Ночь, улица, фонарь, коллега

      Внутренние ощущения — вещь необъяснимая. В один день ты можешь считать человека невообразимым идиотом, сжимая кулаки до хруста костяшек; а в другой — идти с этим самым человеком по вечернему Питеру и всматриваться в окна домов, отражающие тусклый свет фонарных столбов. Всё это последствия интуиции. И если Арсений «плыл по течению», особо ни о чём не раздумывая, то Антон принимал все решения как раз с её помощью. Интуитивно материл официанта и обстоятельства, ведь сначала всё казалось до жути тупым, а потом интуитивно к Попову потянулся.       Конечно, бывали в его жизни моменты, когда эта схема его подводила самым неприятным образом. Но это уже совсем другая история.       В любом случае, слушать интуицию казалось гораздо более простым и действенным вариантом, чем постоянно копаться в своей голове и тратить на это огромное количество времени, нужного для каких-нибудь гораздо более важных вещей.       Разговор клеился сомнительно. Видимо, клей достали из пыльного ящичка, где он лежал непозволительно долго. А таким соединить две детали возможно только с большим трудом, и то лишь на какое-то время.       — Та-ак, что насчёт лавочки?       — Какой?       — Ну как «какой»? Той самой.       — А. Ну так... Мы не дошли до неё ещё.       — А это разве обязательно, чтобы рассказать о вчерашнем вечере?       — Думаю, да.       — Уверен?       — Э-э-э...       — Не идёт как-то.       — Да, не идёт. Куда?       — Ну, не домой же.       — А ты разве не туда?       — Уже не знаю. А ты куда хочешь?       — На лавочку.       — Тогда и я туда.       — А потом куда?       — Домой.       — Но ты же сказал...       — Я вообще много чего говорю.       Они снова замолчали. Шаст вообще не до конца понял, о чëм они только что поговорили и к чему пришли.       — Гениально, — подытожил Попов и заглянул Антону в глаза.       — Мне кажется, ты себя с этим словом и ассоциируешь.       — Возможно, — улыбнулся тот в ответ. — Давай пока сменим тему. Что думаешь насчёт предложения Станислава Владимировича?       — Думаю, что звучит всё это странно. Но я согласен, если смогу весь день тебя не слышать.       — Тебе что, так не нравится мой голос? Зачем тогда разговариваешь со мной? Зачем провожаешь? Зачем...       Шастун приложил палец к губам. Своим. К Арсеньевским палец интуитивно не потянулся, Антон посчитал, что это будет чересчур. Шикнул, как маленькому ребёнку. Как будто они пробираются на кухню за конфетами, а тот создаёт слишком много шума.       — Не знаю, веришь?       — Веришь, да; веришь, нет; веришь, скушай мой котлет?       — Чего?..       — Не знаю, веришь?       Вновь тишина. Огни вечернего города заполняли все пустующие углы. Вон в окне дома слева бабушка смотрит новости на телевизоре-коробке (разглядеть её сложно, но Антон совершенно уверен, что она максимально миловидная; а, возможно, ещё и с котом на коленках).       Вон проезжающие машины слепят друг друга фарами, сигналят, матерясь на автомобильном, как будто это может чему-то помочь. Водители матерятся на человеческом, высовываясь из окна, пока провокатор не проезжает на догорающий жёлтый, а они не остаются перед светофором, на который тоже хочется ругаться, как на последнего дурака.       Вон мигает фонарь. Так раздражающе и неприятно, как в тюрьме, что смотреть на него не хочется ни минуты. Но прямо под ним целуется влюблённая парочка. Парень обнимает девушку за талию, нежно прижимая к себе, и кажется, что никто им в этом мире больше и не нужен. Ни Питер, ни работа, ни фонарь, в конце концов. Только судьба, которая свела их вместе..? На них смотреть хочется. Тогда и про былое раздражение от умирающей лампочки забываешь, как, наверное, сейчас забыли и они.       Арс дышит спокойно и размеренно. Шаст — прерывисто, будто только что пробежал марафон. Попов сжимает ладонь в кармане, ощущая глянцевую поверхность помятой листовки. Антон одним большим пальцем, просунутым в отделение штанов, чувствует шершавый листочек. Арсений хочет крикнуть что-то неожиданное на всю улицу. Шастун хочет помолчать ещё несколько минут в тихом наблюдении за окружающими.       А Дима сейчас мечтает вернуться в прошлое, чтобы не дать себе пойти на поводу у мимолëтной идеи. Он уже не хотел смотреть на часы, дабы не понять, сколько плетётся за этими двумя. Прячется за газетой, деревьями и пытается увернуться от освещающих его лучей.       Начиналось всё крайне безобидно. В окно же ему никто смотреть не запрещал. А то, что «друзья-коллеги» решат пройтись мимо как раз в это время, да откуда ж он знал?       Ну а потом любопытство сделало своё дело. И вот попробуйте только сказать, что сами не поступили бы так же! При нём он, значит, на Попова бочку катит, а втихаря до дома проводит! Позов пока даже не определился, что им двигало больше. Чувство предательства или сюжет нового сериала, который он теперь будет наблюдать на рабочем месте каждый день.       — Эх, Серёжка, тебя не хватает! — вырвалось чересчур громко, из-за чего пришлось быстро дëруться в сторону какого-то куста. Как выяснилось на пару секунд позже, колючего до невозможности.       Арсений и Антон остановились прямо посреди улицы. Точнее, сначала это сделал Попов.       — Что случилось?       — Ничего.       — А зачем тогда остановился?       — Да всё спросить думаю.       — Валяй.       — Я же тебе нравлюсь?       Вопрос ударил по голове оглушающе на следующее мгновение. Вырывающиеся изо рта слова застревали где-то в горле, так и не выбравшись наружу.       — С хуя ли? — единственное, что каким-то образом обошло систему.       — Ну... Ты не хочешь говорить, почему провожаешь меня. Истории с изнасилованием и лавочкой выглядят очень неправдоподобно. С Ирой ты не встречался и не встречаешься. Зависть в глазах, когда они были направлены на тех целующихся, — Арс махнул рукой назад, где уже никого не было, — я тоже заметил. Поэтому, срастив всё и пораскинув мозгами, я...       — Да иди ты, Попов! Я знаком с тобой пару дней всего лишь! Какого хера ты думаешь, что я влюбился в тебя так быстро, как маленькая школьница?! Засунь своё эго себе в жопу! А вот знаешь, что?! А, может, ты мне даже начинал нравиться, но ровно до этого момента! Впервые заботу почувствовал?! Так вот знай, что это не всегда признак невероятной любви! Но ты же у нас в подворотнях с первыми встречными сосёшься, так что не поймёшь!       — Антон, ты чего?..       — Не думай, что если ты охуеть, какой красивый, то все сразу начнут сохнуть по тебе!       — То есть, красивый всë-таки?       — Иди на хуй!       — Я на хуй не хочу. Лучше в жопу.       — Да как ты мне вообще такой мог понравиться?! Идиот! Я больше не намерен продолжать с тобой этот диалог.       Эмоциональная волна крыла с головой. Воздуха не хватало, вода просачивалась везде и всюду, заполняла горло, не давала выплыть на поверхность и вздохнуть. До Арсения пока доходили лишь холодные брызги, словно моросящий дождь, неприятно касающиеся тела. Или правда с неба падали мелкие капли?       Почему-то вокруг всё резко стало мрачно. Фонарь над головой Попова щëлкнул и погас. Последние горящие окна в двухэтажном домике рядом стали такими же тёмными, как и все остальные. Поток машин перестал заезжать к ним на улицу. Стало тихо до звона в ушах.       — Шаст, ты чë творишь?       — Ëб твою мать, ты-то тут чего забыл?       — Писаю.       — Ты от Арса ебланизмом заразился?       — Немедленно вернись к нему!       Шип уколол Диму в руку. Глубоко и больно, но тот лишь «айкнул». Он всё ещё под прикрытием.       — Я не буду слушать совета сумасшедшего вернуться к сумасшедшему.       Куст с Позом были оставлены Шастуном, как что-то сто лет в обед ему не нужное. Теперь он понимал сигналящих водителей. Терпеть тупость в отношении себя невозможно!       — Антош, ты дурак.       — Кто обзывается, тот сам так называется! — всё, что услышал Попов из чужого диалога.       — И дитя малое.

***

      Арсений всё-таки дошёл до злополучной лавки. Во всё той же обволакивающей тишине. С пустой головой, с листовкой в кармане, с чувством дежавю.       — Да ты мне тоже, вроде, понравился сразу, — услышала аптека, решив, что Попову срочно нужно зайти в неё за какими-нибудь таблетками от галлюцинаций.       — Оба дебилы, — заключил Позов, встал из-за очередного куста и выкинул газету в мусорку.