What Fools These Mortals Be

Доан его идея явно не понравилась. Она отвернулась, поджав губы. — Мои истории не для приятных бесед. Зачем портить вечер? Но так просто Гейл сдаваться не собирался. — Я тоже хочу знать что-то о тебе. Ты не сможешь вечно скрывать от меня свое прошлое. Она вздохнула и внимательно посмотрела на него — долгим, напряженным взглядом. — Не смогу, верно. Только хочу… оттянуть этот момент как можно дальше. — Не было смысла скрывать от меня правду о своем отце, Доан. Напротив, это помогло мне понять тебя лучше. Зачем же мы снова ходим по кругу? Еще один долгий вздох. — Ладно. Ладно?! Он чуть не сказал это вслух. Доан в самом деле согласилась? Гейл думал, что ему предстоит еще полчаса долгих уговоров и попыток пробиться сквозь стену, за которой она настойчиво прятала себя. — Но сначала ты. Хочу послушать что-то хорошее. О тебе. Вот и подводный камень — она все равно уйдет от его вопросов, а сама не расскажет ничего. Гейл покачал головой. — Разве я не рассказывал о себе столько, что ты могла бы уже устать от звука моего голоса? Она мягко коснулась его руки и взяла ее в свою. — Недостаточно. Я знаю про несносного мальчишку, что считал себя умнее всех, и чьи проделки всегда сходили ему с рук, — Доан чуть улыбнулась, и Гейл тоже не мог не улыбнуться в ответ. — Что насчет твоей семьи? Ты никогда не упоминал ее, только говорил, что у тебя были родители. Гейл переплел ее тонкие пальцы со своими, задумавшись над иронией: он в каком-то смысле о кровных родственниках Доан знает больше, чем она — о его семье. — Этому есть… объяснение. Давным-давно я хотел, чтобы меня судили только по моим успехам и неудачам — чтобы они были моими и только моими. Поэтому «Гейл из Глубоководья». Не Декариос — не мое родовое имя. Оно достаточно известно в моем родном городе и даже за его пределами, быть может, ты слышала. Почти все в нашей семье владеют магией, и способности обычно передаются по наследству. — Значит, твои родители, как и все родственники, — сильные маги? Не хотелось жить в их тени? — Не хотелось быть худшим в роду, с детства всегда приходилось соответствовать. Это было несложно, впрочем, — благодаря моим врожденным талантам, интеллекту и способностям. Моя мать... тоже архимаг. Морена Декариос, когда-то среди волшебников ее имя было очень известно, но она уже давно отошла от дел и исследований. Теперь ей больше нравится заниматься своей оранжереей, чем магией. Вряд ли бы Морена одобрила его нынешний выбор спутницы. Ни за что бы не сказала об этом, конечно же, как практически никогда не высказывала мнения даже о его успехах, кроме отстраненного «ты молодец, Гейл». Ее неодобрение связи с Мистрой он ощущал лишь по легкому напряжению в разговоре и чуть более пристальному взгляду, чем обычно, когда они встречались раз в полгода. Или реже. Мать всегда была сдержана на эмоции и проявления чувств. Гейл до сих пор был удивлен и не верил до конца Таре, которая утверждала, что Морена вовсе не против была когда-нибудь увидеть невестку и внуков. — У вас хорошие отношения? Почему я слышу о ней впервые? — мягко и хитро улыбнулась Доан. — Как будто правду о ней ты скрываешь чуть ли не сильнее, чем я — о своем отце. — Хорошие, но не близкие. Здесь нет никаких тайн, Доан, мне просто нечего было рассказывать. Я уважаю ее, как и все, что она сделала для меня. Но с годами моя связь с семьей, становится будто… тоньше. Иногда я чувствую принадлежность только формально. К этому я и стремился, когда-то. Неудивительно, что так и вышло. — Твоя мать не знает, что ты здесь, во Вратах, верно? Иллитиды ведь выкрали тебя не с Глубоководья? Гейл заглянул ей в глаза, но ответил не сразу. — Я был в Яртаре. Он неволей вспомнил свое короткое пребывание там. Смирение со своей судьбой, с давно принятым решением. Поэтому много времени спустя «приказ» Мистры воспринял так… легко. В нем не было неожиданности, напротив, у Гейла могла бы появиться цель, а у его смерти — смысл. Продолжая всматриваться в зеленые глаза Доан, Гейл удивлялся, как все сильно поменялось, какой глупостью это ему казалось теперь. Что он почти готов был умереть именно тогда, когда оказался так близко к правде. — Ты говорил, что год пробыл в своей башне в Глубоководье, но никогда не упоминал Яртар. Как же тебя туда занесло? — Решил отправиться на поиски… — места, где моя смерть не повлекла бы за собой сотни тысячи других — …ответа, возможного решения. А «нашел» наутилоид в городе, где мне не повезло остановиться, и, можно сказать, что неудачу, которая привела меня сюда. К нетерийскому артефакту на Старшем мозге, который, возможно, и есть ответы на все его вопросы. Гейл не верил в предопределение, но верил в возможности. Доан нахмурилась. Задумчиво потерла нос и спросила: — Значит, ты скрыл свой уход даже от собственной матери. А что насчет отца? Он усмехнулся. — Решила выпытать все? — Но Гейл… — Доан, у нас был уговор. Она посмотрела на него так, что многих бы это уже отвратило от дальнейших расспросов, но Гейла ее взгляд давно перестал останавливать. — Хорошо, если ты так хочешь, могу рассказать тебе о моем… происхождении. Да, думаю, тебе понравится, — Доан едко усмехнулась. — В отличие от тебя, у меня вовсе не было матери. Гейл вскинул бровь. — Метафорически или?.. Она чуть наклонила голову, с любопытством наблюдая за ним. — Буквально. Баал сотворил меня из части себя. Я на самом деле его «плоть и кровь». Как осколок, часть целого. — Часть целого? Часть... бога? Доан небрежно пожала плечами, неуверенно улыбнувшись. Будь перед ним кто-то другой, он бы скорее подумал, что это глупая шутка. Не просто дочь бога, но его часть? Гейл посмотрел на девушку, пытаясь понять, что видел перед собой. Его взгляд прошел по ее лицу и телу, как и бесчисленное количество раз до этого, и все же по-новому, словно стремясь найти что-то, что он раньше упускал. Казалось, ничего чересчур необычного, кроме яркой внешности: алых волос, ядовитого взгляда, кривой усмешки… и чувства, что Гейл к ней испытывал. Любовь — или ощущение близости божественного присутствия, такое эфемерное и пронизывающее, что его так легко спутать с любовью? Неужели насмешка Джахейры оказалась так близко к правде? Источник магии Доан, ее силы, ее божественность — именно это было так притягательно в ней? Пьяняще-восхитительно и почти как… Нет, иначе, совсем иначе, чем с Мистрой. С ней ему казалось, что он пытается совладать с необъятным ветром или океаном. Теперь же в его руках словно было пламя, которое так и просило разжечь его в кроваво-огненную бурю. Опасную и смертельную, но неожиданно уступчивую, в отличие от Плетения, которое так и не стало ему полностью подвластно, как бы он не добивался этого. Поэтому она с такой легкостью превращалась в Убийцу и обратно. Поэтому пережила то, что не смогло бы пережить ни одно другое живое существо. Нет, не просто пережила, сидела прямо перед ним, словно бы ничего не было, и следа внешне не осталось. В мыслях архимага сразу же возник неприятный вопрос, который тянул за собой множество других. С какой целью Баал создал ее? — Была, впрочем, женщина, которая меня выносила и родила, — продолжила Доан, прерывая его размышления. — Во мне ничего нет от ней, это был просто сосуд. Даже я не хочу задумываться о том, как она им стала. Знаю только, что роды убили ее. Моя первая жертва, если можно так сказать, — она мрачно усмехнулась. — Надеюсь, это была жрица Баала. Не люблю думать, что весь ужас и страдания достались совершенно случайной женщине. Гейл решил не уточнять, что именно Доан имела ввиду. Его едва ли это интересовало сейчас — он лишь больше пустился в размышления: что для любого бога было не так просто оторвать часть от себя и сотворить нечто разумное… нет, не просто разумное, но полноценное существо — с сознанием, чувствами и душой. Особенно если это бог, домен которого по определению не предполагает созидание. Чего создание Доан стоило Баалу? — Твоя очередь! — неожиданно и радостно улыбнулась она, наклоняясь чуть ближе. — Хочу знать о твоем отце. Раз ты теперь так много знаешь о моем. Дьяволы, Доан, да разве это важно? Ты — вот, что важно. Гейл задумчиво посмотрел на нее, понимая, как она легко соскочила с темы. Упрашивать ее рассказать больше? Разозлится, вероятно. Не говоря о том, что он не знает, как Доан воспримет его интерес к ее природе. Гейл сам не знал, как к нему относиться. Что считать правдой, а что — ее закономерным отражением. Он еле слышно вздохнул. Что ж, тогда откровенность за откровенность, хоть рассказывать тривиальности о себе ему казалось сущей бессмыслицей. — По сравнению с твоим откровением здесь я тоже вряд ли поведаю тебе что-то интересное, кроме одного сомнительного семейного секрета. Морена никогда не была замужем. Негласное правило ее дома — никогда не спрашивать, кто был отцом ее единственного сына. Но из несносного мальчишки я как-то превратился в невыносимого подростка, которому во что бы то ни стало надо было это узнать. Однако все, чего мне удалось добиться — досужие слухи не самых лучших своих родственников. Если верить самому популярному, это был тэйский маг… — Тэйский?! — воодушевилась Доан, распахнув глаза и сжав его руку. — Ну конечно. Какой-нибудь бывший зулькир, бежавший от убийц. Не меньше. Есть в тебе что-то такое… что отлично объяснило бы надменность и высокомерие — они явно у тебя в крови. — Ты считаешь меня надменным и высокомерным? Разумеется, ему высказывали подобную мысль в лицо, и не раз, и в гораздо более грубых выражениях, но… Он умудрился вести себя так даже по отношению к ней? Неужели иногда настолько забывался, что даже не замечал за собой? — Ага. Порой ты совершенно невыносим. Скромность и смирение — абсолютно не про тебя. А еще твое желание всего недоступного и запретного… Рискованного. Да, из тебя вышел бы интересный Красный Волшебник. Гейл улыбнулся, почувствовав, как в очередной раз потеплело внутри от одного ее взгляда. Он не мог вспомнить, чтобы кто-то смотрел на него так — как смотрела Доан. Нет, дело не могло быть только в божественности, что пронизывала ее душу. — Это… интересное мнение со стороны, спасибо. Но все же слава обычного волшебника из Глубоководья меня вполне устраивает. Одна случайная мысль прервала поток его легкого самодовольства. — Почему ты вообще так посчитала? Встречала тэйских магов? Доан свела на переносице свои выразительные брови. Все веселье в момент пропало с ее лица, и она отвела взгляд. — Бывало. Гейл медленно кивнул. — Ты при первой встрече сказала, что убивала волшебников. — Верно. Коротко и сухо. Он почувствовал, как ее пальцы перестали сжимать его, и она отпустила его руку. — Доан? Но она продолжала смотреть в сторону, будто игнорируя его. Все же закрылась? Едва он подумал об этом, как девушка вскинула голову и словно бы постаралась пронзить его взглядом. — Убивала, Гейл. Перемена ее настроения была настолько резкой, что он осознал — очередная старая рана, возможно, слишком болезненная, чтобы добиваться от нее правды именно здесь… но Гейл все равно решил рискнуть. Аккуратно и мягко произнес: — Расскажи мне. Он попытался взять ее за руку сам, но она только сразу же одернула ее. Закрыла глаза и открыла их только через пару вдохов — чтобы тихо произнести: — Все, что есть, — это бесконечная боль, которую хочется оборвать со своей жизнью. Но даже этого не позволено. Только продолжать существовать. Причинять боль другим. Доан резко встала и отошла на пару шагов — к воде. Он уже думал пойти следом, как она обернулась. — Это бессмысленно. Прости. Гейл некоторое время рассматривал ее фигуру на фоне берега, раздумывая, с чего бы начать. Затем все же встал и подошел к ней. Стоило бы обнять ее, но это будет после — Доан так же, как и он, не выносила жалости к себе. Гейл почувствовал, как она словно ощетинилась, когда он подошел, и сделала еще один шаг назад. — Я была сломана и испорчена уже в момент своего создания. Суть не в Баале и его воле, даже не в том, что всю жизнь я пыталась не превратиться в бешеное животное, боялась, что он сломает мне разум, когда берет под контроль. Суть во мне самой. Ты помнишь, во что превратили века заточения и пыток дочь Селуны? Селуны! Я не видела в этом создании ничего светлого и праведного, только комок злости и страданий. Но мне они даже были не нужны — я такая с первого вздоха. — Ты осознаешь это. Значит, твое прошлое, и даже твое происхождение не определяет тебя. Ты же не с рождения… прости, создания была жрицей Баала? — Откуда ты… — Доан издала смешок. — Да, конечно же, ты догадался и об этом. Нет. Я была обычным ребенком. Почти обычным... Приемные семьи, приюты и жизнь на улицах — я не лгала тебе, во Вратах я перепробовала все. Кровь, боль и смерти. Потом задумала сбежать. Думала, дело в городе, что за его пределами все будет иначе, а Соблазн слабее. Глупая надежда. Но все же я путешествовала по Берегу мечей несколько… лет, кажется. Не считала года. — Я знаю. Пятнадцать лет назад даже я слышал о тебе и твоих… путешествиях, Кровавый Рассвет. — Вот как, — Доан вскинула брови и чуть нервно хихикнула, прикрыв губы. — Ты все знаешь и все равно просил меня рассказать? Истории, в которых нет ничего, кроме смертей, крови и грязи? Зачем тебе это, Гейл из Глубоководья? — она хмыкнула и в задумчивости отвела взгляд. — Глубоководье… Никогда там не была, избегала больших городов. Хорошо — что мы не встретились. Случись ей «путешествовать» много лет позже, то возможно бы и встретились. Доан — сильный источник магии, со способностями Избранного ему было бы достаточно оказаться в паре миль от нее, чтобы сразу понять, где она. Но пятнадцать лет назад он был обычным магом и исследователем, не искателем, не исполнителем воли богини. — Ты сильно рисковала. Волшебникам… — Гейл чуть не сказал, как есть: Избранным Мистры, — конечно, было не до тебя: последствия магической чумы, как и смерть богини, занимали всех гораздо сильнее. Но я знаю, что паладины и жрецы других богов пытались… найти тебя. Доан усмехнулась. — Вот почему Отец так настойчиво требовал, чтобы я вернулась домой. Не желал моей преждевременной смерти. Сомнительно, что Баала беспокоили ее жизнь и благополучие. Вероятно, она для чего-то ему понадобилась. Но Гейл оставил эту мысль при себе. Пока что. — Домой? Во Врата? Доан посмотрела на него, странно улыбаясь. Но была спокойна. Он добился главного — она начала рассказывать. — В его храм. Под городом. Там я воссоединилась… с семьей. Все эти годы… я служила Баалу, передавала его волю другим. Что она подразумевала под этими словами, Гейл понимал слишком хорошо. — Но как, «передавая его волю», ты оказалась в проклятых землях? Пленницей, подопытной миркулитов? Ее лицо скривилось от отвращения и ненависти. Глаза полыхнули гневом — и этот гнев был так силен, что вряд ли она задумалась о том, что именно Гейл хочет знать. — Глупость. Самонадеянность. Предательство. Моя дорогая сестра решила, что сможет так от меня избавиться. Но убить меня непросто. Особенно когда Отец того не желает. Орин, Избранная Абсолют и Баала, — так одновременно похожая и непохожая на Доан: бледная блондинка с острым лицом, высокими скулами и неизменно подведенными ярко-черным глазами. Даже в манерах она неуловимо напоминала Доан — особенно в моменты ее безумия и жажды крови. Орин тоже была «созданием» бога? Как его возлюбленная стала жертвой предательства? Месть семьи за отказ выполнять правила? — Но после кто-то отправил тебя на наутилоид. Сестра? Доан пожала плечами. — С Лунных башен и до Аверно я ничего не помню. Белое полотно. Эти воспоминания не возвращаются, и я надеюсь, что не вернутся. Наутилоид… быть может, это была случайность. Быть может, даже в состоянии безвольного зомби я была на что-то способна — и это Абсолют решила отправить меня за шаритами, что украли артефакт у гитиянки. — Что заставило нас встретиться. Гейл удовлетворенно кивнул. Что-то в ее рассказе не сходилось, но он все равно узнал очень многое. — Для всех было бы лучше, если бы этого никогда не произошло. Взглянув на нее, Гейл нахмурился. Ему не понравился ее вывод. — Ты действительно так считаешь? — Как часто говорит Шэдоухарт, проповедуя о Шар, — надежда отравляет разум. Все, на что я когда-либо надеялась, всегда заканчивалось только большими страданиями и жестокими смертями. — Из-за твоего отца? Доан раздраженно вздохнула, словно Гейл не понимал какой-то совершенно простой вещи. Зло посмотрела на него, словно не решаясь сказать, что задумала, но все же сказала: — Я — дочь безумного бога, его создание. Что бы ни стояло за пустыми словами, мы не похожи Гейл, у нас нет ничего общего, сколь бы ни я, ни ты — да, ты — не старались держать иллюзию. Разве я не вижу это последние несколько дней по твоим глазам? По тому, что ты пытаешься сказать мне? Я пыталась подыграть тебе, сделать вид, что верю в это. Но скорее все Девять адов опустеют, чем это случится: твоя очаровательно-отвратительная жизнь в лучшем городе Берега мечей, в твоей замечательной башне, где я буду жить с тобой и рожать тебе детей. Он вскинул брови, удивившись ее последним словам. Сквозь желчное пренебрежение он почувствовал… горечь? Как часто Доан размышляла над этой мыслью? Нельзя сказать, что ее неожиданная последняя фраза не тронула его за живое, но она приписала ему собственную мысль, заранее осознавая нереалистичность этой картины, отказывая себе в ее воплощении. Но виноват в этом был не Гейл. Взяв ее за талию, — больше Доан не отстранялась — он притянул ее к себе и обнял. — Мне казалось, ты знаешь меня лучше — как и то, чего я хочу. Ты борешься вовсе не с тем, с чем тебе нужно бороться. Я никогда не стал бы и пытаться заставить тебя делать то, чего ты делать не хочешь. Я не твой отец, Доан. Она подняла взгляд и пару раз потрясенно моргнула. Молчала несколько мгновений, вглядываясь в его глаза, словно пытаясь понять и осознать эту простую мысль. Прошептала: — Но ты все равно не сможешь быть со мной. Я же монстр, Гейл. Внутри и снаружи. Ты же знаешь, нет, ты видел, на что я способна, в какую тварь превращаюсь. — Ты спасла меня, увела от края, — он взял ее за руку и нежно поцеловал ладонь. — Заставила меня вспомнить, кто я на самом деле, чего я хочу, чего я всегда хотел. Как я могу желать чего-то иного, как не тебя — рядом с тобой? Ты мой яркий рассвет, пусть кровавый и жестокий, но мой. — Гейл… я… Он видел, что в ней происходит некая внутренняя борьба, от которой у нее даже участилось дыхание. Она закрыла лицо руками, и Гейл терпеливо ждал, пока Доан соберется с силами, чтобы, наконец, сказать что-то явно для нее очень важное. Но когда она снова открыла их, в ее взгляде снова была обреченность и темная, стальная решимость, почти отчужденность. — Когда-нибудь ты сдашься. Он разочарованно вздохнул и отвел взгляд. Не понимал, почему Доан до сих не доверяла ему. Неужели недостаточно дал ей понять, что не будет судить ее? Гейл хорошо знал, что значит служить какому-то богу. Да, это были несравнимые вещи. Доан была права и в том, что они столь разные: всю свою жизнь его чародейка разрушала, а он «восстанавливал порядок». Но столько же у них было и общего! Ему нравились его силы, влияние и власть. Путешествия, в которых он видел разные страны, новые города и обычаи, когда изучал что-то новое, привозил домой, в свою башню, словно дракон в логово, диковинные артефакты и предметы искусства. Любил свой статус, который заставлял многих других магов по всему миру почтенно склонять головы — перед знаменитым Гейлом из Глубоководья. Любознательность и постоянная страсть к чему-то новому, желание превосходства и жажда большего, исключительности — он видел это и в Доан. Мистра была требовательной богиней, но архимаг — даже до того, как стал ее любовником — воспринимал свои обязанности скорее как развлечение. Возможно, поэтому они так быстро ему наскучили, и он захотел большего. Гейл сражался со злом — точнее, с тем, что «злом» считала Мистра. Поначалу он не задумываясь уничтожал любой источник, любого мага, который бы угрожал Плетению — и «всему сущему», как говорила Мистра. Выслеживал, тонко чувствуя малейшие колебания в Плетении, находил источник и… «восстанавливал равновесие». Но ему слишком быстро надоело быть «героем», он начал задавать вопросы, которые богине раз от раза не нравились все больше. Баала, конечно, нельзя было сравнивать с Мистрой, и все же в своей сути они были одинаковы. Доан пришлось хуже — ее связь со своим богом даже сильнее кровной, ее «отец» вовсе отказывал ей в самостоятельности. Как Гейл мог винить ее за то, в чем вина была только Баала? Кто мог знать, как бы она поступала и действовала без его влияния? Ему просто повезло — осознать, что он может не подчиняться Мистре, отказать ее воле. Доан всего лишь нужен кто-то, кто смог бы показать ей то же самое. — Наше прошлое привело нас в эту точку, здесь и сейчас. Но только мы определяем настоящее. Доан, я понимаю, что не имею права сравнивать тебя с собой, я не пережил и десятой доли того, что довелось пережить тебе, и все же, милая, взгляни на меня. Если бы я считал, что ничто неизменно, что не стоит и пытаться — я бы так и остался Избранным Мистры, до сих пор был бы ее покорным слугой. Она чуть улыбнулась — печально. — Ты чуть не погиб, когда решил пойти против ее воли. А еще… ты сам же и сказал, что сожалеешь. — Не сожалею, — решительно сказал Гейл, мрачно усмехнувшись. — Поверь мне, я не сожалею. Пусть даже это была глупость, я понимаю это. Я бы сделал это снова. Неправильно, несправедливо, нечестно и необдуманно. Но я бы не упустил шанс. Не перестал бы пытаться, Доан, — он сделал паузу, взяв ее лицо в свои руки и взглянув ей в глаза, — иначе я бы не встретил тебя. Теперь я ни о чем не жалею. Гейл легко поцеловал ее, но не дал углубить поцелуй, почти сразу разорвав его, чтобы продолжить свою речь. — Подумай — не обо мне, не о других, но о себе. Тебе в самом деле хочется всю жизнь подчиняться? Жить в тени отца, делать только то, что он хочет? Даже не знать, чего хочешь ты сама? Она вздохнула, но с неуверенностью, которая отозвалась надеждой в его душе — неужели он смог разбить ледник и заставить льды таять? — Все не так просто. — Разумеется. Никогда не бывает просто. Но стоит тебе захотеть — станет. Ты сразу поймешь, что делать. Я помогу тебе, как и обещал. — Как? Ты ведь что-то задумал, Гейл?.. Он хитро улыбнулся. Нет, время раскрывать карты еще не пришло. Сначала ему нужно быть абсолютно уверенным в том, что он планирует сделать. Убедиться в том, что Доан всецело доверяет ему. А он — ей. — Всему свое время. Когда-нибудь я узнаю о тебе все. А потом придет мой черед говорить.