и все счастливы

они здесь, кажется, уже целую вечность, противное чувство голода сменилось чуть более противной тошнотой, временами накатывала сонливость, и отгонять ее становится все сложнее, даже постоянная тревога не помогает. а еще, невыносимо хочется курить. — у тебя точно не осталось сигарет? — химено спрашивает, не имея особых надежд — последнюю они докурили вместе некоторое время назад. аки обращает к ней замутненный взгляд, задумывается и отрицательно мотает головой. — как там денджи? — осведомляется он негромко, чуть отодвигается на край кровати, чтобы девушка села рядом, что она и делает. от беспрерывного метания по тесной комнате ноги порядком устали. — пока безрезультатно, — сообщает она, положив руку на плечо напарника, — но он еще не помер, это радует. — химено нервно усмехается, затем задает ответный вопрос, — ты в норме? — и его, безусловно, можно считать риторическим: состояние после ножевого назвать нормой довольно сложно, даже будучи оптимистом. — почти, — уклончиво отвечает хаякава, — не беспокойся. — конечно, она не перестанет, обоим это прекрасно известно. истерика химено закончилась довольно быстро, но всем стало понятно, что все это изрядно выбивает ее из колеи. — окей, я поищу сигареты, — девушка окидывает комнату внимательным взглядом, полным надежды, — если не покурю — сойду с ума раньше, чем мы выберемся отсюда. не получилось обнаружить ни одной блядской сигареты. вообще. она обыскала каждый сантиметр этажа, на котором их заперли, обшарила каждую сумку, в том числе, сумки коллег, проверила каждую тумбочку, ящик и шкафчики в ванных, выломала двери во все подсобные помещения и провела свои поиски там. ни че го. желание закурить, при этом, с каждой минутой становится все сильнее, организм беспристанно требует новую дозу никотина, а самой химено срочно необходимо успокоить нервы, и так расшатанные годами работы в бюро общественной безопасности и держащиеся на честном слове и, как раз, на сигаретах. атмосфера, безусловно, гнетущая: кобени то панически истерит, то беспокойно засыпает, мрачный арай безмолвно сидит, сверля взглядом стену, аки старается не показывать свою тревогу, но это и так ясно, как день. одной пауэр хорошо: она съела всю еду и сейчас развлекается глумлением над менее стрессоустойчивыми коллегами. химено даже завидует ей немного. она чувствует, что на нее давят стены, вот-вот и сдвинутся, превратив ее тело в большой кровавый блин, расползшийся на фоне этих до безумия неприятных обоев с банальным рисунком. покурить бы… хоть что-то, даже без никотина, важен сам процесс. идея приходит внезапно. — ребят, вы нигде не видели чай и ватные диски? — девушка обводит взглядом своих боевых товарищей. бумажку найти не сложно, да и, вроде бы, у хаякавы в кармане было несколько купюр, в крайнем случае, можно использовать их. — забирай, они невкусные, — пауэр смилостивилась и протянула ей пару чайных пакетиков, чуть пожеванных и немного порванных, однако, химено обрадовалась и этому, — а зачем тебе? — самокрутки делать буду. — решительно заявляет она и уходит в ванную. диски нашлись быстро, в одном из пожелтевших от времени шкафчиков над большим мутным, треснувшим по бокам, зеркалом. теперь дело за малым: завернуть все это в бумажку и скурить. химено невольно задумалась, а не начала ли она уже сходить с ума? такие идеи, как ей казалось раньше, адекватным людям прийти просто не могли. но, вроде бы, рассудок ее трезв, по крайней мере, пока. а вот с бумажкой было сложнее. видимо, их предшественники тоже, в какой-то момент, решили прибегнуть к курению всего, что найдется, так что, на этаже не обнаружилось ни одного листика. — аки! — она почти бегом врывается в номер, — я помню, у тебя были бумажные деньги! дай, пожалуйста, я потом все верну! — тараторит она, не желая объяснять свои действия. хаякава прикол точне не оценит, она уверена в этом. — для чего? — он сонно приоткрывает один глаз и смотрит на химено с непониманием. — сначала пообещай, что не будешь считать меня идиоткой, — требует она серьезно, — иначе не расскажу. — скрещивает руки на груди. — хорошо, — аки едва заметно усмехается, — я не буду считать тебя идиоткой, обещаю. — он садится, не без помощи напарницы, и чуть шипит от боли. — я собираюсь делать самокрутки из чая. — решительно говорит она, — и мне очень нужна какая-то бумажка или что-то, во что можно завернуть чай. — поделишься? — он достает из кармана пиджака пару помятых, немного окровавленных купюр и протягивает их слегка удивленной девушке. ему, честно признаться, тоже очень хочется курить, даже такую хуйню. химено плюхается на колени у прикроватной тумбочки, трясущимися от нетерпения руками разворачивает чайные пакетики и высыпает их содержимое на купюры, рвет ватные диски, чтобы сделать из них фильтры, затем аккуратно заворачивает две самокрутки. чай черный, вроде бы, эрл грей, самый обычный. табака никакого нет, но ей уже без разницы. поджигается и дымит — достаточно. выглядит оно, конечно, своеобразно: деньги местами красные из-за крови, с одного конца несуразно торчит вата, из другого — сыплется чай. она торжественно садится на кровать и вручает одну самокрутку аки, перед этим подпалив ее зажигалкой. по помещению разнесся запах жженой бумаги и черного чая. — дрянь редкостная, — хаякава затягивается и кашляет, — но сойдет. химено тоже закашлялась от первой затяжки, но попытки воссоздать столь привычный и комфортный для нее ритуал курения не прекратила. — ничего, выберемся и покурим нормально, — она давит из себя вымученную улыбку. — а мы выберемся? — скептически спрашивает хаякава, после чего делает вторую затяжку, чуть более успешную. — не знаю, как ты, но я не собираюсь умирать, пока не доберусь до сигарет.