Дома на Рождество

      — Па-а-п! — Джинкс повисла на крыше, уцепившись за край карниза, и заглянула в приоткрытое окно. — Смотри, что я сделала!       Папа уже вроде как привык к тому, что она вечно зависает где-то на вершинах. И к тому, что приходится ее с этой верхотуры снимать, тоже. Но он каждый раз опасливо косится на нее, словно, — нет, не боится, что она грохнется — словно проверяет, крепко ли она держится.       Вот и сейчас он покачал головой, отрываясь от переговоров с Севикой, — на секунду в сознании Джинкс мелькнула мысль, что он покачал ей осуждающе и что сейчас он отправит ее играть в мастерскую, чтобы не мешалась. Но он улыбнулся уголком губ, встречая возмущенный взгляд Севики:       — Обсудим это позже. Сейчас у меня дела.       На улице, слепленный из Мерцающего снега, стоял снеговик. И не просто снеговик: вместо одного глаза у него был вставлен сверкающий камешек, да и сам он выглядел более худым, чем его собратья. На одной стороне лица, рядом с глазом-камушком, красовались шрамы из тонких веточек. Джинкс замерла, трепетно смотря на папу. Он же оценит?       — Это… Я?       — Да. — Джинкс активно закивала головой. — Ты. Только одежды подходящей не хватает. Хотела показать тебе.       «А еще — сделать что-то, что напоминало бы мне о настоящем, а не о прошлом».       В ее мастерской полно странно-страшных игрушек, изображающих Майло, Вандера и, конечно же, Вай. Она разговаривала с ними — или они разговаривали с ней, корили за ту роковую ночь, когда единственная ее удача, единственная сработавшая бомба обернулась трагедией.       Ей же хотелось сделать что-то, что подбадривало ее, перекрывало обвиняющие голоса в голове.       Папа метнулся в «Последнюю каплю». Вернулся, держа свою старую потертую куртку, которую она никогда на нем не видела — явно времен бурной молодости, и накинул на плечи снеговику.       А потом стал лепить сам и жестом подозвал к себе Джинкс, мол, давай, помогай. Зачерпывая своими маленькими ладошками в варежках снег, она начала узнавать в новом снеговике знакомые черты: маленький рост, косички. А когда папа взял у Синджеда синюю краску для волос и надел на снеговика ее старые сломанные наушники, Джинкс поняла: это же она! Потом пришла очередь снежной однорукой Севики.       — А давай… Давай сделаем вид, будто мы — всё еще одна семья, а?       И они слепили снежные копии Вай и Вандера: девочки-подростка с розовыми волосами и массивной мужской фигуры с…       — Пап, а почему у Вандера волчьи уши?       Он загадочно ухмыльнулся:       — А тебе никогда не казалось, что Вандер похож на вожака стаи? Он так хотел всех нас объединить… — И с насмешливой добротой добавил: — Псина сутулая.       Несмотря на то, что Вай и Вандер сделали, где-то в глубине души они все еще любили их. И втайне надеялись на новую встречу.