Next to Me

      Июль вышел для Ливая особенно богатым на события. Эти новоприобретённые отношения с Зиком и всё с ними связанное переваривались с трудом. Когда он забрал его из тюрьмы? Где-то весной? Да, где-то в середине или конце весны. И вот заканчивался второй месяц лета. Очень многое переменилось. И, скорее, в хорошую сторону. Оглядываясь назад, Ливай и сам не знал, чего ожидать от своего опрометчивого решения. Так погряз в отчаянии, что в целом было наплевать, что произойдёт. Как, собственно, и Зику. Но теперь один был рад, что даровал амнистию, а второй – что решил не сбегать. Уж слишком на удивление комфортно им стало сожительствовать и сосуществовать.       Но и последние два дня до дня рождения Зика не были совсем уж спокойными. Кресло Ливая, над которым Зик потихоньку работал последние пару недель, наконец было улучшено. Не обладая особыми техническими знаниями, Йегер подошёл к задаче практично. На колёсах появились надёжные поручни с резиновыми накладками, чтобы руки Ливая не скользили. Зик лично убедился, что поручни подходят под хват Аккермана, не перегружая его кисти. Кроме того, он установил на левую рукоять что-то вроде рычажного переключателя, который соединял систему вращения колес. Если рычаг был включён, Ливай мог управлять креслом одной не травмированной рукой – поворачивая влево или вправо, а также двигаясь прямо. Механизм был простым: набор шестерёнок, соединяющих оба колеса через общий вал. Идея, подсмотренная очень давно ещё в какой-то детской игрушке, оказалась неожиданно полезной.       Сказать, что Аккерман был доволен, – это ничего не сказать. Как только Зик продемонстрировал обновлённое кресло, Ливай тут же уселся в него, решительно взявшись за поручни. Сначала движения были неуверенными: он проверял повороты, нажимал переключатель, тестировал, как система реагирует на нажатие одной рукой. Но уже через пару часов он стал перемещаться по комнате с заметной лёгкостью.       На радостях Ливай провёл почти весь день, обучаясь "вождению". Сначала это были прямые перемещения по комнате, затем – тренировки разворотов на месте. Потом Зик устроил ему небольшую полосу препятствий, используя табуретки и пустые коробки, чтобы отточить маневренность. К вечеру Аккерман уже уверенно катался по первому этажу, лишь порой спотыкаясь на порожках или слишком резких углах. Но и их он упорно преодолевал, стискивая зубы и сильнее нажимая на поручни. Каждый новый манёвр, каждый преодолённый порожек – словно маленькая победа, которая добавляла уверенности не только Ливаю, но и самому Зику.       Отблагодарил Аккерман Зика, конечно, как следует, но тому было приятно даже просто наблюдать за Ливаем. Как в нём пробуждается жизнь, как в глазах появляется огонёк, с каким рвением и азартом он старался овладеть новым механизмом, с какой прытью он потом им пользовался, как быстро стал весьма мобильным. Он словно заново расцветал, словно заново учился летать, пусть и с поломанными крыльями. В каждом его движении была та же сосредоточенная уверенность, что раньше вызывала восхищение на поле боя. Для Зика это было лучше любого деньрожденного подарка.       Но если Зику этого было достаточно, то Ливай приготовил ему подарок. Настоящий подарок.       За день до дня рождения будущему имениннику было велено вновь сходить на рынок. Ливай практически вытолкал его из дома. И на то была очень существенная причина. На этот день у него была запланирована "доставка" подарка. Те двое солдат разведкорпуса, которых он отправил на поиски ещё пару недель назад, наконец должны были прийти с какими-то известиями – получилось или нет. Стоило им пересечь порог его дома, как Ливай по выражению их лиц понял – да. Да, они нашли. Аккерман, как и обещал, написал письмо с требованием поднять им жалованье. То, что они сделали – было на грани фантастики. Ещё отдавая приказ, он и сам не верил, что это возможно. Но вот он держал в руках подтверждение того, что для разведкорпуса всё ещё не было ничего невозможного. Теперь дело оставалось за малым. Нужно было успеть подготовить подарок – упаковать и спрятать – до возвращения Зика.

***

      Утром первого августа серый свет едва пробивался сквозь тяжёлые занавески, наполняя комнату глухой тишиной. На подоконнике размеренно стучал дождь, капли сливались в мутные потоки, и их дорожки скользили по стеклу. Ритм дождя словно пытался убаюкать всё вокруг, но Ливай уже начинал просыпаться. Аккерман не двигался, позволяя этому утреннему покою на мгновение окутать его. Он лишь недавно позволил себе такую роскошь, как долгое пробуждение. Что-то, чему его научил Зик. Стоп. Что-то было не так. Слишком тихо. Тишина давила на уши, и даже стук дождя вдруг показался тревожным.       Сквозь полудрёму Ливай почувствовал, что постель была непривычно холодной. Тёплая тяжесть, к которой он так привык, исчезла. Рука потянулась в сторону, ощупывая кровать.       Пусто.       Аккерман распахнул глаза и дёрнул рукой, проверяя пространство ещё раз, но его пальцы встретили лишь ровную ткань. Холодный, не смятый угол одеяла. Он нахмурился, приподнимаясь на локте, и осмотрел комнату. Одеяло было аккуратно расправлено. Место рядом пустовало.       – Зик? – негромко и хрипловато после сна окликнул он, голос прозвучал почти растерянно.       Тишина.       Ливай нахмурился ещё сильнее, перевёл взгляд на дверь. Она была закрыта, как и всегда на ночь. Но где был Зик?       – Зик! – голос стал чуть громче, напряжённее.       Никакого ответа. Только дождь за окном продолжал ритмично стучать в окно.       Аккерман сел ровнее, пытаясь прогнать остатки сна. Он убрал одеяло и повёл взглядом по комнате. С того момента, как они стали ночевать вместе, Зик никогда не вставал раньше него. Так почему же сейчас его не было?       – Йегер?       И снова тишина. Ливай покосился на дверь, ожидая увидеть знакомую фигуру в дверном проёме. Ничего.       – Проклятый очкарик... – пробормотал он себе под нос. – Где ты лазишь?       Покрутившись на месте, Ливай уселся, свесив ноги с кровати. Но ощущение тревоги уже ползло вверх по позвоночнику.       – Зик! – крикнул он, раздражённо тряхнув головой. – Сволочь, где ты?       Никаких шагов, ни звука. Ливай цокнул языком, сильнее нахмурился. Где он? Что за дебильный розыгрыш? Аккерман стиснул зубы и, опираясь на руку, решил пересесть на кресло. Каждое движение было резким, болезненным, но он не останавливался, подтянулся и наконец-то справился. Колёса закрутились под его руками, и он выкатил в коридор.       – Зик?! – голос эхом разнёсся по пустому дому.       Ответа не было.       Проверив весь первый этаж, Ливай убедился – Зика тут нет. Ни на кухне, ни в гостиной, ни в кабинете. Всё выглядело так, словно Зик и не просыпался. На кухне стол не был накрыт, на плите не стояло ни кастрюль, ни чайников, хотя Зик обычно первым делом ставил кипятить воду. Полотенце на крючке висело аккуратно, будто его никто и не трогал.       В гостиной всё тоже было на своих местах. Подушки на диване лежали ровно, плед был сложен на подлокотнике. Ливай заметил, что книги, которые Зик иногда читал перед сном, аккуратно лежали на журнальном столике. Даже табуретка, которую вчера случайно сдвинули ногой, стояла точно так, как они её оставили.       – Зик? – позвал он снова, уже громче, с нотками раздражения в голосе.       Ничего.       В кабинете, куда Ливай направился после, тоже ничего не говорило о присутствии Зика. Бумаги оставались на столе в аккуратной стопке, стул был задвинут, а окно плотно закрыто. Аккерман снова повернул кресло в сторону кухни, затем в коридор, обвёл взглядом всё вокруг. Зика нигде не было. Всё наводило на мысль, что он просто исчез. Сбежал? Неужели всё же решил драпануть в день своего рождения?       Вдохнув глубже, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце, Ливай развернул кресло в сторону лестницы. Его взгляд упал на ступени, которые, несмотря на адаптированное кресло, всё ещё были для него непреодолимой преградой.       – Чёртов Йегер… – пробормотал Ливай. – Спишь, что ли? Знаешь же, что я сам хрен поднимусь.       Но выбора не было. Крепче сжав поручни кресла, Аккерман подкатил ближе к лестнице и ухватился за деревянные перила. Кресло не могло преодолеть ступени, и Ливай, стиснув зубы, выбрался из него, оставив его у подножия лестницы. Его руки крепко сжали перила, а здоровая нога с трудом подтянулась к первой ступени. Сжав зубы, Ливай начал карабкаться вверх.       – Сука, очкарик… – процедил Ливай, едва удержав равновесие, когда его нога соскользнула на одной из ступеней. Ладони крепко сжимали перила, мышцы на руках сводило от напряжения. – Если ты издеваешься, я тебя собственными руками удавлю.       Тяжёлое дыхание смешивалось с гулким стуком сердца. Каждая ступень давалась с трудом. Каждое движение требовало невероятного усилия, словно он тащил за собой груз, в десять раз превышающий собственный вес. Но он не мог остановиться. Не сейчас.       Добравшись до верхней площадки, Ливай тяжело привалился к стене, вытирая пот со лба. Взгляд его устремился в сторону спальни Зика. Дверь была приоткрыта. Из-за неё пробивался слабый свет, тусклый и холодный, как утренний туман. Шаг за шагом он приближался. Руки хватались за каждую опору, стену, косяк.       – Зик? – голос дрогнул, почти срываясь.       Толкнув дверь, Ливай вошёл. Комната встретила его гнетущей тишиной. Серый свет, проникающий через плохо задернутые шторы, разливался по стенам и полу, превращая всё вокруг в неясные очертания. Кровать стояла ровно в центре комнаты. Простыни сбились на краю, будто их небрежно отбросили. На кровати лежал Зик. Неподвижно.       – Эй…? – хрипло позвал Ливай, его голос был едва слышен даже в этой тишине.       Держась за стену, он сделал рывок вперёд, потом ещё один. Кровать казалась бесконечно далёкой, а сил совсем не осталось после преодоленного пути. Здоровая нога прогнулась, и Аккерман рухнул на кровать больным коленом. Острая вспышка боли прошла по ноге, он зашипел, но сейчас было не до этого.       – Очкарик, вставай… Ты слышишь? – подползая ближе, почти шёпотом произнёс он, но голос сломался на последнем слове.       Зик лежал на спине, глаза закрыты. Лицо его было бледным, почти серым, с каким-то странным выражением спокойствия на нём, которого Ливай никогда раньше не видел. Шея была натянута, губы слегка приоткрыты. Вокруг рта – следы высохшей крови.       Пальцы Ливая дотронулись до его плеча. Холод пронзил кожу, словно ожог. Рука дёрнулась назад, как от раскалённого металла, и Ливай выдохнул резко, будто удар в живот выбил из него весь воздух. Но тело двигалось само, как на автомате. Рука Ливая снова потянулась вперёд, он осторожно коснулся чужой шеи, той точки, где должен был биться пульс.       Холод будто проник в самые кости. Никакого биения. Никакой жизни. Грудь Зика оставалась неподвижной.       Ливай застыл. Его пальцы слегка дрожали, но он не убирал руку, надеясь на что-то, что, как он уже понимал, никогда не произойдёт.       "Очнись, блять, сколько раз ты уже должен был сдохнуть, и не дох, вот и сейчас давай, просыпайся", – отчаянная мысль билась в голове, но голос так и не прорвался наружу.       Губы Ливая дрогнули. Он пытался сказать хоть что-то, но все слова застревали в горле, превращаясь в болезненное жжение. Он медленно наклонился ближе, чтобы лучше рассмотреть лицо Зика. Мирная, почти безмятежная маска, которую Ливай никогда не видел раньше. Ни тени той нахальной ухмылки, ни привычного огонька в глазах. Ничего. Он выглядел... мирно. Слишком мирно. Как статуя, застывшая в идеальном покое.       Грудь обожгло волной боли, пальцы снова нашли ладонь Зика, холодную, как мрамор. Ливай сжал её, словно это могло вернуть тепло.       – Зик... – едва слышно прошептал он, его голос был хриплым и сломанным.       Ответа не было. Только тишина, слишком густая, чтобы её можно было вынести.       Слёзы текли по щекам, горячие, бесполезные. Ливай даже не замечал их. Он опустил голову, уткнувшись лбом в чужое плечо, и вдохнул. Запах был всё ещё знакомым, но уже едва уловимым. Каждая деталь казалась теперь невыносимо важной. Мелкие морщинки на лбу Зика, те самые, которые собирались, когда он ухмылялся или спорил. Волосы, всегда слегка растрёпанные, но по-своему аккуратные. И это странное спокойствие на губах… Губы, которые шептали дразнящие слова, смеялись, целовали его. Теперь они выглядели так, словно не могли больше произнести ни единого звука.       Ливай смотрел на его лицо, пытаясь найти хоть что-то живое. Еле заметный вздох, слабое движение век. Хоть что-то. Но всё оставалось неподвижным.       Его взгляд опустился к руке, которую он всё ещё держал. Какой холодной она стала… И от этого холода он чувствовал, будто его собственная жизнь тоже постепенно замерзает. Слёзы текли по щекам, солёными дорожками оставляя жгучий след. Ливай не издавал ни звука, даже дышал с трудом, но не мог остановить этот поток.       Он уткнулся лбом в чужую ладонь, теперь уже влажную от его слёз, и закрыл глаза. Мир сузился до этой точки – до его пальцев, до этой комнаты, до безмолвного присутствия Зика.       Ливай медленно опустился на колени у кровати, одной рукой всё ещё сжимая холодную руку Зика, а другой закрывая лицо. Даже не было сил подняться. Мир стал невероятно пустым. Даже звук дождя за окном превратился в глухой шум, не в силах заполнить эту пустоту.       Ещё один. Ещё один мертвец в твою копилку. Ты притягиваешь смерть. Все, кто становится тебе дорог, умирают. И умирают они раньше тебя. У тебя на глазах. За тебя. А ты ничего не можешь сделать. Совершенно ничего. Никогда не мог. Всегда лишь наблюдал, как близкие умирают. И ни твоё горе, ни гнев, ни скорбь их не вернут и им не помогут. Это твоё наследие. Дефектного Аккермана.       Прозвучавшие в голове слова были сказаны голосом Эрвина Смита. Они ударяли словно кнут, раз за разом. Ливай боялся поднять голову, но будто под воздействием какой-то потусторонней силы всё же сделал это.       Эрвин стоял с другой стороны кровати, а рядом с ним и Зик. Одинаковые, живые, плечом к плечу, но со странной неподвижностью. Лица были белыми, словно вылепленными из воска, а глаза смотрели прямо на него – тяжёлым, осуждающим взглядом.       Ливай приоткрыл рот, слёзы его иссякли. Он хотел сказать им хоть что-то. Сказать, как ему жаль. Как это неправильно. Но горло жгло, и ни одно слово никак не удавалось произнести.       Вдруг тела Зика и Эрвина начали меняться. Кожа, сначала гладкая, покрылась мелкими трещинами, из которых струился густой, желтоватый гной. Язвы вспухали, и Ливай, замерев, наблюдал, как одна из них лопнула на груди Эрвина, выпустив наружу чёрный дым. Его правая рука вдруг соскользнула с плеча и упала на пол с глухим звуком. Из обрубка потоком хлынула кровь, густая и почти чёрная. Она растекалась по полу, перетекая к ногам Ливая, который не мог отвести глаз. Эрвин медленно перевел свой пустой и стеклянный взгляд в сторону Зика, и Ливай, подчиняясь, поступил также. Зик стоял всё так же неподвижно, но его голова вдруг начала медленно сползать к плечу, как будто её только что отсекли острым клинком. Капля за каплей кровь стекала по шее, оставляя алые следы. Глаза Зика продолжали смотреть на Ливая, но в них не осталось тепла. Этот взгляд был чужим. Холодным. Непроницаемым. Как на незнакомца.       И тут губы Зика приоткрылись.       – Это ты проклят, а не я.       Голос был чужим, искажённым, будто сквозь толщу воды. Ливай дёрнулся назад, ноги скользнули по кровавой луже, и он рухнул на пол, ударившись затылком. Всё поплыло перед глазами. Зик и Эрвин снова двинулись. Язвы на их телах всё ещё лопались, выпуская гной, изо ртов текла кровь. Они медленно наклонились к Ливаю, их лица исказились, и вместо привычных черт остались только зияющие провалы.       Ливай попытался закричать, но его голос увяз в горле. Только судорожный вдох, полный отчаяния, пронёсся в воздухе.       И вдруг всё потемнело.

***

      Ливай резко открыл глаза. Сердце бешено стучало, грудь вздымалась, словно он только что пробежал марафон. Свет утреннего дождливого дня пробивался сквозь полуприкрытые шторы.       Он лежал в своей постели. Рядом было тепло. Ливай медленно повернул голову. Зик. Лежал рядом.       Сон. Это всё был дурацкий ужасный сон.       Аккерман приподнялся на локте, и одеяло мягко соскользнуло с его плеч. В лицо ударил прохладный утренний воздух, пахнущий дождём и чуть уловимым запахом табака, который, похоже, впитался в стены всего дома, хоть в нём никто и не курил. Ливай внимательно вгляделся в лицо Зика. Глаза закрыты, рот едва приоткрыт. Его грудь… Ливай напрягся, смотря на неё. Секунды казались вечностью.       Дышит? Дышит ли?       Хотелось пошевелиться, коснуться Зика, но тело Ливая словно отказывалось его слушаться. Рука застыла на полпути. Сон же не мог быть вещим? Этого же не может быть… нет, конечно, не может. Аккерман сглотнул, стараясь прогнать назойливую мысль.       Он перевёл взгляд к занавескам. Свет за ними был тусклым, дождь и наяву стучал всё громче, капли били по стеклу быстрее и ритмичнее, подражая его сердцебиению.       Чёрт, что, если…?       Резко выдохнув, Ливай заставил себя опустить взгляд обратно на лицо Зика. И тут он заметил лёгкое, почти незаметное движение. Или ему показалось?       "Нет, не сейчас," – он стиснул зубы, и в груди взорвалось отчаяние, яростное и глухое. Ливай сидел, не шевелясь, почти не дыша, но мысли бушевали, как водоворот. Снова и снова он повторял себе, что это просто глупая паранойя. Что всё прошло, что проклятья Имир больше нет, что сегодня – это просто ещё один день, причём праздничный. А сон – это всего лишь чертов сон. И всё равно утро первого августа отдавало зловещим холодом. Слишком уж много на нём зиждилось.       Аккерман перевёл взгляд на руку Зика, лежавшую неподалёку. Она была неподвижной, пальцы едва торчали из-под одеяла. Пальцы. Вспомнилась ладонь Зика из его сна. Холодная и полная его слёз. Ледяной ком тяжестью осел в животе.       Просто тронь его. Убедись, что всё в порядке. Ну же.       Но пальцы Ливая не двигались. Его взгляд метался от руки Зика к его лицу, и каждое мгновение нерешительности выматывало сильнее, чем целый день боя. Такие моменты Аккерман ненавидел в разы сильнее. Ненавидел проверять тела. Ненавидел каждый раз узнавать, что это холодный бездыханный труп. А если и на этот раз труп? Нет, нельзя. Не имеет права. Ливай подумал, что мог бы позвать Зика, произнести его имя. Но слова застряли где-то в горле.       А вдруг не ответит?       Всё-таки собравшись с силами, Ливай вытянул руку. Его пальцы пусть и не дрожали, но двигались медленно, пока наконец едва не коснулись руки Зика. Тёплая. Слава богу тёплая. Это дало хоть немного смелости. Ливай сжал его ладонь сильнее, но Зик никак не отреагировал.       Слишком тихо. Слишком долго. Стоп. Стадии окоченения заменяют друг друга далеко не сразу. Вроде бы, остывать и около суток может, а вечером Зик ещё был в полном порядке и, как обычно, шутил. Так что одной теплоты недостаточно. Ливай чувствовал, как сердце гулко стучало в его собственных ушах, разгоняя фантомный страх утраты по всему телу. Он хотел услышать что-то, любой звук, любое движение, но в ответ была всё та же тишина.       Подавшись вперёд, Ливай наклонился над Зиком и прислушался, не отрывая глаз от его лица. Ноздри Йегера казались неподвижными. Или двигались? Стук дождя будто специально заглушал всё, что он пытался расслышать. Ливай прищурился. Неужели?       И тут он заметил это. Едва заметное движение его груди. Подъём. Медленный, ленивый, как у человека, спящего в полудрёме. Ливай тут же выдохнул, но выдох получился рваным, как будто он держал его всю ночь. Коснувшись плеча Зика, Аккерман крепко сжал, будто не веря до конца.       – Эй, Зик… Э-эй… – голос сорвался.       Зик не отозвался. Ливай снова осторожно тронул его за плечо, на этот раз чуть сильнее, так, что тот слегка пошевелился. Но всё ещё ничего. Волнение снова накатило, но теперь оно смешивалось с раздражением.       – Зик, мать твою… – Аккерман сжал зубы и нахмурился.       Наконец, Йегер издал едва слышный, но такой долгожданный звук – тихий, ленивый стон человека, чей сладкий сон был потревожен. Затем его веки дрогнули, а глаза медленно приоткрылись. Расфокусированный взгляд блуждал по комнате, пока не наткнулся на лицо Ливая.       – Доброе утро, Ливай. Чего… ты так на меня смотришь? – спросил он. Голос сонный, с хрипотцой.       Напряжение тотчас начало спадать с его плеч. Ливай хотел бы ответить что-то колкое, огрызнуться, но не смог. Он просто закрыл глаза и сделал глубокий вдох, стараясь успокоить бешеное сердцебиение. И всё-таки всего лишь дурацкий сон.       – Просто проверяю, дышишь ты или нет, – пробормотал он, отводя взгляд.       Зик приподнялся на локтях, смотря на Ливая, и вдруг усмехнулся.       – Я что, испугал тебя? Капитан, ты стал сентиментальным.       – Заткнись, – буркнул Ливай, отворачиваясь к окну. – Ты вообще представляешь, какой сегодня день?       Зик зевнул и снова рухнул на подушку, беззаботно бросив:       – День рождения вроде как. Мой.       – Вот именно, – голос Ливая прозвучал тихо, но в нём всё ещё угадывался резкий тон. – Не забывай, какого чёрта ты ещё здесь.       На мгновение в комнате снова стало тихо. Только дождь за окном продолжал свой монотонный стук. Зик протянул руку, дотронувшись до запястья Ливая.       – Спасибо, – тихо сказал он, глядя прямо на капитана.       Ливай ничего не ответил. Только позволил Зику продолжать держать его руку. Его всё ещё колотило. Сон-то он сон, но слишком, блять, реалистичный. Немного помедлив, Зик осторожно потянул Ливая обратно на кровать. Его рука мягко скользнула по плечу капитана, и он тихо предложил:       – Поваляемся, Ливай?       Аккерман сразу же поморщился, цокнув языком, и попытался растолкать Зика локтем в бок.       – Твою же мать, очкарик... – пробормотал он, но вскоре сдался, тяжело вздохнул и откинулся обратно. – Ладно. Пять минут.       Зик ответил довольным бормотанием, крепче прижимая Ливая к себе, словно плюшевую игрушку, и, казалось, тут же задремал. Его дыхание стало ровным, спокойным, а руки уютно обвили плечи Аккермана.       Ливай нахмурился. Его губы поджались, лицо сложилось в привычную недовольную гримасу, но в этом было больше показного раздражения, чем настоящего. Глубоко вздохнув, он понял, что, как ни странно, ему это даже нравилось. Это тепло, эта близость, эти сильные руки, обнимающие его с такой мягкостью. Чёрт с ним. Какое-то время даже можно себе такое позволить. Однако через несколько минут Зик перевернулся на спину, слегка похрапывая. Ливай приподнял голову и с недовольным вздохом снова начал его расталкивать.       – Так, Йегер, пять минут прошло. Просыпайся давай. У нас много дел.       Зик зашевелился, тихо пробормотал что-то невнятное, но глаза так и не открыл. Ещё несколько толчков и всё же бормотание стало чуть более осмысленным.       – Что... Что за спешка, капитан? Дал бы поспать…       Ливай на мгновение застыл. Сонное и ещё немного приплюснутое лицо Зика выбивало из его мыслей всякое желание сердиться. Он выдохнул, стараясь и дальше быть недовольным, но теперь фальшь была уж слишком откровенной.       – Кто-то храпит мне на ухо, когда уже пора вставать. А я сам не могу.       Йегер лениво потянулся, на лице появилась лёгкая ухмылка.       – Я не храплю, Ливай... – произнёс он, приоткрыв глаза. Затем, повернув голову к Аккерману, добавил. – Или ты в туалет хочешь?       – Может, и хочу, – тяжело вздохнув, упрямо ответил капитан. – Но у нас важный день. У тебя вообще-то день рождения, кто забыл.       Улыбка Зика стала шире.       – Тогда тем более: куда мы спешим, капитан? – спросил он и тут же снова обнял Ливая, прижимая к себе ещё крепче. – Я бы ещё с тобой повалялся... Ты тё-ё-ёплый.       Ливай, чувствуя, как его окутывает уютный кокон чужих рук, даже поддался. С какой-то стороны Зик был прав. Можно было и не торопиться. Но и настоящий праздник устроить не терпелось, поэтому Ливай чуть мягче, но всё ещё шипя, произнёс:       – У нас были планы, Зик...       Йегер вздохнул с сожалением, медленно разжимая объятия.       – Ну, раз планы...       – Ну ладно... – Ливай, слыша это разочарование в голосе Зика, тихо вздохнул и окончательно сдался. – Ещё немного.       – Спасибо, капитан! – глаза Зика тут же зажглись радостью. Он вновь обнял Ливая, чмокнул его в нос и с чувством добавил. – Обещаю, совсем чуть-чуть.       Ливай прикрыл глаза, позволив себе наслаждаться этими объятиями. Было всё-таки в этом что-то по-родному уютное, каким бы назойливым Зик ни был. Да без этой назойливости Ливай бы ему такое наверняка и не позволил. Но теперь вот – он лежал в объятиях Зика, как игрушечный зайка, не издавая ни звука. Да он сам мог так уснуть. В тепле под стук дождя. И на языке крутились три слова. Те, которые он очень редко произносил.       – С днём рождения.       Совсем тихое бормотание Ливая, но Зик, конечно, услышал.       – Ох, капитан... Спасибо, – в его голосе послышалась едва уловимая растроганность, Зик прижал Аккермана чуть крепче и хмыкнул. – А с тем, что я сейчас обнимаю тебя... День уже обещает быть одним из лучших.       – Лишь бы так, – сдавленно от объятий пробормотал Ливай с искренней надеждой. – И смотри. Ты живой.       – День-то только начался, кто знает, капитан... – губы Зика насмешливо скривились. – Может, и помру к вечеру.       – Нет. Не помрёшь, – прошипел Ливай, его глаза сузились. – Ты не должен был дожить до дня рождения. Так что всё. Сработало.       – Ну мы же не знаем точное время, капитан... – задумчиво протянул Зик, легко касаясь губами его лба. Затем, будто примирившись, мягко добавил. – Но... Я рад.       Эти слова, произнесённые так искренне, согрели Ливая. Всё же ещё совсем недавно Зик хотел умереть. Уповал на это проклятие, чтобы то избавило его от мучений . А теперь был рад, что оно не сбылось. И сам Ливай тоже был, хоть и старался сдерживать эту радость. Прекращая блаженствовать от мягкого прикосновения губ, он заставил себя хоть немного собраться.       – Будем тогда вставать? Теперь я уже правда хотел бы в туалет.       Зик тихо хмыкнул, приподнимаясь и чмокая Ливая в макушку.       – Ладно уж. В конце концов, у нас были планы, да, Ливай?       Аккерман кивнул. Главным его планом было то, чтобы день рождения Зика прошёл самым лучшим образом, но и спрятанный в доме подарок был одной из самых важных его частей.       – Так точно.       Выпутавшись из объятий, Ливай размял спину и потянулся. Зик же встал с кровати и подхватил капитана на руки – кресло стояло в гостиной, где они оставили его накануне. Ливай, уже привыкший к такому порядку, не стал возмущаться и без слов обнял Зика за шею, чтобы тот отнёс его поскорее в ванную.       – Сейчас я тебя посажу на унитаз, ты сделаешь свои дела, а я пока схожу за креслом. Как тебе план?       – Просто отличный, – саркастично бросил Ливай и закатил глаза. – Только я бы ещё сходил в душ.       Зик хмыкнул, чуть сместив вес Ливая на одну руку, будто раздумывая.       – И почему я в этом не сомневался, капитан? Тогда... – он прищурился, прежде чем ехидно добавить. – Предлагаешь мне подождать, а потом посадить тебя в ванну? Или… сделаешь в душе всё сразу?       – Да, конечно, такой вот тебе подарок на день рождения, – язвительно бросил Аккерман и цокнул языком. – Всё как ты любишь.       – А что тебе не нравится, капитан? – Зик ухмыльнулся ещё шире.       – Какой-то говёный вышел бы сюрприз, – Ливай поморщился. – Давай опускай меня уже. Сначала одно, потом другое.       – Как скажешь, капитан, – с готовностью согласился Йегер и аккуратно опустил Ливая на унитаз, придерживая его за плечи.       Когда Ливай устроился, он кивнул, ожидая, пока Зик выйдет, чтобы остаться наедине.       – А то я тебя голым не видел... – Зик драматично вздохнул, хмыкнув, но тут же добавил с более серьёзной улыбкой. – Ладно уж, пойду за креслом, да и сам чуть… подготовлюсь. В душ-то сам сможешь?       Ливай бросил взгляд на ванну, в которую предстояло перелезть, но, стиснув зубы, кивнул. После вчерашнего, когда ему пришлось прятать подарок, это уже не казалось ему таким уж сложным.       – Ну тогда позовёшь, – заключил Зик, прежде чем выйти из ванной.       Оставшись один, Ливай с усилием снял с себя штаны и, закончив дела, не без труда перебрался в ванну, но, к его внутренней радости, давалось это уже проще. Наверное, скоро можно будет начать делать упражнения на руки, которые раньше ему запрещались под угрозой новых кровотечений незаживших до конца травм. Раздевшись до конца, он включил воду, позволяя горячим струям снять напряжение.       Он мылся дольше, чем обычно, старательно очищая кожу. С почти зажившими ранами это было проще, чем раньше, и в этом он находил ещё одно маленькое утешение. Мысли нет-нет, да возвращались к кошмару. Давно они, суки, не снились. Но пусть хоть сотня таких снов, чем похожее наяву. И лучше забыть нахрен этот сон, чтобы не портить им с Зиком день, а ещё надеяться, что больше ничего его и не испортит.       И что хотя бы вручение подарка не пойдёт по одному месту.