With U

      Донмин считает, что у него нет той самой зависимости от Донхёна, о которой продолжает говорить Сонхо, стоит только им вдвоём оказаться поблизости.       Да, может быть, он просит Кима о помощи несколько чаще, чем остальных. И, возможно, чуть чаще оказывается сидящим рядом с Донхёном за ужинами. Ещё, наверное, немного чаще, чем других, зовёт Кима прогуляться в редкие свободные вечера. И чаще оказывается первым, кто обращает внимание на то, как Донхён смешно шутит, или как красиво выглядит. Но в целом ведь, всё как и со всеми, да?       К тому же, в том, что Донхёна так много в его жизни виноват совсем не Донмин, а судьба. Иначе никак не объяснить, почему Кима словно продолжает притягивать к Хану как магнитом. Или Хана к Киму? Впрочем, это уже и неважно, ведь в один из дней именно судьба решает, что пора бы это заканчивать.       Как говорится, ничто не предвещает беды. Донмин просыпается всё такой же невыспавшийся, как всегда. Быстро завтракает, при этом подгоняя продолжающего засыпать прямо с палочками в руке макнэ, и убегает в агентство первый, так и не дожидаясь младшего. Однако тот всё равно догоняет его у входа в зал. В руках он сжимает ключ от двери, полученный от охранника на входе, и Донмин удивляется, что сам не додумался до этого, ведь неудивительно, что в такую рань преподавателя может в зале ещё просто не быть. Их занятия начинаются сегодня на полтора часа раньше, чем у других, и Хан никак не может перестать ловить себя на мысли, что он завидует только открывшим глаза друзьям.       — Это нечестно, — бубнит сонно младший Ким, обессиленно опуская голову прямо на стол, за которым сидит. Открыть глаза, наверное, для него сейчас кажется просто нереальным. — Кто вообще решил, что нам нужны занятия по скиншипу?       Донмин согласно мычит. Он и сам от этих уроков не то, чтобы в восторге, но ходить на них всё равно приходится. С приближением дебюта за каждым пропуском в расписании менеджер начала следить тщательнее, оттого и приходилось время от времени посещать занятия, с точки зрения Донмина не имеющие совсем никакой ценности. Да и не любит он эти показательные обнимашки и целовашки для развлечения толпы.       Хан кидает к стене набитую до упора спортивную сумку, прежде чем опускается на стул рядом с Унхаком, и только сейчас понимает, что ключ от двери так и остаётся торчать из замочной скважины снаружи. Подниматься и идти за ним сейчас у Донмина нет никакого желания.       Дверь приоткрывается через пару секунд, позволяя чуткому слуху Хана выцепить голос, доносящийся снаружи. Он женский, но на голос преподавателя по скиншипу не похож. И Унхак тоже слышит это, поднимая озадаченно голову, чтобы упереться взглядом в дверь.       — Менеджер Мин? — шёпотом интересуется он у Донмина, и тот кивает, подтверждая догадку.       Женщина заходит в зал не поднимая глаз от бумаг в своих руках. Её рот беззвучно открывается, читая надписи на листках, а пальцы бегают по документам, пересчитывая. Выглядит она, честно признаться, не так, как всегда. От обычного строгого образа на менеджере, разве что, её любимый залаченный пучок, обтыканный сильно уж заметными невидимками.       Когда же она поднимает наконец глаза, обращая внимание на своих подопечных, Донмин замечает, насколько усталой выглядит женщина. Унхак подталкивает его в плечо, напоминая, что они ещё не успели поздороваться, и Хан спешит подняться на ноги, кланяясь следом за младшим.       — Я ненадолго, — госпожа Мин рукой показывает, чтобы они сели обратно, и оба парня слушаются, переглядываясь. — В компании сейчас только вы двое?       Донмин кивает, пока Унхак добавляет:       — У нас занятие по скиншипу. Остальные придут к танцевальной тренировке через полтора часа.       Менеджер кивает, но разочарованно ведёт плечом, скидывая с него сумку, чтобы та повисла на предплечье.       — Не понимаю, кто решил, что вам нужны эти занятия, — хмыкает она, поправляя смявшийся рукав своей длинной толстовки. Что, кстати, тоже для неё нетипично. — Ещё и вместо действительно важных вокальных уроков.       — Скиншип тоже важная часть имиджа айдола.       Донмин успевает заметить, как лицо женщины вытягивается ненадолго, показывая удивление, а потом менеджер оборачивается в сторону двери, откуда и доносится голос. Преподаватель по скиншипу, милая молодая женщина, едва ли старше тридцати, заходит внутрь с почти незаметной улыбкой на лице. Хану кажется, будто он смотрит какую-то дешёвую мыльную оперу.       — Прошу прощения, — исправляется менеджер Мин, кланяясь вошедшей. — Я не хотела обидеть Вас, преподаватель Шин.       — Всё в порядке, — улыбка женщины становится только шире, пока она коротко кивает в знак приветствия Хану и Киму. Она действительно не выглядит так, будто злится. — Должно быть, Вы здесь, потому что у Вас есть какая-то срочная информация для ребят. Чувствуйте себя свободно.       — Благодарю, — менеджер снова кланяется, прежде чем достать из своей сумки небольшой стикер. — Это ненадолго.       Донмин чувствует себя заинтригованным, когда на протянутой ему женщиной бумажке, читает бегло какой-то адрес. За, казалось бы, достаточно много лет в Сеуле, он слышит о такой улице впервые. Унхак тем временем интересуется:       — Что это, госпожа Мин?       — Адрес вашего нового общежития, — коротко объясняет женщина.       Донмин не может скрыть своего недоумения, когда уточняет:       — Мы переезжаем? — и его бровь озадаченно ползёт вверх, стоит только менеджеру кивнуть.       Младший же оживляется. Хан ощущает, как его руки приходят в движение.       — Правда?       Конечно же, это оказывается правдой. Глупо было бы надеяться на иное, когда менеджер, как оказывается, ещё и в свой единственный выходной на неделе, собственной персоной приходит на тренировку, чтобы оповестить о чём-то. Донмин не подаёт виду, но удивляется такой ответственности, пусть и понимает, насколько работа менеджера важна.       — Предупредите остальных, — перед тем, как уйти, просит женщина, смотря прямо в глаза Донмину, и тот кивает, безмолвно говоря «хорошо». — Дату переезда я напишу сегодня вечером.       И менеджер уходит, оставляя Донмина наедине с Унхаком, уроком скиншипа и мыслями о переезде.       Хан не хочет признаваться, но эта неожиданная новость, которая должна была его осчастливить, вдруг начинает его огорчать. С момента, как Джэхён стал жить с ним и Донхёном в одной комнате, Донмина, конечно, временами посещали мысли о том, как здорово было бы переехать в отдельную комнату, или хотя бы найти жилплощадь побольше. Нет смысла это отрицать. Но пусть жизнь втроём всё же угнетала его местами, однако скорое прощание с уже ставшей родной комнатой теперь угнетает даже больше.       Унхак же наоборот выглядит счастливым, когда первым делом, стоит только остальным четверым казаться в стенах зала, бежит к ним с радостной новостью.       — Подожди секунду, я ничего не слышу, Унхак-а, — Сонхо, придерживающий подпрыгивающего младшего рукой за спину, выглядывает, чтобы найти хоть какое-то объяснение в глазах Домнина, но тот может лишь пожать плечами.       И стоит только на секунду повиснуть тишине, макнэ сразу же завершает начатое.       — Мы переезжаем в новое общежитие.       И первое, что делает Донмин, это смотрит на Донхёна, лицо которого, с первого взгляда, совсем ничего не выражает. Ким же, прямо, как и сам Хан полутора часами ранее, будто не верит в сказанное. Парень смотрит на Донмина в ответ и тот кивает, подтверждая, что услышанное — правда.       — И когда? — спрашивает Донхён, скидывая с плеча тяжёлую сумку.       — Менеджер Мин напишет сегодня вечером.       Ким понятливо мычит, прежде чем скрыться за дверью уборной. Донмину становится интересно: это маска такая, или Донхёна действительно эта новость никак не задевает? А следом за этой мыслью появляться и другая. Почему Киму вообще должно быть не всё равно? Наверняка он тоже рад тому, что эта маленькая комната останется, наконец, в прошлом.       Но мысли о переезде не отпускают Донмина вплоть до самого вечера. Он делает всё точно так же, как и всегда. И это точно такой же день, как обычно, но Хан всё равно не может отпустить эту ситуацию, возвращаясь к ней вновь и вновь.       — Ты не рад? — голос Донхёна кажется непривычно громким.       Хан вздрагивает, открывая глаза, чтобы взглянуть туда, откуда доносится звук. Ким смотрит на него сверху вниз, стирая с тумбочки, стоящей между их кроватями, слой пыли. Донмину даже становится стыдно, что он довёл свою мебель до такого состояния.       Хан поднимается, принимая сидячее положение, чтобы в следующую секунду ощутить, как начинает кружиться голова. Запах ароматической свечки, который так нравится Донхёну, раздражает слизистую, но он не берётся просить Кима потушить её.       Он не знает, как они будут жить в другом общежитии. Не знает, кто будет его соседом. Не знает, случится ли ему когда-нибудь снова ощутить этот специфический аромат корицы с апельсином. И это чувство неопределённости бьёт по Хану сильнее, чем он сам того ожидает.       — Почему ты так решил? — только и спрашивает он, не позволяя Киму встретиться с потоком его собственных мыслей. Не надо Донхёна сейчас нагружать этим.       — По лицу прочитал, — парень хмыкает, но слабая улыбка, которая появляется на его лице, заставляет и Донмина почувствовать себя лучше. Немного.       — На нём написано, да? — Хан выбирает усмехнуться, подыгрывая Киму, когда берёт в руки зеркало, вглядываясь в своё отражение. — Да вроде нет ничего такого.       — А ты посмотри вот тут.       Донмин не то, чтобы ожидает, что рука Донхёна уже через секунду потянется к его лицу. И словно в замедленной съёмке палец Кима тычется ему в щëку под его короткий смешок. Он звучит довольным, а Хан и не может выдать хоть слово против.       — Ну что ты так смотришь? Это я для того, чтобы у тебя была причина делать такое недовольное лицо, — усмехается уже Донхён, снова принимаясь за стирание пыли. — Давай, присоединяйся. Госпожа Мин сказала, что к завтрашнему вечеру мы должны переехать.       — Она разве не должна была написать?       — Выбрала позвонить.       Что ж, видимо, завтра вечером будут последние минуты, которые Хан проведёт в этой комнате. Донмин поднимается на ноги, потягиваясь, и нехотя забирает из рук Кима тряпку, выбирая наводить порядок на своих полках самостоятельно. Донхён позволяет ему это сделать, в свою очередь опускаясь на кровать.       Когда Джэхён заходит в комнату, Хан уже заканчивает с пылью. Ким к тому моменту уже берётся за упаковку некоторых вещей, чтобы на завтра выиграть себе несколько минут времени. У Мëна же, в отличие от них, ничего ещё не готово, поэтому старший принимается бегать из одной комнаты в другую, в попытках найти ту или иную свою вещь. То проводные наушники, то футболку, ещё неделю назад одолженную кому-то из соседей.       — Держу пари, он всё равно не сможет увезти отсюда всё, — говорит Донмин, когда Джэхён в очередной раз выходит, чтобы найти что-то потерянное в другой комнате. — Что-то да точно забудет.       Ким согласно кивает, и лицо его выглядит слишком уж довольным, когда он вытягивает руку вверх, показывая сжатую в пальцах резинку. Кажется, точно такой же Джэхён собирает волосы на затылке, чтобы те не лезли в глаза, когда закрывается в студии, чтобы поработать. Ну, или правильнее будет сказать, собирал. Эту резинку старший потерял недели три назад, и с того дня Донмин каждый раз слушал, как тот недовольно возмущался, не находя её в своей сумке.       — Вот это точно забудет.       — Думаешь? Он её три недели уже ищет.       — Искал бы, давно бы уже нашёл, — Ким пожимает плечами, хмыкая. — Она всё это время валялась в щели между матрасом и изголовьем моей кровати. И я даже знать не хочу, как она могла туда попасть.       — А я, кстати, думаю, что знаю, — Донмин смеётся, когда вдруг понимает, что действительно видел, при каких обстоятельствах резинка могла оказаться там, где оказалась. — Они с Унхаком поспорили, кто сможет попасть, лёжа на кровати, в кружку, стоящую на тумбочке.       — И как? Кто-то попал?       — Да. В щель между матрасом и изголовьем.       Конечно же, в конце концов Донхён сжаливается над старшим, оставляя его резинку на его тумбочке, а потом выходит из комнаты, отвлекаясь на звонок от мамы. И Донмин снова остаётся наедине со своими мыслями.       Кровать Кима, идеально застеленная с самого утра, выглядит непривычно холодной, даже несмотря на то, что парень сидел на ней буквально минуту назад. Хан оглядывается на опустевшие полки, затем на собранные сумки, набитые до упора вещами Донхёна, и чувствует, как очередная важная часть его жизни заканчивается.       Он засматривается на красивую ровную стопку собственных футболок, которые Ким заботливо сложил для него, когда дверь в комнату открывается. Сонхо проходит внутрь, оставляя на кровати Мëна очередную его вещь, и оглядывается на Хана, словно зависшего на месте.       — А с тобой что? — Пак складывает руки на груди, приглядываясь к выражению лица младшего. — Один на кухне рыбок пересчитывает в десятый раз, ты тут истукана играешь. Ретроградный Меркурий приближается?       Донмин искренне не понимает:       — Какой Меркурий? — озадаченно переспрашивает он, отвлекаясь от созерцания футболок, чтобы поднять глаза на старшего.       — Ретроградный, — коротко отзывается Пак, устало прикладывая ладонь ко лбу. Он издаёт короткий вздох, пока направляется к двери, но у выхода останавливается, оборачиваясь. — И забери Донхёна с кухни, а то он выглядит как главный герой какой-нибудь сопливой мелодрамы, который вот-вот заплачет.       И старший уходит, а Донмин так и остаётся стоять, но на этот раз уже не понимая, почему именно он должен идти за Кимом на кухню. Да и тот, разве, не должен с мамой по телефону разговаривать?       Впрочем, парня Хан находит точно в таком же виде, как его и описывал Сонхо. Донхён даже и не замечает его приближения, слишком занятый рассматриванием рыбок, поэтому Донмин тихо присаживается на стул позади него, тоже устремляя свой взгляд на аквариум. И они так бы и сидели в тишине, если бы не Санхёк, выбегающий из своей комнаты полностью одетый, чтобы сходить до ближайшего круглосуточного магазина.       Ли останавливается, удивлённый странной безмолвной идиллией между Ханом, Кимом, и целой шайкой аквариумных рыбок, и шёпотом нарушает тишину.       — Не хочу вас отвлекать, но может, кому-то нужно что-то купить в магазине?       Донмин отказывается сразу, ссылаясь на то, что наелся до отвала за обедом, но вот отказ Донхёна вызывает у него подозрения.       — Что, даже и мармелад не попросишь? — судя по тону Санхëка, старшего это удивляет тоже.       — Мы с Джэхён-хëном купили пару пачек на обеденном, — отмахивается Ким.       Так Ли и уходит, вновь оставляя после себя только тишину.       Донмин не знает, стоит ли ему говорить что-то. В глазах Донхёна, отражающихся через прозрачную стенку аквариума, он может видеть грусть, но боится перепутать эту эмоцию с обычной усталостью. Сонхо же, завидев эту картину из коридора, только закатывает глаза, прячась в своей комнате, из-за двери которой беспрерывно слышатся громкие голоса младшего Кима и Мëна.       И, казалось бы, зачем сидеть тут и испепелять взглядом бедный аквариум, пока за стенкой явно происходит что-то более весёлое? Но Донмину нравится и так. Ему нравится тишина. Нравится звук пузырьков воздуха, поднимающихся снизу к поверхности воды в аквариуме. И нравится смотреть на то, как глаза Кима следят то за одной рыбкой, то за другой, контролируя каждое их передвижение по этому маленькому кусочку водного мира. Хану нравится его жизнь такой, какая она есть сейчас, пусть даже иногда ему и хочется в ней что-то поменять.       — Думаешь, им тесно в этом аквариуме? — вдруг спрашивает Донхён, и по его глазам, наконец повëрнутым к Хану, Донмин может видеть, что этот вопрос куда глубже, чем кажется на первый взгляд.       В детстве он уже задавался этим вопросом, когда двоюродной сестре на день рождения подарили совсем маленький аквариум и двух разноцветных рыбок, вынужденных следующие пару лет ютиться в этой прозрачной «однушке» и, ко всему прочему, ещё и заводить там потомство.       Хан наблюдал за этими маленькими жильцами каждый раз, когда удавалось зайти в гости, и всё ему казалось «не так». То галька не того цвета, то корм не тот. Да даже маленький аквариумный замок, специально купленный тётей в подарок дочери, не сочетался с декоративной плёнкой, криво наклеенной детскими руками на одну из стен аквариума.       В общем, Донмину было не угодить. И он всё думал об этих рыбках, как о заложниках, пока однажды сестре не подарили новый аквариум. Большой, с подсветкой — мечта Ким Донхёна прям. Хан в тот день радовался, балуясь с пультом, меняя режимы освещения, пока сестра только хмуро вглядывалась внутрь. И всё твердила, что что-то здесь «не так», точно так же, как делал раньше сам Донмин.       И вот только сейчас, оказавшись на месте этих самых рыбок, Хан, кажется, начинает понимать, что же на самом деле было «не так». Сам аквариум, подсветка, которая светила так ярко, что могла без проблем обеспечивать светом хоть всю комнату вечерами, заменяя ночник, и даже новая разноцветная галька — всё было идеально. Кроме одного — жильцы этого шикарного «особняка» были несчастливы. И вскоре, наверное, погибли бы, если бы сестра не настояла тогда на том, что всю рыбью семью срочно нужно вернуть обратно в их дом. Донмин же дулся, как если бы это были его рыбки, но вскоре забыл про эту ситуацию. К тому же, и для большого аквариума в скором времени появились свои жильцы.       — Ну, по крайней мере, они выглядят в нём счастливыми, — отвечает наконец Хан, двигая свой стул к Киму, чтобы можно было лучше разглядеть аквариум изнутри.       Он даже чувствует, как тёплое дыхание касается его щеки, прежде чем Донхён, последовав его примеру, снова возвращает свой взгляд на рыбок.       — Они выглядят счастливыми? — уточняет он, и Донмин тут же кивает, подтверждая.       — Да.       Ким хмыкает, конечно же, принимая этот ответ, и Хану остаётся только надеяться, что Донхён понимает его слова правильно. Ну, или ему просто показалось, и этот парень действительно всего лишь хотел узнать, тесно ли рыбкам в аквариуме и стоит ли покупать новый. Любой из этих двух вариантов Донмина устроит.       — Тогда, если им придётся переехать в аквариум побольше, — снова начинает говорить Донхён, не отнимая глаз от стекла. — Будут ли они несчастливы?       И Ким выглядит серьезным, пока Хан изо всех сил борется с желанием узнать, есть у этого диалога какой-то скрытый подтекст, или они сейчас на полном серьёзе просто обсуждают рыбок. Ну что ж, была не была.       — Думаю, тут дело не в аквариуме.       — А в чем тогда? — лукавая ухмылка, появляющаяся на чужом лице, немного смущает, пусть Донхён на него даже и не смотрит.       Донмину очень тяжело даётся последняя фраза. Это можно сравнить с неловким признанием в любви, только через метафоры и рыбок, а не через обычные слова.       — В компании.       А уже в следующую секунду из коридора разносится громкий шелест пакета с рамëном, который крепко сжимает в своей руке вернувшийся из магазина Санхëк.       — Эй, ценители аквариумного искусства, вы не хотите пакет унести на кухню, чтобы я мог снять обувь, не показывая чудеса растяжки?       Донмин вызывается помочь старшему, пока Донхён, наконец, отлипает от аквариума, задерживая на лице счастливую улыбку на следующие несколько минут.       Сегодня они в последний раз делят одну упаковку рамëна на шестерых в стенах этого общежития, давая последний шанс несчастной дженге, с прошлого раза так и закинутой на самую дальнюю полку в гостиной. А уже следующим вечером Донмин закрывает эту квартиру, покидая её последним, и протягивает ключ прямо в руки менеджеру. Кроме воспоминаний их и это место больше ничего не связывает.       И всё, казалось бы, должно вызывать восторг. Новое общежитие и общежитием то назвать тяжело. Им буквально выделяют две квартиры на двух этажах, расположенные прямо друг под другом, и Донмин почти готов закричать от восторга, когда понимает, что теперь, наконец-то, им не нужно будет делить на шестерых один единственный несчастный душ.       Комнат, в конечном итоге, на оба этажа и шесть человек в сумме у них оказывается четыре. Донмин не хочет показывать своего волнения, поэтому с радостью соглашается на предложенную Джэхёном идею поделить комнаты с помощью жеребьёвки, и делает вид, будто его совсем не разочаровывает тот факт, что после первого же раунда игры в «вверх-вниз» их с Кимом руки оказываются на разных уровнях.       Ну просто отлично, Хан Донмин. Теперь, из-за твоей глупой попытки спрятать свою трусость сказать «я хочу жить с Донхёном» согласием на жеребьёвку, вы не просто не сможете жить в одной комнате, но ещё и будете приезжать с работы и расходиться по разным этажам. План был надёжный, как швейцарские часы, но что-то определённо пошло не так.       Собственно, после этого же раунда Донмину становится без разницы, будет он жить в комнате один, или, всё же, с кем-то из попавших с ним на этаж Унхака и Джэхёна. Одиночная комната оказывается отдана старшему именно потому, что он старший, и Донмин улыбается, когда макнэ радостно хватается за его рукав, объявляя: «теперь мы с тобой официально соседи, хён». И да, улыбка эта искренняя, пусть и с небольшой долей грусти. Хан любит своего единственного младшего, вы не подумайте, дело ведь совсем в другом.       В том, что он, оказывается, не умеет жить с кем-то, кроме Ким Донхёна.       И вот теперь уже Донмин встаёт рано утром, чтобы прикрыть занавески и спрятаться от палящего в окно солнца. И вот уже ночью Хан просыпается от того, что замерзает, а одеяло, уже остывшее, валяется на полу. И вот уже Донмин пытается сложить свои высохшие футболки в такую же ровную стопку, как делал это Донхён, но та разваливается, так и не получаясь. Всё, черт возьми, идёт не так.       И даже любимое занятие — написание текстов и музыки к ним словно перестаёт приносить удовольствие.       — А что, обязательно всем песням быть про любовь?       Донмин и бровью не ведёт, когда сидящий в компьютерном кресле Джэхён лёгким движением ноги отталкивается от пола, чтобы подкатиться к нему ближе. Что ж, это было ожидаемо. Старший проворачивает такие фокусы едва ли не чаще, чем дышит. На лице Мëна появляется уже знакомая каждому в их общежитии улыбка, на что Донмин только фыркает, привычно отворачиваясь, чтобы не пересекаться со старшим взглядами.       — Ты ведь слышал, что сказала менеджер Мин, — вопреки ожиданиям младшего только и произносит Джэхён, опуская глаза на лист бумаги с уже в сотый раз исправленным текстом.       Давайте внесём ясность: Донмин любил, любит и будет любить тексты песен, которые писал самостоятельно. Но слова, которые сейчас держал в руках Джэхён, ему пришлось корректировать так много и часто, что он даже не уверен, осталось ли там хоть что-то от первоначального содержания. Он знал, конечно, что просто выпустить песню с первой попытки не получится, но и не думал, что компания будет настолько придирчива к тексту. А тут ещё и этот переезд. Стресс на стрессе, в общем.       — А что она сказала? Что мы должны будем придерживаться концепции милых соседских мальчиков, — напоминает Хан, всё ещё чувствуя себя недовольным. — Но никак не то, что все наши песни должны быть о любви.       Джэхён только вздыхает, откладывая лист на край стола.       — Хорошо, — спокойно говорит он, складывая руки на груди так, как если бы он чего-то ожидал. — Если не нравится такой вариант, то предлагай новый. У тебя есть в запасе ещё пара песен, которые будут готовы к назначенному сроку?       И вот казалось бы, в чём Мён не прав? Если тебя не устраивают имеющиеся варианты, то предложи свой, и Донмин уже открывает рот, но быстро его закрывает. У него нет подходящей замены этим песням. Да и слова и музыка уже почти подогнаны друг под друга. Начинать заново всю проделанную работу с другими композициями нет ни смысла, ни времени.       Вот и молодец, Донмин, сам себя убедил, что тебе лишней работы не надо. Отец и так с самого детства ругается, что ты пытаешься усложнить себе жизнь даже там, где всё уже проще некуда.       — Ладно, молчу, — отмахивается Донмин.       — Чего молчать то сразу, — усмехается над ним старший, снова прокатываясь по полу, но уже в обратную сторону. — Говори уж, раз начал. Ты в последнее время какой-то нервный ходишь, а мы всем общежитием думаем, что же у тебя такого случилось. Просвети хоть меня, я другим рассказывать не буду, только намекну.       Ну вот приехали. Снова этот хëн со своей проницательностью в душу лезет. А Хан не был бы собой, если бы не принялся всё отрицать.       — Да ничего у меня не случилось.       И пусть Мён, конечно же, не верит, но попытаться стоило.       — Донмин, когда «ничего не случилось», то люди не начинают раздражаться на песни, над которыми на протяжении двух месяцев работали и с которыми собирались дебютировать, — Джэхён захлопывает свой рабочий ноутбук, поворачиваясь корпусом тела к Хану, и вот тут то парень понимает, что старший настроен серьезно.       А ведь и правда, чего он так взъелся на эти песни? На их собственные песни, в которые вложено так много сил и времени. Песни, из-за которых он не спал ночами, переписывая в порыве вдохновения целые куплеты и припевы. Песни, которые уже одобрил даже их главный продюсер. Дело-то осталось за малым — закончить со сведением мелодии, и можно начинать записывать. А тут какой-то Хан Донмин со своим «Обязательно всем песням быть про любовь?».       — У тебя с любовью что ли какие-то проблемы? — так и не дожидаясь ответа решается спросить Джэхён.       И Хану хочется рассмеяться. Если бы только дело было в любви…! Стадию эмо подростка, страдающего по новенькой однокласснице в старшей школе, он уже прожил. А новой влюбленности, или хотя бы банальной симпатии, в ближайшем будущем не предвиделось. Да и надо ли это сейчас, когда все мысли Донмина направлены только на три вещи: скорый дебют, продюсирование и улучшение живого вокала.       И ещё, может быть, на Донхёна. Ну правда, как бы сильно Хан не пытался, а не думать о Киме всё равно не получалось. Мысли о нём возникали непроизвольно и так же непроизвольно исчезали, давая Донмину передышку до следующего своего появления. Вот, прямо как сейчас. И вообще, о чём там говорил Джэхён?       — Нет у меня никаких проблем с любовью, хён, — отмахивается Хан, спрыгивая с подлокотника дивана, на котором он всё это время сидел. — Просто хочу понять, не будет ли странно, если весь дебютный альбом будет состоять из таких песен. Не слишком ли это банально и слащаво?       За почти полгода с Джэхёном Донмин выучил отлично — если хочешь поменять тему, попытайся заговорить о работе. Такой трудоголик, как Мён, просто не может удержаться от обсуждения рабочих тем, и Хан эти пользуется на «отлично». Старший, конечно, подозревает что-то, но всё же позволяет младшему увести разговор в другую сторону.       Донмин же чувствует себя так, будто ему позволили отмолчаться в этот раз, а не так, будто он сам смог избежать этого разговора.       Когда время начинает неумолимо приближаться к съёмке первых трейлеров и личных дебютных тизеров, Донмин вдруг начинает нервничать. Пусть даже уже отснят первый клип, а второй запущен в производство, он всё равно не может отделаться от мысли, что ещё недостаточно хорош для того, чтобы выйти на сцену.       — Хён, ты ведь это несерьёзно? — спрашивает Унхак, послушно подставляя лицо под умелые руки визажистов.       Умелые потому, что из обычного Донмина с лёгкостью делают айдола-новичка Тэсана. И да, для Хана эти две его личности — разные люди. Даже внешне.       — Уж кому из нас стоит волноваться, дак точно не тебе, — продолжает рассуждать младший, через отражение в зеркале следя за хаотичными передвижениями Донмина по гримёрке. — Посмотри вот на Санхëк хёна с Донхëн хëном. Они не волнуются от слова «совсем».       Понятно, что Унхак так пытается его поддержать, только вот Хан наоборот начинает загоняться ещё сильнее, когда переводит взгляд на шепчущихся о чём-то только им известном одногруппников. С момента, как эти двое начали жить в одной комнате, между ними воцарилась такая идиллия, что даже «женатики» Унхак и Джэхён могли бы позавидовать. Донмин, наверное, тоже завидует. Совсем чуть-чуть.       Раньше ему правда нравилось, когда он оставался один, а остальные тратили свою экстравертную энергию друг на друга. Унхак, которого Хан любил всей душой даже в моменты, когда младший капризничал, словно маленький ребёнок, всё ещё оставался самым шумным в компании, и это не могло не действовать на нервы местами. Но потом в жизни макнэ появился точно такой же громкий Джэхён, перетягивающий всё внимание младшего на себя. И, не подумайте, Донмин был рад. Но теперь то же самое происходило со старшим Кимом, и Хан уже не мог быть доволен этим так же, как и раньше.       — Готовность три минуты, — громко объявляет менеджер, заглядывая в гримёрку, чтобы ещё раз обвести взглядом парней всех вместе и каждого в отдельности. Еë цепкий взгляд останавливается на старшем Киме чуть дольше, чем на остальных. — Донхён, с тебя начинаем, помнишь?       И парень не смотрит на женщину в ответ, но отзывается протяжным «да», продолжая высматривать что-то в телефоне Ли. Да вся съемочная группа уже знает, что сегодня он первый в очереди.       Донмин специально не смотрит в сторону Донхёна, когда тот поднимается с тёплого места рядом с Санхëком, поправляя немного смявшуюся при сидении одежду. Однако Ким, словно чувствуя это, как специально проходит мимо Хана почти впритык, незаметно засовывая тому в руки злаковый батончик. Донмин успевает только поднять на него удивлённый взгляд, прежде чем Донхён скрывается за дверью, напоследок замечая:       — Ты же такие любишь?       И Хан действительно любит именно такие из всего ассортимента автомата с батончиками, стоящего на входе в агентство. Сначала Донмин удивляется, что Ким знает об этом, а потом сам себя поправляет. С чего бы Донхёну не знать, когда он сам каждую тренировку бегает на первый этаж, чтобы купить себе лишний батончик? И всегда именно такой, пусть этот вид и самый дорогой. Остальные для Донмина слишком уж сладкие.       Всё оставшееся на фотосет время Хан проводит в таком состоянии, будто его приклеили к Сонхо. Старший удивлённо следит за тем, как он ходит за ним почти по пятам, но быстро сдаётся, позволяя младшему делать всё, что ему только вздумается. Один раз только хмыкает, недоуменно интересуясь: «ты когда меня так полюбить успел?», и снова терпимо переносит череду фотоснимков с рукой Донмина на своём плече.       Донхён же оказывается рядом с Ханом только на паре-тройке фотографий, и то, скорее всего, случайно. Фотограф просит его и Джэхёна, стоящего позади Донмина, поменяться местами, и те слушаются. Рука Хана отцепляется от плеча Пака лишь тогда, когда его просят немного отодвинуться и сесть ровно. Он почти может почувствовать макушкой, как бьётся сердце в груди Кима.       Донмин ничуть не удивляется, когда на просмотре получившихся фотографий не может отвести своего взгляда от лица Донхёна на экране. Как бы сильно он не любил дразнить Кима, но отрицать тот факт, что этот парень невероятно красивый, с каждым днём становилось всё тяжелее. Да и Донмин не то, чтобы сопротивлялся осознанию этой информации.       — Ким Донхён, это что такое?       Мён выдерживает такой тон, будто ругается, но улыбка на его лице выглядит одобряющей, когда он подталкивает младшего в плечо, подзывая остальных посмотреть на то, что он нашёл. Сначала Донмин не обращает внимания, но Сонхо поднимается со своего места, направляясь к остальным, и он делает то же самое, чтобы не стать единственным, кто останется в стороне.       На фотографии, специально приближенной к лицу Кима, Донхён подмигивает, и Хан может поклясться, что даже знает точное время, когда этот снимок был сделан. Один из немногих кадров, где Ким стоит рядом с ним. Но фотография косячная — Хан на ней смотрит не в камеру, а назад.       — Если бы Донмин смотрел прямо, а не выглядывал что-то на лице Донхёна, то у нас бы, наверное, даже получилось добавить эту фотографию в фотобук, — замечает Мён, поворачиваясь к Хану. — Не насмотрелся что ли на него, пока вы в одной комнате жили? Обратно вас сселить?       Понятно, что это всё шутки шутками, только вот если бы этот вопрос старший задал серьёзно, правдивым ответом было бы «да, не насмотрелся, сселите, пожалуйста». И Сонхо снова не может удержаться от того, чтобы не усмехнуться:       — А я говорю, у него зависимость.       Донмин же показательно закатывает глаза. Но в этот раз уже не потому, что устал слышать одно и то же, а потому, что ему вдруг начинает казаться, что старший прав.       — Всё равно не получилось бы эту фотку добавить, — вдруг начинает говорить Донхён. — У меня тут лицо глупое.       Мён же, в это время в особым трепетом и осторожностью пытающийся незаметно сфотографировать снимок на экране на свой телефон, только шикает на Кима, будто тот говорит какую-то несусветную ересь.       — Ты, по-моему, действительно глупого лица не видел. Показать? — и старший, не дожидаясь ответа, принимается строить рожицы.       Улыбка, появляющаяся на лице Кима в эту самую секунду, такая широкая, что Хану жаль лишь, что она предназначается не ему.       Вечер этого же дня Донмин проводит в их с Унхаком комнате в полном одиночестве, как и привык. Младший пропадает у Джэхёна, а все жители нижнего этажа сразу, как приходят со съëмки, расходятся по кроватям. Хан никогда не понимал, как у них получается засыпать и просыпаться в одно и то же время.       Именно из-за того, что Донмин слышал, как остальные в машине обсуждали сон грядущий, появляющаяся на пороге комнаты фигура Донхёна сначала кажется ему просто галлюцинацией его сливающихся от усталости глаз. Да и что Киму делать в его комнате так поздно?       Но вот силуэт двигается внутрь, подходя к кровати Унхака, расположенной прямо напротив него, и тут уже Донмин окончательно просыпается, щурясь и хмурясь, чтобы получше вглядеться в чужую фигуру.       — Ты чего крадëшься? — собственный голос отзывается по погруженной в тишину комнате хриплым шёпотом.       Донхён вздрагивает, как если бы не ожидал увидеть ещё кого-то, и от неожиданности шипит, ударяясь пальцами на ногах о край тумбочки младшего. Донмину становится больно от одного только звука.       — Извини, не хотел тебя разбудить, — сквозь зубы объясняется Ким, откидывая на злосчастную тумбочку какую-то небольшую коробочку, на первый взгляд напоминающую кейс от наушников.       — Этажом ошибся? — предполагает Хан, спросонья даже и не замечая, как глупо это звучит.       — Очень смешно, — только и хмыкает Донхён, присаживаясь на кровать макнэ, чтобы осмотреть ушиб.       И всё это в полной темноте. Донмин даже начинает задаваться вопросом кто здесь более странный: он или Ким. Рука сама тянется к светильнику на тумбочке, зажимая кнопку включения.       — Спасибо, — коротко благодарит Донхён, присматриваясь в тусклом свете лампы к своему бедному мизинцу. На его лице замирает напряжённая и огорчëнная гримаса.       — Болит? — Хан удивляется тому, каким взволнованным кажется его голос.       — Немного, — отзывается Ким, дуя на ушибленный палец, как маленький ребёнок на ранку.       — Руками не трогай, — спешит предупредить Донмин прежде, чем палец парня останется висеть в воздухе, буквально в паре сантиметров от места удара.       В тумбочке удачно находится последний пластырь, из купленных Ханом в конце прошлого года, когда он умудрился так неудачно натереть себе ногу новыми кроссовками прямо перед Рождеством. Просто удивительно, что он так и не решился выкинуть его при переезде, оставив «на всякий случай», и тот действительно пригодился. Донхён же послушно ждёт, с улыбкой засматриваясь на нарисованный на пластыре детский принт с Хэллоу Китти.       — Мило.       Донмин хмыкает:       — В магазине рядом с общежитием тогда продавались только такие, а идти в другой с большой кровоточащей раной на пятке у меня не было желания, сам понимаешь.       Хан знает, что оправдываться перед Донхёном в выборе пластыря от него не требуется, но всё равно решает поделиться этим. Ким смеётся тихо, пока обматывает материал вокруг раненого пальца, и даже поднимает ногу выше, хвастаясь Донмину результатом своей работы.       — Ну как, теперь я самый красивый?       «Всегда был» — проносится в голове Хана, но отвечает он, конечно же, совсем другое, ведь знает, что на него не обидятся:       — Ну прям как принцесса.       В тусклом свете прикроватной лампы Донмин всё же разглядывает принесённую Кимом вещь получше, убеждаясь, что это действительно были обычные беспроводные наушники парня, которые тот всегда и при любых обстоятельствах таскал с собой.       — Говори, что хочешь, а Сонхо хён уверен, что ты меня любишь, — довольное лицо Донхёна, когда он говорит это, Хан, признаться, разглядел бы и в полной темноте.       Он не соглашается вслух из принципа, но и не берётся отрицать, как делал это раньше, и улыбка на лице Кима расползается только сильнее, когда он понимает, что на этот раз Донмин не будет отнекиваться. Да и какой смысл, если уже и так всем давно ясно, что он Донхёна действительно любит? Да проще признаться маленькому ребёнку, что Деда Мороза не существует, чем заставить Кима поменять своё уже сложившееся мнение.       — Если тебе от этого легче становится, — Хан разводит руками, пожимая плечами, мол «верь во что тебе только вздумается».       — Становится, — кивает Донхён, меняя своё сидячее положение на лежачее. — И я забыл сказать, но сегодня мы с тобой ночуем вместе.       И Донмин изо всех сил сдерживается, чтобы не показать своей искренней радости, когда слышит об этом.       — Почему?       — Твоему соседу срочно пригодилось что-то обсудить с моим, а я не могу уснуть, пока свет горит, и рядом кто-то разговаривает, — бубнит Ким, принимаясь взбивать подушку младшего до более пышного состояния. Хан и сам удивляется, как Унхаку удаётся спать на этом «блине».       — И…? — Донмин всё равно не понимает, почему вместо того, чтобы выгнать Унхака и пожелать ему доброй ночи, Донхён выбрал вариант уйти самому.       — Ну что «и»? — Ким хмурится, вглядываясь Хану в лицо несколько секунд. И тут Донхена озаряет догадка. — Ты правда не понимаешь, что ли?       Хан хмурится в ответ. У них тут что, викторина какая-то?       — А что я должен понять? — недоуменно интересуется он. Такое чувство, что все кругом всё понимают, кроме него. Он же понятия не имеет, какой реакции от него ждёт Ким.       И Донхён выглядит разочарованным, когда достает из своего кармана маленькую ароматическую свечку, с уже знакомым Донмину запахом, и ставит её на тумбочку с характерным громким стуком.       — Если ты и сейчас не поймёшь, то я умываю руки, — хмыкает Ким, не глядя выуживая из одного из ящиков младшего упаковку спичек. Откуда она там, и как Донхён узнал, что она там есть, Донмин решает не спрашивать.       Когда свечка загорается, Ким тушит спичку, используя объем своих лёгких на максимум, так что даже до лица Хана доходит потом прохладного воздуха. И Донмину даже становится стыдно, что он так и не понимает, чего этот парень от него хочет. А Донхён понимает, что он не понимает.       — Окей, мне стоило сразу признать, что это бесполезно, — Ким поднимает руки в сдающемся жесте, прежде чем потянуться за кейсом, выуживая их него пару белоснежных, только недавно купленных наушников. — Просто хотел сказать, что соскучился по тебе, поэтому, как дурак, подговорил Унхака поменяться со мной кроватями на одну ночь. Но ты не в ресурсе, я всё понимаю. Спокойной ночи, бывший сосед по комнате.       И с этими словами Донхён отворачивается к стенке, оставляя Донмина переваривать сказанное в одного.       Так получается, Ким пришёл сюда не просто так, а потому, что хотел снова оказаться его соседом? Так получается, что не один только Хан скучал и не мог привыкнуть к тому, что теперь ему приходилось делить комнату с другим человеком? Так получается, что ему действительно так тяжело на что-то намекнуть? Осознание заставляет Донмина приоткрыть рот.       А что теперь говорить-то? Надо было раньше говорить.       И Хан действительно бы так и промолчал, если бы случайно не обратил внимание на то, что на экране телефона Донхёна не высвечивается значок Bluetooth. Значит, наушники, вставленные в уши, просто для виду.       — Говоришь, соскучился? — ухмыляется Донмин. Говорить, понимая, что его всё же слышат, проще, чем обращаться к человеку, который занят прослушиванием музыки. Но Донхён молчит. — Я же вижу, что твои наушники не подключены к телефону, Донхён-а.       — Значит это ты заметил, а все мои попытки намекнуть тебе, что я скучаю по времени, когда мы жили вместе — нет? — Ким поворачивается к нему, награждая недовольным взглядом. — Поверить не могу.       — Ну ты ведь знаешь, что у меня туго с намёками, — отвечает Донмин, растерянно почесывая свою макушку. — Ну так что, мир? Я всё понял и больше так не буду.       Ким щурится, как будто принять решение для него сейчас немного трудно, но совсем скоро все мышцы его лица расслабляются, стоит только парню вздохнуть, соглашаясь.       — Мир.       Донмин улыбается от души, чувствуя себя самым счастливым человеком на земле. Настолько счастливым, что просто не может удержаться от того, чтобы не попросить:       — Тогда затуши эту частичку ада, пожалуйста, поскорее, если не хочешь, чтобы я задохнулся, — и кивнуть в сторону бедной, ни в чëм не виноватой свечки.       Донхен же в ответ только хихикает злобно, как какой-нибудь антагонист из детского мультика.       — А вот терпи теперь. Не нужно было доводить до такой степени.       — Ты сказал что пришел, потому что соскучился по мне, а не по звуку моего беспрерывного чихания…!       — И по нему тоже.       Этой ночью Донхён остаётся спать на кровати Унхака, а уже на следующее утро Джэхён отчитывает их двоих за ночной шум, невесело подмечая, что сселять Кима и Хана обратно будет не лучшей идеей, если он хочет заиметь стабильный режим сна.       Что ж, может быть, Донмину стоит согласиться, что небольшая зависимость от Ким Донхёна у него, всё же, имеется.