Я тебя рисую

      Отец привез меня в современный загородный дом, в котором я невольно почувствовала себя чужой. Я привыкла к высоким потолкам и безмятежному простору, к обилию орнаментов, картин и ваз, к невесомому тюлю, поэтому минималистичный стиль загородного дома с интерьером в приглушенных тонах заставлял меня неприязненно морщиться.       Ни господин Хи, ни отец не вышли из автомобиля, чему я, откровенно говоря, была безмерна рада. Не думала, что так сильно устану от их присутствия, но устала. За эту недолгую поездку я так и не смогла расслабиться, постоянно ожидая неприятностей. Господин Хи это видел и забавлялся. Отец знал о происходящем за спиной, и молчаливо позволял…       – Пройдемте за мной, госпожа, – господин Яо указал на дом. – Я вас провожу.       Я стиснула зубы и кивнула. Я всеми силами старалась отгородиться от этих людей, пыталась представить, что это не я сейчас иду к загородному дому, будто на плаху, но не могла. Отвратительное поведение мужчин, которые некогда занимали в моей жизни ведущие роли, ранило. Мозг – предатель – подливал масла в огонь, находя и другие случаи отцовского пренебрежения и унижения от господина Хи… Предки, как бы я хотела всё это забыть: стереть ластиком и нарисовать что-то иное, что-то радостное и нежное.       Даже жаль, что я так не умею.       Господин Яо проводил меня в просторный холл и оставил, обмолвились, что отцу и господину Хи необходимо поспешить на ещё одну встречу. Я кивнула, припомнив, что об этом уже упоминали. Отец занятой человек, даже удивительно, что к «Уголку» он приехал сам, а не отправил господина Яо одного.       – Роу? – со второго этажа спускалась мама.       Мама… Для любого человека в этом слове сосредоточенно множество эмоций и оттенков. Когда-то я восхищалась этой женщиной. Я любовалась ее ровной кожей и глубокими карими глазами, копировала движения и шаг, старалась улыбаться также кротко и нежно... Ее портреты были первыми, которые я начала рисовать: я часами подбирала цвет румянца на её щеках и вычерчивала грифелем изящные черты лица… и именно её портреты отец сжег в камине.       Я сложила руки перед собой и глубоко поклонилась, приветствуя женщину, которая меня родила. Меня раздирали противоречивые чувства: я была рада видеть её, но, вспоминая о том, что она позволила отцу выгнать меня из дома, не могла прогнать горечь обиды и разочарования. Теперь я тоже жена и очень люблю своего мужа, но я не могу представить, что мой ребенок должен совершить, чтобы я с Иллуми отказалась от него.       – Прекрасно выглядите, матушка, – мне удалась улыбнуться, хотя хотелось плакать и кричать – спасибо опыту работы в «Уголке» и жизни в семье Золдик. Только сейчас я понимала, насколько сдержанней и сильнее морально стала со дня нашей последней встречи.       – Не могу сказать того же о тебе, – взгляд матери обжигал. Я буквально чувствовала, как она оглядывает мое простенькое ципао, скромные украшения и растрепанные волосы. Я видела, как она кривится, глядя на мое лицо без макияжа.       Дома бы никто из женщин не позволил себе таких слов… Бабушка Майа и госпожа Кикё наоборот одобряли то, что я не злоупотребляю декоративной косметикой.       «Всему свое время, – говорила бабушка Майа, обновляя помаду на бледных тонких губах. – Совсем скоро ты будешь вынуждена каждое утро начинать не с круассана, а с маски для лица».       – Прошу прощения, что разочаровала, – ответила я, скользя взглядом по богато украшенному одеянию, золоту в волосах и плотному макияжу, сквозь который не проступает румянец. Мама всегда была прекрасна, как цветок хризантем: на её фоне я выглядела, как гадкий утенок… Наверное, именно поэтому в глубине души я тяготела ко всему красивому.       Мама в ответ на мой прохладный ответ лишь махнула рукой. Кажется, она даже не заметила, что никакого раскаяния я не испытываю. Не удивительно, если честно – она редко обращала внимание на такие мелочи, как мнение дочери.       Я поджала губы, ловя себя на мысли, что не совсем справедлива и объективна. Госпожа Кикё и бабушка Майя относятся к детям намного строже, чем мама ко мне, и их уроки намного суровее, но… Но я ни разу не видела, чтобы кто-то в Резиденции относился с пренебрежением к своим детям. Наверное, именно из-за безразличия матери ко мне я столь легко принимаю грубую и жестокую заботу семьи Золдик. Реву порой, про себя проклиная родственников мужа на чем свет стоит, обижаюсь… и все равно делаю то, что от меня требуют и ждут.       Я скользнула взглядом по ладной фигуре матери, задержалась на холеных руках и не осмелилась взглянуть в глаза. Я уже отвыкла видеть равнодушие к себе.       А ведь отец сказал, что она соскучилась по мне. Врал, получается…       Губы сами собой сложились в ухмылку, скопированную у Иллуми.       – Зачем отец привез меня сюда? – спросила я, всё же поднимая глаза на мать.       Она вздохнула и поманила меня в общую комнату. Пройдя в светлое помещение первой, она присела на диван.       – Мы узнали, что ты собираешься замуж и хотели познакомиться с женихом.       – Вы опоздали, – я дернула плечом и отвернулась. – Я уже замужем.       – Замужем?..       Как много можно сказать по интонации… Мама была ошарашена моими словами. Она не верила в их правдивость, ведь сама мысль о том, что я могла принять такое решение без их ведома, была неприемлема для нее. Разве могла так поступить послушная и кроткая дочь?..       От того, что я сильно сжала зубы у меня свело челюсть. Щека всё ещё горела от пощечины, кончики пальцев начало колоть от ожидания неприятного разговора.       – Как ты могла выйти замуж без нашего одобрения? – мама поднялась, а я едва сдержалась, чтобы не отступить на пару шагов назад. Не знаю, что меня толкало, но я буквально кожей ощущала, что не надо подпускать ее близко к себе.       – А разве я должна была спрашивать вашего благословения, после всего произошедшего? – голос звенел. Звенел от злости, от бережно лелеемой всё это время обиды. – Я вошла в семью мужа как сирота! Вы предпочли вычеркнуть меня из своей жизни, а теперь удивляетесь, что я вычеркнула вас?       Эмоции захлестнули, слова рвались из меня, хотя разумом я понимала, что мне бы лучше помолчать. Я видела, как лицо мамы наливается краской, которую стало видно даже через белила.       – Ты не имеешь права судить нас, – голос ее стал глуше и ниже, будто она задыхается. – Мы ждали, что ты одумаешься и вернешься…       – Вы ждали, чтобы я сдалась! Вы хотели, чтобы я вышла замуж за господина Хи и рожала от него детей! Вы отказались принять мою сторону и хотя бы выслушать меня!..       – Не все в нашей жизни делается для удовольствия! Господин Хи стар и слаб, а ты подле него могла бы стать богатой вдовой! Свобода, которую бы он подарил тебе после своей смерти, стоит пары лет нежеланного брака!       Мама тоже сорвалась на крик, и это немного остудило меня. Мама никогда кричала: по крайней мере я никогда не слышала, чтобы она кричала.       – А вы слышали, чего я хочу?.. – сипло спросила я. В горле пересохло. – Разве я когда-то что-то говорила о свободе?..       Я смотрела на женщину напротив меня и не узнавала в ней госпожу Ченг: глаза её лихорадочно блестят, губы иронично изогнуты, плечи опущены… Она прижала бледную тонкую ручку к виску и отступила.       – Предки, – она покачала головой. – Как же больно смотреть, как дети повторяют твои ошибки…       Я нахмурилась. Мама никогда не была эмоциональной. Скорее, наоборот, старалась не поддаваться чувствам, а тут такая вспышка. Это наводило на определенные, не самые приятные мысли.       – Ты никогда не показывала, что недовольна своим браком, – я сложила руки под грудью, обняв себя, и провела по предплечьям. Эти недообъятия помогли немного взять себя в руки и хотя бы постараться принять неудобную для себя правду.       А ведь мне отношения родителей всегда казались идеальными: отец сильный и непреклонный, мама скромная и послушная – в моих глазах они дополняли друг друга.       – Разве я имею на это право? – мама прикоснулась к волосам, в попытке поправить безупречную прическу. – Родители предоставили мне выбор: твой отец, молодой, красивый и состоятельный, или господин Гонза, которому на момент нашего знакомства было пятьдесят три. Я купилась на щедрые ухаживания и широкие жесты твоего отца, решив, что жизнь со спокойным взрослым мужчиной будет сера… и вот куда привели меня эти размышления.       Мама обвела руками просторное помещение. Молочно-белые стены, светлая мебель, ковры с коротким ворсом под ногами…       – Куда? – вопрос вышел более резким, чем я планировала. Мама говорила так, будто отец после свадьбы её в хлев привел.       – Я для твоего отца не более, чем статусное украшение, – мама не смотрела на меня. Она спрятала руки в широкие рукава и отошла к окну. – Красивое, дорогое и породистое.       Я поджала губы и нахмурилась.       В словах мамы была доля истины. Ни для кого не секрет, что успешный и богатый мужчина окружает себя дорогими вещами и шикарными женщинами. Но я не понимала, что в этом плохого. Мама никогда в жизни не работала и не знала в чем либо отказа благодаря отцу. Невольно я начала сравнивать своих родителей с господином Сильвой и госпожой Кикё. Отцы у нас с Иллуми не самые простые: они оба много работают, чтобы семейный бизнес процветал и приносил доход еще многим поколениям. Они оба упрямы, строги и жестоки – в них много общего, хотя и различий тоже немало. В конце концов, мой отец простой бизнесмен, а господин Сильва – наемник. Мамы же…       Я не сдержала вздоха. Уж кто-кто, а госпожа Кикё больше подходит на роль «статусного украшения». Мама Иллуми обладает особой красотой и умением подать себя… однако, я не думаю, что она чувствует себя нереализованной. Я жила в Главной резиденции и видела сколько работает госпожа Кикё: она приглядывает за всеми домами и обитателями, помогает Каллуто и мне с тренировками, заботится о старшем поколении, взвалила на себя часть забот о «Уголке»... у нее банально нет времени на такие мысли. А моя мама?..       – А что ты сделала, чтобы не чувствовать себя «статусным украшением»? – тихо спросила я.       Задавая этот вопрос, я ожидала вспышки. Думала, что она разозлится и накричит… но я не ожидала пощечины. Третьей за день… от второго родителя. Удар пришелся на другую щёку, но был сильнее, чем у отца. Челюсть свело, на глаза выступили слезы, но я каким-то чудом удержалась от вскрика.       – Где ты научилась так дерзить?! – голос матери зазвенел. Я слушала его и с противоречивыми чувствами узнала в нем свой собственный голос: срываясь, я кричала так же – тон в тон. – Думаешь, раз сама стала супругой имеешь право меня учить?!       – И в мыслях не было, – я опустила голову и поклонилась, прося прощение. Я и правда перешла границы. Она моя мать – я обязана уважать её. – Я просто хотела понять тебя.       – Понять меня… – мама хмыкнула и прошла мимо. – Сперва поживи с моё.       Я не осмелилась разогнуться, пока она не вышла из комнаты.       Звуки шагов отдалились. Я слышала, как мама поднимается по лестнице и, проигнорировав боль в полыхающей щеке, подошла к окну. Обычный спальный район… наверное, отец просто снял этот дом на время – по крайней мере, я не помню, чтобы у нас было имущество в Денторе.       Я вздохнула и перевела взгляд на горизонт. Вообще, купить дом в Денторе было не так уж просто: мне и вовсе казалось, что все законы провинции направлены на то, чтобы это было невозможно сделать. Даже вспоминать не хочу, что мне пришлось пройти, чтобы вступить в право наследования «Уголка» – это больше было похоже на бюрократическую мясорубку, чем на «современную» и «лояльную» систему.       О чем я только думаю?..       Я вздохнула и прикрыла глаза, наслаждаясь тишиной. Встреча с родителями меня неслабо встряхнула, открыв глаза на то, что я была не готова видеть. Я столько времени наблюдала за нежностью, которая царила между господином Сильвой и госпожой Кикё, и искренне верила, что между моими родителями царит то же самое, просто более сокрытое от посторонних глаз… Как же я ошибалась!       Я не могу сказать, сколько времени простояла без движения, погрузившись в мысли. В реальность меня привели открывающиеся ворота. Я со смешанными чувствами наблюдала как на парковку заезжает автомобиль отца, и закрыла глаза, понимая, что время тяжелых разговоров с родителями еще не закончено.       Отец и господин Хи вышли из автомобиля. Отец что-то сказал господину Хи и засмеялся. Похоже, встреча прошла хорошо – иначе с чего ему быть в таком хорошем настроении?..       Мысль сбилась, когда отец повернулся к окну, из которого я смотрела, и пересекся со мной взглядом. Наверное, у меня тяжелый взгляд. Иллуми рассказывал мне о том, что когда пристально смотришь на кого-то, то взгляд становится осязаемым: надо было взять слова мужа на вооружение…       Отец скупо улыбнулся мне и жестом показал, чтобы я оставалась на месте. Он в хорошем настроении, а значит встреча прошла хорошо.       Я кивнула и отошла от окна.       Устраиваясь на диване, я не совсем понимала, что чувствую. Мысли снова и снова возвращались к родителям: я всегда считала, что у них счастливая семейная жизнь и желала себе того же, а выходит, что мои глаза меня обманули. Родители просто показывали мне то, что я должна была видеть, а редкие ссоры, случайным свидетелем которых я была, вписывались в мою картинку быта…       Может и в другом я вижу лишь то что мне хотят показать?..       Нет. Не буду о таком думать. Если каждого подозревать в обмане, недолго и параноиком стать.       Двери в дом отворились и я услышала голоса отца и господина Хи. Похоже, мужчины обсуждали встречу.       – …выбрал идеальный для нас вариант, – господин Хи был в приподнятом настроении. – Все традиции будут соблюдены, а я получу идеальную невесту.       – Даже не верится, что мы с вами все же породнимся, – у меня волосы на затылке зашевелились от слов отца. Воздух стал комом, стоило мне поднять голову на вошедших мужчин. При взгляде на меня улыбка пропала с лица отца. – Роу, что случилось? Почему ты такая испуганная?       Дыши…       Я хапнула воздуха, и на выдохе сипло спросила:       – Породнимся?..       – Ах, ты об этом, – отец мягко улыбнулся и переглянулся с господином Хи. Смотря на них я наконец-то поняла, как выглядят заговорщики. – Думаю, неизвестность станет отличным наказанием для отбившейся от рук дочери.       – Полностью поддерживаю вас, господин Ченг, – я перевела взгляд на господина Хи. – Вижу, дорогая Роу уже успела расстроить и матушку.       И вот этого человека я жалела?.. Вот перед ним я испытывала стыд?.. Да чтоб еще раз я допустила хоть мысль о том, чтобы посочувствовать ему!       – К тому же женщинам не обязательно быть в курсе дел семьи, – отец немного нахмурился. Я видела, что он разглядывал мои румяные щеки, но не понимала, чем он раздосадован – это и его рук дело. – Иди наверх и обработай царапину.       Царапину?..       Я, не отвечая, поспешила наверх. Многие девушки в Падокии страдают от того, что на их светлой коже любое повреждение оставляло след: порез, царапина, да даже простой синяк мог сходить месяцами. Я была из числа этих счастливиц. Мелкие повреждения на теле были для меня привычны, но лицо я берегла.       Туалетная комната нашлась быстро. Я закрыла за собой дверь и посмотрела в зеркало. Пышные, растрепавшиеся волосы, карие, взволнованные глаза, алые щеки и яркие от покусывания губы. Оказывается, с годами я стала больше походить на маму. На женщину, которая потратила много сил на подбор для меня хороших уходовых средств в пубертатный период и, как это не было бы иронично, которая первой оставила на моей щеке отметину. Одно из колец рассекло кожу на скуле, ближе к уху – это бросалось в глаза не сразу и уже даже не болело, но, боюсь, в ближайшее время мне придется вспомнить как пользоваться пудрой.       Стук в дверь.       – Дорогая, ты в порядке?       Мама.       – Да. Скоро выйду.       – Отец сказал о царапине. Открой дверь, я помогу обра..       Я включила воду, заглушая её голос.       Царапина сейчас была наименьшей моей проблемой. Со временем кожа регенерирует, так что шрамик затянется и станет незаметным, а вот планы отца и господина Хи... Неужели они нашли способ расторгнуть мой брак с Иллуми?..       Нет - нет. Даже думать об этом не хочу.       Но, а вдруг…       Бред. Я видела все документы – госпожа Кикё составила все так, что расторгнуть наш брак может лишь гибель одного из супругов…       От этой мысли я побледнела так, что даже покраснение с щеки спало. Ватный диск, которым я промакивала царапину, выпал из рук.       – Дорогая, я принесла аптечку, – мама вновь постучала. – Не упрямься и открой двери.       Ох, мама… Ты желала мне короткой супружеской жизни со старым, больным человеком, а твоя непутевая дочь вышла замуж за наемника. Даже жаль, что ты не знаешь, что я могу стать вдовой в любой момент…       Стоп!       О таком нельзя думать – накликаю беду.       Я сжала губы и вгляделась в свое отражение.       Иллуми во мне что-то увидел. Что-то, что несомненно ценится в семье Золдик. Но что? Я слишком мало прожила под сводами Главной резиденции, чтобы понять это.       Думай! Я же это умею!       Семья Золдик. Семья наемных убийц, с аурой настоящих хищников. Что они ценят?..       Личную силу.       Однако, это именно то, чего мне явно не хватает. Первое, чем Иллуми озаботился, это мои тренировки и обучение стрельбе.       Воспитание и ум.       Пусть у меня это все есть, но по меркам Золдиков я посредственность. Мой кругозор ограничен Падокией, мои интересы касаются лишь цветов и картин… Куцо и блекло даже на фоне Каллуто, которая еще не окончила домашнее обучение.       Умение подстраиваться под ситуацию…       И вот в этом, должна признать, я сильна. Я умею нравиться людям, я могу находить общие точки соприкосновения, чувствуя собеседника и будто «читая» его. С кем-то это происходит легко, с кем-то – сложно, но рано или поздно я нахожу подход к каждому.       При первом знакомстве с традициями семьи мне никто не помогал. От меня ожидали срыва, слез, сопротивления, но я подстраивалась под их требования и делала, что могла. Меня так воспитывали.       Вот оно… Вот из-за чего родители так злы.       Я хмыкнула и покачала головой.       Кто бы что не говорил про семью Золдик, никто не знает, как они ценят индивидуальность. Дома они позволяют себе и другим быть свободными. Они носят то, что им нравится, едят то, что любят, и занимаются тем, к чему лежит душа. В этой атмосфере я расслабилась и отстроила границы, которых раньше не было и о которых родители даже не подозревают.       Я открыла дверь.       Мама стояла на пороге с небольшой аптечкой в руках и старалась улыбаться. Я начала её отчасти понимать: она уже поняла, что я изменилась, но пока не осознавала насколько. Ей некомфортно со мной. Она не хочет слышать вопросы, на которые у нее нет ответов… Ей нужна послушная и безмолвная дочь.       – Буду рада, если ты мне поможешь, – я приложила ладонь к царапине. – У тебя точно получится лучше.       Улыбка мамы стала уверенней.       – Конечно, дорогая, – она вошла в ванную комнату и взяла мое лицо в руки. В карих глаза появилось сочувствие. – Роу, мне так жаль… Думаю, просто кремушек не спасет твои щеки. Надо закрыть порез и сделать тебе маску. У меня как раз есть подходящая!       Мама отпустила меня и открыла аптечку.       – Ты моя спасительница, – без иронии сказала я и села на край керамической чаши.       Мама точно сделает так, что на лице не останется и следа.       Может, ей и плечо показать?..       Я скользнула взглядом по маме и решила, что это лишнее. Историю с гнойным человеком я не могу ей доверить. Она же не Золдик – не поймет.       

***

      Сидя в комнате, в которую меня разместили, я неспешно рассуждала об отвлеченном. Происходящее потихоньку укладывалось в голове, вплеталось в понятное и даже когда-то бывшее родным поведение родителей. Печалилась ли я?.. Не совсем. Ещё в детстве я научилась отделять маму и папу от себя: были они, была я с нянюшкой и все были счастливы. Но сейчас…       Я нахмурилась и сильнее дернула щетку, стараясь расчесать волнистые пряди и заплести косу перед сном. Лучше бы с этим справилась обычная массажка, но маменька не потерпит такого ширпотреба в своем доме. А ведь сейчас даже хорошие именитые бренды выпускают эту модель расчесок, признав её удобство и спрос потребителей.       Взгляд невольно скользнул по отражению. Я никогда не сравнивала себя с родителями: они были для меня небожителями, недостижимыми идеалами… как же я ошибалась. На губы наползла кривая невеселая ухмылка. Я кровь от крови их – это написано на моем лице, отражено на моей фигуре, вырывается из моего характера: хотела ли я быть похожа на них?..       Однозначно – нет.       Интересно, а Иллуми хотел бы быть похожим на свои родителей?.. Скорее всего, он даже не задумывался над этим вопросом. Среди нас двоих только я размышляю над подобными глупостями.       Моя улыбка изменилась, стала нежной и мягкой, взгляд потеплел, а в груди тихо заныло. Я скучала по Иллуми и немного страшилась нашей следующей встречи. Надо быть совсем глупой, чтобы не понимать, насколько я навредила своей семье. Надо было умерить гордыню и сообщить родителям о свадьбе, позволить им поучаствовать, как то и диктуют традиции, и с легким сердцем вступить в новую жизнь, отрезав от себя нити старой.       Надо было… но я так этого не хотела. Мне так претило спокойствие, с которым Золдики решали организационные вопросы, что я не решилась впустить во все это своих отца и мать. И мне даже не было за это стыдно.       Я постаралась провести щеткой по волосам, но она вновь запуталась в прядях. Вздохнув, я отпустила теплую деревянную ручку и со скепсисом в отраженном взгляде уставилась на повисшую в шевелюре расческу. Это бесполезно… Зевнув, я выпутала щетку и, отложив её в сторону, поднялась с пуфа. Надо спуститься на кухню и выпить чаю.       Мысли о чае вновь вызвали улыбку. С момента, когда я поселилась в Главной резиденции, мы с Иллуми проводили время перед сном вместе. Сперва это происходило в библиотеке, в окружении книг и неспешных разговоров, после замужества – в мастер-спальне, в неторопливых приготовлениях ко сну и ласке.       На щеки набежал румянец. Я опустила глаза, позволив волосам упасть на лицо и скрыть то, о чем я думаю. Сидя в Ромере и шепотом болтая с соседками о супружеской жизни, я и предположить не могла, что всё сложится именно так. Я ожидала, что мое вступление в чужую семью пройдет легко – с подбадривающими подталкиванием родителей к алтарю, а жизнь с мужем в первые годы будет чередой неудачных попыток подстроиться под чужие требования. Вышло же все наоборот.       Я зашла на кухню и, не включая свет, поставила чайник на плиту. Живя на Тупиковой я была бы вынуждена нажать на выключатель, но сейчас мне было достаточно льющегося из окна уличного освещения: искусственный свет богатого района был так ярок, что не оставлял места теням. Хотя… Я посмотрела на кусты и углы домов и была вынуждена признать, что это не так. Привычный богатеям свет отлеплял и надежно прятал неприятелей в глубоких, непроглядных тенях. Думаю именно такими тенями привык пользоваться мой муж. Сейчас я их видела, а вот раньше…       Я поджала губы, сравнивая Тупиковую с видом из окна. На улочке торговцев, ставшей мне родной за такой короткий период времени, все еще использовали свечное освещение: нежное, ненавязчивое и такое надежное. Оно мягко освещало все вокруг, сглаживая границу света и тени, и рассеивая ночной мрак. Однако мне, как выходцу из богатого сословия, такое освещение всегда казалось скудным. Помню, как дрожала от любого звука первые недели моей самостоятельной жизни и ревела по ночам, отчаянно борясь с собой… В те ночи я была готова сдаться и позвонить отцу.       Глупая… Там я была в большей безопасности, чем здесь. Там, несмотря на сумрак, я могла просмотреть со своего балкона всю улицу и не ожидать, что прямо за углом меня поджидает неприятель.       Засвистел чайник. Я быстренько сняла его с огня, боясь разбудить кого-нибудь, и налила себе чаю. Включать свет я так и не стала: сидела за непривычно тонким столом из ДСП, покрытого какой-то глянцевой дрянью, на которой виден каждый отпечаток, и смотрела в окно, на лампочку фонарного столба.       Дома такое яркое освещение не любили и использовали редко, предпочитая мягкий рассеянный свет живого огня или лампочек, имитирующих его. Абажуры из дерева и бумаги, уличные фонари из ротанга, факелы в Храме Предков… Все это тоже рисовало глубокие тени, но они были не статичными – живыми – они плясали и меняли свою форму, не позволяя кому-либо скрыться в них.       Я так хочу домой…       Слезы удалось сдержать. Я сжала губы и, взяв чашку из керамики, сделала глоток. Даже посуда в этом доме вызывает отторжение… В Восточной резиденции тоже была посуда из керамики. Глупо было бы предполагать, что Золдики пользуются лишь сервизами из тончайшего фарфора, но качество подобранной госпожой Кикё посуды было явно лучше. Надо бы узнать, где она её заказывает: хочу поменять простой белый сервиз на что-то более напоминающее посуду эпохи династии Рик.       Волнение и нервозность потихоньку отступали. Я видела, что мои пальцы более мягко сжали край чашки, а запястья расслабились. Да, мысли о посуде – это именно то, к чему меня готовили… Я вздохнула и вновь перевела взгляд на фонарный столб. Что-то подсказывало, что мне не удастся оставить мысли о тенях и скрытых в ней опасностях на Иллуми. В семье Золдик так нельзя. Наблюдая за бабушкой Майей и госпожой Кикё я видела, что женщина с фамилией Золдик – это не столько про быт, сколько про надежный тыл, а он, увы и ах, состоит не только из подходящей интерьеру посуде.       Я допила чай и привела мысли в порядок. Пора было ложиться спать: уверена, завтра меня ждет крайне непростой день.