With U

      Донмин всегда считал, что всё в его жизни идёт именно так, как он сам того хочет. И пусть Хан знает достаточно историй, про которые в пору сказать «это судьба», но за полные восемнадцать лет использовать эту фразу ему так и не приходится. С детства, с самого раннего воспоминания, которое Донмин только может оживить в своей голове.       Хан чётко знает, чего хочет, а там уже дело остаётся за малым: добиться этого. Судьба придумана людьми для того, чтобы сокрушаться о неудачах, при этом отказываясь признавать совершëнные ошибки. Папа говорил, что нет такого человека, которому судьба принесла бы всё что он только захочет на блюдечке, а Донмин слушал и мысленно обещал себе никогда не сдаваться раньше времени.       Он захотел стать трейни в тринадцать? И он стал. Захотел переехать в Сеул? И переехал. Захотел научиться сочинять собственные песни? И теперь этими «песнями» забит весь телефон. И таких примеров ещё много, но и этих достаточно, чтобы сделать вывод, что никакой судьбы на самом деле не существует. Во всяком случае, Донмину достаточно. А остальные в праве верить в то, во что им хочется.       Когда менеджер, появляющаяся на пороге их общежития, заявляет о том, что им срочно нужно кое-что обсудить, Донмин напрягается. Его стажировка к тому моменту длится уже третий год и серьёзное лицо женщины совсем не вдохновляет. Хан знает, что обычно вместе с этим лицом приходят ещё и неприятные новости. Мирный субботний вечер перед единственным праздничным выходным для трейни приходится отложить на дальнюю полку.       Сонхо провожает госпожу Мин до кухни, оглядываясь на остальных, так и зависнувших с озадаченными лицами. Санхëк следует его примеру, утягивая за собой Унхака. В коридоре их остаётся только двое: сам Донмин и на удивление беспокойный Донхён.       — Ты идëшь? — Хан легонько подталкивает Кима в плечо, привлекая внимание.       Лицо Донхёна, обращëнное к нему, впервые выглядит так напряжённо. Донмин не может даже представить, что могло заставить этого парня так волноваться. Вместо ответа Ким тихим шёпотом спрашивает:       — Думаешь, она могла прийти, чтобы нас расселить?       Донмин недоуменно хмурится.       — С чего бы?       Хан действительно не понимает, почему из всех вариантов именно этот пришёл парню в голову. Донхён прикусывает щëку изнутри, разочарованно ведя головой в сторону, как если бы что-то шло совсем не так, как ему хотелось, а потом шумно выдыхает весь воздух из лëгких.       — Думаю, она хочет, чтобы вы дебютировали, — только и произносит Ким, прежде чем шагнуть в ту сторону, куда уже ушли всё остальные.       Донмин торопится проследовать за ним, не упуская из внимания случайно, а может и нет, брошенное «вы» вместо «мы». На кухню они проходят с почти одинаково ничего не выражающими лицами, только Хан занимает место за столом, а Ким останавливается поодаль у кухонного гарнитура, прислоняясь к нему. И Донмин спиной чувствует, как тяжело Донхён дышит. Или ему кажется?       — Теперь, когда вы все здесь, я хочу сначала попросить прощения за столь поздний визит, — женщина устало прикрывает глаза, пока Хан косится на висящие на стене часы. Доходит одиннадцать вечера.       — Не стоит, — Сонхо привычно берёт разговор на себя, как самый старший, он считается в этой разношëрстной компании неформальным лидером. — Вы сказали, что разговор срочный, — напоминает он, подводя менеджера ближе к сути разговора.       — Да, — женщина резко хлопает ресницами несколько раз, как если бы она только что проснулась, и кивает Паку       Вся кухня замирает в ожидании, пока менеджер молчит, перебирая пальцами по столу. Она просчитывает, с чего стоит начать разговор, пока всё остальные просчитывают, к чему им стоит готовиться. Донмин оборачивается лишь на секунду, и его совсем не устраивает то лицо, с которым Донхён разглядывает свои пальцы. Оно не такое, каким Хан привык его видеть. Донхёну улыбка идёт в разы больше.       — Это касается вашего дебюта, — добавляет менеджер, чтобы не чувствовать себя окружённой озадаченными взглядами.       Сердце Хана делает кульбит, приземляясь в пятки. Выражение лица женщины, обычно серьёзное, в этот раз выглядит ещё более серьёзным, что только больше напрягает. Хан не подаёт виду, но мысленно уже готовится к худшему. За три года в KOZ Донмин хорошо выучил, что если менеджер Мин сильно заламывает пальцы, прежде чем что-то сказать, это значит, что она собирается произнести нечто не самое приятное.       Это всё какое-то несмешное совпадение. Хан знал, что когда-то разговор на эту тему зайдёт, но что это произойдёт поздним вечером в общежитии не могло ему присниться даже в самых странных снах. Сонное состояние рассеивается по щелчку пальцев.       — Агенство предполагает, что некоторые из вас могут составить отличную дебютную группу, — женщина произносит это неприятное «некоторые» сквозь зубы, словно и сама не хочет говорить это слово вслух. — Послезавтра вас вызовут в штаб, который занимается подготовкой к дебюту. Я пришла предупредить о том, что там вам могут задавать вопросы, которые касаются тренировок.       И всё кивают, что поняли, но никто не решается заговорить, пока голос вновь не подаёт Сонхо.       — Извините, но, «некоторые» это…       — Я не знаю точно, — женщина обрубает вопрос сразу, как понимает, к чему парень ведёт. — Мне не говорили точные имена. Это можете быть вы все, а может оказаться только один. Любой из этих вариантов возможен и я прошу вас всех только о том, чтобы завтрашняя встреча ни в коем случае не казалась вам последней возможностью.       Но в противовес своим же словам, менеджер Мин смотрит на Хана таким взглядом, что парень понимает сразу: его на собрание вызовут точно. И женщина об этом прекрасно осведомлена. И вот вроде бы уже и всё. То, к чему Донмин шёл годами, находится от него в паре шагов, а обрадоваться почему-то никак не получается.       Женщина уходит из общежития через полчаса, оставляя после себя предвкушение, разбавленное недосказанностью и густой тишиной, витающей в воздухе. Донмин провожает еë до двери и возвращается на кухню, удивлённо отшатываясь, когда в проходе едва не врезается в резво убегающего в сторону их комнаты Донхёна. На его вопросительный взгляд остальные пожимают плечами. Поведение Кима вызывает вопросы, ответы на которые Хан хочет получить незамедлительно, но тем вечером ему приходится задержаться с другими парнями на больший промежуток времени, чем он планировал.       Когда Донмин заходит в комнату, Донхён уже спит, продолжая хмуриться даже во сне. Хан гасит светильник на прикроватной тумбочке парня, задерживаясь на лишние пару секунд, чтобы разглядеть это лицо лучше. Раньше он этого не делал, потому что в обычные дни Ким засыпал позже, а утром такого желания никогда не возникало. Сейчас же Донмину кажется, будто эти пара секунд могут отсрочить приход завтрашнего дня, пусть даже и на столь короткое мгновенье. Ведь как только наступит завтра — послезавтра станет ещё ближе. Да, такая мелочь, но Хан всё равно за неё цепляется.       Сон той ночью так и не приходит надолго, появляясь периодами и исчезая. Он вертится на кровати из стороны в сторону, надеясь поймать ощущение спокойствия и умиротворения, но только сбивает ногами простынь и к утру скидывает одеяло, не имея сил и желания его поднимать. Донмин помнит это точно, по тому, как чувствует, что постельное соскальзывает с его ноги, почти бесшумно опускаясь на пол, однако на утро он просыпается укрытым по самую шею.       Приснилось…? Хан оглядывается, совсем не удивляясь тому, что кровать Кима к моменту его пробуждения уже пустует. Удивляет его скорее оставленный на ней телефон Донхёна, который тот таскает с собой почти везде, куда бы не пошёл, кроме агентства. Хотя, быть может, если бы в компании не было запрета, то и телефон своего соседа по комнате Донмин видел ещё чаще.       В общежитии пусто, но и это не кажется Хану странным. Санхëк ещё вчера сказал всем, что на праздники планирует навестить родителей, а Сонхо и Унхак разбрелись по своим делам, как он понимает из оставленной на кухне записке, выведенной аккуратным почерком старшего. Стикер, приклеенный к холодильнику, Донмин выбрасывать не берëтся.       Уже стоя в ванной минут через десять Хан слышит, как входная дверь щёлкает. Донхён проходит мимо в сторону кухни, даже не заглядывая внутрь, что тоже на него не похоже. Обычно он не пропускает возможность лишний раз показаться Донмину на глаза. Хан хмурится, когда снова встречается с Кимом в проходе, но на этот раз уже у их комнаты. Донхён крепко сжимает в руке телефон, отходя в сторону, чтобы пропустить соседа внутрь.       — Напугал, — отмахивается он на вопросительный взгляд Донмина, а потом выходит, словно ничего и не произошло, напоследок кидая: — Я купил кимбап. Присоединяйся, если ещё не завтракал.       Хан хмыкает. Конечно, он присоединится. Пропустить бесплатный завтрак, ещё и при условии, что он действительно не успел поесть, было бы варварством. На кухне его встречает сырный кимбап, заботливо отложенный в отдельную тарелку, и пара палочек, лежащих на том месте, где он обычно садится, когда они все вместе обедают. Донмин смотрит на эту картину с едва заметной улыбкой, а потом проходит внутрь, почти бесшумно садясь за стол. Донхён, сидящий напротив, поднимает на него глаза, когда стул под парнем неприятно скрипит, царапая пол.       — Я ведь не сказал, что точно приду, — замечает Хан, цепляя палочками первый кусочек.       — Но пришёл ведь, — отзывается Ким, пожимая плечами, мол, чего выделываешься тогда, если всё равно уже ешь.       Донмин согласно кивает. С его непостоянным аппетитом просто чудо, что в тот день он доедает весь свой завтрак до конца, оставляя тарелку абсолютно пустой. «Даже можно и не мыть» — усмехается он, показывая результат Донхёну, что на это только улыбается, неуверенно спрашивая: «Она разве не жирная?». Конечно, тарелку он всё же моет, зная, что совесть просто не позволит ему оставить её грязной, но эта шутка немного сбавляет напряжение, висящее между ними со вчерашнего вечера. И да, оно есть. Хан его чувствует.       — Я думал, что ты уехал домой, когда проснулся, пока не заметил твой телефон на кровати, — Донмин не знает как подступиться, чтобы начать разговор, так что не выдумает ничего лучше, чем просто выложить сухие факт. — Разве ты не говорил, что хочешь побывать в Пусане, когда у нас будет выходной?       Донхён кивает, дожëвывая последний кусочек своего кимбапа, прежде чем поднять на Донмина глаза.       — Говорил. Но планы немного поменялись. Ты, кстати, тоже хотел уезжать, — припоминает Ким.       — Вчера передумал.       — И я тоже передумал.       Ну вот и поговорили. Донхён возвращается к созерцанию какого-то видео в экране своего телефона, пока Донмин так и остаётся просто сидеть напротив, откинувшись на спинку стула. Что-то определённо не нравится ему в том, как Ким ведёт себя, но Хану не хватает сил разобраться в том, что именно это может быть. Мысль о том, о чём ещё можно завести диалог вроде крутится у него в голове, но извлечь из неё пользу никак не получается, пока Донмин не поворачивает голову в сторону, подмечая пустую полку, недавно освободившуюся из-под старой рисоварки.       — А ты никогда не думал купить аквариум?       То, как звук воспроизводимого видео обрывается и Донхён смотрит на него в абсолютной тишине после заданного вопроса, озадачивает. Донмин не понимает, это взгляд, поощряющий его шикарную идею, или говорящий «ты думай в следующий раз, пожалуйста, что говоришь».       — У меня есть аквариум, — отвечает, наконец, Донхён.       Вот тут то уже Донмин понимает, что именно он сказал не так. Ну конечно у Кима есть аквариум, уж ему ли об этом не знать. Хан так внимательно слушал всё, что Донхён ему рассказывал про своих рыбок, оставленных на полное попечение родителей и старшей сестры, что даже сам проникся к ним любовью. А тут такое фиаско...!       — Нет, я не про это, — Донмин отрицательно вертит головой. Ему нужно успеть объясниться быстрее, чем Донхён подумает, что его память такая же плохая, как и у рыбки Дори из мультика «В поисках Немо», который они вдвоём смотрели неделю назад. — Я имею в виду, не думал ли ты о том, чтобы поставить аквариум в общежитии?       И, кажется, на этот раз мысль, которую Хан пытался выразить ещё в первый раз, доходит до Кима. Донмин мысленно радуется, когда на лице Донхёна проскальзывает заинтересованность в том, о чём он говорит. Хан знает точно, что есть только две вещи, которые могут так заинтриговать Кима: мармелад и рыбки. И, по секрету говоря, он пользуется этим знанием почти каждый раз, когда между ними назревает какая-нибудь незначительная ссора.       — Это всё, конечно, очень интересно, но нам самим места едва хватает в этом общежитии, а ты говоришь про аквариум, — недоверчиво оглядывается Донхён. — Куда его ставить-то?       — Да вот даже и на место рисоварки, — как ни в чем не бывало отвечает Донмин.       — А когда появится новая рисоварка?       — Когда появится новая рисоварка это уже будет проблема рисоварки, где она будет стоять, — Хан довольно хмыкает, когда на эту фразу Донхён улыбается.       — Я подумаю над этим, — обещает Ким, а потом неожиданно воодушевлённо предлагает: — Не хочешь тогда прогуляться со мной до зоомагазина?       Донмин не видит причины ему отказывать.       Короткая прогулка до зоомагазина затягивается до едва ли не позднего вечера. Сначала Хану кажется, что погода слишком хорошая, чтобы пропускать такую возможность, сидя в общежитии, поэтому он тянет Донхёна до магазина с музыкальными инструментами. И нет, он не умеет играть ни на гитаре, ни на барабанах, но слабость от желания «просто посмотреть» берёт верх не только над Ханом, но и над Кимом. Там они тратят почти час, а когда выходят, наступает очередь Донхёна выбирать, куда они пойдут дальше.       В общем, Сеул оказывается достаточно большим, чтобы посетить и те места, где они уже были, и те, в которые ходили впервые. О том, что время у них не резиновое, Донмин вспоминает только тогда, когда обнаруживает пропущенный звонок от Сонхо, что, стоит только Хану перезвонить, просит их скорее вернуться в общежитие.       — Что он сказал? — спрашивает Донхён, замечая, как Донмин хмурится, пряча телефон в карман своих джинсов.       — Что они ждут нас в общежитии.       — Ну и чего ты тогда такой расстроенный? — не отстаёт Ким, догоняя уже направившегося в нужном направлении Хана, чтобы пойти рядом.       — Просто не хочу уходить.       Донмин признаётся честно в первую очередь перед самим собой, краем глаза посматривая на смеющегося над такой детской причиной Донхёна. Его улыбка выглядит такой же радостной, какой Хан привык её видеть с самого первого дня их знакомства.       — У нас ещё будет возможность обойти хоть весь Сеул вместе, если это заставит тебя перестать дуться хоть немного, — Ким легонько подталкивает его локтем в бок, как делает это всегда, когда находится в настроении Хана подколоть.       Донмин закатывает глаза под его громкий смех. Пока они идут до общежития он так и не решается сказать, что полностью фраза, которую произнёс по телефону Сонхо, звучала так: «Возвращайтесь скорее, возможно, это будет наш последний ужин вместе».       Донмин не осознаёт до последнего, что старший, скорее всего, был прав, даже тогда, когда Унхак липнет к Донхëну на протяжении всего оставшегося вечера, а хëны молча наблюдают за этим, впервые не смея делать замечаний даже тогда, когда в комнате становится слишком громко. У него в голове просто не укладывается, что это может быть их последний ужин, но все ведут себя так, будто прощаются, и Хан злится.       Донхён, кажется, тоже чувствует, что с ним прощаются, и тот факт, что он продолжает улыбаться, делает Донмину больно. Если уснуть сегодня значит, что завтра его мир лишится Ким Донхёна, то он не хочет засыпать. Но глаза предательски закрываются, а голова тяжелеет.       — Почему не ложишься? Ты буквально сейчас уснёшь сидя, — мягкий голос Кима будит Хана, вырывая из дрëмы.       Это реальный диалог, или ему это снится? Донмин приподнимается на локтях, только сейчас замечая, что всё это время его голова лежала на плече Донхёна, будто специально севшего ближе, чтобы ему было удобнее.       — Ты сам чего ещё не спишь? — спрашивает Хан и его голос хрипит, как если бы он прогулялся на холоде без шарфа. Приходится отвернуться, чтобы не кашлянуть на Кима.       — Не хочу, — тихим шёпотом отзывается Донхён. Донмин оглядывается. Кроме них в комнате больше никого нет.       — Тогда и я не хочу.       Он знает, что звучит скорее, как капризный ребёнок, а не как опытный трейни, чей общий период стажировки перевалил за четыре года, но просто не может удержаться от того, чтобы повредничать. С Кимом можно вести себя так, как хочется его внутреннему непослушному ребёнку.       Двадцать пятый час в сутках так и не наступает. Они оба засыпают той ночью на диване в общей гостиной, укрываясь первым попавшимся под руку пледом, который Сонхо привык стелить, чтобы скрывать пятно от случайно пролитого на мебель соуса.       В компании на следующий день оказывается непривычно тихо, как если бы всё звуки там выкрутили на 0,5. Донмин не хочет признаваться, но он ходит по зданию едва ли не на цыпочках, словно избегая встречи с менеджером Мин, но женщина всё равно умудряется поймать его на одном из перерывов, останавливая в коридоре, прямо у дверей комнаты для практик.       — Трейни Хан Донмин.       Обращение со словом «трейни» вновь возвращает его в то время, когда в агентстве его знали только как бывшего стажёра Source Music. Хан с трудом скрывает своё разочарование этой встречей. Впрочем, каковы были его шансы спрятаться от человека, знающего его расписание лучше него самого?       — Госпожа Мин, — Донмин кланяется, видя в радостной улыбке менеджера жирный намёк на то, что теперь она от него уже не отвяжется.       — Дебютная комиссия хочет тебя видеть.       Ну вот и приехали. Донмин показательно косится на дверь, за которой его ждут всё остальные. Кажется, обеденный перерыв пройдёт без него. Его руки крепче сжимаются вокруг нескольких стаканов с кофе, которые Хан вызвался принести. И женщина замечает это, без секунды сомнения предлагая:       — Если хочешь, я могу…       — Нет, я сам, — отказывается парень, перебивая менеджера, за что тут же извиняется, кланяясь. — Прошу меня простить, но я сам. Дайте мне минуту.       И, не дожидаясь разрешения, захлопывает дверь зала за своей спиной, словно оставь он хоть маленькую щель, женщина последовала бы за ним. Унхак, сидящий ближе всего к выходу даже вздрагивает от неожиданности, возмущённо вскрикивая, что старший его напугал. Донмин произносит лишь короткое «прости», когда буквально суëт макнэ в руки его стакан с кофе. Донхён наблюдает за этим из угла, но стоит Хану поднять голову и взглянуть на него, тот сразу же делает вид, будто не смотрит. Будто не понимает, что происходит.       Ким так и не подходит, оставаясь поодаль, и Донмин с тяжёлым сердцем покидает зал, перед этим шёпотом прося Сонхо передать Донхёну его стакан. Пак кивает, провожая его взглядом до двери. На вопрос менеджера, готов ли он отвечать на вопросы комиссии Хан хоть и кивает, но делает это скорее неосознанно. Привычка кивать на всё, что женщина говорит, выработалась за последние три года на «ура». Но её устраивает даже такой немой ответ.       До конца обеденного перерыва Донмин вернуться не успевает. Проходит десять минут, пятнадцать, двадцать. Всё смешивается: ему задают вопросы, что-то пишут, обсуждают и снова задают вопросы. На некоторые менеджер Мин отвечает даже быстрее, чем это успевает сделать сам Хан, за что один из мужчин в комиссии смотрит на неё укоризненно, излишне вежливо прося предоставить право говорить Донмину. После этого женщина замолкает, но всё равно продолжает взволнованно поворачиваться к Хану, стоит только кому-то к нему обратиться.       Вскоре в душном помещении начинает болеть голова, но Донмин не решается попросить открыть окно. Надеется, что эта мука просто скоро закончится. Незнакомые ему ранее мужчины и женщины, которых до этого момента удавалось встретить в коридорах компании не так часто, не стесняются обсуждать его при нём же, особенно делая акценты на неудачах. Хан знает, что так они просто проверяют прочность его психики, но это ведь не значит, что его стоит держать в душном кабинете без воды и при этом отчитывать за каждый просчёт на протяжении прошедших трёх лет. Он и так понимает, что не идеален.       — Последний вопрос и вы можете быть свободны, — предупреждает один из мужчин, смотря сначала на менеджера, а потом и на Хана. — Если бы я дал тебе право решать, с кем из трейни ты можешь дебютировать, то кого бы ты выбрал?       Донмина этот вопрос ставит в настолько затруднительное положение, что на секунду он будто перестаёт понимать, где находится. Выбрать того, с кем бы он хотел дебютировать? И что же, это как-то повлияет на конечный результат? «Ким Донхён, Ким Донхён, Ким Донхён» крутится на языке, но головой парень понимает — назвать сейчас только Кима с его стороны будет ещё хуже, чем промолчать.       — Допустим, мы возьмём тех трейни, с которыми ты сейчас живёшь, — продолжает пояснять мужчина, смотря Хану прямо в глаза. — Кто из них достоин дебюта по твоему мнению?       — Все, — Донмин отвечает твёрдо, потому что в своих словах он уверен на всё сто процентов. А то и двести.       — Все? — переспрашивает мужчина, лукаво выгибая бровь.       — Да, все. Каждый из них достоин дебюта не меньше, а может быть, даже и больше, чем его достоин я.       На долгую минуту кабинет погружается в тишину. Напряжённые гляделки между Ханом и мужчиной продолжаются до тех пор, пока старший мужчина не принимает полученный ответ, смиренно вздыхая.       — Хорошо. Это всё, что мы хотели узнать. Вы можете быть свободны.       Из этого кабинета Донмин выбегает так быстро, как если бы за ним гнались. Менеджер хватает его за руку уже у самого лифта, когда Хан собирается вернуться к остальным, и не отпускает. «Таковы правила» — произносит женщина и на её лице впервые появляется сожаление. Донмин слушает о том, что теперь он должен будет дождаться оглашения полного дебютного состава, прежде чем увидеться с другими трейни, и внутри него закипает злость и обида.       — Почему вы не сказали сразу? — только и спрашивает он, нехотя позволяя увести себя в комнату отдыха, в которой обычно ожидают решения об их стажировке новые трейни.       — Потому что тогда ты бы не пошёл со мной.       И о да, чëрт возьми, как же она права…! И Донмин даже понимает, почему она так поступила, но всё равно не может смириться с тобой мыслью, что, возможно, это была последняя его общая практика с друзьями. Он имел право знать. Ещё вчера он злился, что все ведут себя, как на проводах, а уже сегодня Хан жалеет, что не успел попрощаться как следует. Не важно, если ты уже попрощался, а оказалось, что зря. Гораздо хуже не попрощаться, когда это было тебе действительно нужно. Донмин чувствует себя таким идиотом.       Вскоре на смену апатии приходит и другая эмоция. Он старается подбодрить сам себя. Думает о каждом из парней и находит всё больше причин, чтобы они дебютировали. Сонхо шикарный вокалист, Санхëку нет равных в танцах, Унхак может делать всё и сразу, а ещё он милый, а Донхён… Донхён потрясающий. И не важно, что именно под этим подразумевает Хан. Но вот незадача: его период стажировки почти вдвое меньше, чем у младшего Кима, и втрое меньше, чем у других. Донмин разочарованно стонет. Ну неужели время стажировки действительно так много значит для дебютной комиссии? Неужели они не понимают, что главное, ведь, совсем не это?       Через полчаса его душевных мук дверь неожиданно широко раскрывается. В глазах зашедшего вместе с менеджером Пака видится облегчение. Женщина вновь прикрывает дверь, но на этот раз заложниками комнаты становятся уже двое.       — Хён, — Донмин не обращается к нему, а скорее констатирует это как факт для себя самого. Для своих глаз, которые не верят до последнего, что перед ними действительно Сонхо, а не его голограмма.       — Хан Донмин, ты засранец, — пусть старший и бранится, но его пыл быстро сходит на «нет». — Ты даже не представляешь, как мы все напугались, когда ты ушёл и больше не вернулся.       О да, Донмин правда не представляет. Потому что стоит только ему задуматься о том, какая неприятная ситуация получилась, он сразу же вспоминает отрешëнный взгляд Донхёна, направленный куда только можно, но не на него. У этого парня, кажется, такая привычка — начинать избегать человека при любой возникнувшей трудности, вместо того, чтобы просто обсудить. И Хан не может его осудить. Только не тогда, когда, кажется, только начинает Кима понимать.       Понимать, что Донхёну тоже в этой жизни ничего не далось легко. Он оставил в другом городе семью, чтобы стать трейни в агентстве, где каждый день мог стать для него последним. Тренировки, взвешивания — для каждого из стажёров это огромный стресс, но Ким вырвал свою возможность находиться здесь зубами. Он отработал её потом и кровью, а ещё угробленными режимом сна, встречами с родными и оценками в школе. И что теперь? Теперь Донмин сидит и размышляет о том, что Кима могут не взять только потому, что он стажировался всего лишь год? Да он не имеет на это права. В его вселенной просто не должно существовать такого варианта событий, при котором Ким Донхён может не дебютировать с Хан Донмином.       — Тебя тоже спрашивали, кого бы ты хотел видеть в дебютной группе? — Сонхо задаёт вопрос вовремя, опережая немного момент, когда Хан успел бы уйти в себя и свои мысли.       — Да.       — Что ты ответил?       — Что каждый из нас достоин дебютировать.       Пак понимающе мычит, а потом задаёт уже второй вопрос. Чуть тише.       — Думаешь, если каждый из нас скажет нечто подобное, его выберут?       «Конечно, его выберут» — кричит внутри Хан, но вслух произносит только нейтральное: «Надеюсь», встречаясь со старшим взглядами. По тому, как крепко Сонхо сжимает губы, Донмин понимает, что не он один здесь беспокоится за Донхёна. Это греет его волнующуюся душу. Ким Донхёна в этой компании любят.       Всё идёт чётко по построенному в голове Хана плану. Следующим в комнате для отдыха появляется Санхëк и дышать как будто бы сразу становится немного легче. Но лишь немного. Донмин даже готов поверить, что всё происходящее напрямую зависит от того, о чём он думает. Вот сейчас он крепко зажмурится, подумает о Ким Донхёне, и, вуаля, тот появится, как по щелчку пальцев. Хан даёт себе слово попробовать, как бы глупо это не звучало, и он пробует. Когда Донмин открывает глаза, Донхёном в комнате по-прежнему не пахнет.       Когда порог перешагивает Унхак, Хан готов поверить во что угодно. Да даже в судьбу. Лишь бы следующим в комнате появился тот, за кого сердце Донмина переживает больше всех.       — Хён ведь придёт, верно?       Ким говорит шёпотом, так что Хан даже не сразу разбирает, что именно он спрашивает. Руки Унхака крепко хватаются за подставленное к нему поближе предплечье Донмина, пока старший пытается подобрать такой ответ, который не обернулся бы для него обвинением во вранье. Унхак обвинять, конечно, в этой ситуации и не станет, но Хан знает себя. В первую очередь во вранье он обвинит самого себя.       Он так и не находит, что можно сказать младшему, поэтому молча тянет того ещё ближе к себе, чтобы заключить в объятия. Больше всего на свете Донмин боится того, что вот сейчас откроется дверь, и внутрь зайдёт госпожа Мин, которая скажет, что состав дебютной группы уже полон. Хан не сможет с ней согласиться. В его вселенной такого произойти не может. Это как сбой в матрице.       В такой напряжённой обстановке проходит ещё несколько минут, но женщина так и не приходит, а это может значить лишь одно. Как минимум ещё один человек, кроме них, сегодня станет счастливее от новости, что скоро его статус «трейни» поменяется на «айдол». Но вот выглядит ли кто-то из них сейчас счастливым? Донмин бы сказал, что от радости на их лицах только лишь нервные улыбки, появляющиеся всякий раз, стоит только кому-то из них встретиться глазами. Фальшивые улыбки, за которые Ким Донхён уже давно бы их отругал.       Сколько раз за сегодня он подумал о Донхёне? Хан боится, что даже при желании, этого не узнать. Таких чисел просто не придумали.       — Донмин, — голос менеджера пускает по коже парня мурашки.       Нет. Нет, нет, нет. Не может быть.       Хан видит, как остальные тоже напрягаются, стоит только женщине заглянуть в комнату, едва приоткрыв дверь. Никто из них не готов мириться с мыслью, что это конец.       — Комиссия хочет поговорить с тобой ещё раз.       Унхак нехотя выпускает из рук кофту Хана, и Донмин поднимается, уверенно вышагивая за порог, перед этим потрепав младшего по голове. Обратно до кабинета комиссии женщина и парень идут в тишине, нарушаемой только цокотом каблуков менеджера по полу. Она не объясняет ему, почему вызвали именно его, а Донмин и не спрашивает.       — Прошу, заходи, не стесняйся, — уже знакомый мужчина на этот раз встречает Хана в одиночестве. Менеджер не заходит в кабинет следом за ним, и тогда Донмин понимает, что его ждёт, кажется, правда серьёзный разговор. — Госпожа Мин предупредила, о чём пойдёт речь?       — Нет, — Хан отрицательно качает головой, присаживаясь на место, на которое ему указывают.       — Хорошо, — мужчина складывает руки перед собой на столе, серьёзно качая головой. — Тогда я объясню тебе сам. Когда я задал вопрос о том, кого из своих нынешних соседей по общежитию ты хотел бы видеть в одной группе с тобой самим, ты ответил, что всех, верно?       — Верно, — Донмин кивает.       — Я хочу уточнить некоторые моменты. Как давно вы живëте вместе?       — Около года, — Хан отвечает без запинки. — С момента, как Донхёна подселили к нам.       — Донхёна это… Ким Донхёна, я правильно понимаю?       — Да. С момента, как Донхён заехал в наше общежитие, больше к нам никого не заселяли. Мы жили впятером на протяжении последнего года.       — И его заселили к вам позже всех потому, что…       — Потому что он позднее остальных присоединился к компании, — отвечает Донмин.       — И, никто не был против? Вы все обрадовались этой новости?       Хан понимает, что это скорее провокационный вопрос, чем обычная заинтересованность, но старается не подавать виду, что такие бессмысленные диалоги его нервируют.       — Донхён не первый трейни, которого к нам подселяли. Унхак тоже съехался с нами буквально за несколько месяцев до Донхёна и никто не был против ни в одном, ни в другом случае.       Мужчина на другом конце стола задумчиво мычит, анализируя полученный ответ. Хан остаётся сидеть на месте бесшумно, словно хоть один звук может что-то нарушить в том хрупком равновесии, которое ему с трудом удалось выстроить. Может ли сейчас какое-то из его слов хоть немного повлиять на возможность Донхёна дебютировать? Если да, то он хочет сделать всё возможное.       — Обычно, я не спрашиваю такое у трейни, потому что они не имеют достаточно компетенции в этом вопросе, но сейчас я хочу это сделать. По твоему мнению, Ким Донхён действительно готов дебютировать в одной группе с тобой и всеми остальными? Только убедись, пожалуйста, что ты всё обдумал. Это важный вопрос, на который дать чёткого ответа не может даже наша комиссия.       У Донмина замирает сердце. Ему ведь не послышалось? Этот мужчина в костюме со строгим выражением лица взаправду сейчас спрашивает его мнение? Хан и сам, признаться честно, не уверен, что он может вынести компетентное решение. Донхён за тот год, что им пришлось жить вместе, стал для него едва ли не семьёй. Донмин привык просыпаться с Кимом, засыпать с ним. Он, как и обещал, выучил почти всё виды аквариумных рыбок, и даже научился различать его любимые мармеладки не глядя, по одному только вкусу. Донхён уже как часть жизни Донмина, избавить от которой тот просто не имеет сил.       Тяжелое молчание давит, но Хан задумывается над вопросом серьёзно. Готов ли Донхён дебютировать уже сейчас?       Задумывается, и сам же себя поправляет. Для Кима это не «уже сейчас». Для него это «наконец-то». В прочем, как и для каждого из тех парней, что ждут его в комнате отдыха, наверняка, очень переживая. И ответ приходит сам по себе, Донмин ведь его уже произносил.       — Готов, — наконец решается проговорить он.       И, ему кажется, или на лице этого серьёзного мужчины напротив появляется почти незаметная улыбка?       — Менеджер Мин, — зовёт он громко, направляя свой строгий взгляд прямиком на дверь за спиной Донмина, что открывается почти мгновенно. — Трейни Хан Донмин может быть свободен.       Женщина кивает, пока парень поднимается с места, направляясь к выходу. Уже выходя он слышит, как мужчина просит: «И, приведите ко мне, пожалуйста, трейни Ким Донхёна». Хан не подаёт виду, но внутри него вновь зарождается надежда, что ещё не всё потеряно. А потом менеджер хлопает его по плечу, мягко проговаривая: «Ты большой молодец», и вновь исчезает за дверью уже надоевшей Донмину до чёртиков комнаты отдыха.       — Зачем тебя вызывали, хён?       Хану кажется, будто он и не уходил, ведь стоит ему только сесть обратно на своё место, как младший Ким цепляется за его руку точно так же, как делал это несколькими минутами ранее. Донмин рассказывает обо всём произошедшем без излишнего приукрашивания, чтобы не давать остальным ложную надежду. Сонхо озадаченно хмурится, откидываясь на спинку своего кресла.       — Вся эта ситуация сводит меня с ума.       Хан понимает его сейчас так, как никогда раньше. Эта ситуация всех их сводит с ума. Макнэ даже не может найти себе места, поэтому то подскакивает, измеряя комнату шагами, то, наоборот, безэмоционально падает на диван, пялясь в одну точку. От длительного переживания руки Донмина просто ужасно потеют. Он только и успевает, что вытирать их об свои джинсы или о подлокотник дивана, но вряд ли от этого есть хоть какая-то польза.       Последний щелчок двери в тот день Хан не забудет, кажется, уже никогда. Госпожа Мин появляется на пороге комнаты одна, но дверь мешает Донмину разглядеть, на что или на кого женщина всё это время оглядывается. Он наблюдает за выражением лица Сонхо, сидящего ближе всех, но и тот, кажется, мало что может видеть со своего места.       — Я спешу сообщить, что собрание штаба о назначении трейни KOZ Entertainment в преддебютную группу было окончено, — важно заявляет женщина, подсматривая в бумаги, которые она сжимает в руках. — По его результатам в первую дебютную группу агенства войдут трейни: Пак Сонхо, Ли Санхëк, Хан Донмин, Ким Унхак и… — менеджер поднимает глаза, глядя прямо на Домнина. — И Ким Донхён.       Как только женщина договаривает до конца, она отступает в сторону, выпуская «на волю» того, кого всё это время она прятала за своей спиной.       — Хён! — снова кричит Унхак, но в этот раз уже радостно.       Он же и первым находит силы сдвинуться с места, чтобы сжать старшего Кима в едва ли не удушающих объятиях. Следующим к Донхёну подходит Сонхо, а за ним и Санхëк. Донмин теряется в шуме, который они разводят, до сих пор не осознавая до конца, что это реальность, а не его фантазия. За последние пару часов он много фантазировал о том, как Донхён заходит в эту комнату, а сейчас не может даже пошевелиться. Ещё и эти дурацкие ладони снова потеют…!       — С завтрашнего дня у вас будет отдельное расписание, — предупреждает менеджер, оставляя парней наедине. Донмин не уверен даже, что кто-либо кроме него ещё её слушает.       К моменту, как силы возвращаются к Хану, всё остальные уже расходятся, наконец позволяя Киму дышать. Донмин не уверен, но та широкая улыбка, которая появляется на лице Донхёна, стоит только парню к нему подойти, кажется Хану другой. Не такой, как всегда. Донмин чувствует себя непривычно готовым даже на то, что он обычно не делает.       — Ты что, ещё и обнимать меня собираешься? — Донхён в шутку недоверчиво косится на его расставленные в стороны руки. — Что с тобой случилось за те два часа, что мы не виделись?       Но, несмотря на удивление, Ким не просто позволяет обнять себя, но и обнимает Донмина в ответ, сжимая, как Хану кажется, сильнее, чем когда-либо.       — Позволь мне просто вытереть о тебя свои потные руки, — подыгрывает он Донхёну, прислушиваясь к смеху Кима, приглушëнному в его плече.       И, если для того, чтобы находиться в таких объятиях, Донмину нужно будет поверить в судьбу, то он согласен даже на это. Иначе как ещё, если не судьбой, можно объяснить то, насколько счастливым Хан чувствует себя, когда Донхён шепчет ему на ухо: «спасибо». Донмин даёт себе обещание, что обязательно ещё припомнит Киму о том, что тот имел неосторожность упомянуть, что они ещё успеют обойти вместе весь Сеул.       А Хан свои обещания выполняет всегда.