая её в карман. — А если он не в порядке? Микки замирает на месте. Растерянно пожимает плечами. — Ну, ладно, — мямлит Даниэль. — Жди меня завтра.  *** Этой ночью Микки так и не удаётся заснуть.  Он встречает утро раньше, чем солнце. *** Даниэль заявляется в камеру на следующую ночь. За это время Микки успел обгрызть все ногти до мяса, а кожа вокруг них даже кровоточит в некоторых местах. Его веки так и норовят закрыться от постоянного напряжения и неимоверной усталости. Он сидит на своей койке с опущенными плечами и наполовину готовым планом в голове по вызволению Йена из карцера, который включает в себя знания расположения воздуховодов.  Вновь раздаётся гудящий звук и дверь распахивается. Даниэль робко заходит внутрь. — Что? — спрашивает Микки, готовый получить новости. Он встаёт с койки, нервно перебирая пальцами.  — Твой дружок, Галлагер? — начинает Даниэль. — Он всё ещё в ШИЗО.  — Понял, — отрезает Микки. — С ним… — Даниэль проводит рукой по рту. — С ним не всё так гладко. Сердце Микки на мгновение замирает. — Блять, — выдыхает он. — Насколько всё плохо? — Сейчас всё намного лучше, чем до этого, — пожимая плечами, говорит Даниэль. — Сегодня приходил врач. Дал ему какие-то мощные седативные. Парни говорят, что он часами пялится в стену, не двигаясь.  Микки пытается не поддаваться панике. Хорошо. Седативные так седативные. По крайней мере, он спокоен, да? По крайней мере, он не… — У него царапины на лице, — произносит Даниэль, обводя рукой свои щёки. — До самых ушей. Глубокие царапины. Как будто… Как будто он слышал какие-то голоса и пытался заглушить их.  Микки отворачивается от Даниэля. Он не отворачивается полностью, лишь в пол-оборота, чтобы вместо пронизанного жалостью взгляда охранника видеть бетонную стену. Микки стискивает челюсти и быстро вытирает глаза. — Говорят, он наделал много шума, — продолжает Даниэль. — И до того и после того, как его туда запихнули. Никто не мог его остановить. Знаешь что-нибудь об этом? — он вопросительно наклоняет голову набок.  — Он болен, — объясняет парень, протирая глаза ладонями.  — Он… — Микки секунду колеблется. Ладно, хуй там плавал: — У него биполярное расстройство. В его деле это указано, можешь посмотреть. Он принимает таблетки два раза в день, и ещё раз в месяц к нему приходит этот шарлатан или, как вы его называете, психиатр.  В ответ Даниэль хмурится: — Биполярное расстройство? — Да. — Он всегда такой? — Нет, — выдыхает Микки, отрицательно качая головой. — Обычно он… Обычно он нормальный.  Микки делает передышку, облизывая губы, и затем продолжает: — Просто иногда у него случаются подобные эпизоды, а долбоёбы, которые увели его в карцер, в душе не ебут, что с этим делать. — За языком следи, — предупреждает его Даниэль.  Микки проводит рукой по волосам. Делает ещё один вдох.  — Ты сказал, сегодня к нему приходил врач? — спрашивает Микки. — Да, — Даниэль прислоняется плечом к стене, засовывая руки в карманы. — Ещё слышал, что он завтра придёт. Ну, чтобы убедиться, что с ребёнком всё в порядке.  Микки прерывисто выдыхает: — Хорошо. Минуту они стоят молча: Микки, сверля взглядом стену, а Даниэль — его. Обычно он не любит задерживаться, особенно торопясь урвать несколько долларов с других заключённых, однако сегодня Даниэль остаётся, наблюдая за Микки, словно тот сумел привлечь к себе его внимание.  — Не знаешь, когда его выпустят? — спрашивает Микки. Даниэль пожимает плечами в ответ. Взглядом он обводит Микки с головы до ног.  Тот закатывает глаза и достаёт оставшиеся деньги из носка. Минуту он размышляет о том, чтобы отдать охраннику всё, что у него есть, потому что он сыт всем этим уже по горло, но передумывает. Он должен быть умнее этого. Ради Йена.  (Только одному Богу известно, что Йену может понадобиться, когда он, наконец, вернётся к Микки, — потому что Йен точно вернётся, Микки приходится верить — а деньги в этом месте решают всё).  Микки подходит к охраннику, протягивая несколько купюр.  — Точно не знаешь, когда он вернётся? — он повторяет вопрос. Пару секунд Даниэль пялится на деньги, после чего поднимает взгляд на Микки. Микки прекрасно знает этот взгляд. Как и прекрасно знает, что охранник собирается ему сказать.  — Мне не нужны твои деньги, — отвечает Даниэль. Микки опускает руку, его глаза прикованы к охраннику, стоящему прямо перед ним. Его голос становится тише, когда он спрашивает: — Хули тебе тогда надо? Он знает ответ. Они оба знают. Даниэль распрямляется, становясь чуть выше. — Я тут подумал, что ты можешь найти… другой способ отплатить мне за мои услуги.  Он проводит рукой по ремню. Вроде обычно, а вроде и с намёком.  И дело в том, что Микки, правда, задумывается над его предложением, но после выплёвывает: — Пошёл ты нахуй.  Его слова звучат сухо и отстранённо, так же разбито, как и он сам. А ведь он всего лишь хочет узнать, в порядке ли парень, которого он любит больше всего на этом свете.  Даниэль только пожимает плечами в ответ, будто отказ не имеет для него никакого значения. Он снова прислоняется к стене.  — Не знаю, когда твой дружок вернётся, — он облизывает нижнюю губу. — Думаю, не скоро.  Микки знает, что это та цена, которую он платит за то, чтобы участвовать в этой игре. Но всё равно его это злит. Приводит в ярость. Заставляет сжимать кулаки настолько крепко, что они начинают трястись, особенно когда он слышит то, как Даниэль произносит слова твой дружок.  Как будто Йен просто какой-то парень, а не любовь всей его жизни. Да, возможно, Даниэль этого не знает. Ладно, если так подумать, то никто этого не знает.  Но всё равно. Он устал, он раздражён, и он просто-напросто стесняется душить охранника внутри тесной камеры без свидетелей, когда звучит сигнал об отключении света.  Даниэль последний раз окидывает Микки взглядом, отталкивается от стены и принимается блуждать по пустым коридорам тюрьмы.  Дверь с шумом захлопывается. Ещё чуть позже выключается свет.  А затем Микки ударяет стену.  *** Из-за боли он ворочается в кровати почти всю ночь, а после того как ему удаётся поспать пару часов, он просыпается со следами крови на лице, которые оставила рассечённая кожа на костяшках его пальцев. Его рука пульсирует, а сердце изнывает от боли.  Он скучает по Йену. Волнуется за него. Но в этой ситуации он бессилен.  *** Они заставляют его пойти в лазарет, после того как замечают, что он складывает бельё медленнее, чем обычно, из-за того, что его рука опухла и выглядит в два раза больше. Он сломал два пальца.  Они просто забинтовывают ему руку вместо того, чтобы наложить гипс, как положено. По их мнению так будет слишком много места, куда можно спрятать контрабанду, а в довесок гипс можно использовать в качестве оружия. Короче, ебучие тюремные заморочки.  Они дают ему два аспирина, после чего отпускают. *** Этой ночью Микки вырубается, измотанный стрессом, болью и усталостью. Ему снится Йен, находящийся в полном одиночестве и постоянно выкрикивающий его имя. Проснувшись, Микки чувствует слёзы, текущие по щекам. *** Следующие два дня проходят так же. Почти неделю они держали у себя Йена, прежде чем вернуть его Микки.  Близится время выключения света. Микки лежит на своей койке, как обычно прижав к груди подушку Йена. Его взгляд расфокусирован, глаза смотрят в никуда, он не обращает никакого внимания на фигуры, шастающие возле его камеры, пока дверь не начинает медленно открываться.  Он принимает сидячее положение при виде рыжих волос и протирает глаза.  Йен заходит в камеру, его конечности закованы цепями. Он изнеможённым взглядом смотрит на Микки, после чего поворачивается, чтобы охранник, сопровождающий его, снял с него кандалы. Микки медленно встаёт, боясь совершить резкое действие, которое может рассеять такой сладкий сон.  Йен потирает запястья, осторожно наблюдая за тем, как охранник выходит из камеры и закрывает за собой дверь. Затем он поворачивается на месте и нерешительно смотрит на Микки.  — Иди сюда, — выдыхает тот, пересекая двумя шагами комнату и сталкиваясь своей грудью с Йеном.  Микки обхватывает руками плечи парня, ближе и крепче прижимая его к себе. Ладонью он зарывается в волосах Йена, проходясь пальцами между длинными рыжими прядями, которым не помешал бы горячий душ, но Микки плевать.  — Бля, — шепчет он, зарываясь носом в шею Йена и оставляя на липкой коже нежный поцелуй.  Руки парня сперва неуверенно нащупывают бёдра Микки, а затем перемещаются на его поясницу. Он позволяет себе утонуть в Микки, прижимаясь лицом к его плечу и перенося на него весь свой вес.  — Держу тебя, — говорит ему Микки, поглаживая руками спину и плечи парня.  Он, правда, держит его. Держит крепко. Клянётся никогда больше не отпускать его, пусть охрана и их ебучие оружия идут нахуй.  Какое-то время они стоят так, в успокаивающих объятиях друг друга.  Затем выключается свет.  Они не сдвигаются с места. *** Наконец, их колени начинают подгибаться.  — Пойдём, — Микки слегка отстраняется, чтобы протолкнуть руки к пуговицам комбинезона Йена и расстегнуть их. Он раздевает парня, оставляя на нём лишь майку и боксёры, а после укладывает на нижнюю койку ближе к стене. Сняв комбинезон, Микки следом залезает на бетонную кровать, закрывая Йена своим телом. Вряд ли кто-то побеспокоит их этой ночью. Однако от старых привычек тяжело избавиться, вся хуйня. Микки переворачивается на спину, и Йен тут же пристраивается к его боку, кладя голову на плечо, а лицом зарываясь в шею. Телесный контакт успокаивает его нервы, как ничто другое, поэтому Микки глубоко и медленно выдыхает, накрывая их одеялом.  Йен обхватывает руками торс парня, ладонью цепляясь за его рёбра.  — Всё хорошо, — в темноте шепчет Микки. — С тобой всё хорошо. — Знаю, — хриплым голос отвечает Йен, сильнее прижимаясь к тёплому телу. Этого достаточно, чтобы в горле Микки вновь образовался комок. Он двигает челюстями, несколько раз открывая и закрывая рот. Его голос предаёт его, и у него хватает сил произнести только два слова. — Прости меня. Йен крепче обхватывает торс Микки. И Микки ломается. Всё его тело начинает трястись, когда он пытается сдержать слёзы, но они всё равно без его разрешения текут по щекам. Он прижимает Йена ближе к своей груди, почти целиком укладывая долговязого придурка на себя, чтобы почувствовать вес его тела.  Микки пролезает рукой под тонкую майку Йена, широко растопыривая пальцы и водя ими по периметру тёплой кожи спины.  — Прости меня, — вновь повторяет он, сдавленно шмыгая.  Йен кивает прямо в шею Микки, слёзы тоже начинают катиться по его лицу.  — Я рядом, — шепчет Микки в его волосы снова и снова. — Я рядом.  Они молча плачут, встречая долгую ночь. *** Они не спят. Не сегодня. Они крепко держат друг друга, прижимаясь телами, и наслаждаются комфортом и покоем, потеряв счёт времени. Микки вновь проводит рукой по волосам Йена. Йен проскальзывает пальцами по тату Микки.  — Как ты себя чувствуешь? — наконец спрашивает Микки, после того как слёзы перестают скатываться по щекам, а тело успокаивается.  Они дышат в унисон, их грудные клетки синхронно поднимаются и опускаются.  — Потерянно, — отвечает Йен. — Всё происходит как в замедленной съёмке.  Микки понимающе хмыкает.  — Они давали тебе таблетки? — Вроде бы, — искренне говорит Йен. — Если честно, я не помню первые дни.  Микки вздыхает, целует парня в лоб, а затем переворачивает их тела на бок.  Он не видит лица Йена в темноте, но может разглядеть его очертания. Кончик носа, линии скул. Он ощупывает его лицо рукой, пока не находит то, что искал.  Йен вздрагивает, когда Микки легко скользит пальцами по царапинам, доходящим до ушей.  — Прости, — выдавливает Микки, перемещая ладонь на щёку Йена. — Всё хорошо. — Болит? Йен пожимает плечами. — Немного, — он замирает. — Я думал, что слышу маму. — Знаю. — Моника умерла два года назад. — Знаю. Йен прикасается к Микки, кладя свою ладонь поверх его. — Затем я думал, что слышу тебя. Микки закрывает глаза. Красивый парень, лежащий под его боком, разбивает ему сердце.  — И они не останавливались. Все эти голоса, — говорит Йен, обхватывая запястье Микки. — Ты, Моника, Лип, Фиона, Фрэнк. Все, кто только можно. Просто… Их было слишком много.  Микки соединяет их лбы воедино. В носу начинает пощипывать, словно вот-вот и он снова заплачет. Однако он уверен, что выплакал все слёзы. — А затем они остановились, — шепчет Йен. — И это было ещё хуже. — Было страшно? Ладонью Микки чувствует короткие и робкие, но честные кивки Йена.  — Я думал, что останусь там до конца жизни.  Губы Микки распахиваются, и он выпускает дрожащие выдохи, которые окутывают лицо Йена.  — Я бы никогда не позволил этому случиться, — обещает он. Йен трётся своим носом об его и шепчет: — Я знаю. После Микки целует его, нежно обхватывая затылок Йена и обсасывая его губы. Он целует его так, словно они не виделись целую вечность, словно никто из них не знал, увидятся ли они вновь. Их языки сплетаются в ласковом танце, не обращая внимания на дрожащие губы. Пылающие и дикие эмоции сочатся сквозь приглушённые стоны и сломленный шёпот. Здоровой рукой Микки зарывается в волосы Йена и крепко цепляется за рыжие пряди.  К тому времени как они отлипают друг от друга, их дыхание сбито, а лбы соприкасаются. Они лежат друг напротив друга. Дышат в унисон, продолжая оставлять лёгкие поцелуи и блуждать пальцами по оголённым частям тела. Без какого-то сексуального подтекста. Они просто-напросто успокаивают друг друга, даря тепло и уют прикосновений.  Так они и засыпают, уставшие, дрожащие и дышащие телами друг друга.  Микки обхватывает руками Йена и проваливается в глубокий сон.  *** На следующее утро он просыпается от россыпи поцелуев на груди.  Тёплые губы прижимаются к его коже, и Микки улыбается до того, как прийти в себя. Он встречает это доброе утро довольным стоном и, не открывая глаз, протягивает руки, чтобы нащупать плечи Йена.  Тот оставляет дорожку поцелуев на ключицах Микки, его шее. Затем переходит к щекам и опухшим глазам, откуда прошлой ночью вылилось достаточно слёз.  — Выглядишь уставшим, — произносит Йен, нежно поглаживая большим пальцем лицо Микки.  Он не упоминает все бессонные ночи, но думает, что Йен, скорее всего, уже догадался об этом сам.  — Всё в поряде, — мямлит Микки. Йен хмыкает: — Что с тобой случилось? Микки, не веря своим ушам, открывает один глаз: — Со мной?   Йен склоняет голову набок и целует его в губы раз, два. Мягко и медленно, и, кажется, будто Микки может провести так весь день, валяясь в постели и целуя Йена. Будь у него такая возможность.  Йен садится верхом, устраиваясь на коленке Микки, и гладит его руки, начиная с плеч и идя ниже.  Микки вновь закрывает глаза и довольно стонет, чувствуя прикосновения Йена к своей коже. Он не знает, что парень делает, — ему, если честно, всё равно — просто знает, что это приятно.  Он наслаждается до тех пор, пока Йен не хватает Микки за предплечье и не вытягивает его правую руку наверх.  — А это что? Микки приходится открыть глаза и увидеть собственную ладонь, обмотанную грязным бинтом, и непонимающий взгляд Йена.  — Эм, — начинает он. — Ну, я ударил стену. Йен выгибает губы, словно пытается сдержать улыбку. — Зачем? Микки пожимает плечами: — Потому что тебя не было рядом, чтобы остановить меня.  Йен смеётся в ответ, когда Микки вырывает свою руку из его крепкой хватки. Смех парня снимает напряжение в его груди.  — Микки, — Йен пытается казаться серьёзным, но из-за улыбки у него ничего не выходит. — Завали ебало, — дерзит Микки, обхватывая лицо Йена. — Иди сюда. Продолжай целовать. Йен хихикает и хватает ладонь Микки, осыпая костяшки пальцев поцелуями: — Нет, нужно переделать. — Переделать? — Да. Кто так заматывает? Руки бы ему оторвать.  В ответ Микки смеётся, чувствуя себя намного лучше, несмотря на то что его пальцы отдают болью при малейшем движении.  — Работа Денниса? Готов поспорить, что это забинтовывал Деннис, — говорит Йен сам с собой, пока снимает повязку.  — Галлагер. Успокойся, всё в порядке.  — Строит из себя хуй пойми кого из-за того, что закончил первый семестр в меде перед тем, как вылететь, хотя даже руку нормально забинтовать не может.  — Йен. — Хочешь, чтобы неправильно срослось? Йен, правда, останавливается, ожидая ответа Микки. Тот закатывает глаза, раздражённо выдыхая и закидывая свободную руку за голову: — Ладно. — Ебучий Деннис, — ворчит Йен, заканчивая разматывать бинт.  Он начинает накладывать повязку заново, крепко оборачивая её вокруг ладони Микки так, чтобы обездвижить её, но не затормозить поток крови. Он аккуратен и опытен, что наводит Микки на мысль, сколько же раз Йен проделывал эти махинации.  — Красота, — окончив, произносит он. — Теперь ты не будешь до конца жизни ходить с кривыми пальцами.  Микки слабо двигает рукой: — Спасибо. Йен ложится, ныряя в объятия Микки. — Пожалуйста, — бормочет он в его плечо.  — Вообще-то, я думал, что я должен заботиться о тебе, — произносит Микки в макушку Йена, перед тем как чмокнуть его. — А не наоборот. Йен просто пожимает плечами. — Мы заботимся друг о друге.  Он говорит это так легко, как что-то само собой разумеющееся. Возможно, так и есть. Возможно, так всегда и было.  — Сегодня тебе лучше? — ласково спрашивает Микки. — М, думаю, да, — вздыхает Йен. — Чувствую себя так же растерянно, устало, но да. Мне лучше.  Микки легонько проводит ногтями по плечам парня. — Я всегда чувствую себя лучше рядом с тобой, — тихо произносит Йен в ключицу Микки. Никто из них не успевает ничего сказать, когда раздаётся гудящий звук и дверь камеры открывается. Охранники, слоняющиеся по коридорам, начинают звать всех заключённых на завтрак. Йен мигом слезает с Микки, неуклюже падая на пол, а затем встаёт на ноги, разминая длинные конечности. Он начинает натягивать на себя жёлтый комбинезон, за чем Микки внимательно наблюдает.  Потому что Микки проведёт весь день, размышляя, как ответить ему я тоже, как сказать Йену, что он всегда хочет, чтобы тот чувствовал себя лучше, каждый день, всю оставшуюся жизнь. Как хорошо ему на душе, когда Йен рядом с ним, и насколько сильно он хочет, чтобы Йен никогда не уходил от него.  А когда слова так и не вырвутся из его рта, ночью, в кровати и в темноте, он покажет Йену, как он жаждет того, чтобы парень чувствовал себя лучше, своим телом вместо тысячи слов.  — Иди сюда, — бубнит Микки, сидя на койке и свесив с неё ноги.  Он наблюдает за тем, как Йен трясущимися руками пытается просунуть пуговицу в отверстие на комбинезоне, но Микки притягивает его к себе за бёдра и перехватывает его руки. Он застёгивает их вместо Йена, не трогая две верхние, как парень любит.  Следом Микки накидывает комбинезон на себя и проводит руками по уставшему лицу, но сейчас он чувствует себя гораздо лучше, чем за всю прошедшую неделю. Он медленно выдыхает, расслабляя спину и позволяя плечам свободно повиснуть.  — Микки? Он поднимает взгляд на Йена, ждущего его возле двери.  — Идёшь? На этот раз у Микки есть ответ: — Да. Он следует за Йеном, куда бы тому не вздумалось пойти, и не бросит его ни за что и никогда в жизни.