Next to Me

      В гостиной Зик усадил Ливая на себя. Они не прекращали друг друга целовать. Тела прижимались друг к другу, Зик сжимал тонкую талию Аккермана, а тот держал одну ладонь у него на груди, комкая кофту, а второй сжимал волосы. Твою же мать. Было жарко. Кровь уже давно прилила вниз. Ливай чувствовал, как снизу в него упирается эрекция Зика. Он сам елозил на ней, возбуждая Йегера и возбуждаясь сам. Вдруг его голову оттянули назад за волосы, а губы коснулись шеи – Зик покрывал её дорожкой влажных поцелуев.       – О-ох, Зик… – сорвалось с губ Аккермана стоном наслаждения, и он ещё более доверчиво запрокинул голову, открывая шею.       – Можно я сниму твою кофту? – хрипло выдохнул Зик, и Ливай нетерпеливо кивнул.       – Да, блять, да, делай уже хоть что-то!       Кофта отправилась на пол, и Зик целовал уже его ключицу, затем впадинку между ними, вёл языком к кадыку… Голова кружилась, пальцы впивались в волосы Зика, вторая рука скользила вниз. Покалеченная, она ощущалась не так. Пальцев не хватало. Культи покалывали мелкие иголочки. Сжимать ей так сильно, как хотелось, было просто нельзя. Снова эта слабость. Снова необходимость вверять себя.       И Ливай вверял. Позволял себе отозваться стоном на инстинктивный толчок бёдер Зика к нему. На это желание. Желание взять его. Крепкие ладони лежали на его спине, но этого было мало.       – Зик… Чего ты тянешь?       – Ну, ты всё грозишься меня прибить, логично, что я опасаюсь…       – Коснись ты уже моей задницы.       Одна ладонь переместилась на его ягодицу, и Ливай удовлетворённо выдохнул, снова запрокинув голову.       – Нравится?       Сжав губы, Ливай утвердительно промычал. Зик издал тихий довольный смешок и с большей уверенностью положил уже обе ладони на ягодицы и сжал их. Ливай судорожно схватился за плечо Зика. Йегер мял его ягодицы сквозь одежду и целовал шею, иногда слабо её прикусывая. Член упирался Ливаю в задницу, иногда Зик толкался к ней, в отчаянной попытке получить своё. Голова кружилась, сдавленные стоны нет-нет да срывались с губ.       И вдруг ладони скользнули под ткань его белья. Как давно. Как, блять, давно он этого не чувствовал… Большие и тёплые, они теперь касались его кожи, его задницы, и Ливай нетерпеливо подался к ним. Пусть Зик уже сделает это. Он приподнялся с помощью рук, чтобы Зику было удобнее, и пальцы скользнули между его ягодиц, заставляя Ливая вздрогнуть всем телом. У Зика и у самого по шее пробежали мурашки, Ливай чувствовал их под пальцами. И он не хотел отставать. Опустив одну ладонь, Ливай положил её на чужой пах и с нажимом погладил.       – Чёрт, Л-Ливай… – голос Зика дрогнул, а его движения на миг прекратились.       – Что такое, очкарик? – усмехнулся Аккерман.       – Н-Ничего… Просто приятно, чёрт побери.       – А мне как.       Зик ласково погладил ягодицы и снова их сжал, сминая кожу и заставляя Аккермана простонать. Ох, эти стоны. Зик терял голову от каждого пошлого звука, срывавшегося с губ Ливая. Такие настоящие, такие непривычные, они заставляли внутри всё трепетать. Зик даже не очень знал, что делал. Действовал по наитию. Всё чаще проводил пальцами между ягодиц, задевая дёргающееся и сжимающееся от прикосновений колечко.       Вот же блядство. Ливай выгнул спину и легонько сжал пальцы на выпирающей форме сквозь брюки. Теперь уже Зик издал хриплый довольный звук, его указательный палец выписывал круги у самого входа, заставляя Ливая в нетерпении поджать губы. Как же хочется, боже, как же хочется. За все годы воздержания хочется.       – Д-Давай уже, – выдохнул Ливай Зику на ухо, и тот нервно сглотнул.       – Ты точно этого хочешь, Ливай? Не пожалеешь?       – Я… – Ливай запнулся, что-то внутри него вдруг сжалось, но он мотнул головой, прогоняя любые мысли. – Я хочу почувствовать хоть что-то.       – Понял тебя.       – Только не забудь смочить палец, гений.       – …Понял тебя.       Приблизив пальцы к своему рту, Зик осторожно выпустил на них слюну и вернул руку под белье Ливая. Пальцы влажно скользили между его ягодиц, и Аккерман судорожно вдохнул, продолжая поглаживать пах Зика. Ему казалось, что Йегер нервничал. Да он и сам невольно нервничал. Как оно будет? Как оно будет спустя все эти годы? Наконец Зик всё же нажал пальцем на тугое колечко мышц и кончик его пальца оказался внутри.       – Ох, блять, да…       Это ощущение… Во-первых, он был узкий. Очень узкий. Ливай не помнил, когда с ним такое в последний раз было. "Будто снова девственник," – промелькнуло у него в голове. Во многом так и ощущалось. Как новый первый раз.       – Тебе хорошо, Ливай?       – Д-Да… Глубже, Зик.       Его просьба была тотчас исполнена. Глубже и глубже. Ливай ахнул, выгибаясь вперёд, и обеими руками опёрся сзади себя на колени Зика. Ему всегда нравилось одно это чувство. Кого-то внутри. Воспоминания возвращались. Ох, если бы Зик только знал, что он умел в постели. Как умел. Как подставиться, как подразнить, как привлечь.       Вторая рука Зика скользила вверх по его спине, по позвоночнику, ласково, медленно, нежно. Ливай выдохнул и подался бёдрами к пальцу, насаживаясь и снова ахая.       – Ливай… – тихо выдохнул Зик, подаваясь к его губам. – Я хочу тебя.       – Я тебя тоже хочу, – прошептал Аккерман и почувствовал, как резко кольнуло голову.       Нет. Ты не помешаешь. Расстегнув ширинку брюк Зика, Ливай массировал его член через тонкую ткань белья, чувствуя под пальцами мокроватое пятно.       – Ты весь течёшь, – усмехнулся Аккерман, поглаживая головку, и Зик с глухим стоном кивнул.       – У-Угу… А ты очень узкий.       – Узкий… У тебя вообще с мужчинами-то было?       – Эм, ну… – Зик неловко улыбнулся. – Наверное, самое время честно признаться, что нет. Но я читал.       – Читал он… – цыкнул Ливай и обвил его шею свободной рукой, притягивая к себе. – Ну тогда запоминай, очкарик.       Он целует. Целует глубоко, одновременно начиная двигаться на пальце. Зик замирает, разрешая Ливаю выбрать ритм. Блять, как же неудобно с упором всего на одну ногу. Как бесит, что нельзя подтянуть вторую и сесть сверху, оседлать и скакать до потери сил. Но нет, все движения плавные и выверенные. Осторожные и аккуратные. Чтобы растянуть себя и подготовить, при этом не побеспокоив заживающие раны. Зик с удовольствием целует в ответ и прижимает Аккермана к себе, стонет от прикосновений ладони к его эрекции, которой очень-очень тесно. И Ливай чувствует это и наконец освобождает его член от белья. Маленькая, но крепкая ладонь капитана обхватывает ствол, и Зик стонет в его рот.       – Ого, – усмехается Ливай. – Толстый.       – Т-Тебе же было интересно… – едва выговаривает Зик и сглатывает скопившуюся во рту слюну.       – Теперь ещё интереснее. Согни немного палец. Там будет кое-что… Приятное для меня.       Зик выполняет, мягко гладит изнутри, и Ливая прошибает насквозь. Господи, как долго он этого ждал.       – Д-Да… Блять, Зик, ещё.       Наконец-то Зик сам двигает пальцем, нажимая на чувствительное уплотнение внутри, и Ливаю срывает крышу. Он и сам скользит ладонью по члену Зика, сразу быстро, сразу резко, выдавая то, как сложно ему держать себя в руках. Ему горячо, ему хорошо, палец внутри двигается всё проще и проще, можно спокойно добавлять второй. Дыхание частое, грудь вздымается, рот приоткрыт, глаза, наоборот, плотно закрыты. Закрыты…       "Что ты творишь, Ливай? Сейчас же прекрати."       Холодный и суровый голос, который Ливай будто бы услышал наяву. И снова его прошибло изнутри, но на этот раз какой-то неясной вспышкой. И его резко, совсем неожиданно переклинило.       – Стоп… – Ливай открыл глаза и обеими руками упёрся в грудь Зика. – Стоп-стоп-стоп.       – Что… Что такое, Ливай? – горячий шёпот прямо на его ухо, но Аккерман был непреклонен.       – Я сказал, стоп!       – Да что такое? – Зик всё же вытащил палец и положил ладонь на ягодицу. – Я что-то не так сделал?       – Всё… Всё ты так сделал. Помоги мне пересесть.       – Ливай…       – Помоги мне пересесть, я сказал. Или я это сделаю сам.       Со вздохом сожаления Зик выполнил требование и ссадил Ливая с себя на диван. Затем он натянул обратно бельё и сложил пальцы в домик, ожидая. Но Ливай молча смотрел на свои колени, сжимая их пальцами. Время тянулось, молчание затягивалось.       – Может, хотя бы объяснишь? – нарушил тишину Зик, косясь на Аккермана.       – Да чего мне тебе объяснять… – пробормотал тот в ответ.       – Ну, даже не знаю, например, что вдруг случилось с "я тоже тебя хочу".       – Ничего не случилось. Я всё так же тебя хочу.       – А я тебя. В чём тогда проблема?       Как объяснить то, что даже сам Ливай не до конца понимал? Как объяснить это гадкое гложущее чувство? Чувство, похожее на внутренний категоричный запрет? Запрет нарушать клятву?       – Я хочу, но у меня не получается, – тихо пробубнил Ливай, но вдруг в его голосе появилось отчаяние. – Господи, ну как ты не понимаешь? Ну не могу я переспать с тобой! Ну не могу я. У меня что-то внутри перемыкает и всё. Я будто бы жду идеального момента, хоть и знаю, что его, блять, не будет! – он вздохнул со всей горечью. – Мы так никогда не поебемся…       – Мда, вот так незадача, – тоже вздохнул Зик и почесал своё ухо. – Так придётся ждать до морковкина заговенья…       – И это при том, что я правда хочу, Зик, – виновато взглянул на него Ливай и склонился к своим коленям. – Меня трясёт от того, как я этого хочу.       – Ну… Если хочешь знать, мне тоже важно, чтобы не было потом привкуса неправильности. Поэтому я готов терпеть. Но будто бы мы можем что-то придумать, – Зик задумчиво потёр переносицу. – Может, если тебе не даётся полноценный секс, мы пока попробуем без него?       – Что ты предлагаешь?       – Ну… Мы оба возбуждены… Оба хотим друг друга… Я уже вставил в тебя палец… Мы можем сделать друг другу хорошо руками.       Идея… была не самой дурацкой. Нужно было с чего-то начинать. Яйца так и посинеть могут, а сексуальная фрустрация выводила из себя. Из-за неё Ливай был ещё более вспыльчивым и раздражительным, чем обычно.       – Попробовать, – уточнил Зик, напрягаясь от молчания Аккермана. – Если ты скажешь "стоп", то "стоп".       – Звучит… неплохо, – наконец отозвался Ливай и решительно поднял голову. – Можно попробовать.       Зик заметно оживился, будто и не ожидал такого ответа.       – А… Да? Тогда… Может, снимешь штаны?       – А может, ты их сам с меня снимешь, очкарик?       – С превеликим удовольствием, Ливай.       Пусть Зик помогал Ливаю со штанами не в первый раз, но сейчас было как-то по-другому. Впервые Зик раздевал Аккермана не как сиделка-доктор, а как любовник. Хотелось сделать это ещё аккуратнее. Штаны легли на диван вместе с бельём, и Ливай поджал губы. Будто об этом он думал с самого первого дня. Как неловко будет оказаться перед Зиком голым со стояком. Полностью одетый Йегер же поднял голову и улыбнулся.       – Что ж… Уже удобнее будет. Хочешь, я… – его взгляд скользнул по члену Ливая, но тот сразу отрицательно покачал головой.       – Даже не думай. Я тебя потом не поцелую.       – Ладно.       У Зика даже отлегло, и он сел обратно на диван, теперь избавляясь и от своих брюк. Ливаю оставалось ждать. Сука, опять ждать, да сколько можно? Повернувшись корпусом, Аккерман потянул за его футболку.       – Да подожди ты, Ливай, я же не могу одновременно снимать штаны и футболку…       – Тогда начни с футболки, гений.       Послушавшись, Зик быстро отбросил её в сторону, и Ливай провёл ладонью по груди Зика. Крепкая. Гладкая. Йегер выдохнул и коснулся его бедра, сжимая. О да. Потянувшись, Аккерман поцеловал чужую грудь и прошептал:       – Посади меня сверху.       Он снова оказался на коленях Йегера, но теперь они оба были совершенно обнажёнными. Голова чертовски, просто блядски болела, но Ливай противился этой боли как мог. Страсть каким-то образом побеждала и затмевала остальное.       Ливай сразу целует в шею и обхватывает ствол рукой, срывая с губ Зика протяжный стон. Искалеченная рука вцепляется в спину, цепочка поцелуев идёт к уху, зубы смыкаются на мочке, жадный и умелый язык сразу зализывает укус и углубляется в раковину. Зик теряется. Сознание плывет от наслаждения, от того, как уверенно движется рука Ливая, как он сжимает пальцы вокруг головки, как обжигает его дыхание и сводят с ума поцелуи… Но Зик берёт себя в руки. Хочется, чтобы и Аккерману было хорошо. Ещё лучше, чем ему самому, чтобы капитан стонал, стонал громко, выдыхал его имя, двигался на его пальцах, раз уж пока это всё, на что он может рассчитывать.       Придерживая Ливая за поясницу, Зик смачивает пальцы слюной и гладит между ягодиц. Какая же там мягкая кожа… Он приставляет уже два к заднему проходу, вставляет их на фалангу и касается того же чувствительного места. Аккерман ахает и прислоняется лбом к его плечу.       – Б-Блять… Д-Да…       Его голос дрожит, три пальца впиваются в спину Зика, а по позвоночнику поднимается жар. Ливай путается, болит у него голова или просто кружится. Пальцы Зика входят глубже, начинают в нём двигаться, и Аккерману окончательно сносит крышу. Он стонет, ахает и вздрагивает, его ладонь движется быстрее, зубы прикусывают кожу шеи то в одном месте, то в другом, ему кажется, что он уже близко. Блять, Зик Йегер трахает его пальцами, а он только этого и хочет. Собственный член истекает, горит от возбуждения и отсутствия ласки. Недолго думая, Ливай обхватывает уже оба их члена и прижимает их друг к другу. Два горячих органа, оба пульсируют, оба перевозбуждены, а теперь и соприкасаются. Зик толкается в его ладонь, и сам Ливай делает то же самое.       – Чёрт, Ливай… Да… Да…       – Молчи, очкарик… И не прекращай… Я хочу ещё…       Он дёргается то к своей ладони, то к пальцам внутри. И там, и там мокро. И там, и там горячо. Мышцы сокращаются всё чаще и чаще, движения всё более и более резкие и быстрые, Ливай стонет, стонет громко, стонет высоко, Зик даже не знал, что его голос способен на такое. Быть таким тонким, таким полным удовольствия, совсем несдержанным. Аккерман снова прижимается лбом к его плечу, и Зик зарывается носом в его волосы, втягивает их запах. Сейчас от них немного отдаёт моющим средством, которым они мыли квартиру. Но и привычный запах чувствуется. Привычный.       – Зик… – срывается с губ Ливая тише, будто бы вымученное, но Йегер, судорожно втянув ноздрями воздух, сразу ускоряет движение пальцев до максимума.       Как часто они скользят, как часто нажимают на простату – Ливаю остаётся лишь дёргаться и сжиматься. Он сейчас кончит. Кончит вместе Зиком, на Зике, чувствуя его внутри. Не всего его, но всё же что-то чувствуя.       Тело прошибает волна удовольствия, Ливая словно коротит. Он часто дышит, на каждом выдохе стонет, сильно жмурится и сильно толкается вверх. Всю нервную систему прошибает множество маленьких импульсов, и Ливай кончает. Зик кончает вместе с ним с протяжным стоном, крепко прижимая Ливая к себе. Хорошо, что он это делает, иначе Аккерман точно завалился бы и упал. Вся его рука в липкой горячей сперме, их общей, он слабо разжимает пальцы, а Зик вынимает свои. Левой рукой Аккерман продолжает обнимать, но теперь намного слабее. Дыхание тяжёлое, в голове пусто. Слишком хорошо. Оргазм такой сильный и такой необходимый. Для них обоих. Несколько минут проходят в полной тишине, нарушаемой только тяжёлым дыханием пытающихся прийти в себя людей.       – О…Ого, – первым умудрился произнести Зик. – У нас получилось, а…?       – …Это правда первое, что тебе пришло в голову?       С коротким смешком Зик потёрся своей щекой о щеку Ливая.       – Прости, капитан. Никаких слов, одни эмоции.       – Ты колешься, – цыкнув, Аккерман отклонился в сторону и вздохнул. И правда же получилось. Чистой рукой он протёр свой лоб от пота и выдохнул. – Фух…       – И не говори, Ливай. Фух… – Зик улыбнулся и ладонью провёл вверх по его спине. – Сразу стало… легче, да?       – Да, – согласился без раздумий Аккерман. – На порядок. И теперь ты хотя бы знаешь, где у мужчины находится простата…       – А я удивлён, что ты знаешь, как она называется.       – Заткнись.       Они оба усмехнулись. Как же это было нужно. В голове было пусто и правда как-то легко. Подозрительно легко…       – Зик, – Ливай вдруг недоумённо открыл глаза и доверительно, хоть и тихо, сообщил. – Ты не поверишь. У меня прошла голова.       От этих слов, от того, насколько они неожиданны, насколько хорошую новость в себе несли, Зик вздрогнул всем телом.       – Серьёзно?! – поражённо выдохнул он, на что Ливай цыкнул и поморщился.       – Чего сразу так громко... Пока что прошла. Заболела, когда вошли в дом, сейчас прошла.       И всё же было в этом что-то обнадёживающее. С лёгкой улыбкой, уже менее раздражённо, Ливай добавил:       – Сама.       – Невероятно...       Зик крепче обнял Ливая, и тот успокоенно уложил голову ему на плечо.       – И не говори... Думаешь, это что-то значит?       – Ну, с одним разом говорить сложно… – Зик ласково пригладил его волосы на затылке. – Но хотелось бы верить, что да… Всё же… Хотя нет, забудь.       – Эй, – Ливай слегка отстранился, заглядывая в глаза Зика. – Говори.       – Ну… – Зик отвёл взгляд, будто в панике искал, что же сказать, пока наконец не придумал. – Возможно, дело просто в оргазме. Снятие напряжения и всё такое. В общем, я бы не стал сразу загадывать.       – А… – Ливай сразу скис. – Ну возможно.       – Но всё же новости хорошие, а? – Зик усмехнулся и привлёк Аккермана ближе к себе. – Если главное лекарство от твоей мигрени – оргазм, то ради такого я даже готов побыть доктором Йегером.       – Заткнись, а.       И всё-таки Ливай улыбнулся. Ох, какая у него была улыбка. Всегда кроткая, словно робкая, слегка открывающая верхний ряд его ровных зубов. При этом точно искренняя и не натянутая. Ливай не умел натянуто улыбаться, и каждая его улыбка стоила любых усилий. Зик неприкрыто любовался ею, и только от этого у него становилось теплее в груди. Глаза Ливая, обычно усталые или недовольные, сужались, и в уголках собирались смешинки, а взгляд из тяжёлого и понурого становился более мальчишечьим. Зик мог бесконечно любоваться. Бережным жестом он отбросил прядь тёмных волос, упавших на правый невидящий глаз. Белый, молочный, он так контрастировал с тёмной радужкой левого, что даже это было по-своему привлекательным. Необычность была во многом привлекательна. Ливай был весь необыкновенный. С головы до ног и до глубины души.       – Ты… Ты красивый, – честно выдохнул Зик, положив ладонь на его щёку.       Что-то в воздухе будто разбилось. Улыбка пропала с губ Аккермана, а его тело напряглось. Даже челюсти он крепко сжал. Что не так? Почему такая резкая реакция?       – Ты мне не веришь, да, Ливай? – Зик расстроенно поджал губы, но снова провёл ладонью по шраму на щеке.       – Сложно поверить, – с болью прошептал в ответ Аккерман. – Я же вижу своё отражение, когда ты возишь меня утром в ванную умываться.       – Так видишь ты, – с нажимом возразил Йегер.       В ответ только тишина. Ливай отстранился, и Зик выпустил его из объятий. Становилось неловко. Но почему? Почему он не может сказать Ливаю то, что чувствует? С ещё одним вздохом Зик всё же через силу улыбнулся и провёл пальцами по спутавшимся тёмным волосам.       – Но правда красивый. И теперь можешь снова сказать, что я извращенец.       Взгляд Ливая был направлен куда-то в сторону. Он был растерянным. Вдруг Аккерман ткнулся лбом в его плечо, обнял и пробормотал.       – Не хочу.       – Эй, капитан, – тихо позвал Зик и снова обвил руками худенькое тело. – Прости.       – Не извиняйся, – Ливай цыкнул. – Нашёл за что... Просто... – он поднял лицо и приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но потом, передумав, вздохнул.       Теперь он выглядел ещё более прибитым и расстроенным. Зик явно задел его за больное. И теперь сам тоже чувствовал себя по этому поводу не очень.       – Просто что, капитан? – мягко поглаживая его спину, осторожно уточнил Зик.       – Ну… – Ливай сглотнул и с трудом продолжил. – Тогда в лесу я не соврал… Я был достаточно популярным, хоть и не самым привлекательным... А сейчас… Ну совсем больно смотреть, – он бросил взгляд вниз, потом встряхнул головой и резко выдохнул. – Ладно, забыли. Не привык я жаловаться.       – А мне нравится на тебя смотреть. Я как раз популярным совсем не был. И когда ты улыбнулся… – Зик резко сбился. – О, чёрт... прости. Прости, Ливай. Я думал, ты увидишь, – выдохнув, он твёрдо договорил. – Я был искренен.       Ладонь легла обратно на макушку, мягко поглаживая. Ливай же внимательно рассматривал Зика, насупив брови, но потом, словно немного оттаивая, снова опустил голову ему на плечо и усмехнулся.       – И всё же не был…       – К сожалению или к счастью, – Зик чуть пожал плечами. – Но элдийцы вообще были на, так сказать, особом положении. Положении грязи из-под ногтей. У меня оно было ещё относительно привилегированное, поверишь или нет. Даже слово давали на военном совете.       – И всё равно?       – И всё равно.       – И… – Ливай на миг осёкся, но всё же договорил. – Твой план с выкашиванием всех элдийцев с этим не был никак связан?       – М? – Зик приподнял бровь. – С чем?       – С твоей собственной непопулярностью.       – Наверное, нет, – после короткого молчания ответил Зик. – Или, может, я убедил себя в том, что нет. Я и сам не знаю.       Повисла тишина. Ещё более неловкая и гнетущая. Зик продолжал обнимать Ливая, но в то же время думал, как выйти из этой ситуации. Что сказать и как себя повести, чтобы не испортить всё ещё сильнее. А ведь он испортил. Этим обычным, искренним комплиментом испортил настроение Ливаю, а заодно и себе. Вот как, вот как понять, что может его зацепить? Что можешь задеть, что может ранить? Вот хоть бери, и ничего ему не говори, но ведь так тоже нельзя. Да и не хочется. Хочется, чтобы Ливай улыбался, чтобы чаще радовался и меньше расстраивался. Хочется строить отношения на общем доверии, насколько это вообще возможно. Но на этом минном поле Зик раз за разом оступался. И даже такой момент пошёл наперекосяк.       – Я… – неожиданно и тихо произнёс Ливай. – Я хочу в душ.       – А… – Зик сразу же вышел из своих дум. – Да, конечно, капитан. Сейчас тебя отнесу и схожу тоже помоюсь.       Как раз будет шанс подумать.       Подхватив Ливая на руки, Зик отнёс его в ванную комнату, усадил внутрь и молча ушёл наверх. Аккерман тоже молчал. Вода стекала по телу, смывая пот, но не успокаивая. Он смотрел на капли, стекающие с пальцев, на линии шрамов, которые словно глубже прорезались в этом свете. Умыться бы. Да всего не смоешь.       Йегер нашёл, блять, как его назвать. Красивый. Одноглазый, неходящий, с этими уродскими шрамами теперь не только на теле, но и на лице? Да каждый, чёрт возьми, поцелуй напоминал о его уродствах. То, как чужой язык проскальзывал по шраму на губах, как тот натягивался, как эта неровность немного мешала. Но с этим он свыкся. Свыкся с ухудшившимся зрением, даже привык к своему "сдвинутому" осознанию лево и право. Шрамы не так бесили, они были всегда. И Зик их видел до этого. И… Зик не видел в нём инвалида даже тогда. Когда они ещё не стали друг другу нравиться. Это же и было причиной, почему он вообще выбрал Зика на роль сиделки. Уже начинало забываться от того, как привычно это стало. Как только изредка захаживающие солдаты напоминали о другом отношении. Если привыкаешь – это становится обыденностью. Само собой разумеющимся.       Но ведь это не так.       Зик ни раз доказывал, что правда чхать хотел на его физические дефекты и изъяны. Ливай и сам иногда про них будто бы забывал. Даже неудобства могут стать обыденностью. Но стоит чему-то пошатнуть эту неустойчивую стабильность…       С душем было покончено. Оперевшись на здоровую ногу, Ливай вылез из ванны и сел на стул перед раковиной. Перед ним было небольшое овальное зеркало, блестящее от чистоты. Аккерман заглянул в него и коснулся шрама на своей щеке. Всё такой же. Может, лишь капельку светлее. Обрубки пальцев, двух самых необходимых, выглядели всё так же мерзко. Что, вот что в нём было красивого? Но Зик очень хреново ему врал.       Схватив полотенце, Ливай накинул его на голову, чтобы не видеть своего отражения. Ему вспомнилось, как Зик ответил на его вопрос о прошедшей головной боли. Показалось, что Йегер хотел сказать не это. Аккерман ненавидел, когда от него что-то утаивали. Эрвин, например, обожал недосказанности. Обожал держать свои планы в секрете и никого в них не посвящать. И Ливай привык не спрашивать. Привык соглашаться беспрекословно. И к чему это привело?       Ливай долго сидел на стуле, не двигаясь. Полотенце всё ещё скрывало его лицо, но мысли, как назойливые мухи, не утихали. Они кружили, жужжали, повторяя то, что он уже слышал, и выдумывая новое. Его руки безвольно лежали на коленях, а вода с каплями скатывалась по плечам, напоминая, что тело всё ещё было здесь, настоящее, реальное. Только вот его реальность не приносила утешения.       Шрам на щеке больше не болел. Шрам на ноге тоже уже почти затянулся. Даже культя вместо пальцев перестала вызывать фантомную боль. Но почему тогда внутри всё горело, словно кто-то вцепился в его нутро и дёргал за эти чёртовы нервы? Ливай перевёл взгляд на свои руки, медленно сжал и разжал пальцы. Полные? Нет. Полные никогда уже не будут.       Если бы он был прежним, с этим телом, с этими силами – что бы он сделал? Поднялся бы, схватил бы это дурацкое полотенце и швырнул в стену, а потом сам, сам добрался бы наверх. Толкнул дверь. Протянул руку к Зику, потянул его к себе… А теперь?       Теперь он мог только ждать. Ждать, пока Зик вернётся. Ждать, пока тот сам решит, что делать. Ждать, пока ему подадут руку, чтобы подняться.       Это было хуже всего. Даже боль, даже уродство – всё можно вынести. Но вот это бессилие, зависимость… это будто выжигало изнутри то, что оставалось от его гордости.       Зик заботился, Зик носил его, Зик выполнял его прихоти. Был готов терпеть, был готов ждать. А Ливай? Что он мог предложить взамен? А ещё "сильнейший солдат человечества".       Он снял полотенце и уставился на себя в зеркало. Взгляд – потухший, без прежнего огня, без той уверенности, которую он знал в себе раньше – уже давно был таким. Со смерти Эрвина. Ещё тогда Ливай потерял себя. Стал уставшей оболочкой, цепляющейся за свою клятву, чтобы не сдаться.       Если ты живой труп, то какая к чёрту разница, сам ты ходишь или тебя носят? Сам ты читаешь, или тебе читают? Какая, блять, разница, если всё равно ничего из этого не имеет смысла и не приносит удовольствия?       Только теперь стало. Совсем недавно, буквально в этом месяце, Ливай наконец вновь почувствовал себя хоть немножко живым. Наверное, поэтому его так всё и бесило с новой силой. Если раньше бесило, что ему нужна помощь в бытовых вопросах, то теперь бесила собственная неспособность что-то делать, когда внутренние порывы об этом просили. И физически и психологически. Когда они наконец-то пробудились, спустя многие годы. А клятва, которая раньше давала сил идти дальше, теперь стала тяжким бременем. Не дающим сделать желанное. Ограничивающим ещё сильнее, чем чёртова инвалидность.       Ох, как же тяжело всегда давались выборы. И всегда приводили к какой-нибудь непредсказуемой херне. Эрвин. Зик. Между Сциллой и Харибдой. Ливай сглотнул и протёр лицо рукой. Становилось зябко. Надо было встать. Надо было двигаться. Надо было… Но он остался сидеть.       "Красивый."       "Так видишь ты."       Красота в глазах смотрящего.       Блять.       Ливай распахнул глаза и перед ним в зеркале предстало его собственное удивлённое лицо.       В груди защемило. Так просто. Так до жути просто.       – Эй… капитан? – тихий, осторожный голос и такой же стук заставил Аккермана повернуться. – Ливай, ты там живой? А то ты что-то долго там сидишь. Не утопился с горя?       – …Закончил, – ответил Ливай после небольшой паузы, и дверь ванной медленно открылась.       – Ого, ты уже вылез? А я тебе одежду принёс, – Зик, и сам одетый в свежее, прикрыл за собой дверь и подошёл ближе. – Чистую. Оденешься, или помочь?       – Сам справлюсь. Спасибо, – добавил Ливай, и Зик улыбнулся.       – Да не за что.       Сначала Ливай надел рубашку, как самое простое, потом кое-как натянул белье и штаны, приподнимаясь на здоровой ноге. Как только он оделся, сзади его оплели руки Зика, обнимая, и Аккерман, вздохнув, прислонился к нему спиной.       – Прости, – прошептал Зик, и Ливай коротко мотнул головой.       – Нет. Это ты меня прости.       – Нет, это я ляпнул не к месту. Я понимаю, у тебя всё было, а тут… да ещё и я… Будто я издеваюсь. Но я не издеваюсь, честно, я просто…       Не дав ему договорить, Ливай обернулся, коснулся щеки Зика и притянул его к себе, мягко целуя. Он всегда плохо объяснял словами. Всегда предпочитал замолчать. И всегда это приводило к трагедии. Ему нужно будет сказать, когда наступит подходящий момент, но пока что… Своим поцелуем Аккерман старался передать, что виноват, что ему и правда тяжело, но он хочет верить, хочет быть рядом, хочет чувствовать больше, уже чувствует. И Зик отвечал ему тем же. И будто обещал защитить. Защитить. Ливай провёл пальцами покалеченной руки по щетине, и Зик подался к его ладони. Аккерман разомкнул ресницы и взглянул на это спокойное, умиротворённое и красивое лицо и свою уродливую искорёженную руку на нём. Мускул на лице дрогнул, Ливай прикрыл глаза, как вдруг… рука Зика легла поверх его собственной, прижимая к своей щеке ещё сильнее. Совсем легонько Зик потёрся о маленькую ладонь и разорвал поцелуй. Его взгляд был ласковым и серьёзным одновременно. Обойдя капитана, Йегер опустился на корточки рядом со стулом и улыбнулся.       – Эй, Ливай… – он переплёл свои пальцы с его, несмотря на неудобство, а второй рукой погладил по колену. – Не думай.       – Стараюсь, – Аккерман вздохнул, сжимая пальцы в ответ. – Я же знаю, что ты это искренне сказал. Просто мне капец как сложно понять, чего во мне сейчас-то красивого... Вот я и думаю, откуда ты это взял.       – Думаешь, я знаю, капитан? – Зик коротко хмыкнул, и взгляд его стал ещё мягче. – Ты улыбнулся, я посмотрел, подумал... И сказал… – он отвёл взгляд. – Дурацки вышло... Лучше бы молча любовался...       – "Любовался", – повторил Ливай и наклонился, чтобы прислониться своим лбом к чужому. – Вот чего сто лет не слышал... Даже приятно...       – Приятно ему... – Зик легонько боднул его лоб. – С ума меня тут сводит...       – Ну не тебе же одному меня сводить, – на губах Ливая появилась слабая улыбка, и он, боднув в ответ, нежно добавил. – Придурок.       – Ну какого подобрал, капитан, – Зик весело взъерошил влажноватые волосы Аккермана, на что тот неодобрительно свёл брови.       – Какой нашёлся… Хотя иногда хочется прибить.       – Ага, это ты постоянно обещаешь!       С ухмылкой на губах Зик ещё сильнее взлохматил волосы Ливая. Втянувший голову в плечи Аккерман теперь выглядел совсем недовольным и раздражённым.       – Потому что иногда хочется... а иногда нет, – подумав о том, что стало с его причёской, он добавил. – Но сейчас да.       – Тогда тебе лучше сделать это сейчас, пока меня снова не понесло, капитан.       – Не сделаю... И оставь их уже в покое…       – Не-аа... Мне нравится.       Он не помнил, чтобы кто-то раньше трогал его волосы вот так – легко, без спроса, будто это было самое естественное на свете. Никто. Даже Эрвин, который всегда его стриг, делал это с каким-то почти религиозным благоговением. А уж чтобы кто-то вот так нахально растрепал его волосы? Немыслимо. Ливай не допускал такой вольности, или же никто просто не решался. Ханджи, например, могла бы, но всё равно не делала. И вот теперь он сидел здесь, глядя на Зика, который наконец убрал руку и теперь беззаботно улыбался, как ребёнок, совершивший маленькую шалость. Взгляд невольно упал на зеркало за спиной Зика. После сна, и то он не был таким лохматым, каким был сейчас. Слишком непривычно – волосы в беспорядке торчали вообще во все стороны.       – Ну что? – Ливай исподлобья взглянул на Зика. – И сейчас нравится?       Йегер замер. Взгляд его скользил по каждой детали: взлохмаченные волосы, торчащие во все стороны, напряжённые плечи, немного приподнятые от втянутой в них головы, и нахмуренный взгляд из-под сдвинутых бровей. Сейчас Ливай выглядел не как легендарный солдат, а скорее как подросток – взъерошенный, упрямый, колючий, готовый вспылить по любой мелочи. Это удивительно шло ему. Обманчивая юность и случайная непринуждённость завораживали. Поражённый, Зик сглотнул.       – Да, – тихо ответил он.       Ливай, всё это время внимательно наблюдавший за вдруг замолчавшим Йегером, приподнял бровь. Он этого не ожидал. Вернее, не ожидал, что это прозвучит так. Трепетно, почти восхищённо. Это выбило из колеи и его самого и вопрос его прозвучал осторожно, даже боязно:       – Я... Всё равно красивый?       Он сразу прикусил язык. Зря. Зря он вернулся к этой теме. Но почему-то сейчас ему было крайне важно услышать ответ. Даже необходимо. Но важнее было увидеть этот ответ в глазах. Чтобы глаза Зика не врали.       – Да, Ливай. Красивый. Всё равно.       Ответ последовал незамедлительно. При этом прозвучал твёрдо, взгляд выражал ту же уверенность. Пальцы Зика ласково прошлись по его левой щеке, по неровной линии шрама, будто стараясь закрепить свои слова в действии, и Аккерман судорожно втянул ноздрями воздух. Ему очень-очень хотелось в это верить. И в этот раз он даже решил не расстраиваться, а позволить лучику надежды закрасться в его сердце. Поверить хотя бы в то, что это может быть правдой. Хотя бы между ними двумя. Уголок губ Ливая слабо дёрнулся вверх.       – Спасибо… – тихо, чтобы скрыть растроганность, поблагодарил Аккерман, и Зик приподнялся и мягко чмокнул этот самый дёрнувшийся уголок.       – За правду не благодарят, капитан…       – Хочу и благодарю, – упрямо буркнул Ливай.       "Всё равно". "Красивый". Слова тёплой волной прокатились по сознанию. Эта искренность и уверенность грели. Они смогли пробиться через слои собственных сомнений, словно свет сквозь плотные облака. Строго говоря, Ливай никогда не считал себя очень уж красивым, но теперь не сомневался – Зик в это верил. Зик так считал. Зик и сейчас на него смотрел так, как он и не помнил, чтобы на него смотрели. И правда с трепетом и восхищением. Но в этом взгляде было ещё кое-что. Преданность. Ливай знал, ведь и сам часто так смотрел. И насколько же это было эгоистично приятно. Когда после всего, что произошло, тебя всё равно считают красивым, стараются понять, терпят и выносят все просьбы, стараются порадовать и повеселить, заботятся. Столько внимания к собственной персоне Ливай никогда не получал, да и не требовал. Явно не до того было. Но всё равно капец как приятно. Зик и сейчас продолжал поглаживать его щёку, молча любуясь, и Аккерман не сдержал робкую улыбку.       – Знаешь, если ты не был популярным, то у вас там все мудаки.       – Или просто не было бы того, кто оценил... Но спасибо, – Зик улыбнулся шире и хмыкнул. – Мне очень приятно, что нашёлся человек, который может должным образом оценить все мои достоинства. И недюжинную скромность.       – Ага… куда ж без неё…       Хотелось сказать. Слова застряли в горле. Ты же ждал момент? Ждал. Но можно потом. Не к спеху. Время есть. А если его нет? Помнишь, как оно бывает? Давай же. Скажи.       – Зик, – Ливай выдохнул и увёл взгляд в сторону, надеясь, что так будет проще высказаться. – Я всё хотел сказать, что… Ты мне важен. Я ценю твою помощь, твою компанию, то, что между нами теперь есть, и… дорожу тобой. Без тебя я бы уже свихнулся. Не знаю, это ли ты ожидал услышать, но вот.       Будто собственноручно вскрыл свою грудную клетку, чтобы показать сердце. Но в голове звучало лучше. Вслух вышло скомкано и коротко. И больше сказать не выйдет. Висок прострелила резкая острая боль, и Ливай коснулся его двумя пальцами, скривившись.       Однако Зику хватило. Пару секунд он сидел молча, осознавая и принимая до конца услышанное, но потом резко привстал и крепко обнял Ливая, зарываясь носом в его макушку.       – Я тоже, Ливай, – он тоже взял паузу. Теперь пришла очередь Зика собирать по крупицам собственные чувства, чтобы озвучить их. Подбирать слова. – Я очень тобой дорожу. Несмотря на твоё бурчание, твою вредность, твою вечно недовольную рожу, мне нравится быть с тобой рядом. Нравится заботиться о тебе. Нравится дразнить тебя. Нравится, когда ты улыбаешься одними глазами, пытаясь делать вид, что злишься. Мне нравится быть нужным тебе. И, думаю, если что случится, мне тебя будет не хватать. И я всё думал, почему… Если честно, мне казалось, что меня никто не сможет понять, тем более ты. Но ты смог. Несмотря на всё, что я натворил. Несмотря на то, сколько людей умерли от моих рук или по моей вине. Несмотря на всю боль, что я причинил лично тебе, капитан. Ты меня понял и дал мне амнистию, самую настоящую. И ты же беспокоишься обо мне и пытаешься переломить себя в том числе ради меня. Я всё вижу, Ливай. Вижу, как тебе это тяжело даётся. Спасибо.       Руки Зика сильнее стиснули Ливая, крепче смыкая объятия. И Аккерман был рад, что Йегер не мог видеть искреннего удивления на его лице. Отняв пальцы от тюкающего виска, Ливай механически обнял в ответ. Казалось, теперь он испытывал к Зику даже больше, чем до этого, но выразить это никак не мог. Поэтому просто прижался головой к его плечу и тихо выдохнул:       – Чёрт, Зик…       – Чёрт, Ливай… – эхом отозвался Зик с теплом и улыбкой в голосе.       Он чмокнул Аккермана в макушку и выдохнул. Ливай тоже вздохнул с облегчением. Это было сложно. Но теперь, даже если с Зиком что-то случится, если тот всё-таки умрёт от проклятья, то он хотя бы успел сказать. Признаться. И успел услышать ответ. Хотя бы об этом не придётся жалеть. Головная боль слегка утихла, но в этот раз не до конца.       – Слушай… – пробормотал в чужую грудь Ливай. – А что ты хотел сказать тогда, когда у меня голову отпустило?       – А… Ого… – Зик медленно отстранился и почесал указательным пальцем за ухом. – Как ты понял, что я приврал?       – У тебя на лице было написано. Так что?       – Ну… Ладно. Только не бей, хорошо?       – Это мы посмотрим.       Зик вздохнул и наконец распрямился, снова возвышаясь над Ливаем. Тот выжидательно наклонил голову, не давая и шанса отмолчаться.       – Ну, короче, я подумал… – Зик мучительно подбирал слова. – В общем… Я же королевской крови, если ты помнишь, – он сделал паузу, надеясь, что Ливай угадает дальше сам, но тот молчал. Почесав затылок, Зик продолжил. – А ты Аккерман… И, ну, как бы…       – Да. Я тоже об этом подумал. Но если так, то… У нас есть шансы, да?       Надежда сквозила в голосе Ливая. Шансы разорвать узы, уже связывающие его. Если есть поверье, что Аккермана должно что-то связывать с представителем королевской крови, то эта "истинная связь" – его единственная возможность "переключиться". Отречься от клятвы. Перестать корить себя за её нарушения. Смелое предположение с очень большой натяжкой, но минимальная вероятность была. И у Зика тоже была надежда на это. Что когда-нибудь Ливаю не придётся ради него каждый раз идти против веления крови. Каждый раз испытывать боль, которую он косвенно ему причинял. Боли им обоим хватило с лихвой. На несколько жизней вперёд.       – Да, Ливай, – Зик бережно пригладил волосы Аккермана, наконец возвращая им привычный вид. – Думаю, они у нас есть. Только… и не бей меня.       – Ты каждый раз будешь об этом просить?       – Я перестраховываюсь! Знаешь, капитан, твоя привычка бить меня каждый раз, когда тебе не нравится что-то в моем поведении, меня не то чтобы отталкивает, но немного смущает. Это больно и не очень хорошо влияет на наши отношения, не думаешь?       – Ладно, не буду. Что там у тебя?       – Думаешь… Думаешь, ты сможешь окончательно освободиться, если останешься здесь, на острове?       Он уже давно хотел поднять эту тему и всё ходил вокруг да около, но наконец она пришлась к месту. Зик замер в нервном ожидании реакции. К его счастью Аккерман хотя бы не вспылил, а просто устало вздохнул.       – Ты снова об этом? Хочешь домой?       – Да, снова! – подтвердил Зик с возникшим из ниоткуда жаром. – И в этом есть логика, просто ты не хочешь её увидеть! Моё желание оказаться дома на это никак не влияет! Да и к тому же… – он вдруг осёкся и добавил уже скромнее, почёсывая затылок. – Дом им и не будет без тебя-то.       Ливай опустил взгляд, даже не зная, что на такое сказать. Кончики его ушей потеплели от смущения. Его намерение твёрдо отстаивать свою позицию пошатнулось. Если об этом думать, то он и сам бы не отпустил Зика "домой". И дело было уже не в желании насолить Йегеру, а в собственном нежелании его отпускать от себя. Но и переезд в Марли был сомнительной авантюрой. Причина оставалась неизменной. Но… эта причина и была в оковах, в его клятве. Если он хотел, чтобы они перестали его удерживать, то и однозначного стопроцентного "нет" больше сказать не мог.       – Ну... Давай ты мне сначала доживёшь всё же до тридцати, не померев от проклятия, а потом вернемся к этому разговору.       – Хорошо, капитан, – Зик улыбнулся. Небольшой, но прогресс. В уголках его глаз собрались смешинки, и он хмыкнул. – А если помру от чего-то другого?       – То верну тебя к жизни и убью сам. Помнишь? Резать тебя могу только я.       Хмыкнув, Зик неожиданно подхватил Ливая на руки. Аккерман на автомате ухватился за его шею, чтобы не свалиться, но Зик лишь продолжал улыбаться.       – Тогда придётся постараться! Хотя я бы посмотрел, как ты это сделаешь.       – Вспомни меня в гневе. Оно тебе не нужно, очкарик, – вдруг выражение его лица смягчилось и немного помрачнело, и Ливай серьёзно попросил. – Но правда не надо. Говорю же. Свихнусь.       – Я про воскрешение, капитан, – Зик игриво поддел его нос своим и понёс из ванной обратно в спальню. – Про гнев я отлично помню. Ты меня сегодня чуть шваброй не прибил за то, что я что-то там не так по твоему мнению, сделал. И это спасибо, тебе за мной не угнаться! – Зик усадил Аккермана на кровать и наклонился к его лбу, прислоняясь к нему своим. – Постараюсь, Ливай, – серьёзным тоном пообещал он, но потом с короткой усмешкой добавил. – А то кто тебя доводить будет? Я не готов доверить кому-то другому такое важное дело!       Ливай цокнул языком и закатил глаза.       – С тобой я свихнусь не меньше... Но хоть немного веселее.       – Всего лишь "немного"? – Зик наигранно раздосадовано покачал головой. – Ая-яй, придётся больше стараться...       Уголок губ Ливая сам пополз вверх, и Аккерман втянул Зика в поцелуй. Придурок. Но уже какой-то свой. Зик осторожно опустился на кровать рядом с ним и приобнял, держа ладонь на талии и легонько её сжимая. Ливай же, придвинувшись ближе, мягким движением разровнял его бровь и провёл пальцем вниз по скуле.       – Запомни, Зик, – тихо обратился он к Йегеру. – Если кто-то захочет тебя убить, я и защитить толком не смогу. И не уверен, что меня слушать будут.       – Ты… Это к чему сейчас, капитан?       – К Марли.       – А… Ну… Хорошо, я запомнил, – пусть Зик и не совсем понял, что же Ливай имел в виду, он решил не допытываться, и вместо этого несколько неловко спросил. – Тогда… Чем займемся сейчас?       – Да чем хочешь.       – Сидеть с тобой в обнимку? Ну мы и так это делаем. Ну а потом?       – Чего хочешь…       Повторив свои слова, Ливай прижался к Зику. Пальцами здоровой руки он нашёл его ладонь и легонько её сжал. Тихо хмыкнув, Йегер сделал то же самое и коротко поцеловал его в губы. Наверное, это можно было решить и потом. Им и правда некуда было торопиться. Можно было наслаждаться теплом друг друга и общим спокойствием. И лишь одно подсознательно тревожило. Тревожило их обоих.       До Судного дня оставалось всего три дня.