Осколки твоего сердца

      Его голова раскалывается долгое время после пробуждения. Точно бы ему молотком вдарили по ней. Черт возьми, неужели сила Междумирца так возросла или же он просто отвык от этого постоянного ощущения боли? Но, что главное было после — наставник не ощущался так сильно. Либо же просто потому что его мигрень настолько сильна, что она напрочь перекрывает все чужие мысли и попытки захватить его тело. Ну чтож. Неплохо и так.       Он валяется в постели пару дней, изнывая от скуки и желания подскочить и наконец чем-то заняться. И он бы так и сделал если бы не пронзающая головная боль, от которой не спасают даже сильнейшие зелья. Но стоило только боли чуть утихнуть он тут же подрывается на ноги наконец приступая к насущным делам.       О возвращение в мир снов он не думает, не сначала. Сперва бы привести себя в порядок и дождаться когда головная боль утихнет хоть ещё немного, иначе после перемещения в другое измерение эта боль может просто усилиться. Терпеть ещё больше боли не хочется от слова совсем.       Не то чтобы жизнь вообще даёт ему шансы.       Мысли ворочаются медленно, отдавая в затылок пресловутой болью, но ее можно терпеть. Да и чего ему только не приходилось терпеть до этого. Бывало и хуже.       Но вот, когда голова начала отходить вернулись и мысли. Полноценные такие, связные, а не куски оборванных страниц и не клочки записей, над которыми он явно провёл не один день. Правда вернулись не только его мысли, но и чужие. Что слегка удручало.       А потому, приходиться думать наперед, предотвращая чужие попытки промыть ему мозг. Хотя хотелось бы ещё полежать в блаженстве и дальше. Зато выспался, наверное, впервые за долгое время. Тоже неплохо. —Некоторые металлы и соединения такие как — калий, литий, рубидий и цезий — проявляют повышенную химическую активность, поэтому способны тут же загореться при контакте с воздухом, а в воде и вовсе— взорваться, —думает он, постукивая по столешнице. — Желудок переваривает пищу благодаря едкой соляной кислоте с высоким содержанием pH — от двух до трёх. Она воздействует и на сам желудок. —Джон размеренно размешивается кофе поглядывая в ночную мглу. Сейчас бы опять в постель. Да нельзя. Гаденыш в сознание начинает ворочаться, что успевай только вспоминать надоевшие одинаковые факты. —Зелье регенерации, если переборщить с дозировкой может стать ядом, смерть будет довольно болезненной—выжжет к чёрту всё органы, — зато как результат отходил после такой смерти не только он, но и Междумирец.       Междумирец же, толи не смог выстоять против его натиска научных фактов, толи решил набраться сил и после вернуться, но молчит и хорошо. Ради этого он бы ещё хоть сто раз, повторял про себя один тот же факт, так что бы тот точно въелся не только ему в память, но и бывшему наставнику. Пусть это будет его персональным адом.       А ведь так и приходится жить, кошмаря друг друга. Вот он паразитизм в чистом виде. Ну или почти в чистом, ибо сам Джон все так же отказывается отдавать своё тело во власть паразита.       Спустя ещё пару дней, когда его дела в реальном мире закончены он возращается назад. О своём двойнике он вспоминает с некой тоской, должно быть пацан испугался за него, все же привязаться наверняка успел за то время. Ну да ладно, не его проблемы. Да и должно быть времени прошло порядком достаточно, так что ловить тут нечего явно.       О том , что они встретяться вновь он не думает, ибо расчёты погрешности не расчитывали на такие частые встречи. Этот мизерный процент повторений давным-давно иссяк.       Джон появляется на золотом поле. Небо у поля синее, почти что пасмурное, с клубящимися тяжёлыми тучами и завывающим ветром. Тревожный сон однако. Он оглядывается в поисках его владельца да не находит никого. Неужто это из разряда остатков снов? Человек ушёл, а сон всё ещё продолжает существовать, как его осадок? Хм. Тогда неплохо было бы покопаться в нём, пока есть такая возможность, глядишь что любопытное найдёт.       Он проходит дальше, колосья мягко касаются его костюма, цепляются за длинный шарф и щекочут ладони, стоит только прикоснуться. Нда. На остаток сновидения мало походит, слишком выглядит и чувствуется реальным.       Где-то неподалёку мелькает тень, он было желает обернуться, да не успевает. Две тонкие, но удивительное сильные руки подхватывают его, прижимая к маленькому телу и приподнимая над землёй на пару так сантиметров точно. Джон и успевает сдавленно вздохнуть, а после и вовсе замирает вновь... Процент погрешности явно либо погрешен, либо он неправильно его высчитал.       Иначе как объяснить тот факт, что сейчас его обнимает его же двойник, только кажется чуть подросший и имеющий похожие на его солнцезащитные очки, но в голубой оправе? —Дейви! —воет он, прижимая его сильнее, заставляя Джона положить руки на чужие тонкие плечи. Какого чёрта этот пацан такой сильный? Мелкий же, всё ещё тонкий, как тростинка, а умудряется его до сих пор держать навесу, при том, что Джон должно быть и сейчас на две с половиной головы выше него, —прости. Я не хотел тебе делать больно. Просто ты начал кричать и задыхаться, а ещё вокруг твоей головы появился чёрный туман, я вот и испугался. Хотел прогнать это туман, а в итоге ударил лопатой.       Джон хмурится, пытается отцепить чужие руки, но те впиваются в его одежду крепче, сильнее дёргают его, заставляя громко выдохнуть от боли. Нет, вашу мать, какого чёрта происходит? Или всё потому что во сне законы не писаны? Тогда если это сон, какого чёрта он не может двинуться от тяжести чужих объятий? Приплыли.       Но так же последовала и другая мысль. Это что, его головная боль, была не из-за Междумирца? А все потому, что его просто ударили? Да ещё чем... Черт возьми, лопатой! —Мелкий, отпусти меня. Раздавишь.       И его отпускают на землю, правда тут же хватают за руку, точно бояться, что он уйдёт. Но зато будучи на земле, он может чётко видеть, что двойник почти достигает его груди. Действительно подрос. Раньше ведь совсем мелкий был. —Тебя давно не было. Я испугался, что ты больше не придёшь навестить меня! Все ждал тебя и ждал! Мне так нравилось с тобой разговаривать, ты такой добрый и классный! Я бы хотел быть таким же как ты! —Джону кажется, что у него вот-вот глаза на лоб полезут. Добрый? Он-то? Сказал бы кто про это остальным людям, попадали бы в обморок. И не то чтобы Джон с ними не согласен. Пусть добрым он не был, но зато был весьма умным. Чем это не лучше? Но вот часть с тем, что кто-то хотел быть похожим на него...передернула так знатно, —мы с курятином тебя ждали. Я даже наконец смог переместить и его к себе в сон. А не его оболочку. Оказывается птицам тоже сняться сны, ты знаешь? Когда я проник в его сон, как ты учил, там было столько пшеницы! Даже небо было из нее...или и не было там неба вовсе..ой, точно! Подожди, я познакомлю вас! — и действительно тащит курицу, такую пушистую, весьма упитанную, с гладкими блестящими перьями, за ней явно ухаживали и весьма хорошо.       Двойник поднимает курицу выше, чуть ли не тыкая ему в лицо. Курица смотрит на него своими чёрными глазками бусинкаими а после тыкается клювом в плечо. Двойник же сияет, точно бы этот жест что-то должен означать. Что именно Джон не понял, возможно только куриное признание. Нда... Не этого он ожидал от жизни.       Ему нужно что-то сказать. Обычно он говорит много, не заткнуть. Но двойник и не жаловался на его болтовню, всегда слушал открыв рот. Но сейчас слов не находится. Возможно всё потому что его дико напрягает ситуация с погрешностью. Либо же это чья-то зловещая шутка. Но как это может быть шуткой, если измерение снов было создано живыми существами? Боги тут непричем, ибо они давно не имеют снов. По крайней мере насколько он знал.       Джон задумывается так сильно, что упускает момент когда двойник снова хмурится, с беспокойством поглядывая на него и сжимая руки в кулаки. Да тут же подлетает ближе, хватает за руку и тащит его за собой, дальше к дереву, такому же большому, но всё ещё не закрывающему ветвями небо, как это было в самом первом сне. —Дейви, а ты знаешь, как создать другие виды курятин? Создатель как-то мне показывал, но ему только стоило дотронуться до курицы и нужного элемента, как оп, и всё готово. Я пока так не могу. Ну знаешь там из дерева курятин, из железа?       Джон удивлённо вскидывает брови. Господи, что за глупость? Но ладно, он же всё-таки отыгрыват роль "учителя" так почему бы и нет. С него не убудет помочь такой мелочи.       Он ухмыляется, усаживаясь на землю поудобнее, и хлопая с собой рядом, мальчишка сияет и тут же жмётся ближе, обнимая коленки руками и сверкая темно-синими глазами. —Есть особое заклинание, но кроме этого тебе нужен будет зачарованный верстак, яйцо курицы и кусочек того или иного материала. Например железа. А дальше всё просто...       Как только Джон заканчивает говорить двойник подскакивает на месте, быстро кричит ему чтобы тот оставался здесь и убегает прочь, только для того, что бы притащить все перечисленное, приступая к работе. —Во сне у тебя может и получилось легко, но в реальности это может быть сложнее. Нужно больше концентрации, ты это понимаешь, мелкий? —вздыхает он, наблюдая за счастливым клоном, наблюдающим за выводком маленьких деревянных курочек, во всю играющих с настоящей. Как же мало порой нужно человеку для счастья. Как жаль, что этот принцип давно не работает самим Джоном. Ни воспоминания, ни разговоры с людьми больше не приносят ему радости. Ни даже новые полученные знания. Знания—издержка для сдерживания Междумирца, клетка построенная его же руками. К сожалению, клетка не только для наставника, но и для самого себя, ибо знания это хорошо, но всего должно быть в меру. Свою меру Джон давно превозмог. А то, что происходит сейчас—путь к хаосу, он бы назвал это так.       Пацан кивает, снова смотрит на него. И вдруг его лицо становится совсем серьёзным. —Ты снова уйдёшь? Тоже надолго? Создатель говорил, что мир снов запутанное измерение, и что попасть в один и тот же сон очень сложно. Могу ли я просто пожелать чтобы двери моего сна всегда были открыты для тебя? Мне с тобой очень весело и не так одиноко. Я готов был бы днями спать, только бы с тобой видеться.       Джон приподнимает брови. Вот не желал он привязывать к себе свою версию, незачем ему это было. Да и чего толку от неё? Она была лишь постоянным напоминанием собственного имени, которое он предпочёл забыть? О детстве которое пошло черт пойми куда и загубленной душе? Да, если сперва он пытался узнать через эту версию что-то важное о другой реальности, то теперь... Да что теперь? Привязался? Точно нет. В его сердце не столько много чувств, что бы привязываться. Стала ли она просто отдушиной, где влияние Междумирца удивительно тихо?... Ну кроме того прошлого раза. Да кто его знает? Джон предпочитает не разбираться в этих скользких чувствах, возможно и совершая ошибку. Но ошибки на пути ученого—ерунда. Верно же?       Но ведь его маленькая копия была всем этим. И это чувство преследовало его первые дни, смешиваясь с отвращением, а после привык. Даже как-то не так тягостно было. То ли потому что он предпочел не называть копию по имени, тем самым забыв его окончательно, то ли потому что интерес от погрешности был сильнее.       Но вот сейчас он смотрит на серьёзное лицо и не знает, что сказать? И почему так сложно с детьми? Зачем он вообще во всё это ввязался? —Не хочешь отвечать, не надо, —поспешно говорит копия, нервно заламывая пальцы.       Джон выдыхает: —Твой создатель прав. Измерение снов действительно сложное пространство, через него проходит миллиарды снов разных людей из разных реальностей. И пересечение реальностей возможно, но так же редко. Но вот, что более важно так это то, что бы эти реальности пересекались из раза в раз? Понимаешь о чем я говорю? Процент совпадений очень низок. И то, что я каким-то образом попадаю в твой сон—это удача, не иначе. —Ты раньше попадал во сны других версий?       Джон потягивается, рассматривая колышущееся золотое поле на ветру и ясное голубое небо. —Было пару раз. Но в этих снах не было ничего стоющего, и эти копии меня были мимолетны.       Он помнил, как однажды попал в сновидение ещё одной своей вариации. Но уже взрослой. Помнится шарф у неё был черно-красный, а сон был столь мрачным и пугающим, что и самому Джону было не по себе.       Или же другой сон, где его версия была девочкой, довольно глупой, наивной девочкой, которая и могла мыслить только о пони да розовых облаках. После этого сна его ещё долго потряхивало, в основном потому что казалось мозг его тоже превратился в розовую кашу. Такой мгновенной деградации после чужого сна он не ощущал никогда. Даже тогда, когда попал в сон младенца. Во сне младенца пусть и было множество тусклых пятен, но хоть что-то полезное он смог найти—окно в межпростравенный коридор всех этих снов. Недаром же у новорождённых сознание более податливое, чистое, неомраченное ещё остальными образами.       Двойник лишь натянуто кивнул, всё так же хмурясь. —А расскажи мне о том, чем ты сейчас занимаешься? В прошлый раз ты говорил, что изобретаешь какой-то портал в новое измерение, у тебя получилось?       Весь остаток сна говорил Джон. Но даже тогда стойкое ощущение беспокойства не покидало его. Точно бы всё то, что происходит сейчас —самая большая ошибка в его жизни. Точно бы погрешности этой и не должно было быть никогда, как таковой.