Единственный исход призыва – смерть

       Мужчина тонул в бликах, сиявших ярче тысячи факелов. Я вдыхала запах асфальта, мокрый, освежающий, и вспоминала, как первые дни он удивлялся играм света, брызгавшим из окон, вывесок и витрин, словно звёздная россыпь, туманом опущенная на землю. Город, зажигающийся в ночи, сегодня был просто оплепителен. Мощёные улочки трещали по швам от количества людей, чаще всего — семей, шумно встречавших Новый год на главной площади. Эта атмосфера отличалась от той, что была в детстве.        В Урелии была гигантская площадь, вдвое больше и пустыннее этой. Вместо будок со сваржаком, запеченными в масле окорочками и кисло-сладкими закусками жители разбивали целые рынки. Красоты в них было на порядок меньше, а вот души явно больше. Они не сверкали, не слишком цепляли взгляд, но все равно притягивали. Подавали кофе, сладости и какао с зефиром, от чего улыбались все. Как сейчас помню: ёлка до небес, толпа, отец усадил меня на плечо, и — хлынули салюты…        Прохаживаясь мимо, невольно задеваешь десятки жизней. Слышишь отрывки разговоров, не имеющих к тебе никакого отношения, имён, видишь лица, которые забудутся через секунду, ныряешь в какофонию ароматов. Было бы дерьмово, иди я в этой идиллии одна.        — Смотри, мисс! — дёрнув за рукав, кронпринц поволок меня куда-то. Бросив ночь на самотёк, я, предварительно выпив два бокала шампанского, рассмеялась: Регулус подвёл нас к витринам ресторана корейской пищи. — Эта еда… Это… трад-… традицон-… это блюдо есть в Инк!        — Ахаха… Есть… Ну да… — я, завидев его светлую радость, толкнула двери. Налегке, бросив дома рюкзак вместе с сожалениями, мы бродили по Угерграду, постепенно изучая каждый переулок, даже тот, в который не было смысла заходить.        — Эй, у нас нет денег. Забыла?        — Ради тебя найду, — плевая, была понята или нет, я ввалилась в просторный зал, уставленный сервированными столами. — Здравствуйте.        Парень, стоявший спиной, повернулся.        — О… какая встреча, — Эрик, появившийся вне колледжа, как грёбаный скример, вызвал непроизвольный ик. Пресвятые боги 2D, на нём и стандартно-белая униформа сидит сексуально… Впервые видимся в нетворческой обстановке… Он без планшета, карандаша за ухом и расслабленного хвостика… ну, пучок тоже ничего… — Эй? Чего закажешь?        Заторможенно отвечавшая я была грубо перебита:        — Хочу сделать заказ, — кронпринца неожиданно отчётливо произнес фразу. Правда, с агрессией. Так. Игнорь. Игнорь.        — Да, конечно. Чего желаете? — подмигнув мне, Эрик выслушал заказ: Каллисто выбрал какой-то суп. — Как ты?        Чёрт побери, блять, Рина, возьми себя в руки…        — Хи-хи, отлично, — что это за «хи-хи»?! Понимаю, организм пьянеет со скоростью света, но нет! Нет! Нужно быть трезвой! Стеклой как трезвышко! То есть… тьфу, Хийка меня за ногу! — Ха-ха-ха… Ну, рассказывай. Как жизнь? Почему работаешь в новогоднюю ночь?        — Предки уехали на острова. Про меня забыли, — Эрик пожал плечами, хлопоча с посудой. — От людей отбоя нет, может, хоть деньжат срублю…        И правда, шум стоял неимоверный: большая часть мест занята. При этом, по «магическому» стечению обстоятельств, новые посетители заполняли ресторан, позволив растянуть беседу на подольше.        — Получается, тебе не с кем праздновать? — у такого парня нет оравы друзей?.. Не верю!        — Это не важно. А ты со своим иностранцем? — губы дернулись. «Мой» иностранец отлучился по «важному делу» и нас не слышал. — Не помню, как зовут, мы не знакомы… Как он? Память не вернулась?        — Хикару. Нет, не вернулась.        — Ты явно к нему неравнодушна.        — Что? — крякнула я. Так. Бери себя в руки. Бери. Себя… — С чего ты взял?        — Постоянно ищешь его взглядом. Это сложно не заметить, — В руки. В руки возьми. Возьми. Себя… -бя… -бя… -бя… БЛЯ-Я!!!        — Я боюсь, что он потеряется в другой стране..! Вот и ищу, конечно…        — Пусть будет так, — улыбнулся подлец, а я позеленела. Вдох, Рина. То, что Эрик красивый, ещё ничего не значит… Ты тоже красивая, при этом убила своего соседа пару часов назад… Вот, вот, правильно, вот это подход… Выдох… Придется закопать сожителя, если Эрик даже не попытается конкурировать… В смысле, надо дать понять, что конкурировать не с кем! — Какие планы на ночь?        — Отдать тебе кое-что, что поднимет настроение, раз уж мы оба остались без родителей в праздник, — в куртке завалялся старательно упакованный свёрток, наконец дождавшийся своего часа. — Лови.        Эрик словил, расплываясь в улыбке. Зловеще хохоча в душе, считай, потирала ручки. Сегодня подарок — завтра загс…        — Ты чего… мне же нечего дать взамен… — он потрогал свёрточек, нетерпеливо дёргая за ленточку, а потом опомнился: — Можно же, да?        — Хах, конечно, — давай, будь пленен мной…        Если серьезно, приятно наблюдать за тем, как кто-то разворачивает обёртку.        Сколько бы человеку ни было лет, загадка, любопытство всё равно блестит в глазах. Выдает ребёнка, вынырнувшего на минутку из укрытия, ненадолго прячет напускную личину.        — О, я видел такой на ярмарке! — Эрик улыбнулся ещё лучистее, впервые, кажется, за всю историю нашего знакомства. Он сразу прицепил значок на форму. Ах… сердце… пульс… на нуле… — Так это твои работы?        — Ага, — это было одно из заданий за полугодие, которое я выполнила на ура. — Рада, что нравится…        — Да… — он отвёл глаза, от чего я, почесав щеку, смущённо помялась, радуясь шансу на миг вернуться в школьные годы.        Дарить гораздо приятнее, чем забирать…        — Рина?!        Анча, стряхивая снег с куртки, была в компании трёх девчонок. Вау, вторая неожиданная встреча… Как ни странно, завидев меня, она с ними разминулась и подбежала к стойке: — Привет!        — Чтоб меня за ногу хийкиной косой! — воскликнула я так, будто встретилась с сестрой. Анча распахнула руки. Не сразу поняв, что для объятий, я неуверенно шевельнула ладонями. Удивлённо моргнула: меня обняли, обжигая теплом. — …Ты как? Как жизнь?        — Ты не представляешь, как я ждала Рождества, чтобы отдать тебе это! — она рылась в сумке, пока не вытянула… — С Новым счастьем!        Нечто прямоугольное.        — Ну, бери! — я практически лишилась дара речи, принимая подарок, напоминающий формой книгу или альбом. — Пыхтела пол ночи.        Небольшой, но увесистый. Декоративный картон, мой любимый, был мягким на ощупь. Я бы сказала, воздушным. Веревка, помимо того, что дополняла дизайн, отсылалась на наш локальный мем: так уж вышло, на сессионной неделе мы наспор вязали петли… Надеюсь, нетрудно догадаться, кто победил?        — Это… правда мне?..— надеясь, что в носу щиплет ненадолго, я едва подобрала слова. Сомнения, по поводу того, чтобы это могло быть, — хоть бы не камень, не книга про холокост или «Урельский беспредел»! — быстро развеялись, стоило Анче показать палец вверх:        — Ага. Конечно, тебе. Развернешь сейчас?        Я прижала свёрток к груди, как драгоценное сокровище.        — Нет… дома. Ради сохранности.        — О, а это Хикару там? — она взглянула мне куда-то за спину. Мужчина неумолимо приближался, точно айсберг на Титаник, из дальнего угла ресторана. — Ха-ха, вы всегда вместе… Не удивительно, он так похож на Каллисто…        — Очень, — припечатала я, утирая несуществующую слезу. Солнышко, ты многого не знаешь…        В итоге нас растащили: Анчу — подруги, Эрика — клиенты, меня — сожитель, так что, полноценной беседы не сложилось.        «Ты вилась вокруг волосатого или мне показалось?» — от перевода я прыснула. Может, имелось в виду «патлатый»? Ужасно хотелось съязвить, но сдержало то, что день был чудесным (почти весь). Так что, снизойдя до пассивной агрессии, купила вторую миску супа. Вдруг обойдёмся без рукопри-… — «Я размозжу ему череп».        — Пресвятой Хийка… — ты безнадёжен.        «Сказал человек, опять причинивший магией зло», — ехидно отметил внутренний голос и тут же заткнулся.        — Кто такой Хийка?        «Святой?»        — Да, — процедила я, печатая.        «Послушайте, я вам никто. Почему вас интересует, кто мне нравится?» — Регулус выразительно на меня посмотрел. Аж волосы дыбом.        «Он тебе нравится?»        Дыши, Рина.        «Мне и вы нравитесь, пока спите зубами к стенке», — непрозрачный намек был назло проигнорирован.        «Ты даже этого не отрицаешь?» — не понимая, о чем речь, я обратилась напрямую:        «Вы не хотите делить квартиру с кем-то ещё?» — почему-то это заставило его задуматься, продолжая пялиться на меня, как на тупую. Я, войдя в роль, пялилась в ответ.        — Да, — а… Как кратко.        — Понятно, — безразлично кивнув, я зажевала острую, как мою печаль, лапшу.        «Я всё ещё жду ответа на вопрос, откуда у тебя мои портреты», — русло, в которое потекла беседа, совсем разонравилось.        — Ешьте быстрее, — буркнула я, потеряв аппетит.        Сразу после ресторана мы направились в центр. Показать фейерверки кронпринцу было идеей Х, по большей части потому, что мы оба не видели их достаточно давно. По словам Каллисто, последний фейерверк он помнил в «довоенном» периоде, то есть, лет десять назад, когда я года четыре. Чем ближе война подкрадывалась к дому, тем меньше денег оставалась. У нас их и раньше было немного, — именно поэтому я всего раз была в горах, — а зимой не стало вообще.        Пробираясь сквозь гущу, наводнившую площадь, я вдыхала вместе с морозом какие-то резкие ароматы, раздражавшие слизистую так, будто кто-то брызнул парфюмом прямо в нос. Едкая вонь переплеталась с запахом масла, в котором обжаривали мясо, и совсем немного — с запахом сваржака, обволакивающего изнутри за копеечную цену. Прохлада щекотала под слоем одежды, но ноги упорно волокли вперёд, дальше от будок и ближе к сцене, на которой гремел струнами оркестр.        Мы перестали идти, выбрав наиболее просторное местечко. Каллисто смотрел вдаль. Лицо, обращённое на сцену, ничего не выражало. Как понять, сжимая в кармане разряженный телефон, что у «инопришеленца» на уме? Рубины молчали. Не выдавали секретов. В них отражались фонтаны, рассыпавшиеся по черному небу.        Я чертыхнулась. Баханье, хлопки, крики врезались в уши, и я, глядя на фейерверки, вдруг быстрой нарезкой просмотрела самые страшные моменты своей жизни, от крушения многоэтажки до первого мгновения на развалинах квартиры после бомбежек. Опять дрожь, волна испуга, адреналина, дергаюсь, пятясь, врезаюсь в кого-то, бормочу извинения, начинаю задыхаться, — вдруг становится душно, — впиваюсь в ладони пальцами, визуально уменьшаюсь, уменьшаюсь, умень-…        — Мисс? — мужчина поднял глаза на небо, поздно осознавая. — ᚨᛚᚱᛒ!.. Пошли.        — Нет… А фейерверки? — я ткнула трясущейся, как у наркомана в период ломки, рукой на десятки салютов. Они взрывались, вырисовывая причудливые узоры. — Ты не видел фейерверки!        Он, мрачно бросив что-то вроде «насмотрелся», взял меня зашкварник и потащил сквозь столпотворение.

***

       Это произошло внезапно. Рывок — чьи-то руки вцепились в подарок. Ещё рывок — я махнула кулаком в нападающего. Тот попытался оцарапать ногтями мою руку, обхватившую его кисть, но безуспешно: стрельнувшая боль была ни чем. Эта поехавшая рожа, будто обтянутый кожей череп, испугала. Вдруг у него нож?        И вокруг никого.        Как обезумевшая, я завизжала, пиная ублюдка по голени, прямо в кость. Прокатился пот. Как кипящий чайник, я почти слышала бурление крови по венам.        Он замешкался. Я расщедрилась на удар в пах. Подарок куда-то затерялся. Мужчина скорчился, сгибаясь пополам, и я, не размениваясь на любезности, воспользовалась маминым методом — разученной подсечкой.        Подставила ногу, схватила за плечи и — резко бросила на землю.        — Сукин сын, — сплюнула я, в ужасе оглядываясь: вор пыхтел, темно хоть глаз выколи, телефон сел, Каллисто нет, а подарок куда-то упал. Ноги зудели от желания дать по съебам, пока бандит поднимался, но подарок, подарок… — Чёрт!        Я рискнула обшарить землю под кряхтение и грязный мат, но как бы не копошилась — найти ничего, кроме кулака, прилетевшего по голове, не смогла.        Содрогнувшись, я с пронзительным до звона в ушах криком пятилась, измазывая ладони в снегу и земле.        — Шаболда драная! — гаркнул пропитый голос. Белки глаз сверкнули во мраке. Не хочу умирать. Не хочу умирать. Не хочу умирать.        Округлое врезается в бок, выпрыскивая слезы. Среди мыслей, махом вылетевших от раската боли, осознание: это ботинок. Ботинок шарахнул хлеще кулака, хлеще одногруппниц и задир детства. Продрогаю до кости, тону, теряю связь с реальностью, мерещится хруст, темнота стелется пеленой, что мне сломали? Мне что-то сломали? Хочу закричать. Крик застревает в горле. Жизнь пронеслась перед глазами. Сжалась в клубок, ожидая следующего удара. Не дождалась. Ничего не последовало. Только копошение. Я соскребла силы, чтобы выпрямиться. Тупо откатилась. От соприкосновения с асфальтом будто током пронзало, но осознание, что на счету каждый миг, притупило ощущения.        — Гори, — не зная, какую цену заплачу, я отчаянно представила искру. Молилась. Молилась как никогда, чтобы она разгорелась, расползлась по одежде с той же скоростью, что и тогда, по пустому листу. Молилась, чтобы смогла свершить невозможное.        Словно по волшебству что-то сверкнуло, словно бы угли всколыхнули в камине. Догадываясь, что будет дальше, я поднялась на ноги. Почему зеваки не сбежались на вопли? Из-за салютов? А почему никто ни разу не прошел мимо? Абсолютно все собрались на площадях? Серьёзно? Бред! И почему тут не горят фонари и нет ни гирлянд, ни магазинчиков?        Почему?        Плата.        Иначе не объяснить.        В считанные секунды искорка, похожая на светлячок сигареты, перекинулась на куртку. Вор превратился в живой факел. Я сосредоточенно смотрела на пол, пока не нашла то, что нужно. Вот оно!        Пакунок был прижат к груди.        — Что..?

Все, что меня заботит — наличие подарка?

      Отрешённо уставившись на глянец, слегка блестевший от переливов пламени, я словила себя на этой мысли. Пугающей, словно дыхание Смерти, возвращающей обратно, в череду непрекращающегося гула, в секунду, когда мама не вернулась.        Почему-то на глянце стали танцевать полуразмытые образы. Приобнял холод. Мороз пролез в горло, сжимая шею.

«Снова моя жизнь — разменная монета в чьих-то руках».

       Меня затрясло. Затрясло как никогда.

«Почему для какого-то ублюдка в костюме я… моя мама… мои желания… моя комната… мои друзья ничего не значат?»

       Кружась в припадке, мужчина отчаянно звал на помощь. Дёргал заевшую молнию, дёргал, захлёбываясь в слезах, пытаясь разорвать одежду, похлопать по рукавам, хотя это было тщетно — огонь вот-вот проглотит штаны и соприкоснется с телом. Ведь это не простой огонь. Ничем не обоснованный, взятый из пустоты, оттуда же, откуда наследный принц, откуда неприятности, посыпавшиеся пеплом на голову…        — О, Господь… — почему я буду услышана, взывая лишь к проклятию, а не к чуду?        «Если вот так наблюдать, как будто за сценой в кино, на одного трупа станет больше», — промелькнувшая мысль откатом ледяной воды протрезвила.        — Срочно в снег! В снег!!! — рявкнула я, хватая истерящего мужика, и, пока пламя не добралось до головы, бросила прямо в сугроб. Руки опалило, с опозданием вырвался шик, но больше всего беспокоило не это, а то, как алые языки начали затухать. А по моей воле или нет — уже не суть важно. — Вы в порядке?..        — Пиздец… — потухая от кашля, мужчина захрипел. Он был высоким и тонким, как Кощей. — да не сдох чуть… женщина, ты сумасшедшая, блять?.. с хуя ты не сбежала?..        Едва рот открылся, как меня грубо развернули. Я машинально выдернулась, и тут же остолбенела от того, насколько знакомым было дыхание. Сбитое. Тяжёлое.        «Чёрт побери, что здесь происходит?»        Узнав вблизи Каллисто, под впечатлением я повысила голос:        «Меня чуть нахрен не убили! Где ты, мать твою, пропадал? Я чуть не сдохла от ужаса!»        «Да это я чуть не сдох бежать сюда от самой площади, услышав твой крик!»        — Ух-х… Бля… — мужик пыхтел, и я указала на него пальцем:        «Я чуть не убила четвертого! Куда бы мы дели ещё одного?! Бросили тут?! Понесли в туалет? Ха-ха-ха..! А вы, где вы вообще покупали печенье?! Вы за ним за Полярный круг бегали?!» — било крупной дрожью, я плохо соображала, что несла, и ощущала, как медленно оседала.        «Успокойся, — Каллисто, сокрытый темнотой, встряхнул меня за плечи. Почувствовав, как они становятся всё ниже, он быстро спросил: — Что случилось?»        «Меня чуть не ограбили, пару раз прошлись по ребрам… — скрип зубов заставил поторопиться, но язык, как назло, заплетался: — Слушайте… все… все хорошо, нормально… я жива… ну нахер… давайте уйдем..?»        «От души же тебя приложило... Раз ты, похоже, не в здравом уме. Думаешь, это весомая причина, чтобы оставлять на нём хоть одно живое место?» — тон, с которым кронпринц это произнес, напомнил лезвие ножа, пугая и трогая до глубин души одновременно.        «Он уже чуть не сгорел, хватит…» — не слушая, кронпринц пошёл вперёд. Как от предстоящего торнадо, температура воздуха резко упала, а глаза, словно две капли крови, блеснули во мраке. Содрогаясь, я ухватилась за рукав пальто:        «Из-за магии моя боль усиливается».        Треск подошвы оборвался. Шорох. Вспыхнул фонарик, озаряя туфли Каллисто и мои обшарпанные кеды.        «Покажи, куда он тебя ударил?» — свет скользнул на меня. Увидев выражение его лица, от которого душа укатывалась в пятки, я послушно прижала место. Одно, второе, третье… от пристального взгляда не ускользнули и ладони. — Ясно. Стой здесь. А лучше замри и вообще не двигайся. И заткни уши».        «Зачем?»        «Тебе нравится слушать звук ломающихся костей? Не беспокойся, это быстро», — смертельно устав, я закрыла уши в надежде обрубить пути к реальности, что всё цеплялась за джинсы, пальцы, кончики волос, будто не отпуская. Она крадётся по пятам, окружает несчастьями, буквально льёт ими, как из ведра. Был ли смысл уезжать, если жизнь катится, будто сизифов камень, прежним чередом? Что изменилось, кроме того, что теперь причина бед — я, а не война? Или это я спровоцировала войну?

А может, моё рождение в принципе было ошибкой?

       «Вы расплатились по счетам. В следующий раз пусть подумает, прежде чем делать», — голос вырвал из раздумий, обрывистый и низкий. От фраз, бежавших ручьём, прошлись мурашки.        Ноги оторвались от земли. Сквозь пелену, устилавшую разум, скользнуло понимание: меня подняли, потому что, кажется, я была уже на асфальте…        «Подарок… заберите подарок…»        «Не заберу. Какого черта ты рисковала жизнью из-за коробки? Уже забыла, что до Инк далековато?» — а я… разве говорила?.. Не помню…        «Она важна…»        «Важнее тебя самой?»        «После смерти друзей мне не дарили подарков…» — будучи подхваченной на руки, я была уверена, что вскользь подумала об этом, не произнося вслух.        «…В этот раз сделаю тебе одолжение, — ответил голос… вау… «гладкость», что и у ёлки, похожа на прикосновение шёлка… — Оставайся в сознании. Ответь-ка лучше, откуда у тебя было столько свободного времени, чтобы выучить язык Инк?».        Подождите… пытаясь выудить то самое «сознание» в тумане, я щурилась. Несмотря на то, что внутри звенело и гудело со всех сторон, удалось выдавить:        «А вы не на пруском говорите?..»        «Пруский оставь для того парня, которому ты строила глазки», — поудобнее перехватывая под коленками, кронпринц отпустил укол.        «Да пошёл ты…» — бормотнула я. Пуховик тихо похрустывал. Было душно и зябко: по́том пропиталось всё, от нижнего белья до свитеров. Ткань пальто терлась о висок, а я, подняв голову, наконец в свету фонаря смогла взглянуть на картинку, навечно отпечатавшуюся в памяти. Она распадается секунда за секундой на мельтешащие цветные точки, картинка того, каким был поворот в три четверти особенным, посвященным не пейзажу и не Пенелопе на страницах комикса, а…        «Я давно заметил, что тебе нравится испытывать судьбу… Черт возьми, почему ты не сказала, что тебе настолько плохо? Я бы решил вопрос ещё быстрее», — ветер, слегка задевавший кожу, уносил массы людей и их радость от цифры «2023» всё дальше. Ещё чуть-чуть — и усну…        «Ха-ха… — не зная, почему пробрало на смех, я спросила последнее, что смогла: — Мы… говорим молча?»        «Как видишь. Это твои проделки, мисс-наступи-на-меня? — приятный баритон… приятный… лучше, чем в фантазии… не знаю, почему он успокаивает… проваливаться проще… можно не бояться… что случится что-нибудь ещё… я же буду не одна… — Эй?»        …столько плохого… и между тем — голос… его голос… замечательно… наверно, это сон… мило… Без магии мы бы… закапывали трупы…        «давай… закапывать трупы вместе…»        «Куда?.. Погоди, мисс-»…        «не хочу отдавать тебя ей…»