Я тебя рисую

      Наступил конец января. Светать теперь начинало в восемь, так что просыпалась я намного легче.       Я вообще поспать люблю.       Вздохнув, я открыла глаза и перевела взгляд на балкон. Хотелось вновь увидеть приоткрытую дверь, почувствовать прохладу с улицы и увидеть мужской силуэт на краю кровати. Но, увы и ах, балконная дверь была плотно закрыта, в спальне — душно, а своего жениха я не видела уже девятнадцать дней.       Подумать только! Жених! Как же легко я привыкла к мысли, что Иллуми — мой жених!       Зазвенел будильник. Я поднялась, побродила по квартире, поела, собралась… И, перед тем как спуститься вниз, уже привычно дотронулась до небольшой записки на холодильнике. На листе бумаги, вырванном из моего блокнота, написана всего одна строчка:       «Произошедшее не было сном. Я вернусь не раньше, чем через три недели».       Иллуми…       Назначенный им срок почти вышел, но от воспоминаний о нашем прощании у меня всё ещё горели щеки. Было до слез стыдно за распутство, которое я творила той ночью. Вешалась на него… Будь мои руки тогда свободны, я бы наверняка с удовольствием запустила пальцы в его волосы и не отпускала. Ему бы пришлось силой выпутывать пряди из моих рук.       Какой позор…       Утром, увидев записку от Иллуми, я едва не потеряла сознание. Носила её весь день с собой, перечитывая раз за разом, нервно мяла и всё думала о том, как бесстыдно вела себя. Хотелось позвонить ему и извиниться, хотя я и не совсем понимала за что именно и как это будет звучать… Я признавала, что запуталась.       Я прикрыла глаза и, выдохнув, покачала головой. Времени просто так стоять перед холодильником у меня не было: новый год не за горами.       Я покачала головой и поспешила в «Уголок».       Погрузиться в хандру мне не давали дела магазина. На нашу улицу зачастили туристы: они покупали выпечку господина Пао, сметали с полок рукодельные сувениры госпожи Хой и с любопытством наблюдали, как я собираю икебаны. Мысль о том, что можно устраивать небольшие представления, мне подсказала Ень Ши.       Для торговцев, включая меня, наплыв туристов стал благом: наши доходы значительно выросли. Господин Пао пока несмело рассуждал о расширении и открытии еще одной пекарни на Главной улице. Госпожа Хой теперь меньше захаживала в «Уголок», мастеря новые сувениры. Насколько я знала, она отправляла деньги семье сына, которые жили в Минво.       Я же судорожно собирала приданое. Пусть госпожа Кикё и говорила, что от меня ничего не требуется, но я-то знала, что так нельзя. Я не принесу в семью Иллуми какие-то существенные вещи в виде украшений или активов родителей, но купить ткани на платье невесты и оплатить пошив, я была в состоянии.       Госпожа, наверное, мозоль натерла на языке, стараясь меня переубедить…       Запел фурин.       Я подняла голову и улыбнулась.       — Здравствуй, Каллуто! — поздоровалась я с младшей сестрой Иллуми.       Мы с Каллуто поладили. Да и могло ли быть иначе?.. Она исполнительна, не по годам умна и очень вежлива. У меня сложилось впечатление, что она жила в семейном вакууме. Родители, старшие братья, дедушки и бабушка… Это здорово, но все равно не то. Девочка не училась в общеобразовательной школе, не сталкивалась с погодками, не гуляла с подругами по магазинам. Её не задевали обидчики, она не соперничала за первое место в классе, к ней не проявляли внимания мальчики и не подкидывали записки в сумку.       Иллуми наверняка тоже жил в таком же вакууме.       — Мама отправила меня, чтобы узнать, не передумала ли ты, — Каллуто так всегда перешла сразу к делу.       Улыбка у меня слегка поувяла, но не пропала.       — Не передумала, — я покачала головой и смяла в руках упаковочную бумагу. — Девушка не должна жить в доме жениха до свадьбы. Это неприлично.       Каллуто закатила глаза удивительного нежно-фиолетового цвета. Загадочные, глубокие, чарующие… Младшая дочь госпожи Кикё была красавицей, но именно глаза выделяли её на фоне остальных людей. Я ещё ни разу не встречала такого цвета радужки, поэтому пару страниц моего моего блокнота теперь посвящены только им.       — Иллуми даже дома нет, — сказала она немного устало. — К тому же, мы вполне способны разместить тебя так, что вы даже не пересечетесь ни разу.       — Нет, Каллуто, — я расправила смятую бумагу. Я чувствовала себя виноватой из-за того, что каждый раз отказываюсь, но и согласиться на переезд была не готова. — В «Уголке» мне лучше.       — А если бы переехала, тебе бы было проще привыкнуть к новому месту, — девочка пододвинула к стойке стул и села напротив, расправив складки на кимоно. — Ты же подыскала управляющего для магазина?       Горестного вздоха я не сдержала.       — Я искала…       — Но не нашла, — Каллуто понимающе улыбнулась. — И не найдешь.       Как бы не хотелось признавать, но она права. В Денторе не так-то просто найти человека, умеющего создавать икебаны.       — Но ведь можно кого-нибудь обучить, — Каллуто подсказала мнимо простое решение.       Я не сдержалась и фыркнула.       — Думаешь, это так быстро? — я нахмурилась и убрала бумагу подальше. — Икебана, это не перебирание цветов, а искусство. Надо знать язык цветов и значения деревьев, знать, где и что уместно применять, ориентироваться в традициях и мифах.       — Такого человека можно подобрать в нашем штате, — сказала Каллуто. — Мама очень серьезно относится к подготовке служащих для семьи.       Госпожа Кикё вообще к многому очень серьезно относится…       Я прижала руку ко лбу руку, прикрыв глаза.       — И ещё мама переживает, что тебе не успеют сшить платье к восьмому.       Каллуто знает, как добить.       Я с тихим стоном закрыла лицо руками. Девочка рассмеялась над моим горем, но её смех привел меня в чувство.       «Дыши», — приказ в голове прозвучал голосом Иллуми.       Я глубоко вдохнула и убрала руки от лица.       — Я не успела поговорить с Иллуми насчет брачного контракта, а подписывать бумаги без него нельзя. Мы не успеем к восьмому.       — Почему? До восьмого больше недели, — девочка округлила глаза. — Да и к тому же, все равно главной печатью будет отцовская.       Верно. На брачных договорах ставят печати шесть человек: свахи со стороны жениха и невесты, родители — преимущественно отцы, как главы семьи — и, собственно, брачующиеся. В нашем с Иллуми случае подписей будет всего три: господина Сильвы, Иллуми и моя.       Я поджала губы.       Каким-то шестым чувством я ощущала подвох, но не видела его глазами. Мне было сложно в одиночку отстаивать свои интересы. Я боялась что-то упустить или где-то подставиться, сидела ночами, перечитывая черновики договора раз за разом, бегала в библиотеку, штудируя правовые документы и едва не плакала от того, что ни одна сваха со мной не захочет работать. Жаль, но сваха была не просто красивой традицией: она до сих пор обладала правовыми и юридическими знаниями, а также брала на себя защиту интересов брачующихся и их семей. Обычный юрист здесь не подходил…       Со стороны Иллуми эту роль взяла на себя госпожа Кикё. С моей стороны вроде тоже была она, но я не была настолько глупой, чтобы не понимать, что, в первую очередь, она будет отстаивать интересы сына.       — Возможно, ты и права, — я пожала плечами. — Но подписывать документы без него я всё равно не буду.       Каллуто закатила глаза.       — Мама в шаге от того, чтобы приехать лично, — сказала она.       — А вот угрожать не надо, — вырвалось у меня в ответ.       Секундная пауза. На осмысление того, что я ляпнула, не потребовалось много времени. Я немного испуганно посмотрела на Каллуто. То что мы неплохо общались, не давало мне права позволять себе грубость в сторону госпожи — эта женщина мама Иллуми и Каллуто и, если всё же свадьба состоится, станет моей мамой…       Лицо девочки скривилось непередаваемой смесью эмоций. Она закрыла лицо и рассмеялась.       У меня вырвался сдавленный смешок.       Хорошо, что Каллуто отреагировала просто смехом. От облегчения у меня едва ножки не подкосились.       — Замечательно, что ты уже поняла, кто дома хозяин, — сказала девочка, продолжая посмеиваться. Щеки её немного покраснели, глаза влажно поблескивали. — Но, по-моему, ты задаешься совсем не теми вопросами и ищешь подвох там, где его нет.       А по-моему, меня кто-то талантливо забалтывает.       — Я буду очень благодарна, если госпожа подберет управляющего для «Уголка», — я вернулась к более безопасной теме. В конце концов, научить составлять икебаны человека, знающего основы, намного проще, чем с нуля. — И передай, пожалуйста, что госпожа Кикё может не переживать: платье будет готово к восьмому. Она и так всю подготовку на себя взяла.       — Поверь, ей это в радость, — заверила меня Каллуто. — Мы редко устраиваем празднества, а тут такой прекрасный повод.       — А как же дни рождения и национальные праздники? — удивилась я. — Или у вас не принято отмечать такое?       Каллуто отвела взгляд, на секунду задумавшись, и уклончиво ответила:       — Мы всё празднуем, но немного специфично. Это сложно объяснить, лучше, если ты увидишь своими глазами.       Я кивнула. Слова Каллуто не вызывали во мне неприятия. То, что в семье есть свои традиции — это нормально. Мне просто нужно время, чтобы узнать их.       На улице раздался сигнал автомобиля.       — Мне уже пора, — девочка ловко соскочила со стула. — Не скучай. Я завтра опять приеду.       Я улыбнулась. Каллуто навещала меня каждое утро со дня отъезда Иллуми. То, что его обещание не оставлять меня одну не оказалось пустым звуком, радовало и грело.       — Ты не обязана делать это каждый день, — не смотря на то, что забота Иллуми мне была приятна, перед Каллуто я испытывала стыд. Неловко от того, что девочка каждое утро ездит в такую даль…       — Мы уже обсуждали это, — Каллуто закатила глаза и, в миг вернув невозмутимую маску, помахала на прощание. — Всё, пока!       Запел фурин. Я застыла с приклеенной улыбкой и поднятой рукой.       — Да, пока, — сказала я в пустоту и села.       Как я поняла, день Каллуто расписан по минутам. Она встанет в пять утра, собирается и, после зарядки, завтракает. После завтрака девочка едет ко мне, мы болтаем не более получаса, и она возвращается домой для занятий. Каллуто рассказала, что она готовится к какому-то сложному экзамену, после которого продолжит обучение в другом месте. Как я поняла, совсем недавно другой ребенок из их семьи, Киллуа, уехал из дома. Каллуто обмолвилась, что госпожа Кикё была расстроена из-за этого и первая цветочная композиция, которую Иллуми купил у меня, была приобретена именно по этому поводу. Старший сын хотел приободрить госпожу.       Также по рассказам Каллуто я знала, что в семье есть еще прадед Маха, бабушка Майа, брат Миллуки и сестра Аллука. Девочка много рассказывала о прадеде и бабушке, невольно выдавая, что проводит с ними много времени. Миллуки был на шесть лет младше Иллуми и на восемь старше самой Каллуто. Девочка рассказала, что брат любит собирать разные фигурки и почти не выходит из своей комнаты, сутками просиживая за компьютером. Единственная, о ком она говорила неохотно — это Аллука. Я поняла лишь то, что сестра старше её примерно на год.       Запел фурин.       Я отвлеклась от мыслей о семье Иллуми и улыбнулась посетителю.       — Добро пожаловать в «Уголок»! Чем я могу вам помочь?       Начался рабочий день. В преддверии нового года ко мне многие заходили: покупали букеты и композиции, брали цветы для оформления и красивые открытки, которые я нарисовала специально на продажу. Удивительно, но открытки пользовались популярностью. Людям нравились несложные рисунки цветов, растений и животных с теплыми словами поздравлений и пожеланием богатств и удачи.       Я забегалась. Пообедать не удалось из-за наплыва посетителей: после обеда приехали туристы, которых надо было развлекать… к концу дня я была выжата, как лимон.       Погасив в «Уголке» свет, я поднялась наверх. Хотелось просто упасть в постель и не подниматься до утра… Но я нашла в себе силы налить чаю с малиной и мятой, добавить пару ложек сахара…       В магазине что-то зашумело.       Я замерла, прислушиваясь.       Тихо и сумрачно. За окном уже стемнело, птицы не пели, магазины закрылись. Редкие прохожие спешили по домам.       Я положила ложечку и прикрыла глаза, вслушиваясь в тишину.       Никого.       Показалось? Неужели усталость так сказывается?       Я хмыкнула и, улыбнувшись, взяла чашку с чаем.       Заскрипела ступенька на лестнице.       А вот это мне не могло показаться.       Я широко улыбнулась и поставила чашку, догадываясь, кто пришел. Сложно не догадаться… Кто мог ко мне прийти после закрытия?       Иллуми наконец-то вернулся.       Я кинула быстрый взгляд на записку и побежала навстречу. Даже не верилось, что три недели прошло. Мне не терпелось обнять его, услышать его голос и, может быть, даже смех. Он прищурит глаза, спросит, скучала ли я и, возможно, поцелует.       Да, точно поцелует. Если не он меня, так я его. Зря что ли на яблоках тренировалась?... Но ему об этом я ни за что не расскажу!       Я выскочила на лестницу и резко замерла.       Мужчина, поднимающийся ко мне в квартиру, тоже замер.       Это не Иллуми… но и не незнакомец. Я хорошо запомнила мужчину, которому делала букет пионов: уж больно у него тяжёлый взгляд был, чересчур тщательно он прятал злобу.       — Добрый вечер, — я смогла выдавить напряженную улыбку. — «Уголок» закрыт. Я вроде запирала дверь…       — Она была открыта, — мужчина улыбнулся и встал более расслабленно. — Хотя я и удивился, что свет погашен.       — Какая я неосмотрительная, — от его взгляда у меня буквально зашевелились волосы на затылке. — Вы хотели купить цветы? Я с удовольствием оформлю для вас букет или композицию…       — Вы меня не помните? — прервал меня мужчина и нахмурился.       Я сглотнула и слегка отступила. Не знаю, что заставило меня сделать шаг назад. Надо было наоборот наступать: улыбаться и наступать. Заставить его вернуться в магазин и выпроводить.       — Помню, — напряжение не отпускало. От мужчины исходило что-то противное, что-то неприятное… Похожее я ощущала от Иллуми и его семьи. Похожее, но другое… Там была опасность, тщательно затертая ярость и тяжесть. Рядом с семьей жениха порой было страшно, но не противно. От мужчины же я испытывала необъяснимое чувство гадливости. — Вы покупали у меня букет пионов.       — И всё? — мужчина прищурился. — Не помните слугу, который подносил вам воду?       Какую воду?!       — П-простите? — выдавила я. — К-какую воду?       Что-то незримо изменилось. Напряжение лопнуло, будто воздушный шар, и меня обдало чем-то липким и склизким, как гной. Всё это было на уровне ощущений, но я так красочно представила себе, как ко мне приближается мужчина, покрытый крупными гноистыми язвами, что меня едва не стошнило.       — Воду для вашей икебаны! — закричал он, заставляя меня пятиться. — Всё из-за ваших чертовых икебан! Меня приговорили к смерти из-за вас!       Я прикрыла глаза, стараясь спрятаться, но стало только хуже. Представленный образ стал ярче. Покрытый язвами мужчина открыл рот и меня обдало непередаваемым смрадом. При каждом его движении кожа лопалась, выпуская кровь и зелено-желтый гной…       Я закричала. Ломанулась к квартире, стремясь закрыть дверь.       Не удалось.       Он сильнее.       Рывок. Мужчина с легкостью открывает входную дверь, а я падаю на пол. Отползаю в кухню, боясь вновь закрыть глаза. Мыслей нет. Воображение играет со мной злую шутку, усиливая ужас. Реагировать как-то адекватно я не состоянии: понимаю, что надо подняться и что-то сказать, что надо хотя бы постараться вытолкать его… Или сбежать? Закрыться в ванной? И что дальше?..       — Мне всё равно не жить, — я не понимала, плачет он или просто сипит, но на его щеках я видела слезы. — Но и тебя я с собой заберу.       Глаза подводили меня. Я смотрела на его руку и видела какой-то шар. Я знала, что его нет, но воображение упорно рисовало его… Мужчина замахнулся. Мозг твердил, что он сейчас меня ударит, а что-то другое, глубинное, кричало, что он бросит шар.       Из горла вырвался сиплый крик. Каким-то чудом я смогла пригнуться и что-то пролетело мимо, лишь задев плечо. Место, где шар коснулся кожи, слегка обожгло, я почувствовала, как по руке и груди что-то потекло, но обдумать произошедшее не успевала. Я видела, что в его руках вновь формируется шар.       Второй раз я не уклонюсь…       Краем глаза заметила закатившееся под кухонный гарнитур перо. Я использовала его, чтобы сделать красивые надписи на открытках — промучилась не один день, набивая руку, но всё же смогла восстановить красивый каллиграфический почерк. Перо, наверное, упало со стола и закатилось, а я так и не нашла времени на генеральную уборку.       Я не осознавала, что делаю. В голове билась лишь одна мысль: «он не промахнется». Мне тоже нельзя. Надо схватить перо, подняться и напасть, пока он занят — пока он сосредоточен на своем воображаемом шаре.       Я воткнула острие пера ему в горло… Раз. Второй. Третий… Он хрипел и старался меня оттолкнуть. Бедро обожгло болью, но это не остановило меня. Я не знала, откуда у меня взялись силы, чтобы удержать взрослого мужчину. Я не понимала, что за капли падают мне на лицо и шею. Я просто била. Без остановки. Без жалости. Без сомнения.       Потому что он бы не промахнулся.       — Госпожа!       Мужской оклик доносился как сквозь толщу воды. Я слышала всё, понимала, что зовут меня, но никак не могла оторваться от гнойного человека. Чужие руки удержали меня за плечи, надавили, стараясь оторвать от моей невольной жертвы. Место, которого коснулся шар взорвалось болью. Я закричала и кинулась с пером уже на другого мужчину.       Он успел перехватить мои руки и удержать на месте.       — Успокойтесь, пожалуйста!       Он кричал. Почему он кричит? Мне же и так больно и страшно. Я сжалась и, хныкая, постаралась вырвать руки. Меня тут же отпустили.       — Меня приставил к вам господин Иллуми, — продолжал говорить он. — Помните меня? Я помогал вам в поездке в поместье.       Да, помню.       Я всматривалась в его широко распахнутые глаза. Небесно-голубой цвет со светлыми прожилками напоминал редкий голубой алмаз. Светлые густые ресницы, которые так и хочется немного затемнить, чтобы огранить глубокий цвет глаз: сделать его более выразительным и ярким.       — Мне больно, — вырвалось у меня.       Слезы полились по щекам, изо рта вырвались рыдания. Я постаралась отползти подальше от помощника Иллуми и ещё живого гнилого человека.       — Он что-то сделал со мной, — речь была нечеткой из-за всхлипов, из носа текло. Я прикрыла лицо рукавом. — Я видела какие-то шары… Он бы не промахнулся второй раз.       Он бы не промахнулся…       Он бы не промахнулся…       Не промахнулся…       Я повторяла это, как мантру. Раз за разом, и не могла остановиться. Меня будто заело на этой мысли.       — Тише-тише, госпожа, — помощник Иллуми, не поднимаясь с корточек, чуть приблизился. Я отшатнулась, едва не закричав, и заплакала ещё сильнее. — Не бойтесь! Прошу, не бойтесь. Я лишь хочу посмотреть ваши плечо и бедро. Раны, нанесенные аурой, могут быть очень опасны.       — Не подходи! — закричала я. Слова об опасности прошли мимо сознания.       — Конечно.       Мужчина остановился и опустил руки, больше не предпринимая попыток приблизиться ко мне. Рядом дергался гнойный человек, действуя мне на нервы. В тот момент всё действовало мне на нервы: собственные захлебывающиеся рыдания, умирающий мужчина, обеспокоенный взгляд помощника Иллуми.       — Так вы истечёте кровью, — сжав губы в нитку, сказал он. — Простите, но времени на то, чтобы взять себя в руки, у вас больше нет.       Я не успела осознать, что он сказал. Откровенно говоря, я даже не была уверена, что правильно расслышала, что он сказал. Я не увидела, как он приблизился ко мне — глаза вновь подвели. Поперек живота сомкнулись сильные руки. Меня вздернули вверх, прерывая рыдания, и понесли в ванную.       — Отпустите! Отпустите меня!       Он не отпускал.       Я кричала громче, но это не помогало. Он все же втащил меня в ванну и заставил сесть в чашу. Холод от поверхности ванной немного отрезвил и заставил меня прийти в себя. Я замерла и сжалась.       Треск ткани.       Я не могу защититься…       Слезы опять потекли по щекам. Я постаралась сжаться и уткнуться лицом в колени, спрятаться от всего и всех, но помощник не дал мне этого сделать.       — Пожалуйста, сидите прямо!       В голосе его появилось недовольство и злость. Я почувствовала, что меня начало колотить от холода.       — Сильная кровопотеря, — добавил он, но кажется это было сказано для себя, а не для меня. — Вам надо в поместье.       — Мне надо в больницу.       Помощник сразу понял, что я немного пришла в себя. Да, ревела. Да, старалась отползти. Но соображала.       — И как вы объясните ваши раны? — спросил он, нахмурившись. — Расскажете о трупе на кухне?       — Он жив! — вякнула я.       — Ненадолго, — несколько мрачно пообещал он.       — Он напал на меня! — уже уверенней возразила я. — Это самооборона и состояние аффекта!       — Верю, — помощник огляделся. — Бинты есть?       У меня вновь затряслись губы.       — Нет.       У меня вообще кроме обезболивающего, успокоительного и лекарства от диареи нет.       Мужчина более осознанно подошел к проблеме. Пока я глотала слезы, он сбегал в спальню и принес мою хлопковую футболку.       — Это не панацея, но для поездки до поместья хватит, — помощник легко порвал её и приспустил к бинтованию.       — Я не могу в таком виде туда приехать!       Мужчина затянул рану, заставляя меня стонать от боли.       — Перестаньте! — взмолилась я. — Мне больно!       Он не слушал. Закончив с плечом, он перешел к бедру.       Силы стремительно покидали меня. Адреналин утихал. Я поняла, что опасность больше не грозит и немного успокоилась. Мне стало хуже. Закружилась голова, появился озноб, из-за которого зубы стучали так, что я боялась говорить, раны на плече и бедре болели, как ожоги. Когда помощник Иллуми взял меня на руки, я уже не сопротивлялась. У меня даже на слезы сил не хватало.       В кухне я закрыла глаза, не желая видеть то, что сделала. Я боялась увидеть то, что сделала. Теперь я чувствовала, что руки и лицо забрызганный чужой кровью. Кожу стягивало, специфически пахло железом. Я уговаривала себя, что это запах моей крови. Что это я пострадала сильнее всего. Что это я жертва.       — Я вас уложу на заднее сидение и укрою пледом, — сказал помощник Иллуми. — Я буду с вами говорить и вам надо обязательно отвечать мне. Понимаете? Вам нельзя терять сознание.       Я кивнула. Я не была уверена, что смогу ворочать языком, но понимала, что просто так он не стал бы со мной болтать.       Выданный плед не помогал — мне всё равно было холодно. Я свернулась в позу эмбриона и постаралась не шевелиться, сберегая драгоценное тепло.       — Как вас зовут? — спросил помощник Иллуми.       — Роу, — слабо ответила я. — Скоро я возьму фамилию мужа, поэтому не буду называть фамилию отца.       — Сколько вам лет? — продолжил расспросы он. Автомобиль плавно тронулся с места.       — Восемнадцать, — я постаралась сглотнуть, но в горле пересохло. Я закашлялась.       Помощник Иллуми чертыхнулся, и это подсказало мне, что у нас нет воды. Я слабо улыбнулась.       — А как вас зовут?       — Вард, — ответил он. — Моя фамилия не так важна.       — А сколько вам лет? — повторила я его вопрос.       — Тридцать два.       Мне хватило сил на удивление.       — Вы не выглядите на столько, — поделилась я с ним. — Я думала, вы лишь немного старше Иллуми.       Говорить было всё сложнее.       — Спасибо ауре, — его ответ я не поняла. — Вы тоже так сможете.       — Я вас не понимаю…       Разговор проходил вяло. Порой я замолкала, не находя силы для ответа, и Вард начинал кричать. От его криков мне было ни холодно, ни жарко, но слезы все равно почему-то начинали течь из глаз. Наверное, это от того, что я устала и чувствовала сильную слабость.       — Мы подъезжаем, — предупредил Вард.       — Здо-во, — невнятно пробормотала я. — Спать?       — Скоро, — пообещал он. — Но не раньше, чем мы доберемся до медиков. Не переживайте, нас встречают.       Нас и правда встречали. Стоило автомобилю остановиться, как дверь распахнулась и меня вытащили из машины. Ужас вновь сковал горло. Слезы — откуда они только взялись? — с новой силой полились из глаз. Я даже не запомнила мужчину, который держал меня на руках.       — Отпустите, — задыхаясь, промямлила я. — Я вас не знаю… Вард, пусть он меня отпустит…       — Вард, быстро возьми её! — я не сразу поняла, что грубый женский оклик принадлежит госпоже Кикё.       Пришлось повернуть голову, чтобы убедиться.       Женщина не была в своем мрачном образе. Она была домашней и казалась маленькой и хрупкой в простой хлопковой юкате. Ноги босы, волосы распущены, но губы все такие же ярко-алые.       — Вы всё так же прекрасны.       А я опять дурнушка… Как же надоело!       — О, милая, — она хотела подойти, но незнакомец как раз передал меня в руки Варда.       — Я хочу спать, — сказала я ему.       — Пусть девушка спит, — сказал незнакомец. — Мне так будет проще.       Иного разрешения мне не требовалось.